полная версия
Владимир Романович Максименко
Пешка метамодерна
И я убогий прям с порога
Заявляю о любви,
Далеко бежит дорога
С компаньоном Бамбл би.
Средь борозд своей башки
Я готов найти Грааль.
Эсминец опустит флажки -
Капитан умер, затягивая шмаль.
Мир за окном сотрясают те раскаты грома,
Мир внутри сотрясают ее стоны,
Они вонзаются мне в душу,
Невозможно их не слушать -
В них намного больше смысла,
Чем в тщедушном людском трепе,
И созерцая ее жопу,
Будто ледяной водой умылся.
С телкой лучшая беседа
Поебушки до обеда,
После выставить за дверь,
Чтоб меньше понести потерь
В ментальной беспощадной бойне,
Где враг твой экзистентный, блять, покойник.
И пустой сосуд со шлюшьей оболочкой
Никогда мне не заменит медитативной дрочки.
Скован цепями и подвешен над геенной,
Сколько ни старайся – не выбраться из этого плена.
Нейроны, разбредаясь, пускаются в безумный пляс;
Хотел воздвигнуть Петербург, но в том болоте я увяз.
Радость, грусть, тоска, веселье -
Заебался менять маски:
В истошном крике рвутся связки.
Да, я мастер оборотных зелий.
Нахуй мир, мне боле мило Средиземье.
Я бы в Шире вечно предавался лени,
Пляскам, бухичу да травке и в этом стал бы гуру,
Затем в бэд трипе заберусь на вершину Барад-дура,
Сношая Саурона в его глазную апертуру,
Тем самым разъебашу Око на десятки фурнитур.
И, словно в камере обскура, он станет, как слепой куколд -
Ай эм зе грейтест мен ин зис факинг ворлд.
Детка, приезжай, мы закажем роллы,
Будем смотреть фильм, запивая любовь колой,
Покажи мне свою душу,
Выверни ее наружу,
Я хочу в ней утопиться,
Насладиться, словно пиццей.
Растворюсь в твоих объятиях,
Как под действием заклятия,
И как под действием заклятия,
Нежно стяну с тебя платье.
Будем друг дружкой вдохновляться
В унисон страсти и танцу;
Жадно укутаясь друг в друга,
Нас раскрутит центрифуга,
И мы сольемся в симбиоз
Счастья, радости и грез.
Скитался по городским кварталам
ночью
И, взглянув на небо, лицезрел
воочию
Масштабный звездопад -
Это горько плачет космос,
И слезы те образуются в каскад,
Затем льются в никуда, как завещал Хронос.
Небо надо мной – одна из граней лазурита,
Что покоится в сокровищнице жадного ифрита;
Шум утреннего города изнасилует улитку,
Мойры по приколу теребят нитку,
Связующую жажду прекрасного и грех.
Ненастоящий мой халифат, и я ненастоящий шейх.
Концепция абсурда, где я чахлый сизиф:
Цель ни одна не выдержит, и камень размозжит меня,
Как Рим когда-то сравнял с землей Коринф.
Жизнь – ебучая хуйня, и я – ведомая хуйня,
Лишь мечты о свободе заставляют дальше жить.
Я далеко не Цезарь, но в спине моей ножи -
Их повтыкал детерминизм,
И не поможет эскапизм, мне поможет катаклизм.
Я стал поэтом, чтобы дрочить на свою охуенность,
Но даже самым пиздатым слогом нельзя оправдать безыдейность,
Хотя я и очень пытаюсь, ведь я пиздатый словоблуд,
Однако кому вообще нужен графоманский бездарный труд.
Ни один смысл не выстреливает, будто мозг облачен в гандон,
Я всего лишь симулякр, я всего лишь солярисный мимикрон.
Я ненавижу себя даже сильнее чем люблю,
Я бы отправился на войну в надежде, что шальную пулю словлю,
Но кто же тогда будет ныть и предаваться унынию?
Я спящий поэт, и слово мое покрылось пылью,
Кто бы меня нашел, кто бы растормошил, и кто бы с меня ее сдул,
Чтобы я наконец очнулся и стал пожирать знания, будто меня гонит Вельзевул.
Я желаю стать ещё лучше, чтоб уже закончилась мастурбация,
Но пока я побуду в спячке в коконе ебучей прострации.
У долбоебов любовь измеряется интенсивностью трения хуя о пизду.
«Капитализм счастье заебись» – так говорит великий интервьюер Юрий Дудь,
Это мир-наоборот это мир антиидей,
Тебя выкурят и выкинут, а ты валяйся на обочине и тлей.
Я гуляю по лучшему на свете городу Сосенскому,
Он так прекрасен весной, но в особенности осенью:
Каждый встречный понурый эмоциональный калека,
Коего заставляет кайфовать лишь барбитурат из аптеки.
Лично я заряжен таурином, гуараной и женьшенем,
Не отпущу эту банку, будто нас сцепили суперклеем.
Человеческое сознание неустанно стремится к декадансу,
Мелодия хаоса так сладка, и я становлюсь частью изнурительного танца.
Человек создан, чтобы воевать -
Это знают все крестьяне и вся знать.
Как паук создан, чтобы плести паутину,
Как создан удильщик, чтобы бороздить морские глубины,
Как небо, для защиты от ультрафиолетовых лучей,
Как плод, чтобы им Еву соблазнил владыка-Змей,
Как постирония, чтоб ей пользовался Гнойный,
Как гроб, чтоб в нем был упокоен мертвый,
Как дерево, чтобы давать всем кислород,
Как я, чтобы трахать лохопедов в рот.
Гераклитовский огонь что-то временно потух:
Голубь одичал и превратился в птицу рух.
Всемирная поэзия лишь предисловие к моей,
Я созидаю в центре танца страны фей.
Канцеляризмов тьма, и это тот плотный терник,
Преодолев который, убедишься, что я великий тенетник.
Сплел рифму, смыслы и философские идеи
В паутину метамодерна, за которую радею
Всей душой, и путь мой будет долог,
И я пройду его, сразя иллюзии и морок,
В конце коего буду писать нравственные письма
Своему другу, что служит в Вязьме,
А пока произведу пламенную клизму,
Чтоб вернуть былой запал душе.
Счастья нет – это всего лишь злой эфемерид,
И нету мочи, нету сил бороться – тупо лень.
Я разочарован в жизни, и теперь я аколит,
Так закиньте меня в жертвенник и обратите в тень,
Чтобы я стал глазами, лицезрящими царство порока,
Бесформенной субстанцией, бороздящей антимир,
Но не выйти за пределы собственноручно возведенного острога.
Как говорил классик: «Пустой холодильник – я не пью кефир».
Пошел нахуй Кандид и забери свой оптимизм,
В жизни синусоиде я нахожусь сейчас в падении.
Если Бог есть, то его идеология цинизм,
Ведь пиздец забавно заточить монаду в греховную материю.
Эта каша не на молоке, но эта каша на слезах,
Космический скиталец – к солнцу мчу на всех парах.
Анаксогоровский привет тебе, булыжник.
Покорю протуберанец и с него съеду, как лыжник.
Пока, солнышко, здаров, светило -
Променял шило на мыло.
Возможно, это билет в один конец,
Но я бесстрашный малый шо пиздец.
Да, мы вертимся вокруг звезды,
Но я проверчу её вокруг своей залупы,
Вскрою газоплазменные кисты,
Вернусь победоносно и поцелую тебя в губы.
Лето, шелест сосен за окном,
Я вернулся, как в Минас-Тирит Арагорн.
Дом, конгруэнтный интерьер,
Я миновал суетности барьер,
Теперь свободен от оков дедлайна,
Пью напитки с градусом и лаймом.
Не испугает меня боле работенка -
Я загнал её под шконку,
А сам взобравшись на кровать,
Стану рьяно отдыхать,
Уединяясь с мыслью о Софии,
