Владимир Сергеевич Курин
Без вести
– Всему свое время, парень, – ответил следователь и похлопал по плечу юноши. Антон никак не мог запомнить имя следователя, поэтому каждый раз при встрече или в разговоре по телефону называл его – товарищ капитан.
Антон догадывался о причинах скрытности. Дело, по его мнению, несло серийный характер. В городке, забытом цивилизацией и самим Богом, завелся серийный убийца. Кто-то из двадцати тысяч жителей обеспечил бесследное исчезновение трех человек. Никого из пропавших не нашли. Ни живыми, ни мертвыми. Три взрослых, здоровых мужчины испарились средь бела дня. И вот, четвертое исчезновение. Семья и родня готовы поверить во что угодно, построить немыслимые умозаключения, обвинить Сергея в измене, в запое, в глубокой, скрытой до этого момента депрессии, поверить во что угодно, но только не в то, что больше никогда его не увидят.
Полина и Антон взяли на работах отпуска, чтобы приложить максимум усилий к поиску главы семьи. Каждый раз, возвращаясь домой, каждый из них надеялся, что муж и отец вернулся, что сейчас они откроют входную дверь, а он сидит на диване в прихожей и ждет их с виноватым взглядом, что попросит прощения за дни жестокого стресса, обнимет и сильно прижмет к себе, сначала каждого по отдельности, а затем всех вместе. И они простили бы. Все, что угодно. Но каждый раз, когда они с волшебными мыслями вставляли ключ во входную дверь, она была предательски замкнута. Они распахивали ее, смотрели по сторонам, но кроме гнетущей тишины и надвигающегося горя их никто не встречал. Стены и потолки их уютно обустроенного жилища сжимались до размера атома, сдавливали гидравлическим прессом сердца, рассекали гильотиной души. Так желанная иногда тишина взрывалась бомбой где-то между полушарий мозга, раскалывая сознание и уничтожая все возможные нити желания думать о будущем.
Антон настолько яро щелкал кнопкой мыши, настолько глубоко погрузился в монитор ноутбука, что невольно подпрыгнул в кресле, когда мимо окна мелькнул силуэт человека. Антон подскочил, едва не перевернув кресло, и рванул к двери. Только одна мысль пульсировала в его мозгу: отец вернулся. Пусть даже побитый, пусть даже израненный кем-то, лишь бы живой. Но где-то в подсознании он четко осознавал, что израненный и побитый человек не мелькнет так быстро перед окном. Он обессиленно проплывет. И здесь здравый смысл громко заявил: либо отец вернулся в здравии, либо это не отец.
Здравый смысл, хоть и затуманенный горем и бессонницей, по-прежнему остался здравым. Вернулась мама. Точнее то, что выглядело, как мама, потому что кроме внешнего идентичного сходства в ворвавшейся в дом женщины и мамы Антона больше ничего общего не было. Ее трясло. Трясло так, словно внутри нее произошло электрическое замыкание. Каждая мышца ее лица сокращалась независимо друг от друга, будто каждая из них была подключена к разной нервной системе. Багровое лицо пульсировало. Слезы текли ручьем, а дыхание больше напоминало захлебывающийся хрип.
– Мам! Что с тобой, мам!?
Антон было бросился к матери, чтобы заключить ее в объятия и успокоить, но осекся. Он боялся. Боялся, что от одного его неловкого движения мать рассыплется на молекулы. Но все же, собравшись с мыслями и силами, он аккуратно, но резко взял ее за локти и повел к дивану. Усадив ее, он бросился в кухню за водой, едва не снеся по пути вазу с засохшими тюльпанами на журнальном столике. Он набрал воды и кулера, распахнул дверцу холодильника и достал пузырек с валерианой. Не считая капли, тряс пузырьком, пока вода в прозрачном стакане немного не изменила цвет, затем бросился обратно в гостиную.
