Несмотря на висящий над горизонтом огненный шар, небо было всё усеяно звёздами. Планета была практически полностью лишена атмосферы. Кроме того, она находилась в состоянии приливного захвата и всегда была повёрнута к Розочке одной стороной – как Луна к Земле. На освещённой стороне была адская жара, а ночная была покрыта летучими льдами. Все основные модули с людьми расположились в зоне терминатора – на узкой полоске вечного утра. Так было легче поддерживать приемлемые условия для жизни.
«Грот» – странное название для планеты. Названа кем-то из персонала, и как-то закрепилось. Более двух тысяч световых лет от Земли – на картах только буквенно-цифровые обозначения. Для Землян и экипажа кораблей она никогда не будет иметь никакого значения – только короткая остановка на пути к цели. Но для персонала Грот будет новым домом.
Весь горизонт от края до края пересекла яркая полоса реактивной струи. На посадку заходил очередной челнок. Для Роберта это была, возможно, последняя поездка на планету. Окончив обучение, он будет приписан к лаборатории криогеники на «Софии». Хотя возвращаться ему было некуда – в жилом модуле у него никого не осталось. Два года как погибла его мать, всего на два месяца пережив отца. Они были последними жертвами инцидента на литиевой шахте. Тогда, пять лет назад, неожиданно отключились статические фильтры воздуха, и помещения наполнились взвесью токсичных наночастиц местного реголита. Один вдох, и люди выплёвывали свои лёгкие. На Земле такое поражение не было бы фатальным, но здесь возможно было только приостановить процесс.
Роберт с нетерпением ждал другой встречи.
***
Мари устроилась на диване, подобрала под себя ноги и завернулась в плед. Температура в комплексе постоянно колебалась, и сейчас даже в жилых помещениях было достаточно зябко. Кирилл налил в крышку от термоса сладкое горячее какао и протянул девушке.
– Не молчи, доча, – преподаватель часто так ласково обращался к своим ученицам, – мне ты можешь рассказывать всё, что тебя беспокоит.
Кирилл Витальевич работал оператором комплекса переработки льдов – отвечал за снабжение водой и санитарный цикл. Протокол приписывал ему постоянно находиться в жилом комплексе, и такие специалисты и вели воспитательно-образовательные работы. Для Мари он был, наверное, единственным человеком, с кем она могла поговорить по душам.
– Почему такое происходит? – она обняла колени и еле слышно заплакала. – Они же были такими счастливыми, всё время шутили?
– Мари… – он подошёл к ней, сел рядом и прижал к себе, – к сожалению, устойчивость к таким нагрузкам полиэтиологична. Это происходит и всё. Мы ничего не можем сделать – с этим просто нужно жить.
Только за последний месяц ещё двое её одноклассников покончили с собой.
– У колонии нет ни сил, ни ресурсов для широкой социальной работы. Мы не можем пока создать приемлемых условий для жизни, – продолжил он. – Ваши родители должны работать на износ круглые сутки…. Перед нами стоят очень трудные задачи.
– Тогда зачем? Зачем всё это? – Мари заплакала сильнее. – Меня достали эти серые коридоры! Эти стены на меня давят! Я устала задыхаться каждый раз при рециркуляции! Мне не с кем даже поговорить здесь! Ради чего мы здесь должны умирать?
Внезапно свет притух и включилась красная бесшумная сигнализация.
– Ну вот опять! – Мари попыталась взять себя в руки и успокоиться.
Дыхательная смесь для комплекса готовилась из ледников. Строительство лабораторий и химических и электролизных комплексов шло просто черепашьими темпами – проектом и администрированием занимались только два человека – больше выделить без ущерба для графика работ на кораблях было нельзя. Рециркуляция означала, что в реактор попал лёд с большим содержанием аммиака, и комплекс будет отрезан от вентиляции как минимум на несколько дней.
– Это – наш долг! – Мари слышала эту фразу постоянно, и она изрядно приелась. – Наша маленькая работа и маленькая жизнь являются частью большого, просто огромного проекта! – Кирилл задумался, глядя в потолок и пытаясь подобрать слова.
Разговоры о причастности к чему-то высокому никак Мари не вдохновляли. Она была достаточно умна, чтобы всё понимать, но мысль о предстоящей судьбе её сильно угнетала – она считала себя способной на нечто большее, чем быть бездушной, легко заменимой шестерёнкой в огромной полуавтоматической машине с «великим предназначением».
Ей казалось, что учителю легко говорить про такие вещи! Ведь его жизнь была наполнена смыслом и впечатлениями! Он родился на Земле…. «Земля»…. Это слово ассоциировалось у Мари с Раем! Ей сложно было понять, что его судьба была просто приговором к смерти. В Солнечной системе почти все люди жили в космосе. Малое Кольцо – комплекс дрейфующих станций в поясе астероидов, Кластер Юпитер. Это самые населённые области Солнечной Системы. Далее Города Спутников Сатурна с многомиллиардным населением. Эллипс Койпера – непрерывная цепь дрейфующих по сильно вытянутой орбите челночных городов, поставляющая льды для всей Солнечной Системы из приисков на транснептуновых объектах. Остаток от когда-то мощной транспортной системы проекта терраформирования Венеры.
Земля была заповедником, и почти для всех участие в проекте межзвёздных перелётов было единственным шансом вдохнуть живой воздух. Чистая вода, чистый воздух, оптимальная постоянная гравитация, обилие необходимых микроэлементов и витаминов…. По-научному это называется «репродуктивный потенциал». У Земли «1», у Венеры – «0,82». Даже не смотря на успехи в медицине, генетике и фармакологии, выносить и родить много абсолютно здоровых детей можно было только здесь.
Семьдесят операций за девять месяцев беременности, по сорок операций на каждый год жизни. Это был не его выбор. Это был осознанный выбор его родителей – возможность подарить призрачный шанс своим потомкам заселить далёкие звёздные системы.
Только половина таких детей доживала до рождения. И только половина из них к шестнадцати годам признавалась пригодными для заморозки. Без гарантий того, чтобы проснуться….
Период полураспада живого экипажа составлял около пятидесяти тысяч лет. Не смотря на все технологии, беспощадные космические лучи и нейтрино множили усталостные деформации в замёрзших до каменного состояния телах. За семьдесят тысяч лет полёта численность «персонала 17» сократилась более чем вдвое. Исходя из этого, на Земле «материал» грузили с запасом.
– У меня шансы проснуться не превышали тридцати пяти процентов, – улыбаясь, рассказывал Кирилл, – а к цели долетит не больше трёх процентов колонистов! Погрузка в криокапсулу – те же похороны! Здесь нечему завидовать – все мои друзья по академии либо уже мертвы, либо погибнут за время полёта. Так что я рад, что попал на семнадцатую остановку, а не на пятидесятую или вообще в группу терраморферов! – он в голос рассмеялся. – Вся моя жизнь – это изнуряющие тренировки, бесконечные операции и невероятные академические нагрузки! Незаменимых людей на кораблях быть не должно! А потом нас, семнадцатилетних подростков, повели на убой. Во имя высшей цели. Из всей моей группы продолжаю жить только я один. Ильюха попал в четвёртый персонал – если он и проснулся, это было больше пятидесяти тысяч лет назад, Антоха схватил осложнение после очередной операции и был списан. Прожил, наверное, остатки своей жизни глубоким инвалидом где-нибудь на Ганимеде. Андрюха где-то там – среди колонистов….
Он глубоко вздохнул и замолчал. Накатили воспоминания. Освещение разгорелось, но сигнальные огни продолжали предупреждать о режиме экономии кислорода. Мари с Кириллом сидели в тишине.