Комната – это, конечно, не роща. В ней ни пикников не устраивать, ни сражений. Но все ж не по мне – проклятая жилплощадь: при моей, при комплекции – проживи на саж_е_ни! Старики, старухи, дама с моською, дети без счета – вот население. Не квартира, а эскимосское или киргизское копченое селение. Ребенок – это вам не щенок. Весь день – в работе упорной. То он тебя мячиком сбивает с ног, то на крючок запирает в уборной. Меж скарбом – тропинки, крымских окольней. От шума взбесятся и самые кроткие. Весь день – звонки, как на колокольне. Гуртом, в одиночку, протяжные, короткие… И за это гнездо – между клеток и солений, где негде даже приткнуть тубу, носишься весь день, отмахиваясь от выселений мандатом союзным, бумажкой КУБу. Вернешься ночью, вымотан в городе. Морда – в пене, – смыть бы ее. В темноте в умывальной лупит по морде кем-то талантливо развешенное белье. Бр-р-р-р! Душит чад кухонный. Встаю на корточки. Тянусь с подоконника мордой к форточке. Вижу, в небесах – возня аэропланова. Приникаю к стеклам, в раму вбит. Вот кто должен переделать наново наш сардиночный унылый быт!
БУДЕТ.
Год какой-то нолями разн_у_лится. Отгремят последние битвы-грома. В Москве не будет ни переулка, ни улицы – одни аэродромы да дома. Темны, неясны грядущие дни нам. Но – для шутки изображу грядущего гражданина, проводящего одни сутки.
УТРО.
Восемь. Кричит радиобудильник вежливый: «Товарищ – вставайте, не спите ежели вы! Завод – зовет. Пока будильнику приказов нет? До свидания! Привет!» Спросонок, но весь – в деловой прыти, гражданин включил электросамобритель. Минута – причесан, щеки – даже гражданки Милосской Венеры глаже. Воткнул штепсель, открыл губы: электрощетка – юрк! – и выблестила зубы. Прислуг – никаких! Кнопкой званная, сама под ним расплескалась ванная. Намылила вначале – и пошла: скребет и мочалит. Позвонил – гражданину под нос сам подносится чайный поднос. Одевается – ни пиджаков, ни брюк; рубаха номерами не жмет узка. Сразу облекается от пяток до рук шелком гениально скроенного куска. В туфли – пару ног… В окно – звонок. Прямо к постели из небесных лон впархивает крылатый почтальон. Ни – приказ выселиться, ни – с налогом повестка. Письмо от любимой и дружеских несколько. Вбегает сын, здоровяк – карапуз. – До свидания, улетаю в вуз. – А где Ваня? – Он в саду порхает с няней.
НА РАБОТУ.
Сквозь комнату – лифт. Присел – и вышел на гладь расцветоченной крыши. К месту работы курс держа, к самому карнизу подлетает дирижабль. По задумчивости (не желая надуть) гражданин попробовал сесть на лету. Сделав самые вежливые лица, гражданина остановила авиомилиция. Ни протоколов, ни штрафа бряцания… Только – вежливенькое порицание. Высунувшись из гондолы, на разные тона покрикивает знакомым летунам: – Товарищ, куда спешите? Бросьте! Залетайте как-нибудь
с женою в гости! Если свободны – часа на пол запархивайте на авиобол! – Ладно! А вы хотите пересесть? Садитесь, местечко в гондоле есть! – Пересел… Пятнадцать минут. И вот – гражданин прибывает на место работ.
ТРУД.
Завод. Главвоздух. Делают вообще они воздух прессованный для междупланетных сообщений. Кубик на кабинку – в любую ширь, и сутки сосновым духом дыши. Так – в век оный из «Магги» делали бульоны. Так же вырабатываются из облаков искусственная сметана и молоко. Скоро забудут о коровьем имени. Разве столько выдоишь из коровьего вымени! Фабрика. Корпусом сорокаярусным. Слезли. Сорок – в рвении яростном. Чисто-чисто. Ни копотей, ни сажи. Лифт развез по одному на этаж. Ни гуда, ни люда! Одна клавиатура – вроде «Ундервуда». Хорошо работать! Легко – и так, а тут еще по радио – музыка в такт. Бей буквами, надо которыми, а все остальное доделается моторами. Четыре часа. Промелькнули мельком. И каждый – с воздухом, со сметаной, с молоком. Не скукситесь, как сонные совы. Рабочий день – четырехчасовый. Бодро, как белка… Еще бодрей. Под душ! И кончено – обедать рей!
ОБЕД.
Вылетел. Детишки. Крикнул: – Тише! – Нагнал из школы летящих детишек. – Куда, детвора? Обедать пора! – Никакой кухни, никакого быта! Летают сервированные аэростоловые Нарпита. Стал и сел. Взял и съел. Хочешь – из двух, хочешь – из пяти, – на любой дух, на всякий аппетит. Посуда – самоубирающаяся. Поел – и вон! Подносит к уху радиофон. Буркнул,