Владимир Соколов
Занимательная история Церкви
Омовение рук у иудеев
Минимальное количество употребляемой при омовении воды составляло полторы яичных скорлупы. Сначала воду наливали на обе руки, подняв вверх пальцы: она должна была стекать с запястья, потому что, соприкоснувшись с нечистыми руками, сама становилась нечистой. Потом процедура повторялась еще раз, но теперь руки держали уже в обратном направлении, устремив пальцы вниз. В заключение каждую руку очищали потиранием сжатым кулаком другой руки. Правоверный иудей делал все это не только перед едой, но и перед каждым из подаваемых блюд.
Портрет Павла
Внешне Павел очень мало подходил для роли миссионера. Поздний портрет рисует его как невысокого лысого человека, невзрачного на вид, с кривыми ногами и горбатым носом. У него были неприятные глаза – подслеповатые и больные, вызывавшие желание «сплюнуть», как он сам написал в одном из писем. Болезненность и слабость Павла производили отталкивающее впечатление и настраивали против него людей. Он сам сознавал это качество и говорил, что «ангел сатаны бил его кулаками», чтобы он не превозносился.
Недостатки внешности можно было искупить красноречием, но Павел и здесь не проявлял ничего выдающегося. Недруги утверждали, что он силен в письмах, но слаб в речах. Правда, и письма Павла нередко были таковы, что вызывали недоумение даже у других апостолов. Петр откровенно писал, что в посланиях Павла есть «нечто неудобовразумительное». Еще меньше Павел поражал своей одеждой и внешней представительностью. Одевался он очень скромно и практично, как подобало человеку часто путешествовавшему и терпевшему многие лишения. Павел не носил ни тоги, полагавшейся римским гражданам, ни хитона и плаща-гиматия, как это делали странствующие философы и риторы. Обычно на нем была крепкая, простонародного вида накидка, которая по-латыни называлась paenula, а по-гречески – фелонь.
Секрет успеха Павла и сила его проповеди заключались в его исключительной натуре. Он был неординарной личностью, цельной и страстной, способной личным примером убеждать и увлекать слушателей. Несмотря на принципиальность и некоторую жесткость, в его характере трудно найти даже намек на религиозный фанатизм. Его письма полны любовью и нежностью к близким и друзьям, терпимостью и пониманием людей, умением их прощать. К человеческим слабостям Павла можно отнести разве что обидчивость: на апостола Марка, отказавшегося ехать с ним в Каппадокию, он разобиделся так, что отказался взять его с собой в следующее путешествие. В своих посланиях Павел часто и подробно жалуется на то, что его притесняют, что его все бросили, что его не ценят по достоинству. Однако в повседневной жизни это был человек обаятельный и располагающий к себе, вызывавший не только уважение, но и личную приязнь. Первое впечатление о нем бывало неблагоприятным, но у тех, кто знакомился с ним ближе, он вызывал искреннюю привязанность. В своих странствиях Павел обрел множество поклонников, учеников и друзей, которые любили и почитали его до самой смерти.
Кроме личного обаяния, Павел имел немало других качеств, помогавших ему нести трудное призвание миссионера. Он был вынослив и работоспособен, трудолюбив и находчив в удовлетворении житейских нужд. Он зарабатывал на жизнь своими руками, не желая никого обременять расходами, и считал, что каждый апостол должен обеспечивать себя сам. Чтобы не быть никому в тягость, днем он проповедовал, а по ночам шил палатки на продажу. В трудные минуты Павел демонстрировал редкое самообладание, мужество и терпение. Его способность к выживанию была просто удивительна. «Я гораздо более был в трудах, – писал он о себе, – безмерно в ранах, более в темницах и многократно при смерти. От Иудеев пять раз дано мне было по сорока ударов без одного; три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение, ночь и день пробыл во глубине морской; много раз в путешествиях, в опасностях на реках, в опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников, в опасностях от язычников, в опасностях в городе, в опасностях в пустыне, в опасностях на море, в опасностях между лжебратиями, в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе». Римляне жестоко избили его в Филиппах, а в Эфесе посадили в тюрьму и снова избили, подвергнув бичеванию; еще раньше он едва не погиб после побивания камнями в Листре. Павел был еще не стар, когда говорил, что «внешний его человек тлеет». Огромной усталостью веет от его просьбы, чтобы «никто впредь не отягощал его, ибо он носит язвы Иисуса Христа на теле своем».
Но, пожалуй, самое главное было в том, что Павел обладал замечательно сильным и гибким умом. Это видно прежде всего по его письмам, которые составляют значительную часть Нового Завета. Широта кругозора и глубокое знание людей позволяли Павлу легко адаптироваться к любой среде. Он старался стать своим в любом месте, где протекала его проповедь: для иудеев быть иудеем, для язычников – язычником, для просвещенных – просвещенным, для невежд – невеждой. Дипломатичность, даже изворотливость не раз выручали его в трудных ситуациях. Когда его привлеки к суду Синедриона, он ловко использовал разногласия между саддукеями и фарисеями, воззвав к последним: «Я фарисей, меня судят за нашу веру!» – чем вызвал смятение и споры между судьями. Павел знал, где и как можно и нужно говорить, везде умел выбрать походящий тон и правильную лексику, учитывая то, к кому он обращался: греческим философам, римским солдатам или правоверным иудеям. Среди других апостолов, более прямолинейных и простодушных, он напоминал Протея, принимавшего тот облик, который помогал ему извлечь максимальную выгоду в конкретной ситуации. Цель у него всегда была одна, но он шел к ней благоразумно и осторожно, тщательно взвешивая обстоятельства и опираясь на свой опыт и понимание человеческой природы. Такой человек мог бы добиться многого в любой области, и христианство сильно выиграло от того, что именно Павел стал его провозвестником в языческом мире.
Как путешествовали в Римской империи
Как и всем апостолам, Павлу приходилось постоянно странствовать. Дальние поездки в Древнем Риме были обычным и широко распространенным делом. Империя позаботилась о том, чтобы создать для этого сравнительно комфортные условия, похожие на те, что существовали в Европе в начале XIX века. Путешественники наслаждались царившим в провинциях миром, торжеством порядка и общим духом гуманности и культуры, который римляне распространили до дальних уголков страны. В отличие от Европы, внутри Древнего Рима не было никаких границ: отправляясь в любое место, странник оставался у себя дома, в родном государстве, где действовали одни и те же законы и употреблялся один язык. Частым и продолжительным путешествиям способствовали широкие родственные связи, обилие гостиниц и хорошие дороги.
О римских дорогах стоит сказать подробнее. Они расходились от золотого столба на форуме Рима (отсюда пословица – «все дороги ведут в Рим») до самых границ империи. Фундамент этих образцовых трасс составляли мощные каменные блоки, засыпанные гравием и утрамбованной землей с легким наклоном в сторону обочин – для стока воды. Через каждую милю (римская миля – это 1000 двойных шагов, примерно 1.5 км) на обочинах стояли мильные камни с указанием расстояний до ближайших населенных пунктов, поэтому путник всегда точно знал, где он находится. Для удобства путешественников существовали дорожные карты с подробным обозначением развилок, населенных пунктов, постоялых дворов (правда, с нашей точки зрения, их делали на довольно неожиданных вещах: кубках, серебряных блюдах и т. д.). Кроме того, ориентирами служили многочисленные храмы и мавзолеи, попадавшиеся по дороге: решив отдохнуть, усталый путник мог зайти и помолиться Меркурию, считавшемуся покровителем путешествий, или Диане, защищавшей дороги, или какому-нибудь местному богу, с удовольствием принимавшему дары от чужестранцев. Естественные препятствия римляне преодолевали с помощью инженерного мастерства: над речными руслами и оврагами строили крепкие мосты, на больших реках устраивали паромные переправы, в горах прорывали туннели. Государственные курьеры перемещались по таким дорогам с огромной для того времени скоростью, пользуясь системой почтовых станций, которые стояли друг от друга на расстоянии в 10–15 км и где всегда можно было получить свежих лошадей.
С гостиницами дело обстояло намного хуже. Их было много, но они предоставляли так мало комфорта и имели такую дурную репутацию, что путешественники побогаче и посолидней старались ночевать у знакомых или останавливаться на свежем воздухе, разбивая переносные палатки. Обычно такие придорожные заведения носили громкие названия и украшались изображениями благородных птиц или драконов, а рекламные надписи у входа заманивали посетителей, обещая хороший стол, мягкую постель и покровительство богов. На деле бедным и неприхотливым странникам, которые хотели иметь хоть какой-то ночлег и сносную еду, доставались невыносимая духота, шум, насекомые, теснота помещений и сомнительное общество, состоявшее в основном из конюхов и погонщиков мулов. Чаще всего подобные заведения предоставляли и другие услуги, о чем можно судить по эротическим фрескам на стенах одной из таверн в Помпеях и по сохранившемуся до наших дней разговору между трактирщиком и постояльцем: «С тебя один асс за хлеб. – Согласен. – И восемь ассов за девицу. – Тоже верно. – И два асса за мула. – Этот мул меня разорит!»
Богачи обычно путешествовали в колясках и наемных экипажах, но Павлу на такой комфорт рассчитывать не приходилось. Люди небогатые ходили пешком или ездили на мулах – выносливой помеси лошади и осла, созданной римлянами. В дороге они не имели никакой защиты от непогоды, кроме дорожного плаща. Но самая большая опасность исходила от разбойников, грабивших путников даже в самом сердце империи – Италии. Поэтому путешественники при каждом удобном случае присоединялись к свите какого-нибудь чиновника или следовали за отрядом солдат, гарантировавшем им безопасность от грабителей.
Из-за трудности путешествий в античном мире всегда был важен принцип гостеприимства. Без местных связей иноземцу трудно было доказать, кто он такой. Ездившие по делам купцы заботились о том, чтобы в каждом городе были знавшие их поручители из уважаемых граждан, чтобы в случае надобности удостоверить их личность перед властями и судом. Иудеям в этом смысле было проще, поскольку в I веке вся империя была опутана целой сетью синагог. Евреи обитали почти во всех крупных городах востока и запада, от Сирии до Ливии, от Рима до Александрии, поддерживая между собой тесные дружеские и семейные связи и ведя интенсивную торговлю. Еще важней были родственные отношения: именно поэтому Павел, Варнава и их помощник Марк сначала отправились на остров Крит, в город Саламин, где находилась родина Варнавы.
Евреи и язычники
Не будь этой удобной цепочки из еврейских общин и синагог, Павлу вряд ли удалось бы так стремительно перемещаться по стране и так быстро распространять новое учение. Еврей был своим везде, где существовала местная диаспора. Новичка, даже если лично его никто не знал, встречали здесь как родного человека, предлагали помощь и кров, забрасывали вопросами о новостях, приглашали на религиозные собрания и т. д. Проповедь Павла всегда происходила по одной схеме: он приходил в новый город, обращался в еврейскую общину, посещал субботние собрания и произносил речь в виде комментария к Священному Писанию. Во время выступлений Павел много говорил о личном опыте и опыте других апостолов: как он стал христианином, как встретил Христа на пути в Дамаск и пережил обращение, о чем учил Иисус и что происходило на Тайной вечере. Он старался внести в проповедь живой, личный элемент, заразить других своим примером, силой своей веры. Не были чужды Павлу и чудеса. На Крите он ослепил язычника Вариисиуса, именовавшего себя магом и пророком, а в Троаде вернул к жизни юношу, упавшего из окна дома. В Эфесе он исцелял больных, которые вместо лекарств обвязывались его поясом и другими частями одежды.
Только если проповедь среди иудеев оказывалась неудачна, апостол обращался к прозелитам (то есть приверженцам иудаизма, обращенным из язычников) и уже в последнюю очередь – к язычникам. Евреям, имевшим тысячелетнюю традицию иудейской веры, было труднее принять новое учение, чем язычникам, ничего не слышавшим ни о иудейском Боге, ни тем более о Христе. Иудеи видели в христианстве кощунственное извращение веры, предательство традиции и заветов предков, богохульство, ложь и соблазн. Первая проповедь апостола обычно вызывала у евреев недоумение, которое быстро перерастало в открытую вражду. Чем больше иудеи узнавали Павла и его «благую весть», тем ожесточенней его преследовали. Следуя за ним из города в город, они старались расправиться с ним сами или уничтожить руками римлян. В Листре евреи побили апостола камнями за богохульство, а в Коринфе пожаловались властям, что он учит чтить Бога не по закону. Павла такое отношение в конце концов ожесточило. Он был искренним патриотом и говорил, что любит свой народ настолько, что ради него готов отказаться даже от вечного спасения. Павел всегда верил и думал, что евреи избраны Богом и рано или поздно спасутся, познав и приняв Христа. Но упорное сопротивление проповеди Христа заставило его сказать евреям немало горьких слов. «Вам первым надлежало быть проповедану слову Божию, но как вы отвергаете его и сами себя делаете недостойными вечной жизни, то вот, мы обращаемся к язычникам». Или еще резче: «Кровь ваша на главах ваших; я чист; отныне иду к язычникам».
Впрочем, реакция язычников тоже редко бывала дружелюбной. В Листре, где Павел излечил хромого, его и Варанаву встретили как языческих богов: Варнаву, более представительного, приняли за Зевса, а разговорчивого Павла – за Гермеса. Местный жрец даже хотел принести им жертву. Но теплый прием оказался следствием недоразумения, и путникам пришлось разубеждать жителей и объяснять, что они не боги, а слуги Божьи. В Филиппах местные жители обвинили Павла и его спутников, что «сии люди, будучи Иудеями, возмущают наш город и проповедуют обычаи, которых нам, Римлянам, не следует ни принимать, ни исполнять». На самом деле, авторов жалобы волновала не чистота римских нравов, а финансовый интерес: они рассердились на Павла за то, что он лишил пророческого дара местную рабыню, которая приносила им доход. Теми же мотивами было вызвано возмущение против Павла в Эфесе. Здесь находилось одно из 7 чудес света – знаменитый храм Артемиды со статуей многогрудой богини, которая, как считалось, упала с неба. В городе процветал культ Артемиды, привлекавший огромное число туристов и паломников. Вокруг него кормилось множество людей: ювелиров, изготовлявших миниатюрные модели храма, мясников, продававших жертвенное мясо, целителей и заклинателей, торговавших снадобьями и талисманами. Проповедь нового Бога грозила отобрать у всех этих людей доходное ремесло, поэтому против Павла вспыхнуло возмущение, едва не кончившееся расправой.
Что касается римлян, то большинство из них не понимало и не замечало христианства, пока оно не затрагивало их личные интересы и не нарушало римскую законность. В Коринфе на жалобы иудеев проконсул Галлион, брат знаменитого философа Сенеки, равнодушно ответил, что не видит в этом никакого преступления и не хочет разбираться в иудейских дрязгах. Он отпустил Павла, не заинтересовавшись ни его личностью, ни проповедуемым им учением. В Филиппах после доноса евреев Павла с товарищами арестовали, отобрали одежду, избили палками, посадили в тюрьму и забили ноги в колодки; но на следующий день, узнав о римском гражданстве Павла, местные власти извинились и отпустили его на свободу: закон сурово карал тех, кто не соблюдал права граждан. Законопослушные римляне сами не раз защищали Павла от разгневанных иудеев и даже спасали его от смерти. Так было в Иерусалиме, где римские солдаты вырвали апостола из рук разбушевавшейся толпы.
Путешествия
Маршруты первых трех путешествий Павла хорошо известны. Начав с Крита, он перебрался в Малую Азию и прошел по южным и восточным областям современной Турции – гористой и пустынной местности с малочисленным и полудиким населением. Цицерон, побывавший в этому краю примерно ста годами раньше, писал о нем как о жалком и убогом месте, где живет только неотесанная деревенщина. Путникам все время приходилось ехать по голой и пустой равнине, где изредка встречались стада ослов; в дороге было холодно, особенно по ночам, источников попадалось мало, поэтому воду приходилось покупать. Встречавшиеся по пути города больше походили на деревни, огороженные частоколом, где порой даже не говорили по-гречески. Зато местные горы славились разбойничьими шайками, которых римляне не могли извести в течение нескольких столетий. Когда Павел писал, что его не раз грабили разбойники, скорей всего, он имел в виду именно эти места.
Павел не был свободен в своих перемещениях. В это время уже существовали границы миссий разных апостолов, которые не должны были пересекаться: во-первых, чтобы не тратить время зря, во-вторых, чтобы не создавать разногласия и смуту в общинах, основанных разными апостолами. В Малой Азии Павел оказался так тесно зажат между уже занятыми сферами влияния, что ему пришлось перебраться в Европу – девственную территорию, где еще не проповедовал ни один апостол. Здесь он посетил греческие Филиппы, Фессалоники, Афины и Коринф. В Фессалониках его снова арестовали, но у него нашелся родственник и поручитель, некий Иасон, вызволивший его из тюрьмы. В Афинах апостола возмутили нагие «идолы» и привлек храм бога-целителя Асклепия: Павел был неравнодушен к медицине.
Но больше всего его заинтересовали знаменитые афинские философы. Кто, как не они, мудрецы, любители истины, могли принять живую и высшую истину по всей ее полноте – Иисуса Христа? Павел сделал попытку обратить последователей школы стоиков и эпикурейцев, которые собирались на городской площади и беседовали на философские темы. Он произнес речь, по-риторски умелую и искусную, начав с похвалы афинян за благочестие и упомянув стоявшую в городе статую «неведомым богам», которых он переделал в «неведомого Бога», отождествив его с Христом. Сначала толпа слушала его внимательно, но когда Павел заговорил о воскресении из мертвых, его репутация сразу упала: его сочли несерьезным человеком, «суесловом», который вместо философских истин проповедует какие-то сказки. «Об этом мы послушаем в следующий раз», – насмешливо бросили греки и разошлись по своим делам.
В первые годы путешествий Павел часто переезжал из города в город, но позже предпочитал подолгу оставаться в каком-нибудь крупном центре: сказывались возраст и накопившаяся усталость. В двух городах, Коринфе и Эфесе, он провел в общей сложности четыре года. Коринф был богатым морским портом, торговой и деловой столицей Греции и местом проведения знаменитых Истмийских игр. В этом космополитичном центре, известном своими публичными домами и развращенностью нравов, Павел обрел богатого покровителя Гая, на вилле которого он подолгу гостил и работал. Эфес – четвертый по величине городе после Рима, Александрии и Антиохии, столица Малой Азии и резиденция проконсула, – стал для апостола почти вторым домом, где его окружали самые близкие и дорогие люди.
Во время своих странствий Павел нашел немало верных последователей и преданных друзей. Среди них был Тимофей, сын грека и иудейки, один из любимых его учеников, к которому он относился как к родному сыну; Онисифор, беглый раб, спасенный им от разгневанного хозяина; Аполлос, красноречивый и хорошо образованный юноша из Александрии; Лука, странствующий врач, будущий автор Евангелия и Деяний; собратья апостола по ремеслу палаточники Акилла и Прискилла, муж и жена, изгнанные вместе с другими иудеями из Рима по указу императора Клавдия. В ближний круг апостола входили также его первый помощник евангелист Марк, с которым они снова помирились, Тит, Иуст из Коринфа, Аристарх Македонянин. Среди последователей Павла всегда оказывалось много женщин, часто первыми отвечавших на его проповедь и помогавших ему во время странствий. В Листре это были Лоида и Евника, бабка и мать Тимофея, в Афинах – Дамарь, жена Дионисия Ареопагита, в Кенхрее – коринфянка Фива, ставшая потом диакониссой.
