Владимир Михайлович Шулятиков
Мобилизация революции и мобилизация реакции
1
Газеты приносят нам из разных концов России самые противоречивые известия; в одном месте волнуются крестьяне, вырубая помещичьи леса, составляя приговоры об изменении политического строя, в другом – идут забастовки рабочих, в третьем – толпа сражается с полицией и войсками, в четвертом – учителя, земцы, врачи устраивает союзы и препираются с властями, а в ряде других мест слышится свист черносотенной дубинки и патриоты в чуйках, сюртуках и мундирах искореняют «крамолу», не стесняясь средствами. Поэтому каждый считает себя вправе делать политические предсказания сообразно своим склонностям и желаниям. Карл Амалия Грингмут, например, ежедневно составляя списки раненных крамольников, с торжеством заявляет: «Смотрите, русский народ просыпается, он проклинает свободу и быстрыми шагами идет под знамя родного кулака и татарской плети». А человек противоположных воззрений, на основании других известий, скажет; «В народе проснулась мысль, он ищет новой жизни и бесстрашно борется за свои права и свою свободу».
Кто из них прав? Куда идет Россия? Что значат эти беспрерывные всероссийские бойни, эти песни свобода, этот хриплый вой воинственных охранителей? Обыватель, впервые переживающий такие события, теряется в предположениях; газетные листы с их противоположными вестями кажутся ему какой-то неразрешимой загадкой; ушибленный с детства бюрократической мамкой, он не понимает ничего, не видит ничего, не слышит ничего и, растерянно опуская руки, говорит: «Темна вода во облацех. Россия придет, куда Бог даст. Будущее для него туманно, и поэтому он на настоящее с отчаянием машет рукой.
Мы не последуем его примеру. Сумятица газетных известий не помешает нам научно разобраться в переживаемых событиях, оценить их значение и отчасти предугадать их исход. Ибо помимо намерений и планов отдельных людей существуют еще намерения и планы народной жизни. Каждый из нас, лично, знает только маленький уголок того, что есть; он надеется и отчаивается, любит и ненавидит, торжествует и падает, но его судьба, как песчинка, теряется в море многомиллионной массы. Беспощадный голод властно царит над ней, подсказывает ей заветные думы, толкает ее на ту или другую дорогу. Голод ее сплачивает, голод ее воспитывает, голод ведет ее на борьбу, голод рвет цепи, им же скованные. Он ее руководитель и вождь. И потому никакой человек не может повести за собой миллионы, если он не ответит им на вопрос: «Как ты накормишь нас?» Никакое слово не возбудит сильного могучего движения, если оно не обещает хлеба» Мы будем бродить в потемках, если позабудет этот основной закон жизни человеческого общества и понадеемся только на веру и безверие, знание и невежество, рабский дух или свободолюбие народа.
Все это растет на поверхности того океана, который зовется экономической жизнью страны: там «отношениях богача и бедняка, труда и капитала, голода и сытости, нужно искать разгадки того» что мы переживаем, и указаний на то, что вам предстоит*. Бессилен г. Грингмут, проклинающий либерального профессора; бессилен либеральный профессор, проклинающий г. Грингмута, их взаимные анафемы остаются на газетных столбцах. Но всемогущ кошелек объединенных капиталистов, всемогуща рука объединенных рабочих, приготовленная к удару. – ибо их жестокой борьбой, борьбой голода с обжорством движется вся история людей, падают старые учреждения в возникают новые.
Итак, ни черносотенные прокламации, ни постановления земского съезда, ни газетные корреспонденции не выясняют нам вопрос, над которым тщетно ломает себе голову обыватель – ''куда Россия идет, и откуда явились рыцари еврейских погромов, воины грингмутовской армии?» Только исследование экономических отношений современной России сможет нам разрешить задачу.
Обыкновенно говорят: интересы народа требования народа, благо народа. Народ – это кокарда, которою каждая партия освещает свое знамя. Но понимают это слово все по-разному.
Спросите, например, дворянина Павлова, известного сотрудника «Московских Ведомостей» – за кого он стоит? – и он ответит вам: «За народ». Далее, он скажет вам, что для блага народа необходима крепкая лоза, зубодробительный кулак, земские начальники с воинским духом, сельские стражники, наблюдающие за каждым шагом мужика. И господин Павлов не может рассуждать иначе: ведь за его спиной стоят целые поколения дедов и прадедов, воспитывавших мужика на барской конюшне и превращающих мужицкий пот в дорогие английские духи, мужицкое сукно и холст во фраки и сюртука, сшитые по последней моде. Все эти фокусы проделывал кулак – с ним связаны воспоминания о вольготной барской жизни, – жизни без труда, печалей и воздыхания, – и, когда умирали все эти предки, они передавали наследникам один и тот же завет: «Мужика нужно держать в ежовых рукавицах для его же пользы». И последний глава дома Павловых передал, вероятно, в наследство сыну ту же истину, в придачу к закладным и векселям. Таких Павловых не один и ни два, но сотни и тысячи. Разоряющееся русское дворянство и по сие время живет прошлым: ему кажется, что старое можно возвратить, что настоящая жизнь осталась позади, что теперешние передряги и «смута» – одно только недоразумение. Гордо выпячивая свою грудь, оно кричит: «Истинная Россия есть только Россия, записанная в родословную книгу. Остальные классы ей служат, для нее работают, для нее живут. Поэтому истинное благо народа – свобода тысяч и рабство миллионов. Народ лишь тогда счастлив, когда ему скручены руки».
