полная версия Владимир Романович Максименко
Пешка метамодерна
Души в тебе не чаял, разум усмиря.
Видел в тебе Руфь – я твой Мартин Иден,
Оказалось, что лапшою был обкидан,
Думал ты принцесса с невинной простотой,
Но не только я видел тебя нагой.
И оказалось ты обычная педовка
Сосëшь за просто так у мордорского орка,
И теперь тебе за похоть и разврат
Я с ненавистью правой объявлю джихад!
Безудержный бубнёж тупого шизофреника
О том, что он магистр какой-то там евгеники;
От слов его лишь приступы истерики,
Хуйня захватит мозг, как нигеры Америку.
И каждый день одно и то же,
И вот эта идея делит со мной ложе:
Заебали унтерменшенские рожи,
Пизда жиду, и Тора не поможет.
Для вас я персонально Печкин почтальон,
Вот уже сто лет этот варится бульон,
Каждый день, прикрыв глаза, наблюдаю вещий сон,
О том как тушками воздвигнется арийский трон.
Чёрные облики твоей души
Все лезут и лезут в мою точку G.
Цепь из кошмаров, маска из ужаса,
Но она продолжает тужится
В попытках выдавить из своей клоаки
Счастье и радость, но это всё сказки.
Прости же меня, мой демиург,
Режешь по мне, как ебаный хирург.
Кровью заполнены все мои залы,
Представляют собой неземные фракталы.
Я Тертуллиан, ведь верю в абсурд,
Заряжаю обрез – зови меня Курт.
Глупость и невежество всё тянут нас в болото,
Мир – хуйня, наша планета – жопа.
Она стонет, и нет предела её вою,
Ведь появилось человечество в роли геморроя:
Скукожилась Земля и жалко просит клизмы.
Мои ебаные стишки на милость эскапизму,
Но мне не похуй на космические спазмы.
Ежедневно мастурбирую свой разум
В попытках насладиться своим эго
И в бренной суете наконец достигнуть неги.
А ведь, действительно, трудно быть Богом
В мире вечно сирых да убогих.
Я, будто Юра Гагарин, покидаю орбиту,
Я, словно комарик, хочу быть убитым,
Хочу развиваться наперекор лени,
Но зачем что-то делать, если я гений.
Я лежу каждый день на своём диване,
Кому что-то нужно идите-ка в баню.
Мои мысли обо всем и также ни о чем,
Меня не поднять ни огнём, ни мечом.
Я очень устал от всех этих дней,
От того, что стал душевно бедней.
Грусть и печаль теперь в моем сердце:
Искра и радость попали в Освенцим.
Каждый мой вдох – пытка над телом,
Никогда не займусь каким-либо делом.
По словам Соломона – все в мире суетно,
Но я вне бытия, мне здесь неконгруэнтно.
Помню, как обвиняла меня в том, что грубый,
Но я не замечал и лишь смотрел на твои губы.
Неважно, счастлива ли ты или скалишь зубы,
Для меня важны одни лишь твои губы.
И даже если неистово загорятся трубы,
Любому виски предпочту я твои губы.
И хоть тебе достаточно богатенькой залупы,
Меня это не парит, ведь у тебя такие губы.
Каждый раз бросало в долгий ступор,
Ощущая, как меня касались эти губы.
Я тебя уже забыл, и мы друг для друга трупы,
Но я все так же, как тогда, обожаю твои губы.
Малышка – девять недолгих лет -
Что посадила мать проститутка.
Юная душа так и не успела пожить,
Откуда берутся эти люди-муляжи?
Что это за мир поломанных судеб?
Почему находимся у господа в мудях?
Отчего мрази существуют так долго?
Где этих кощеев запрятана иголка?
Детская наивность и тяга к счастью
Приводят к тому, что попадают в пасти
Всяких уебанов, для которых суд не писан.
Их кистями дьявол рисует кровавые эскизы,
И так страшно и так жутко.
Пускай это закончится хотя бы на минутку.
Растормошу её натуру словно клитор
И выверну робкую душу наизнанку,
Ведь когда-то также вывернули мою,
И теперь калека, чувствами избитый,
Излечить пытаясь свою ранку,
Решил уничтожить понятие "люблю".
Тем что правду-матку горькую рублю,
Мол не нужно быть, как малый Данко,
Ведь тебя жадно выпьют будто сидр.
Надо всеми силами изменить судьбу,
И ты не должен плыть, как труп по Гангу,
Решив, что кто-то может быть тебе арбитр.
Ты хоть и говно, но я то муха,
Нежно укушу за мочку уха,
И скажу: «Пуська,
Это всё хуйня, не хмурься», -
Затем, сжав твою крохотную руку,
Прошепчу: «Милая, ну что за мука
Нам снова расставаться так надолго,
Отчего нас разделяют эти километры?».
Но ощутив твой поцелуй замолкну,
И пропитаются силой недра
Моей эманирующей любовью души,
Что уже по тебе затосковала.
Только рядом с тобой мне хочется жить,
И я выйду из астрала,
Прекратив ощущать твои губы,
Ну а сила пойдёт на убыль,
И промолвишь с улыбкой: «Скоро увидимся».
Все последующие недели будут бить меня,
Забирая все мысли на мучительную боль,
Но вот я снова плыву к тебе, моя Ассоль.
Это маленький мир, а я маленький принц -
Прилетел искать хозяйку, ведь я маленький шпиц.
Я не хочу петь, я хочу лишь скулить,
К чему эти страдания? Господи, окстись.
Нахуй ты поставил мою душеньку на кон,
Нынче я Цирилла – все остальные Дикий Гон,
Всё в мире циклично, и юродивый дон Рэба
Передаст скипетр с державой духовным скрепам.
Думал прикоснусь к тебе, но лишь обжёгся о твой жар -
Зря почувствовал свободу – незадачливый Икар.
И не стану я рокстар, не потому что слишком стар,
А потому что сяду в межсферный бла бла кар.
И поеду в тот мир, где есть вечный Хэллоуин,
Облачусь там в костюм своей полой любви,
Я гигантский желудок – варюсь в собственном соку;
Ничего не меняется, а я всё равно теку.
Смакуясь в собственном безумии,
Попал в завесу тьмы,
В забытом храме тот игумен
Сам себе поёт псалмы.
Говорю с собой чаще чем с друзьями,
Попал в объятия одиночества,
Ещё не видно, но ментально ранен,
И могу гордиться только своим отчеством.
В лабиринте собственного гения
Я стал ребёнком Маугли,
Мой дом не город – мой дом прерия,
А там где ныне лишь теряю ганглии.
И варево из комплексов и рефлексии
Уже давно пресытило меня,
Но вырваться из пут я не могу осилить,
Мой мир не чудесен, как настенная сопля.
Я вечный жид, я Сол Вайнтрауб,
Жизнь уебала и отправился в нокаут.
Мертва душа, и я скитаюсь, словно драуг.
Мой Аркенстон захватил ужасный Смауг,
И Эребор, к несчастью, боле недоступен,
Как Протагор, теперь я скептик в кубе.
Но, ебучий монстр, я не поддамся,
Для тебя я стану личным Болтон Рамзи.
Я альпинист – взбираюсь по горе Надежда,
Уж сколько лет сражаюсь с болью неутешной,
Мне нет покоя – башку мою ебашит перфоратор,
И каждый раз идёт слеза от фразы – счастливо аллигатор.
После дикой ебли
сам с собою
Этот одинокий волк завоет
на луну
От боли, лишь ведомой уму
нарцисса,
Это секрет, как у кота Бориса
из рекламы.
Предстала сцена из забытой драмы
Еврипида,
Утерянная, как Атлантида
из легенд,
Но ныне перед нами лишь клиент
с психозом,
Будто бы мозги занозы
истязали.
Я болен, я сломлен,
Душа – камень, и я – голем.
Мне страшно, мне грустно -