Владимир Смирнов
Третий контур
Борис оглянулся и тут же заметил хозяев – двое сотрудников службы охраны шли прямо к ним.
– Молодые люди, я сожалею, но вашу сумку придется досмотреть, – сказал старший. – Не беспокойтесь, это займет лишь несколько минут.
Он сделал приглашающий жест в сторону двери с табличкой «Только для персонала», и Борис неохотно поплелся за ним, бросив на ходу:
– Подожди, я быстро!
Оля с чемоданом осталась у экрана; второй охранник взял пса на поводок и продолжил обход. На входе в досмотровый отдел Борис споткнулся о порожек и едва удержал равновесие. Он гнал от себя дурные предчувствия, но без особого успеха. Процедура досмотра была ему знакома – его зимняя практика проходила на терминале такой же категории. Один сотрудник справлялся с этой работой за пять минут, без помощников и понятых. Свидетели были не нужны – съемка велась одновременно с трех точек. Это также гарантировало, что охранник не сможет ничего подкинуть – а значит, бояться нечего. Но затяжной спазм в желудке не отпускал. А вдруг там все же что-то есть? Борис купил новый кофр только вчера и с тех пор с ним не расставался. Подложить в него что-то могли разве что еще до покупки. Возможно ли такое? Выяснить его вкусы, узнать, где он закупается, и заранее ограничить там выбор, сделав его безальтернативным. Не может быть, бред какой-то – ведь до вчерашнего дня он даже не был уверен, что захочет сменить кофр. И все же – выбора в магазине действительно не было, все остальные варианты были явно не в его стиле. Тогда он не обратил на это внимания, но теперь даже такая мелочь стала казаться подозрительной. И еще этот лабрадор – все складывалось как-то совсем нехорошо. Единственное, что оставалось – не проявлять излишней суетливости и не задавать глупых вопросов.
Не дожидаясь приглашения, Борис прошел сквозь очередную рамку и молча поставил кофр на стол. Сотрудник включил круговое освещение, раскрыл молнию и приступил к досмотру. Он аккуратно достал фотоаппарат и стал выкладывать на стол сменные объективы. Его движения были точными и уверенными – чувствовалось, что подобная техника ему хорошо знакома. Не касаясь оптики, он быстро отсоединял и возвращал на место съемные части. Вскоре кофр опустел. Борис вздохнул было с облегчением, но тут охранник привычным движением ощупал подкладку и потянул за язычок скрытой молнии. Подкладка отогнулась, раскрывая потайной карман на внутренней стенке. Началось! – обреченно подумал Борис. И тут же его желудок сжался в жесткий комок с острыми краями – он заметил в кармане край небольшого бумажного пакетика.
Ошибиться было невозможно – только одно вещество имело смысл тайно подбрасывать. И только на него натаскивали служебных собак. Таран, конечно, что же еще. Препарат сам по себе нейтральный, не оказывающий какого-либо заметного действия; но вот в паре с другим или в составе гормонального коктейля… Таран заметно ослаблял гематоэнцефалический барьер, позволяя впрыснутым в кровь гормонам непосредственно воздействовать на нейроны. Обычно такой эффект использовали для получения максимального удовольствия; но его можно было применить и для манипуляции другими – а это уже считалось тяжким преступлением. Поэтому таран был запрещен на всей территории федерации, и его перевозка грозила серьезными последствиями. Все это пронеслось в сознании практически мгновенно – за ту секунду, когда Борис уже заметил пакетик, а охранник еще нет.
10
Борис приготовился к неизбежному, но тут зазвенел зуммер рации на поясе сотрудника. Тот недовольно поморщился, нажал кнопку на гарнитуре и повернулся к одному из экранов наблюдения:
– Ну, что там у вас? Хорошо, через минуту закончу и подойду.
Сейчас или никогда! – Борис резко нагнулся, рывком выхватил из кофра пакетик и зажал его в кулаке. Боковым зрением охранник уловил его движение и вскочил со стула. Борис двумя руками схватился за горло и прохрипел:
– Не могу! Меня сейчас вырвет!
Он бросился к неприметной двери в углу кабинета, за которой, как подсказывала память, должен находиться санузел. Охранник метнулся за ним. Память не подвела – за дверью действительно оказался туалет с огромной лужей на полу. Не обращая на нее внимания, Борис в два прыжка пересек помещение и с размаху упал на колени перед унитазом. Правая рука разжалась, левая до упора вдавила кнопку слива. Мощная струя подхватила пакетик и унесла его в канализационный сток.
Вот и всё, – подумал Борис, – скажу, что в пакете была веселящая смесь, а в унитаз ее спустил потому, что испугался. Это легкое нарушение, как-нибудь выкручусь. Про таран никто ничего не докажет, а любое сомнение всегда трактуется в пользу подозреваемого.
Он склонился над унитазом, имитируя рвоту. Охранник ворвался в туалет, едва не сорвав дверь с петель; в правой руке он сжимал шокер. Тяжелый ботинок с размаху опустился в лужу, подняв веер прозрачных брызг. Неожиданно подошва скользнула вперед, охранник нелепо взмахнул руками и завалился на бок. Раздался характерный треск – видимо, падая, он непроизвольно нажал на курок. Его тело судорожно дернулось и замерло.
Этого Борис никак не ожидал. Он вытащил охранника из лужи, усадил его на пол, прислонив спиной к стене, и проверил пульс. Ничего страшного – все служебные шокеры гарантированно нелетальны; но теперь дело приняло совсем дурной оборот. После всего случившегося вряд ли удастся легко выпутаться; в любом случае будет муторное расследование с вызовами и расспросами.
Но как же мастерски все было разыграно! Вызов раздался секунда в секунду, за ними явно наблюдали. И принятое сообщение заставило охранника повернуться к самому дальнему монитору, на миг выпустив кофр из поля зрения. Эти киты – настоящие профи. Но дальше, видимо, все пошло не по плану. Ведь нельзя же было предвидеть, что охранник поскользнется и, падая, нажмет на курок шокера. Или все же можно? Не случайно ведь появилась в туалете эта лужа. Скорее так – просчитали и этот вариант, но как один из маловероятных. А в запасе наверняка имелось и несколько альтернативных, более реалистичных. Думать о которых совсем не хотелось. Итог все равно один – его захотели подставить и подставили по полной программе.
Теперь все выглядело как нападение на сотрудника при исполнении. В туалете камер не было, а на съемке в зоне досмотра его преступный умысел был очевиден. Охранник же не факт, что все вспомнит, слишком внезапно он отключился. Киты свое дело знают.
Решение пришло мгновенно и напугало до холодного пота. Хотя – хуже уже не будет, так что почему бы и нет. Борис знал, как работают системы видеонаблюдения на терминалах этого уровня. Данные поступают в центральное хранилище не в режиме реального времени; раз в полчаса массив архивируется и передается в центр одной посылкой. Он взглянул на табло с часами – в его распоряжении было шесть минут. А может и меньше – охранник вот-вот должен был очнуться.
Борис наскоро собрал со стола объективы, закинул кофр на плечо и подошел к охраннику, еще не пришедшему в себя. Снял с его рубашки пропуск-бейджик и прикрепил себе на футболку. Затем оторвал кусок туалетной бумаги и тщательно протер кнопку слива и дверные ручки. Внешняя камера зафиксировала это действие – почерк преступника, заметающего следы. Теперь уже точно отступать было некуда.
Он подошел к выходу в служебную зону, поднес бейджик к считывателю и оказался в длинном пустом коридоре. Быстро нашел нужное помещение, еще не зная, сработает ли пропуск. Ему повезло – допуск охранника оказался достаточно высоким. Подойдя к серверу, Борис аккуратно вынул обе пластинки накопителей и запустил перезагрузку с полным тестированием. Это давало небольшую фору во времени, но надо было спешить. И еще – надо было выйти в общий зал незамеченным.
С этим ему вновь повезло – и он вновь поймал себя на мысли, что таких совпадений не бывает, что он, возможно, просто отрабатывает написанный для него план, в котором все, вплоть до самой незначительной мелочи, учтено заранее. Но тогда это должно было означать, что для него уже подготовлены и пути отхода, главное – не выпасть из графика. Борис неслышно подошел к Оле со спины, сжал ее локти и наклонился теплому розовому уху:
– Малыш, ты мне доверяешь?
Она вздрогнула, развернулась легким танцевальным движением, и радость на ее лице сменилась недоумением:
– Что?
– Нам надо уходить, прямо сейчас. Не спрашивай ни о чем, я все расскажу по дороге.
Борис потянул Олю за локоть, но она не сдвинулась с места.
– Так мы никуда не летим?
– Нет, милая, сегодня точно ничего не получится. Пожалуйста, поверь – нам больше нельзя здесь оставаться.
Олины губы дрогнули в трогательной гримаске обиды, и Борис подумал, что все напрасно, она никуда не пойдет. Глупо было надеяться, что она поверит вот так, вслепую. А через минуту центр не получит очередной посылки, охрану поднимут по тревоге – и тогда у него начнутся настоящие неприятности. Борис открыл рот, но ничего не сказал; слов, способных убедить, у него не было. Видимо, Оля почувствовала его отчаяние и поняла, что все серьезно. Она бросила беглый взгляд на служебный вход и перешла на шепот:
– Боря, у тебя что-то нашли?
– Нашли. Я отключил систему наблюдения, но времени у нас уже почти не осталось.
Он снова потянул Олю за локоть, и на этот раз она подчинилась. Свободной рукой Борис подхватил чемодан и направился к выходу. Оттуда, не сбавляя темпа – к автобусной остановке. Задержался он лишь раз – присел на секунду около люка, чтобы поправить шнурок. И незаметно опустил бейджик и два накопителя в щель решетки ливневой канализации.
11
В полупустом автобусе они заняли задние кресла – обычная парочка, жаждущая уединения. Борис заговорил быстрым сбивчивым полушепотом; он рассказал все – от странного Митиного предложения до выброшенных накопителей. Оля сидела неподвижно, сцепив в замок побелевшие пальцы и глядя прямо перед собой. Недоверие читалось во всей ее напряженной позе, но упрекнуть ее в этом Борис бы не посмел – он и сам не мог до конца поверить в тайный смысл происходящего. Наконец Оля стряхнула оцепенение и повернулась к нему.
– И ты действительно считаешь, что все это было подстроено заранее?
– Скорее всего. Я даже не удивлюсь, если наш автобус вдруг по какой-то причине изменит маршрут.
– Ну знаешь… – начала было Оля и осеклась.
Включилась громкая связь, и голос диспетчера объявил, что из-за дорожных работ в центральном районе автобус пойдет по западной хорде. Борис замер на месте; Оля подалась вперед, глядя на него округлившимися глазами:
– Это… оно?
– Если остановится у студгородка, тогда точно оно.
Автобус остановился у студгородка. Задняя дверь бесшумно открылась. Борис встал и вскинул кофр на плечо.
– Приехали. Выходим.
– Зачем? – Оля упрямо наморщила лоб. – Ничего же еще не объявляли. С чего ты решил, что эта остановка специально для нас?
Борис нервно усмехнулся.
– А для кого же еще? Ты ведь уже поняла, что происходит. Если мы сейчас не выйдем, диспетчер объявит, что автобус неисправен, и высадит всех. Зачем нам подставлять людей? Да и лишние свидетели нам ни к чему. Согласна?
Оля молча кивнула, и они вышли. Дверь бесшумно закрылась, и автобус скрылся за поворотом. Борис посмотрел в сторону застекленного крыльца главного корпуса ИГП – оттуда им навстречу шел Митя. Робкая улыбка на его лице то появлялась, то исчезала.
– Привет! – он поднял руку и неуверенно помахал ладонью возле своего уха.
– А по сусалам? – мрачно спросил Борис вместо приветствия.
Оля осторожно взяла его за локоть. Почувствовав, как напряглись мускулы под ее пальцами, она поспешила сменить тему:
– Боб, это тот самый Митя?
– Тот самый, – Борис постарался вложить в интонацию все, что так и просилось на язык.
Митя виновато развел руками.
– Я ведь уже говорил, это не моя идея.
– А чья же?
Митя выразительно посмотрел вверх.
– Все решения принимаются там. Не скажу точно, на каком уровне, но уверен – противиться бесполезно.
– Бесполезно?! – Борис угрожающе шагнул вперед. – Да ты хоть представляешь, что будет с вашей шарашкой, если мать узнает, чем вы тут занимаетесь?! Да ты…
– Она знает, – перебил его Митя.
– Что?! – Борис подумал, что ослышался.
– Она знает, – повторил Митя. – С ней связались еще месяц назад, и она дала согласие на твое привлечение.
– На привлечение? Таким гадским способом? – услышанное не укладывалось у Бориса в голове.
– Это была проверка, и ты ее выдержал, – ответил Митя без тени улыбки. – Кстати, с тобой все прошло еще довольно гладко. Могло быть и хуже.
12
Борис снова напрягся, но Оля опять перехватила инициативу. Она шагнула вперед и протянула Мите руку.
– Вот и познакомились. Я Оля.
Митя торопливо схватил ее ладонь и с чувством тряхнул.
– Очень рад! Именно такой я тебя и представлял.
Оля возмущенно повернулась к Борису:
– Ты что, ему обо мне рассказывал?
– Нет-нет! – поспешно вмешался Митя. – Конечно нет. Просто я знаю Боба с детства и мог предположить…
– Просто он телепат, – перебил его Борис, не скрывая раздражения.
– Правда? – оживилась Оля.
– Не совсем, – ответил Митя, – но для краткости это можно назвать и так.
– Никогда не встречала телепатов, – улыбнулась Оля. – А можешь сказать, чего я сейчас хочу?
Митя посмотрел на нее с видом фокусника, замершего перед волшебной шляпой.
– Сейчас ты не отказалась бы от чего-то холодненького. От стакана сока. Например… Например, виноградного.
– Бинго! – Оля восторженно дернула Бориса за руку. – А он и правда тот самый!
– Разумеется, – скромно согласился Митя. – Кстати, о соках – у нас прекрасный буфет, давайте перейдем туда. Мы и так уже слишком долго торчим здесь у всех на виду.
– Боб, ну пожалуйста, пойдем! – Оля повисла на руке Бориса, явно ожидая продолжения фокусов.
Он подумал, что должен как-то компенсировать ее утреннее разочарование, и согласился, хотя и не без внутренней борьбы. Впрочем, он согласился бы в любом случае – как можно отказать девушке, когда она смотрит на тебя такими глазами! Митя опять повернул все по-своему, да так ловко, что оказался как бы и ни при чем, оставив последнее слово за ними.
На вахте пожилой охранник выдал Мите временные пропуска – два небольших значка на липучке с буквами «3К». Никаких вопросов, никаких комментариев. Понятно, что все было подготовлено заранее; Бориса это уже не удивляло. Неприятно поразило другое – что Оля тоже каким-то образом оказалась втянута в эту игру. Он-то думал, что просчитывали его одного, что вся эта чехарда вертелась лишь вокруг его персоны; но все оказалось гораздо сложнее. Ему захотелось сейчас же отправить Олю домой, подальше от того, что здесь затевалось. Но Борис уже успел узнать ее достаточно хорошо, чтобы понимать – не стоит и пытаться.
Митя картинно размахнулся и с размаху шлепнул Бориса ладонью чуть ниже плеча, прилепив пропуск на рукав его футболки. Шлепок, впрочем, получился совсем не сильным. Затем повернулся к Оле, собираясь повторить ту же операцию, и застыл на месте. Минимальная юбка и топик на тонких бретельках скрывали лишь те места, прикосновение к которым вряд ли можно было назвать дружеским. Оля улыбалась во весь рот, ситуация явно ее забавляла. Митя беспомощно улыбнулся в ответ и протянул ей пропуск; она подошла к ближайшему зеркалу и аккуратно прилепила значок на грудь, как редкое украшение. Отошла на пару шагов и на мгновенье замерла, любуясь собой. Митя с Борисом молча переглянулись; слова были не нужны.
– Ну, в общем… – Митя, чуть сбившись, продолжил, – все работает как обычно. Идентификатор дистанционный, радиус до трех метров. На каждой двери есть индикатор. Зеленый – доступ разрешен, красный – запрещен. Ключ действует только в пределах корпуса, но дальше нам и не нужно.
– А если пожар? – спросил Борис.
В такую возможность он, конечно, не верил, просто захотелось как-то осадить Митю – слишком поспешно и оптимистично у того прозвучало это «нам».
– Допуск нужен только на вход, выход всегда свободный.
Этого и следовало ожидать – Митя уловил его раздражение, но выкрутился легко и непринужденно, ответив одновременно и на прямой вопрос, и на скрытый упрек.
– А что значит «ЗэКа»? – спросила Оля. – Мы здесь на положении заключенных?
– ЗэКа? – удивленно переспросил Митя. – Это не Зэ, это тройка. «Третий контур», наше подразделение.
– И что это за хрень? – вмешался Борис. – Какой еще контур?
– Это внутренний жаргон, – примирительно ответил Митя. – Обычно мы строим модели процессов с использованием обратных связей, отсюда и контур. А третий – это уровень. Первый – мышление, решение задач, встающих перед живым существом. Мышлением, кстати, обладают и животные, только у них оно попроще. Второй уровень – рефлексия, наблюдение за собственным мышлением.
– Мышление о мышлении! – подсказала Оля.
Митя посмотрел на нее с удивлением.
– Можно сказать и так. А третий уровень – наблюдение за собственной рефлексией.
– Мышление о мышлении о мышлении! – радостно закончила Оля.
– Звучит довольно глупо, не находишь? – поинтересовался Борис.
Митя пожал плечами:
– По-моему, нормально звучит. А в чем проблема?
– Как-то слишком скромно, – съязвил Борис. – А почему не четвертый? Или сразу сотый? Наблюдение за наблюдением в энной степени, круто же.
– Да мы и на третьем еще не освоились, – ответил Митя, – только-только почву нащупали.
– Какую, нахрен, почву?! – вспылил Борис. – Что за пургу ты несешь?! Наблюдение за рефлексией – откуда? Нельзя выйти за свои пределы! Это все равно, что пытаться поднять себя за волосы!
Митя довольно кивнул.
– В точку! Проблема Мюнхгаузена в том и состоит, что здесь сам исследующий субъект одновременно является и объектом своего исследования. Что порождает бесконечную рекурсию взаимовлияний, распутать которую практически невозможно.
– Зачем же тогда вы с этим паритесь, если результат недостижим? – спросил Борис, остывая.
– Так ведь мы и не собираемся распутывать эти узлы. Мы их рубим. Мы же практики, и берем лишь то, что можно использовать прямо сейчас. Весьма полезный навык – и ему, кстати, можно научиться. Скоро вы и сами в этом убедитесь.
13
В буфете института было немноголюдно. Учебный год закончился, почти все студенты разъехались, а сотрудники в столь ранний час, как правило, забегали ненадолго, чтобы перехватить что-то на ходу. Друзья, решившие подкрепиться основательно, заняли столик у стойки. Неспешно расправляясь с закусками, они наблюдали за этой суетой. Многие сотрудники знали Митю, подходили к их столику, подсаживались на пару минут – поздороваться и перекинуться несколькими словами. Митя коротко представлял подходивших.
– Николай. Зомби.
– Зомби? Это фамилия? – Оля удивленно подняла брови.
– Нет, конечно, – улыбнулся Николай, явно довольный произведенным эффектом, – это внутренний код. Проблемы, которыми занимается наш отдел, для краткости называют зомбированием, а нас, соответственно – зомби. Но это только название, мозги мы ни у кого не выедаем.
– Здорово, не придется прикидываться безмозглой дурочкой, – мгновенно отреагировала Оля.
Борис стиснул зубы – Николай был выше его на голову и явно нравился женщинам, а Олину наивность вполне можно было принять за флирт. Впрочем, Николай быстро допил свой кофе и убежал спасать мир то ли от перезомбирования, то ли от недозомбирования – Борис не собирался вдаваться в подробности.
Вслед за Николаем-зомби к ним подошли Костя-оборотень и Ира-невидимка – обычные с виду ребята. Но втянуть их в разговор не получилось, они были слишком заняты выяснением своих запутанных отношений. Затем подошла Вика-вампир – единственная, чей вид хоть в чем-то соответствовал внутреннему коду. Эффектная худоба и радикально черные волосы делали ее весьма привлекательной. Когда Вика уже исчезала в дверях, Борис случайно перехватил Митин взгляд, провожающий девушку.
– Ми-итя?! – удивленно протянул он.
– Ну подловил, подловил, – Митя, кажется, даже слегка смутился. – Я же говорил, ты быстро учишься.
Они уже собирались уходить, когда в дверях показался высокий мужчина лет тридцати. Митя вскочил и замахал рукой, приглашая его к столу.
– Это Матвей, мой куратор, – пояснил он.
– По Древним? – уточнил Борис.
– Не только. Теперь уже не только по Древним и не только мой. Теперь он и ваш куратор.
Матвей тем временем добрался до их столика и присел на свободный стул.
– Рад приветствовать, молодые люди! Не сомневался, что все у вас пройдет удачно.
– Похоже, никто не сомневался, – раздраженно буркнул Борис. – Кроме меня.
– Мы в вас верили! – радостно сообщил Матвей. – И Митя за вас поручился.
– Обязательно отблагодарю его при случае.
– Ну-ну, не стоит делать из этого трагедию. Все не так уж плохо. Отнеситесь к своей миссии как к интересному приключению, которое обогатит вас ценным опытом.
– Хватит пропаганды, – поморщился Борис, – все ведь уже решили за нас. Я только не понимаю – мы-то вам зачем? Мы же здесь совсем левые люди.
Матвей хитро улыбнулся.
– Я бы так не сказал. Ты ведь интересовался нашим институтом и даже пытался сюда поступить.
Борис почувствовал, как его щеки стали горячими – он должен был рассказать об этом Оле, но предпочел скрыть свой позорный провал. Она быстро взглянула на него, но промолчала. Матвей продолжал:
– И потом, Митя же все объяснил – ему нельзя работать в одиночку, на этот счет у нас есть строгий протокол.
– Да, но его-то зачем было привлекать? Он же обычный студент! Что, больше совсем некого?
– Не совсем обычный, он один из лучших, – ответил Матвей, и Митя буквально расцвел под его взглядом. – Но по сути ты прав, работать сейчас действительно некому, все мобилизованы и призваны.
– Куда? На фронт?
– Можно и так сказать. Срочный заказ, форс-мажор.
– Это действительно так серьезно? – спросила Оля почти шепотом.
Матвей посмотрел на нее, и его напускная веселость исчезла.
– Да, к сожалению. Вы же видели последние статистические отчеты. Демографический всплеск в Азии ударил по всей мировой экономике, пришлось форсировать аграрную программу генной модификации. Все, конечно, многократно перепроверяется, и ни о каком вреде человеку не может быть и речи. Но… Как выяснилось, последняя модификация злаковых угнетает несколько видов кишечных бактерий, а они, в свою очередь, влияют на общий эмоциональный фон. Это нигде широко не обсуждалось, но было принято решение срочно исследовать всю внутрикишечную живность и составить карту ее корреляций с психическими состояниями. Работа архисрочная, и краев у нее не видно, поэтому всю текучку передали студентам. Надеюсь, ничего критичного мы не упустили.
– Ага! – прокомментировал Митя с заметным сарказмом. – «Ничего критичного»! От нас ведь ждут только положительной оценки, разве не так?
– Не так, – возразил Матвей. – Положительной оценки ждут от меня. А мне вы будете докладывать все как есть.
14
В лаборатории, где они продолжили разговор, было светло и уютно. Солнечный свет пробивался в комнату сквозь листву кленов, окружавших здание; слабый ветерок из открытых окон приятно остужал тело. Борис понимал, что согласиться все равно придется, других вариантов нет, но из какого-то нелепого упрямства все тянул с окончательным ответом. Зато Оля, похоже, так и рвалась ввязаться в новую авантюру.
– А как будет называться наш проект? – спросила она. – У нас ведь тоже будет какой-то внутренний код?
Борис подумал, что ей уже не терпится примерить на себя новое именование, как недавно она примеряла перед зеркалом значок «3К».
– Близнецы, – ответил Матвей.
– Близнецы? – удивленно переспросила Оля и, повернувшись к Борису, радостно фыркнула: – Боб, мы с тобой теперь близнецы! Отныне и думать забудь об инцесте!
Обычно, когда она улыбалась, внутри у Бориса все таяло. Но в этот раз напряжение было слишком велико. Он едва сумел выдавить в ответ жалкую неубедительную улыбку.
– Значит, близнецы? – торжественно спросил Митя и положил руку на стол ладонью вверх.
– Близнецы! – с готовностью согласилась Оля и вложила в его ладонь свою ладошку.
Они выжидательно уставились на Бориса, и он остро осознал всю нелепость этой наигранной ситуации. Было в ней что-то книжное или киношное, какое-то незакрытое детское переживание; но это было так свойственно Оле, и именно это так нравилось ему в ней. Преодолев себя, он протянул руку и накрыл своей пятерней Олины пальцы.
– Близнецы!
– Вот и славно! – подытожил Матвей.
– Не уверен, – процедил Борис, убирая руку.
– Боб, ну что ты, как неродной! – обиженно протянула Оля.
Борис тяжело вздохнул – действительно, что уж теперь выделываться.
– Мне кажется, сейчас самое время перейти к сути, – сказал он.
– Давно пора! – поддержала его Оля.
Матвей с Митей переглянулись, и куратор чуть заметно кивнул – рассказывай ты. Митя слегка подался вперед, поставил локти на стол и начал говорить. Его рассказ был сухим изложением фактов и напоминал ответ на экзамене по истории, вот только история эта была не совсем обычной.
– Восемь лет назад в одном из интернатов был поставлен долгосрочный эксперимент. Для него были отобраны дети, максимально схожие по всем психическим характеристикам. Идеальная группа одного психотипа. Воспитывали и обучали их по особой методике. То есть не просто поощрялось желательное поведение и осуждалось нежелательное, но по возможности блокировалась сама возможность любой реакции, отличной от ожидаемой. Для детей создавались условия, когда любое их значимое действие было предсказуемым – и они всегда оправдывали все ожидания. Через четыре года они завершат школьную программу, после чего их планируют распределить по институтам для дальнейшего обучения. Наша задача – пожить рядом с ними, присмотреться, провести стандартные циклы тестов и доложить о результатах. Интересует главным образом их готовность интегрироваться в социум. И прогноз по их дальнейшей судьбе.
Митя перевел взгляд на Матвея и закончил уже с нескрываемым сарказмом:
– Причем ждут от нас, как я понял, исключительно положительных результатов и позитивных прогнозов. Потому что скорое изменение образовательных методик – дело уже почти решенное.
– Но это же… зверство! – вырвалось у Бориса.
Слово было выбрано неудачно, но ничего другого просто не пришло на ум.
– Так же нельзя, они ведь живые люди!
– Все вопросы к нему, – Митя раздраженно кивнул на Матвея. – Если хотите, он может рассказать вам про другое время и особую ситуацию. А нам придется принять все как данность и работать с тем, что есть.
– Митя, тебе что-то здесь не нравится? – осторожно спросила Оля.
– Да мне все здесь не нравится! – от избытка чувств Митя даже стукнул ладонью по столу. – Все, от начала до конца! Какие-то подонки создали пробную партию искалеченных людей, а теперь еще и собираются штамповать их конвейерным способом!
– Вот и напиши все это в своем отчете, – перебил его Матвей. – Никакого решения ведь пока нет.
– Это лишь формальность! – отмахнулся Митя. – И потом… Наше общество наконец-то достигло хрупкого равновесия между умеренной слежкой и воздержанием от зла. Флуктуации в обе стороны незначительны. Но эти дети изначально воспитывались в очень жестких условиях. Если кто-то из них все же научился шифроваться, из него может вырасти настоящий монстр. Выпустить такого в наш мир – все равно что хорька пустить в курятник; против него будут бессильны все системы слежения и прогнозирования.
15
Борис подумал, что Митя, возможно, сильно преувеличивает гипотетическую опасность. Или преувеличивает – или чего-то не договаривает. Осторожно подбирая слова, он спросил:
– Митя, у тебя есть основания считать, что кто-то из них шифруется?
– Нет, прямых указаний на это не было. Но в последний год было несколько инцидентов, не укладывающихся в прогнозы.
– Например?
– Например, драка между мальчиками.
– Разве это так необычно? – спросила Оля.
– С легкими телесными, – пояснил Митя. – Минус два зуба.
– Сразу два?! – поразилась Оля.
– Два премоляра. Правые верхние, четверка и пятерка.
– Да не может быть! – не поверил Борис. – Какой же силы должен быть удар? Все это как-то странно.
– Странно, что так легко отделался, – возразил Митя, – все могло закончиться куда хуже.
– В смысле?
– Наш драчун, Марат, в раннем детстве потерял левую руку. Несчастный случай. Сейчас у него механический протез, «умная рука». Это целый интеллектуальный комплекс с продвинутой системой защит, он вообще не должен был допустить удара в лицо. Но если все же допустил, если произошел какой-то невероятный сбой – чудо, что не раскрошил челюсть в труху. Мощи у него хватило бы с избытком.
На какое-то время воцарилась тишина; все молчали, переваривая услышанное. Наконец Оля спросила:
– Что значит – «умная рука»?
– При протезировании никогда не получается восстановить утраченные функции в полном объеме, – пояснил Митя, – но степень управляемости может быть разной. Это зависит от того, сколько нервных волокон удается подключить к системе. Чем меньше управляемость, тем «умнее» должен быть протез.
– А у Марата? – спросил Борис.
– Как раз у Марата управляемость оставляет желать лучшего. Он задает лишь интенцию, а почти все функции координации берет на себя техника. То есть Марат может лишь потянуться к чашке – а система должна отметить направление движения, включить сенсоры, опознать предмет как чашку, понять, что чашку надо взять за ручку и нести ровно, чтоб ничего не расплескать. Затем Марат тянет руку на себя – и система понимает, что надо поднести чашку к губам и наклонить, чтобы можно было сделать глоток. Если защита определит температуру как безопасную.
– Все так плохо? – спросила Оля.
– На самом деле у Марата управляемость еще не самая низкая. Но в общих чертах все именно так и работает.
– И что же случилось с системой защиты? – спросил Борис.
– Именно это нам и предстоит узнать. У меня есть несколько версий, но не хочу озвучивать их раньше времени.
Что это за версии, никто не спросил. Бориса сейчас больше интересовало другое.
– Ладно, – сказал он, – с тобой все ясно, тебя только пусти в огород. А чего кураторы ждут от нас? Провести опросы, отделить правду от лжи и принести результаты на блюдечке? И ради этого стоит куда-то ехать?
– Даже не так, – ответил Матвей. – Отделять правду от лжи не придется, близнецы просто не могут лгать. В крайнем случае близнец откажется отвечать, но тогда его ответ будет очевиден. Если же, как подозревает Митя, кто-то из них шифруется, ни один наш тест это не определит.
– А на черта тогда срываться с места? Провели бы свои опросы дистанционно, в чем проблема? И главное – нас-то зачем сняли с рейса? Мы здесь нужны, как собаке пятая нога!
Матвей покачал головой.
– Ошибаешься. Нужны, Боря, еще как нужны. С этими близнецами не все так просто. Марат правша; об этом ты и сам мог бы догадаться. То есть даже если предположить невероятное – что Марат захотел ударить друга, он ударил бы его правой. Я подозреваю, что протез взломали, и скорее всего, сделал это кто-то из близнецов.
