Владислав Белик
Осколки разума
Глава девятнадцатая: Ток
Время летело. Я был поглощен работой. Виолетта старалась переманить на себя мое внимание, но это ей плохо удавалось. Ежемесячно я переводил Вике на счет определенную сумму. Я не считал это алиментами. Хоть мы и развелись, я прилагал максимум усилий, чтобы Женя жил в достатке. Мы с Викой продали нашу общую квартиру. Все полученные деньги перевели на банковский счет и положили под проценты. Все достанется Жене, когда ему стукнет двадцать.
С того дня в кофейне она мне так и не позвонила, если не считать продажу квартиры. Я думал, это к лучшему. Значит, у мальчика все хорошо. На меня огромными волнами налетали воспоминания о сыне. Я старался звонить ему как можно чаще, но мои звонки ограничивались несколькими фразами и короткими гудками. Он не хотел со мной общаться. Женя отвечал только из уважения ко мне. Я это прекрасно понимал и следовал совету Паши. Пытался изо всех сил снова попасть в круг доверия сына. Увы, это не выходило.
Паша, кстати, стал главврачом лечебницы. Я гордился за друга. Он полностью изменил концепцию лечебницы. Уволил большинство медсестер и санитаров, которые халатно относились к работе. Нанял много новых специалистов. Меня повысил. Я был кем-то вроде его правой руки. Следил за лечебницей.
Когда ты становишься руководителем, твои старые обязанности уходят на второй план. На первый выходит управление. Я почти не подходил к пациентам, однако не прекращал изучать психиатрию. Посещал множество обучающих семинаров. Павел всегда сопровождал меня на таких мероприятиях. Ему самому было безумно интересно, куда идет современная психиатрия.
Я жил так очень долго, пока поздно ночью не раздался звонок:
– Миш, привет, – сбивчиво говорила Вика. – Ты мне прошлый раз сказал, что я могу звонить в любое время. У меня тут проблема. Очень большая. Жене плохо. Приезжай, я тебя очень прошу. Нет, не прошу. Умоляю!
– Жди меня, – коротко сказал я и повесил трубку.
– Ты куда? – спросила Виолетта сонным голосом.
Она лежала на кровати и терла глаза от внезапной вспышки света.
– Мне нужно к сыну, – я бегал по комнате в поисках вещей.
– Что ты ищешь? – резко спросила она. Ее голос стал бодрее.
– Джинсы мои где?
– В стирке. Надень треники. Нечего наряжаться.
– Правильно, нужно спешить, – сбивчиво говорил я, натягивая носки.
– Тебя сегодня ночью ждать? – спросила Виолетта и медленно потянулась.
– Не знаю.
– Тогда-а… – она зевнула. – Позвони мне, как освободишься.
Ее не волновала судьба моего сына. Неудивительно, что она так спокойно повернулась и как ни в чем не бывало закрыла глаза.
***
Я мчался как бешеный. Ночью трафика в принципе не было. Если и появлялась машина, то заезжала во дворы к многоэтажкам. Я ехал на красный, выжимал максимум из своей Тойоты. Улицы сменяли друг друга. Светофоры мелькали в окне. Я приближался к нужному адресу. Заехав во двор, я не справился с управлением и вылетел на детскую площадку. За лобовым стеклом разлетелись пластиковые лавочки, погнулись качели, оставив на бампере огромную вмятину. Последним и окончательным ударом в сердце Тойоты оказались брусья.
От удара в качели зад машины протащило по площадке и длинные брусья вошли в Тойоту со стороны пассажирского окна. Осколки разлетелись по салону. В меня ничего не попало. Я быстро вылетел из машины и побежал к подъезду.
***
Я залетел в квартиру словно вихрь. Мой взор упал на сына. Женя сидел на полу, вцепившись в свои коленки и опустив на них голову.
– Это не я! – сразу закричала Вика.
– А кто в этом виноват? – в ответ крикнул я.
Агрессия взяла надо мной верх. Я прекрасно понимал, что Вика тут ни при чем. У него припадок. Болезнь прорезалась, как молочный зуб. Но я не мог ничего с собой поделать. Злость разрывала меня на части.
– Не знаю я! Ничего не знаю! – кричала Вика.
– Так какого черта он сейчас сидит, как овощ? Кто виноват в этом?! – я продолжал кричать.
Я старался усмирить появившуюся во мне агрессию, но никак не получалась успокоиться. Может, виски поможет?
– Хватит обвинять меня во всем! Да, у меня проблемы с головой! Но я старалась приложить максимум усилий, чтобы он никогда не почувствовал того, что чувствую я!
– Нужно что-то с этим делать. Звони Павлу Анатольевичу.
Вика взяла телефон. Она набрала такой знакомый ей номер. Я видел ее лицо. Скорбь и ужас застыли в ее глазах. Павел Анатольевич ответил спустя несколько гудков. Вика отошла в другую комнату, а я остался наедине с Женей. Я смотрел на него, и агрессия с новой силой била по вискам. Вика вернулась так же быстро, как и ушла.
– Дозвонилась? – спросил я.
– Да.
– Что он сказал?
– Нужно везти его в лечебницу. Как можно быстрее, иначе можем не успеть.
Я взял на руки сына. Уже здоровый лоб. Как давно я его не видел… Мы спустились вниз. Моя машина могла потягаться с брусьями, но никак не с дорогой. Я попросил Вику вызвать такси. Через пару минут к нам приехал белый Киа Рио.
Вика села вперед, а я с сыном назад. От холодного ветра голова начала работать. Злость отступила, но ненадолго. Таксист плелся как черепаха. Агрессия с новой силой выплеснулась из меня:
– Гони быстрее.
– Брат, тут полиция за углом! Куда быстрее? – отвечал таксист.
– Как проедешь их – дави педаль в пол! Я доплачу.
– Без проблем, начальник!
Через несколько метров он нажал на газ. Теперь я был спокоен. Доверия к таксисту не было никакого, но выбирать не приходилось. Лишь надежда в сердце, что мы доедем быстро и без проблем.
Так и произошло. Я сунул ему пять сотен и вышел из машины. В приемной уже стоял Паша. Я положил ребенка на кушетку, а Вику посадил на стул рядом с ординаторской.
– Что с ним произошло? – спросил Паша, смотря мне в глаза.
Я посмотрел на Вику и сорвался. Из моего рта вылетел безумный крик:
– Говори!
– Я тут ни при чем, – причитала Вика.
– Не нужно сейчас оправдываться! От тебя требуется рассказать все от и до! Иначе наш сын навсегда останется в таком состоянии.
– Мне нужно знать, что делать, иначе я ничем не смогу помочь. Расскажите побыстрее, что произошло. Если это то, о чем я думаю – нужно идти в палату электросудорожной терапии, – быстро говорил Павел Анатольевич.
Он переживал так же, как и я. Только он мог держать себя в руках, в отличие от меня.
– Я стояла на кухне, мыла посуду. Тут Женя как закричит. Я прибежала к нему, а он забился в угол. Он кричал: «Уйди от меня!». Я не понимала, к кому он обращается. Медленно я подходила к нему. Он как будто не видел меня. Он смотрел в другую сторону, в проем между гостиной и спальней. Я у него спросила: «Что случилось, сынок?». Он сказал, что видит какого-то черного человека. Я говорила ему, что там ничего нет! Он меня не слушал. Только кричал «Отойди от меня!». Я наплевала на его слова и обняла. Он закричал, как невменяемый. Последнее, что я увидела – его перепуганные глаза. После этого он вообще ни на что не реагировал. Я позвонила Мише.
Я слушал ее слова и воспоминания ударили половником по голове. Ты точно так же реагировала на меня, дурочка. Он идентичная твоя копия. Только он не знает, что с ним, а ты все прекрасно знала!
– Мои опасения подтвердились. Ему нужен разряд тока, чтобы прийти в себя, – сказал Паша.
– Какой разряд, Павел Анатольевич? Вы в своем уме? – рассердился я.
– Успокойся, Миш. В этом нет ничего сверхъестественного, так нужно! – сказал Павел Анатольевич и посмотрел на медсестру. – Несите сюда носилки. Его нужно доставить в палату ЭСТ.
Я решил не встревать. Он делал, что должен был. Я безумно переживал за сына. Сердце хотело выпрыгнуть из груди. Я сел рядом с Викой и обнял ее. Она прижалась и обхватила мою шею.
– Извини, – проговорил я. – За то, что кричал. Мне было страшно.
– Извиняю. Мне тоже было очень страшно, Миш. Я так хотела отгородить его от… моего диагноза. Это я виновата во всем, – тихо говорила Вика.
– Нет, ты тут ни при чем, – сказал я и поцеловал ее в лоб.
Она опустила голову. Не знаю, сколько мы просидели. Создавалось ощущение, что мы провели в лечебнице сутки, если не больше. Вдали белого коридора я увидел Павла Анатольевича. Он медленно подходил к нам. Его заносило на поворотах. Устал, бедный.
– Все хорошо? – спросил я, как только Паша подошел к нам.
– Да, все хорошо. Ночь он проведет тут и наутро с ним все будет хорошо. – Паша посмотрел на Вику. – Женя не должен знать, понимаешь?
Вика кивнула.
– Он еще подросток. Понимаешь, Вик? – еще раз повторил врач. – Информация о его болезни может наделать много проблем.
– Понимаю.
– Отлично, – прокомментировал Паша и сел рядом с нами.
– Ну у вас и семейка, ребята.
Я хотел сказать, что у нас больше нет семьи, но промолчал.
– Что с ним делать? – спросил я.
– Пусть растет и ни о чем не думает. В любой момент вы можете позвонить мне. Я помогу, обещаю.
– Спасибо Паш, – сказал я.
– Да что «спасибо»? Если бы я мог его вылечить – тогда да. А так – ерунда, – ответил Павел Анатольевич и добавил: – Вик, ты едешь домой, а Миша останется с Женей. Завтра утром приедешь и заберешь сына.
– Почему он?
– Так нужно! – грубо ответил доктор.
Вика не стала сопротивляться. Она встала и вышла из лечебницы. Я пошел за ней. Паша так и остался сидеть рядом с ординаторской.
Ветер дул, словно уже поздняя зима. Она пыталась зажечь сигарету. Ветер тушил пламя зажигалки. Я закурил сигарету и передал ее Вике, следом закурил вторую.
– Миш, я не хочу этого.
– Чего? – задал я глупый вопрос.
– Чтобы мой сын испытывал то, что пришлось испытать мне. Не хочу… – она затянулась сигаретным дымом.
– Жизнь – сложная штука. Она подбрасывает всё новые испытания. Независимо от твоего возраста, социального положения, веса или пола. Жизни плевать на это. Ей нужно нагадить там, куда постесняются справлять нужду самые отвратительные люди. Если другого способа нет… Нужно сделать все, чтобы это место не превратилось в общественный туалет. – Не знаю, откуда у меня появились эти мысли, но они в точности отражали проблемы Жени.
– Ты хочешь сказать, что это не приговор?
– Я тебе давно об этом говорил, но ты меня не слушала. Уткнулась в свой мирок и напрочь игнорировала мои попытки туда проникнуть, вытащить тебя, наконец. Эгоистка.
– Я хотела огородить вас обоих.
– Зря ты так. Можно было мне довериться.
– Нет, нельзя было.
– Хотя таким образом ты оберегала Женю от проблем. Копила все в себе и не давала этому вырваться наружу.
– Ха-ха. Конечно. Если бы я его оберегала как положено, ему бы никогда так плохо не было. – Огонек ее сигареты погас.
– Если бы ты его не оберегала, он бы уже лежал во дворе дома, а санитары лопатами убирали бы его мозги с асфальта. – За время разговора я не притронулся к сигарете. Огонек погас и у меня.
– То есть он мог прыгнуть в окно?
– Он мог сделать что угодно, однако оказался в твоих объятьях. Лучше потерять сознание в руках матери, чем от свободного падения. – Я кинул окурок в урну и повернулся к дверям лечебницы. – До завтра, Вик.
***
Ночка выдалась на удивление спокойной. Я проснулся в ординаторской от запаха кофейных зерен. Паша налил мне кофе, а сам куда-то пропал. Я поднялся с дивана, сделал пару глотков и тоже вышел из ординаторской.
Лечебница бурлила своей жизнью. Тут все было иначе, чем в нормальном мире, без психических отклонений, биполярных расстройств и всего остального. Пациенты выглядели забавно, иначе себя вели. Хоть я и был в пристанище ненормальных людей, но чувствовал себя как дома. Медсестры здоровались со мной, врачи советовались.
Вдали коридора я увидел Женю. Он смотрел в окно. С ним точно все в порядке? Я подошел к нему сзади и похлопал по плечу. Он развернулся и посмотрел на меня. В его глазах ничего не поменялось. Как будто я в его жизни ровным счетом ничего не представлял. Так, левый парень со двора.
– Привет, – сказал я.
– Здравствуйте, – неуверенно сказал парень.
– Как ты себя чувствуешь? – вырвалось из меня.
Почему он обращается ко мне на «вы»? Что произошло? Он помнит, вообще, кто я такой? Я твой отец, сынок!
– Уже лучше. Не понимаю, что со мной вчера произошло. Если честно, вообще не помню вчерашнего дня. Вы не видели маму?
Почему маму? А папа?
– Она должна скоро приехать и забрать тебя.
– Это хорошо, – улыбнулся мальчик и застеснялся. – Извините, но как вас зовут? Вы мой врач?
Я чуть не выронил чашку с кофе. Ты меня не помнишь? Почему? Мне хотелось кричать! Мой сын меня не узнает! Я хотел крикнуть: «Сынок, я твой папа!», но вместо этого я сказал:
– Меня зовут Павел Анатольевич. Я твой врач.
– А меня Евгений Молчанов, – улыбнулся мальчик. – Но вы, наверное, и так знаете.
– Жень, иди отдыхай. Как только мама приедет – я тебя позову. Договорились?
– Хорошо.
Мальчик шел к себе в палату, а в это время внутри меня появлялась огромная дыра.
***
– Паша, он меня не узнает! – кричал я в кабинете главврача.
– Да че ты орешь? Угомонись! Такое бывает после терапии. Электричество же проходит через мозг! Скоро он все вспомнит, – успокаивал меня Паша.
– Он меня никогда не вспомнит. – Я шарил по столу Паши, не мог никуда деть руки.
Мне попадались ручки, блокнот, карандаши, ластик. Что угодно, лишь бы держать и трепать что-то в руках.
– Ты слишком рано бьешь тревогу. Дай ему очнуться. Жене и так вчера было плохо. Пусть он придет в себя.
Раздался звонок стационарного телефона. Паша снял трубку.
– Павел Анатольевич, слушаю. Да, хорошо. Сейчас Миша спустится вниз.
Он положил трубку.
– Что произошло? – испугался я. – С Женей все в порядке?
– Иди вниз. Вика приехала, – спокойно сказал Паша и добавил: – Только успокойся. Нечего ее пугать пустяками.
Легко сказать. У меня такого никогда не было в жизни. Сын не узнает отца… Пустяк, ничего более.
Я спустился вниз. Вика стояла в приемной. Как же она постарела… Вчера я этого не заметил. Как долго я ее не видел? Седина прорезала каштановые волосы. Синяки и мешки под глазами. Уставший вид. Есть ли у тебя мужчина, моя бывшая любовь?
– Привет, – сказала Вика и обняла меня.
– Привет, – ответил я и обнял ее в ответ.
– С ним все хорошо?
– Да, все отлично. Он пришел в себя. Спрашивал, где его мама.
– Правда? – она улыбнулась.
Даже спустя столько лет она так же мило улыбается.
Мы прошлись до его палаты. Я занервничал. Что делать, если он меня опять не узнает? Может, в компании Вики на него с потолка свалится озарение? Мы зашли внутрь. Женя кинулся в объятия матери. Какой же он взрослый! Ростом с маму.
– Мы поедем домой? – спросил Женя.
– Конечно, сынок. Сейчас поедем.
Я наблюдал за ними. Мне хотелось их обнять, но я сдерживал себя.
– Спасибо, Павел Анатольевич, что привели ко мне маму, – мальчик улыбнулся.
Вика посмотрела на меня, как на идиота. В ее взгляде я видел тот самый вопрос. Какой Павел Анатольевич? Что происходит?
– Не за что, Женька, – я потрепал его по голове и попросил привести себя в порядок.
Женя вышел.
– Он меня не помнит, – прямо сказал я.
– И ты решил взять на себя роль врача?
– Что ты имеешь в виду?
– Да ничего! – возмутилась Вика. – У него и так нет рядом отца, так ты решил полностью вычеркнуть себя из его жизни!
– Что ты несешь!? Я тебе обещал! Он навсегда останется моим сыном. Просто… Я занервничал, испугался и сказал, что я его врач. На этом все!
Женя влетел в комнату. Он взял маму за руку и потащил к приемной. Я плелся за ними.
– Жень, иди на улицу, я сейчас подойду, – сказал Вика, и сын выбежал из лечебницы.
Я стоял напротив Вики, не в силах и слова вымолвить. Почему так тяжело? Я хотел побежать вслед за Женей. Порезвиться вместе с ним во дворе лечебницы. Зачем только я выдал себя за Павла Анатольевича? Если я с ней попрощаюсь, то Женя опять исчезнет из моей жизни. Все же я взял себя в руки и произнес:
– До встречи, Вик, – я обнял ее так, как хотел обнять сына.
– До встречи, Миша, – она стояла и не двигалась.
Вчера ее эмоции взяли верх, но сейчас она себя контролировала. Обида застилала ее глаза. Вика вырвалась из моих объятий и пошла к выходу. Я наблюдал за ними. Она вышла и села в машину, Женя запрыгнул на заднее сидение. Красный Рено уносился вдаль, а печаль продолжила трепать мою душу.
Глава двадцатая: Болезнь прогрессирует
После ЭСТ Женя больше не жаловался на проблемы с психикой. Вика ни разу больше не позвонила. Да и Женя выкинул меня из своей жизни. Все звонки сбрасывал, а попытки с ним поговорить пресекались Викой.
Да что с этой женщиной не так? По ее звонку я рванул к сыну, разбив при этом машину, а ей все равно. Она еще сильнее озлобилась. Зачем матери прерывать общение сына с отцом? Кто при этом будет в плюсе? Сын растет без отца. Нет никакого мужского примера. Если она, конечно же, не завела себе мужика. Порой я хандрил без Жени. Минутные разговоры с сыном я заменил на залипание на его фотографию.
Мои будни продолжали тянуться. Проходили месяцы, годы. Я уже и забыл, что у меня есть бывшая жена. Но мысли о сыне не уходили из моей головы.
Я старался переводить ему на счет все больше денег. Ограничивал себя в алкоголе, походов в бар стало совсем мало. Доходило до того, что я переводил ему всю зарплату. Виолетта смотрела на меня, как на идиота, но все прекрасно понимала. Она не хотела лишать меня хотя бы этой связи с сыном.
***
Я сидел в своем кабинете, перебирал бумаги. Работа помогала справиться с тяжелыми мыслями, а отсутствие алкоголя негативно сказывалось на нервах. Я стал резким, агрессивным, порой невыносимым жалобным стариканом.
Раздался стук в дверь.
– Входите, – грозно сказал я.
Медсестра в белом халате медленно открыла дверь и зашла в кабинет.
– Миш, тебя зовет Павел Анатольевич, – сказала девушка.
– Что-то срочное? – быстро спросил я, перекладывая бумаги с одной стопки в другую.
– Говорит, что очень.
– Да что ты будешь делать! – возмутился я. – Передай ему, что сейчас зайду.
Медсестра испарилась из кабинета.
Меня дико сушило. Что опять не так? Проблемы с Пятовым или снова Бешенов терроризирует обычных пациентов? Я налил себе стакан воды из кулера и вышел из кабинета. Наши с Пашей кабинеты были на разных этажах. Я поднялся по лестнице и зашел к нему.
– Привет, Паш. Что случилось? Просто у нас скоро инспекция. Нужно проверить все дела, а ты меня немного отвлекаешь, – говорил я, попутно присаживаясь на стул напротив главврача.
Павел Анатольевич выдержал паузу. Я видел панику на его лице.
– Мне звонила Вика.
Я чуть не выронил стаканчик из рук.
– Что? Вика? Что случилось?
– Она побоялась звонить тебе, – лицо Паши не менялось.
Он как будто стоял на трибуне и читал лекцию. Монотонно, спокойно и прямо.
– Так что случилось? – не прекращал я.
– У Жени появился друг. Ее зовут Даша.
– Фу ты, я уже испугался. – Я поставил стаканчик на стол.
Павел Анатольевич предусмотрительно отодвинул документы от стакана с водой.
– Он познакомил маму с девочкой.
– Значит, он уже большой мальчик, – улыбнулся я.
– Даша – воображаемый друг Жени.
Я внимательно посмотрел на доктора.
– Он же понимает, что Даша на самом деле не существует?
– Нет. Он считает ее настоящей.
Меня передернуло. Я резко встал из-за стола, зацепив при этом стаканчик. Вода расплескалась по столу, но не задела ни одного важного документа. Я словно заключенный стал ходить кругами по кабинету.
– Значит, ему опять плохо, – заключил я.
– Но он этого не понимает, – объяснял доктор.
– Не понимает… – тихо проговорил я.
– Миша, сядь, – приказал Паша.
Я быстро сел за стол. Ноги тряслись. Мне нужно было двигаться, иначе Паша увидит мою нервозность. Мне не хотелось, чтобы он нервничал вместе со мной.
– Ты помнишь первые несколько лет работы в лечебнице? – спросил меня Павел Анатольевич и начал сверлить меня взглядом.
– Конечно, я все помню, – быстро сказал я.
– Помнишь Жанну и Игоря? – спросил Павел. Меня передернуло. Я чувствовал, как уголок моей губы дрогнул. – Они погибли после того, как ты рассказал им о диагнозе.
– Не напоминай мне об этом! – закричал я.
– Не ори на меня, а слушай, – в ответ крикнул Паша и ударил по столу кулаком.
Я успокоился. Как будто удар по столу укротил мое желание разнести в щепки кабинет главврача.
– Я о том, что Женя не должен узнать об этом от тебя или еще кого-то. Его нужно подвести к черте. Ты меня понимаешь?
– Почему ты мне это говоришь?
– Я дал Вике определенные рекомендации. Она будет следить за сыном до конца его обучения. Когда он получит аттестат, его привезут сюда.
– Он уже в одиннадцатом классе? – спросил я.
Мне не верилось, что прошло так много лет. Я так хотел его увидеть.
– Да, он уже очень большой, почти мужчина, – сказал Паша и дал мне его дело.
Я открыл первую страницу. Затем пролистал еще несколько.
– Как только он появился в нашей лечебнице, я решил записывать его посещения и детально все расписывать. Теперь твоя очередь, Миша. Готовься. Как только он появится в лечебнице – он станет твоим пациентом.
– Правда? – радостно спросил я, прижимая к себе дело Евгения Молчанова.
– Теперь это будет на твоей совести. Ты сам должен будешь подвести его к черте, взять за руку и перешагнуть ее вместе с сыном.
– Последний раз, когда мы с ним виделись… Он меня не узнал. Я с дуру сказал, что меня зовут Павел Анатольевич, – признался я.
– Тем лучше для тебя. Жене будет спокойней, если его будет лечить неизвестный доктор, а не настоящий отец, – так же монотонно говорил врач. – Я попрошу весь персонал обращаться к тебе, как к Павлу Анатольевичу.
Что за глупость? Почему он решил поддерживать эту легенду? Но я решил ему довериться в полной мере.
***
Я готовился к приезду сына. Изучал повадки Паши, его манеру общения, жесты, привычки. Мне хотелось перевоплотиться полностью, стать настоящим Павлом Анатольевичем. Я не обладал талантом актера, так что мне все давалось очень сложно.
Как же я мечтал приблизить этот миг! Увидеть собственными глазами своего повзрослевшего сына. Обнять, спустя столько лет. Поговорить с ним обо всем. Хочу знать его увлечения, спросить о многом. Но я не ожидал, что поговорить с ним по душам мне не представится возможным.
***
Звонок раздался глубокой ночью. Номер не отображался. Я скинул. Снова звонок. Опять нажал на красную кнопку. Звонящий не переставал вводить меня в лютую агрессию. Я поднял трубку:
– Вам не кажется, что слишком поздно для звонков? – я повысил голос.
Она плакала. Не могла связать предложения.
– Приезжай, молю! – услышал я.
Я подорвался с кровати. За долю секунды оделся и вышел на улицу. Достал из кармана сигареты. Мне хотелось курить, но живого сына хотелось увидеть больше. Я кинул пачку на асфальт и сел за руль. Снова холодный ночной город. Снова красный свет светофора. Пять минут мне понадобилось, чтобы добраться до квартиры Вики. Я звонил, стучал, бил ногой. Никто не открывал. Я достал телефон и позвонил по номеру, что разбудил меня. Трубку взяла Вика.
– Я рядом с дверью.
– Иди на крышу! – быстро сказала Вика и бросила трубку.
Паника охватила меня. Я побежал по лестнице на последний этаж. Дверь на крышу была настежь распахнута. Замок, что держал дверь, валялся в нескольких метрах от лестницы. Да что, твою мать, происходит?
Я залетел на крышу и увидел, как Женя стоит на краю спиной к обрыву и общается с матерью.
– Не подходи ко мне! – кричал он. – Я не могу жить без нее! Она покинула меня, и я хочу к ней!
– Женя, ее не существует и не существовало никогда! Она твой вымышленный друг! – говорила Вика.
– Закрой свой рот! – крикнул я.
Воспоминания о Жанне и Игоре разорвали мою голову на части. Перед глазами картина: из лечебницы выносят холодное тело в черном целлофане. Я не хочу видеть твое тело, Женя…
– Ты еще кто? – спросил Женя.
– Павел Анатольевич. Помнишь меня, в лечебнице? – спокойно говорил я и медленно подходил к краю.
– Что ты делаешь? – спросила Вика.
Я жестом показал ей, чтобы она закрыла свой рот.
– Да, помню.
– Тогда ты должен помнить, что мы тебе помогли, – продолжал говорить я.
– Я вам благодарен, но сейчас… вы мне не поможете, Павел Анатольевич. Я больше не хочу находиться в этом лживом мире. Даши больше нет рядом со мной. Она прыгнула с крыши несколько дней назад.
Даша… Разговор с Павлом Анатольевичем. Его галлюцинация. Воображаемая подруга.
– Ее… – хотела закричать Вика, но я ее вовремя остановил.
– Ее нет? Ты это хотела сказать?! – закричал Женя. – Я знаю, что ее больше нет!
– Она есть! – закричал я, увидев, как Женя поплелся назад.
Он резко остановился.
– Вы о чем? В смысле, она есть? Она жива? – В его глазах я увидел надежду.
– Да, она сейчас в больнице. Лежит в коме. Она может выйти из нее, если ты будешь рядом. Будешь держать ее за руку. – Я медленно подбирался к нему. Примерно три метра отделяли нас друг от друга.
– Вы говорите правду? – слезно спросил мальчик.
– Конечно! Разве врачи могут лгать? – Еще пару шагов.
– В какой она больнице? – спросил Женя.
– В тридцать второй, – быстро ответил я и еще немного приблизился.
Нас отделяло несколько шагов. Вика наблюдала за нами. Она кусала губы. Кровь текла по ее подбородку.
– Но я ведь видел ее мозги. Они разлетелись по асфальту! Ты мне врешь!
Я среагировал очень быстро. Он повернулся, чтобы оттолкнуться и прыгнуть с края девятиэтажного дома. Я ухватил его за руку и потащил на себя. Он кричал, вырывался. Но я был сильнее. Он брыкался, пытался ударить меня, но я скрутил его руки и затащил обратно в квартиру. Вика бежала за нами.
– Звони в лечебницу, проси прислать санитаров.
– Да, сейчас, – проговорила Вика и потянулась к телефону.
***
Жене сделали инъекцию успокоительного, и всю дорогу он спал, привязанный к кушетке. Вика ехала рядом, обхватив мою руку.
– Что произошло? – спросил я.
Она не хотела говорить. Как будто ей зашили рот. Я повторял свой вопрос, умолял рассказать, но она молчала.
Как только мы заехали в гараж лечебницы, Женю забрали в кабинет ЭСТ. Мы остались наедине с Викой. Она не издала ни единого звука. Ее рот был намертво закрыт, а голосовые связки украдены.
Я спросил последний раз. Она так ничего и не сказала. Я психанул и оставил ее одну в приемной.
***
С этого дня Женя стал пациентом лечебницы. Его мозг отказывался сотрудничать. Память разлетелась на множество маленьких частей. Они потерялись в его голове. Ему нужен был наставник, как говорил Паша.
Я очень сильно нервничал перед нашей первой встречей. Павел Анатольевич выделил нам свой кабинет. Я сидел в его кресле и листал дело сына.
Раздался стук.
– Павел Анатольевич, к вам пациент, – проговорил голос из-за двери.
– Входите, – сказал я.
Женя зашел в кабинет. Медсестра указала ему на диван. Мальчик плюхнулся на него и вытянул ноги. Медсестра подмигнула мне, показала кулачок, как будто хотела подбодрить, и вышла из кабинета.
Я не знал с чего начать. Мысли путались в голове. Я должен изображать из себя Павла Анатольевича. Как же он ведет беседы? Я решил действовать экспромтом.
– Расскажите мне о себе, – сказал я.
Наш разговор начался. Я старался держать себя в руках и это у меня очень хорошо получалось…
