Владислав Владимирович Тарасов
Сказки про нас
– У тебя есть девушка, друзья, люди, которые тебе готовы доверять? – спросил Михаил своего нового сотрудника. Взгляд его обладал такой силой, что не открыться ему было невозможно.
– Меня никто не замечает…, – сам удивился своей откровенности Иннокентий. До сего момента он не мог сказать ЭТОГО даже себе.
Что и говорить, у него даже фамилия была Призраков. Сам не понимая почему, Кеша рассказал про свою жизнь все как на духу… Ведь ему впервые дали открыть рот. Его слушали и СЛЫШАЛИ!…
– Ну-ка, давай сейчас вдвоем возьмем этот тяжелый кондер, – предложил босс. – Хватайся!… Так… Молодец… Теперь встаем на лестницу с разных сторон… Устанавливаем на стеллаж… Ой! Руку свело… Ой! – Миша внезапно отпустил тяжелый пластиковый короб, из-за чего Призраков не смог его удержать. Кондиционер, грохнувшись с двухметровой высоты, кое-где несильно треснул…
При этом Кеша сделал долгий и глубокий вздох ужаса, судорожно запихав сразу несколько пальцев в рот. Как тогда, у осколков вазы… Веки его были крепко сомкнуты. Он громко заплакал…
Странно… Заново обретя зрение, он обнаружил смотрящие на него с какой-то подозрительной радостью глаза босса. Михаил обнял нового подчиненного, а бригада перестала пинать ногами кондиционер и присоединилась к боссу.
– Вот видишь, – улыбнулся Реброадамов, – в падениях отсутствует что-то такое, что заставило бы тебя погибнуть или потерять авторитет. Просто двигайся снова вверх, чтобы «отклеиться» от подавляющей ситуации. Люди созданы для того, чтобы понимать временные промахи друг друга, – продолжил Михаил. – Они принимают тебя и поддерживают, чтобы проблем у всех Нас было как можно меньше.
С этого дня Иннокентий стал браться за любое порученное ему задание. Через два года он открыл свое предприятие по установке систем охлаждения. Ему нравилась ответственность, повышающая его значимость. Теперь о нем знали не только то, как его зовут. К нему прислушивались. Призраков встретил красивую девушку. Он понял что она достаточно умна и взял ответственность за брак и воспитание троих детей. Также он осознал, что не стоит ждать пока кто-нибудь другой разобьёт хоть один сквер в неприглядном районе города. Он сразу же выполнил задуманное, ведь теперь слово «разбить» имело для него уже позитивное значение.
СКАЗКА СЕДЬМАЯ
Мать Марии Суровой, а по совместительству теща Федора Сурового продолжала жить в сибирском лесу. Когда-то, по просьбе Марии Федор перевез, в общем-то, любящую Евлампию Егоровну в город. Она почему-то всегда боялась, что это, рано или поздно, произойдет… Повторяла сама себе: «По городу на огромной скорости носятся «гробы на колесах». Внутри них сидят бараны с купленными правами. Рано или поздно они меня сделают инвалидом».
В итоге все так и произошло. Уже через месяц она, будучи пассажиром маршрутки, попала в аварию. В ней пострадали 13 человек. Трое, в том числе и она, остались инвалидами. Говорят, всему причиной был выкатившийся на дорогу длинноволосый пожилой мужик. Другие молвили, что все произошло из-за пассажира маршрутки Петра Смеянова, который отвлек водителя каким-то смешным анекдотом. Третьи утверждали, что «Ниссан», вылетевший на маршрутку, был под управлением глупца, внезапно поддавшегося неправильному совету какого-то Максима Червякова, сидевшего рядом с ним. В общем, много всяких ходило слухов… Но в итоге все равно было понятно, что «бараны за рулем» хотели убить мать Марии, то есть опасения пожилой женщины подтвердились.
Евлампия Егоровна даже обрадовалась этому обстоятельству, так как выиграла спор с дочерью и зятем, утверждавшими, что люди больше не убивают друг друга. Как же, не убивают! В сказаниях, оставленных ее предками, содержались исключительно смертельные истории. Они заменяли Евлампии школу и учебники. Теперь она знала, что мифы говорили правду, и была в очередной раз горда, что одержала верх над дочерью.
Евлампия с малых лет приучала Марию к следующей установке. Мать всегда остается более умной и умелой, чем дочь. Материнских советов надо слушаться беспрекословно. Марии редко позволялось что-то делать. Ее мать творила все сама, считая, что так будет лучше. Ее любовь лазером жгла Марию. Такой концентрации удавалось достигать в результате того, что Евлампия никого не хотела видеть кроме своей дочери. Даже третий муж сбежал после того, как из слов супруги кое-что понял. Оказывается, он делает неправильно абсолютно все. Посмотрев, как он ходит в туалет, умелая жена сделала заключение, что даже это у него не получается. Жалко, мол, она не мужчина, а то показала бы ему класс… Животных в хозяйстве тоже не было. Евлампия Егоровна не доверяла ленивым и прожорливым собакам и котам – сама лаяла на волков и проворно ловила мышей. С молодости она не только стирала, гладила, готовила и воспитывала, но также рубила, косила, рыбачила и охотилась на медведей. Всем мужьям и дочери она говорила «Боже, ничего-то вы не умеете… Ладно, смотрите, как я сама… Вам молиться на меня надо, а вы меня только огорчаете».
Однако никто на хозяйку не только не молился, но ей даже дерзили и повышали на нее голос. Самое же невыносимое заключалось в том, что никто после этого не хотел извиняться…
Пока мать сама не нашла ей мужа, Мария решила покинуть хутор с первым встречным. Им оказался потомственный станичник Федор Суровый – недоверчивый, но ответственный и заботливый мужик с огромными руками. После того, как повенчался с Марией, Федор вернулся за ее матерью. Мария-то ничего не умела делать по дому! У нее получалось только беспрекословно слушаться, за что Федор ее и любил.
Приехав к молодым, Евлампия Егоровна в первый же день городской жизни начала производить перестановку в чужой квартире. Главный угол она забила тетрадками, где были записаны предания о Гражданской войне. Молодые не должны были забывать, что «Когда-то мужика на околице убили из-за одной только припрятанной за пазуху луковицы. Крестьянин, пытаясь спастись, наугад ответил, что он за красных. Но напавшие пустили бы его «в расход» в любом случае. Красное и белое не имело для них значения. Сами-то они были черными – махновцами».
– Никому нельзя доверять, детишки. Никому! – повторяла светившаяся любовью к дочери женщина. От материнской любви, не доставшейся больше ни одному человеку, и, поэтому скопившейся в маленькой квартире, было светло даже ночью. Из-за этого молодые не высыпались.
А вот ближайшим обывателям не доставалось и частицы внимания Евлампии Егоровны. Недостойные соседи через стенку были похожи на махновцев, хохол-дворник – на бандеровца, начальник ЖЭУ постоянно сушил у себя на балконе белую простыню (это знак своим!), на лавке просиживали штаны по большевистскому настроенные подвыпившие любители домино, вспоминая милые сердцу советские порядки. Наконец, рядом с лавкой часто ночевал бомж Никодим, от поэтических призывов которого несло самым страшным «политическим запахом» – интеллигентством жидо-масонского толка…
После того, как стала инвалидом, Евлампия Егоровна осерчала настолько, что перестала доверять дочери даже то, чему та научилась в замужестве – резку хлеба и заготовку варенья. Эти процедуры раздражали ворчливую умелицу.
– Мама, ну хоть это-то мне оставьте. Вам же тяжело, вы же инвалид.
– Это я-то инвалид?! Да я еще вас, криворуких, переживу… Ничтожества!
Федор не опускался до того, чтобы вмешиваться в бабьи разговоры. Домой он приходил кушать и делать ребенка, а после рождения Ивана приходил просто спать. Работал он за троих, да еще кучу времени и сил тратил на то, чтобы увольняться и наниматься в ЧОПы…
Удрученная своей жизненной долей, Мария однажды «перегорела». Она увезла мать прямо в коляске на вокзал и посадила на сибирский поезд, поручив единственному знакомому ей земляку доставить «груз» по назначению.
– Неблагодарная! – последнее, что услышала из уст матери Мария.
Рядом с вокзалом как всегда слышались одни и те же крики сумасшедшего пьяницы, а по совместительству поэта, Никчемного «Опять я выиграл! Но зачем?».
СКАЗКА ВОСЬМАЯ
То, что было когда-то Сергеем Бездуховым, работало на стройке только летом. Все остальные времена года тело просыпалось в разных местах – у мусорных контейнеров, на теплотрассах, остановках и под лавочкой, (там еще какие-то приятные старички…). Ночью вонючему, небритому, грязному туловищу снились сладкие сны, где оно вспоминало…
Сергей возвращался в те дни, когда он был сообразительным и понимающим малышом, когда получал хорошие отметки в школе, был старостой и десять раз подтягивался. Затем во сне всплывали четверки и пятерки, полученные во время учебы на факультете «финансы и кредит». Дальше первая любовь, вторая. Девушки любили Бездухова, который готов был первым взять на себя ответственность в сложных ситуациях и был, в общем-то, любящим. И это в тот момент когда родители, друзья, знакомые терялись во время трудностей в выборе и пасовали…
Затем оболочка Сергея заставляла себя просыпаться. Она не хотела заново переживать дальнейшую часть биографии, связанную с первым официальным браком… Отличник всегда стремился к лучшему, но только сейчас осознал, что ЛУЧШЕЕ, например, жена – топ-модель, это не всегда ТО, ЧТО НАДО. Это открытие «стучалось» в «двери» его мозга частями. Но уже слишком поздно зашло туда полностью… На определенном году семейной жизни с ним произошло что-то непонятное. Но ЭТО круто поменяло всю его жизнь. Именно с женой Сергей стал каким-то другим, уже НЕСергеем.
Целую вечность назад он был молод и работал замом управляющего банком. Им с женой хватало абсолютно на все, ни перед супругой, ни перед родственниками и друзьями Сергею стыдно не было. На лишнее не тратились, но жили ДОСТОЙНО. Бедно не жили никогда, ведь жена Полина заявила еще в институте, что с нуждающимся (хоть в чем-то) мужчиной не только жить, даже знаться не станет… Она чувствовала свою исключительность даже во время первого знакомства с Бездуховым, хотя и топ-моделью в ту пору еще не была. Но она уже была ОСОБЕННОЙ – тайным противником всех.