Владимир Малик
Князь Кий
Тур удивлённо пожал плечами и умолк. Сыны его насупились.
Но тут в разговор включился княжич Радогаст:
– Мне думается, что весть, привезённая русами, такая важная, что нельзя терять времени!.. Надо ли сейчас же снаряжать гонцов, чтобы собирался полк, как предлагает старейшина, не знаю. Нужно подумать. А вот дозор в поле направим немедля! И всех полян оповестим об угрозе… Всего лишь два десятка лет минуло, как мы освободились от владычества гуннов. Как бы, захватив врасплох, они не запрягли нас в ярмо опять. Нельзя ждать, пока на нас нападут! Нужно первыми ударить!
Чёрный Вепрь хрипло рассмеялся:
– Ха-ха-ха, мой брат страх какой воитель!.. А с какими силами идти?.. Уличи, уж верно, воинов имели не меньше, чем у нас. Известно ведь, какое это многолюдное племя. А где они теперь? Разбрелись по степи, и многие легли костьми, а сам князь Добромир тоже собирается к пращурам…
– Что же ты предлагаешь? Никак не могу понять тебя! – не на шутку рассердился Радогаст. – То не веришь, что гунны близко, то сомневаешься, звать ли на помощь соседей, то не хочешь посылать дозор в степь… Что же, по-твоему, надо делать?
– Слать послов к Эрнаку!
– Что-о?
– Да-да, послать гонца к Эрнаку! – повторил твёрдо Чёрный Вепрь. – И заверить его, что мы, как и при Аттиле, будем покорны гуннам и станем исправно выплачивать дань!..
– У тебя, Вепрь, боги отняли разум! – Радогаст вскочил с лавки. – В тебе заговорила кровь гуннов!.. Значит, тебе захотелось покориться Эрнаку? Ну и покоряйся, но один! А мы останемся вольными людьми!
Чёрный Вепрь озлился. Он тоже вмиг оказался на ногах и, как молодой задиристый петух, встал супротив брата. Чёрный чуб его топорщился, широкие ноздри дрожали и раздувались, а в глазах сверкали злые огоньки.
– Да, я гунн! Я внук великого Аттилы! Во мне звучит, как ты вспомнил, кровь гуннов! – Слова его вылетали, как камни из пращи. – Ну и что?.. Разве я в то же время не княжич полян? Разве у меня сердце станет меньше болеть, если прольётся больше крови полян, чем гуннов?.. Мне жаль и ту и другую… Вот почему мне хочется мирно договориться со своим вуйком Эрнаком, чтобы поляне мирно, спокойно жили на своих местах!
– И платили дань?
– Лучше тяжёлая дань, чем лёгкая смерть!.. Кроме того, никто сейчас не может сказать, какой будет дань… Потому и думаю, следует договориться с Эрнаком. Может, он вовсе не имеет намерения нападать на нас, а может, удовольствуется нашими заверениями, что мы, как и при Аттиле, войдём в союз с гуннами.
– Ни за что! Только не в союз с ними! Ты не ведаешь, что говоришь, Вепрь! – гневно воскликнул Радогаст и сжал перед своим лицом кулаки, как бы защищаясь от брата.
Ссора, внезапно вспыхнувшая между княжичами, несказанно поразила Тура и его сыновей. Удивление, замешательство, боль и гнев попеременно отражались на их лицах. Было очевидно, что братьев от решительных действий друг против друга сдерживает лишь присутствие их старого отца. А с его смертью между ними разгорится откровенная вражда. Что тогда станет с полянами?
Ссору прекратил князь.
– Будет вам! – повысил он голос. – Наслушался вашего крика, теперь слушайте меня! Думаю, пока гунны не перешли Тикач, нам нечего бояться их нападения. А чтобы не захватили нас врасплох, пошлём в степь дозорных. Пускай отроки разомнут коней да постреляют малость дичи…
– Изволь, отче, – враз умолкнув, склонили голову оба княжича.
– Завтра хорошенько расспросите гунна, чтобы поведал всё, что знает… А знает он, по всему видать, больше, чем говорит… Будет упорствовать и дале – на кол его! Но, думаю, заговорит… Тогда выведайте всё: и сколько войска у Эрнака, и какие умыслы у него, и что творится в степи…
– Изволь, отче, – снова покорно откликнулись княжичи.
Князь Божедар обернулся к Туру.
– Благодарствую, друже, за важную весть. И за то, что своих молодцев привёл ко мне… И мои к тебе тоже вскоре прибудут… Примешь гостей?
– А как же – приму, – приложил руку к груди старейшина. – Пусть приезжают – всем, что имею, попотчую. На Купалу пусть приезжают, буду ждать…
Князь улыбнулся.
– Вот и добро, что на Купалу… Может, Чёрный Вепрь из вашего рода выберет себе дивчину да и привезёт мне невестку?.. Слыхивал я, что у тебя, Тур, кроме сынов, ещё и дочка есть, – так почему бы нам не породниться? Я буду рад, если оженишь у себя этого забияку, а то совсем от рук отбивается хлопец!..
– И я рад буду стать родней тебе, князь, – ответил Тур. – Моя доченька Лыбедь – славная девица: на весь род – красавица…
– Слышишь, Веприк? – Князь медленно поднял морщинистую высохшую руку и похлопал сына по предплечью. – Привезёшь мне невестку?.. Привези: хочу перед смертью её увидать…
– Как велишь, отче, – покорно склонил голову Чёрный Вепрь. – Если дивчина хороша, почему бы не привезти…
– Вот и ладно, – обрадовался князь. – Договорились… А теперь – на учту[18]! Солнце к заходу – вечерять пора…
Учту князь Божедар велел проводить не в жилище, а на вершине Родня, поросшей мягкой зелёной травкой.
Здесь было просторно и привольно. С трёх сторон – отвесные кручи. Внизу под ними – густые заросли леса. Ошую[19], на восход солнца, раскинулся Днепр-Славута, а за ним, на той стороне, – бесконечные луга, зелёные боры и голубая даль. Одесную – струится, вливаясь в Днепр, спокойная серебристая Рось. И тёплое ласковое солнце щедро поливает эту немыслимую красу своими живительными лучами.
Женщины рода и отроки расстелили на холме пёстрый ромейский ковёр, привезённый князем в молодости из похода. На большом оловянном блюде, добытом в далёкой Галлии, принесли жареное баранье мясо, в глубоких глиняных мисках – холодную юшку из судака и стерляди, на деревянных досках-тацях – свежий, ещё тёплый хлеб, а в корчагах[20] – медовую сыту. Для неё были поданы тоже ромейские серебряные кубки.
Когда все разместились на ковре, княжич Радогаст по молчаливому знаку отца наполнил кубки сытою. Князь поднял свой кубок вверх, повернулся лицом к соседней вершине, той, что пониже, где стояли идолы Световида и Рода – покровителей княжеского племени – и торжественно произнёс:
– О великий и всемогущий Даждьбог! Ты – властелин неба и земли, ты повелеваешь огнём и громом, в руках твоих жизнь зверей и птиц, людей и целых племён! Молим тебя, защити нас от злых духов и нечистых сил, от чёрного мора, от липкой лихоманки-трясучки, от всяческой напасти и недоброго наговора, а паче всего – от кровожадного племени гуннов! Молим тебя, всемогущий! И тебя молим, Род, защитник наш, и приносим требу!
С последними словами он плеснул из кубка в сторону идолов немного сыты. Потом взял кусок мяса и ломоть хлеба, бросил в обрыв.
– Примите, боги, требу!
Все проделали то же самое и только затем выпили сыту и начали есть. Беседа не клеилась. Старый больной князь утомился, а Тур с сынами ещё не опомнились после спора княжичей. Ели молча и быстро – чтобы только насытиться.
Солнце медленно опускалось за тёмный лес, и от Днепра повеяло вечерней прохладой.
Кий сидел напротив Чёрного Вепря и незаметно наблюдал за ним.
Одногодок, похоже. Лет двадцать – не более. Невысокого роста, широкий в плечах. Крепко посаженная на плотной шее круглая голова с копной лоснящихся чёрных волос. Из-под густых тёмных бровей выглядывают быстрые и жаркие, как огонь, глаза. Можно бы назвать его даже красивым, если б не диковатый, хищный оскал белых зубов да не маленький, чуть приплюснутый нос.
На кого он похож? На отца? Нет. На брата? Тоже нет. Значит, на мать?
Кий знал, что у князя было много сыновей. Но два или три погибли на поле брани, нескольких ещё отроками призвали к себе боги. Остались двое… И такие разные!
Ой, не дружно живут княжичи. Не иначе, чёрная кошка меж ними пробежала. И лихой глаз разъярил их сердца, а Див накликал, напустил беду на обоих. Что станет с родами полян, когда помрёт старый князь?
И вот-вот кто-то из них займёт место Божедара, так как по всему видно, уже не долго отцу их идти по тропе жизни… Кто же? Неужели Чёрный Вепрь?
Кий поймал себя на мысли, что очень ему не хочется, чтобы этот вспыльчивый и заносчивый отрок вершил когда-нибудь судьбу всего племени… Ишь, чего захотел – гуннам поддаться! Отправить к ним послов! Платить дань! Чего ради? Нет-нет, полянам такой князь вовсе не нужен! Радогаст совсем иной… Разумный, рассудительный, сдержанный и, видимо, твёрдый, решительный…
Поток его мыслей вдруг прервался. К ним приближалась женщина с большой, глубокой миской в руках. Пожилая, лет сорока пяти. Одежда не из грубого полотна, как у прислужниц или рабынь-полонянок. На ней тонкая вышитая сорочка и цветастая плахта. На голове – шёлковый очипок, из-под которого виднелась тугая чёрная коса. К очипку возле ушей прикреплены с каждой стороны по три больших золотых кольца, в такт шагам они тихо позванивали.
Подошла степенно – поклонилась князю.
– Вот, на закуску… Сладенького… Кушайте на здоровье, князь мой милый и гости дорогие! – И поставила на ковёр миску с янтарными сотами, покрытыми каплями свежего ароматного мёда.
Голос её был мягкий и мелодичный, но слегка чувствовался чужой, не как у полян, выговор. Да и она сама совсем не похожа на русоволосых, светлооких полянок – плотная, сильная, с круглым загорелым лицом, смолянисто-чёрной косой и такими же тёмными быстрыми глазами.
«Мать Чёрного Вепря!» – подумал Кий, сразу заметив сходство между этой женщиной и младшим княжичем.
Его предположение подтвердили слова князя.
– Спаси тебя боги, Чернета! Благодарствую, княгиня, за то, что догадалась принести нам медку душистого – из лесов наших поршанских… А теперь иди и вели прислужницам приготовить для гостей ложа… Закусим – и на покой.
Гости тоже поблагодарили Чернету, и она ушла.
Учта продолжалась ещё не долго, до захода солнца. С наступлением вечерних сумерек князь попрощался и, поддерживаемый Чёрным Вепрем, побрёл спать, а Тур с сынами в сопровождении Радогаста направились к небольшой хижине, отведённой им для ночлега.
На Родень опустилась тёмная ночь. В ней потонули и окружающие леса, и глубокие пропасти, высокие шпили гор, и широкие днепровские плёсы, и приземистые, под почернелым очеретом хижины и повети княжьего селища. Бог ночи Морок, сын Сварога и брат Даждьбога, овладел и землёю, и небом, лесами и водами, и всем сущим на земле до самого утра, пока златоликий Световид не одолеет своего мрачного брата и не осияет своими огненными лучами, не пробудит, не согреет весь белый свет.
Беспокойно дремал, переворачиваясь с боку на бок, одряхлевший, немощный князь Божедар. Сразу же крепко заснул княжич Радогаст. Уснули утомлённые дальней дорогой и перегруженные щедрой княжьей учтой гости: старейшина Тур и его сыны.
Всё вокруг погрузилось в сон.
Бодрствовали только княгиня Чернета и её сын Чёрный Вепрь.
Сидели в тёмной хороминке на мягком ложе княгини и, прислушиваясь к собачьему лаю в селище и ночным звукам, долетающим из леса, тихо разговаривали. Беседовали они на понятном только им языке гуннов.
– Отец стал совсем слабый, – говорил Чёрный Вепрь. – Вот-вот помрёт…
– Я сама это вижу, сынок, – отвечала княгиня.
– Если поляне изберут князем Радогаста, нам житья здесь не будет… Ненавидит он нас!
– Как и мы его… Я не раз говорила тебе об этом, Вепрь, а ты словно не понимал или не хотел понимать мои слова…
– Не мог же я так, ни с того ни с сего, убить брата… Да ещё при живом отце…
– Так скорее он тебя сживёт со свету, а уж когда станет князем… соперника не потерпит. И меня он ненавидит лютой ненавистью. Как только отец умрёт, сожжёт, по обычаю своего племени, вместе с покойником…
– Я не дам погубить тебя…
– А сколько раз ты мог без опаски избавиться от него, – и до сих пор не воспользовался такой возможностью – пожалел!..
– Теперь не пожалею!
– Смотри, чтобы он не упредил тебя!
– Сегодня мы снова крепко разругались с ним… И отец больше его сторону держал. Потому я и пришёл к тебе за советом.
– Из-за чего же был спор?
– Знаешь ли, каган Эрнак разбил уличей? Может, потом и на полян пойдёт ратью. Неведомо только – когда… Вот я и посоветовал князю не ждать, пока он погромит нас, а наслать послов к кагану и мир сотворить…
– Ты мудрый совет подал. Конечно, твой вуйко Эрнак пожелает иметь князем полян тебя, а не Радогаста. Об этом позабочусь я сама! А что же твой сводный братец?
– Набросился на меня, как разъярённый тур… Не будь это в присутствии князя и старейшины русинов с сынами, то и за мечи могли схватиться!
– Вот видишь… Он понимает, что ты – главный его враг. Мира меж вами никогда не будет. Как только не станет князя, тут же прольётся кровь одного из вас… Вот почему тебе нужно опередить Радогаста!
– Но как?
– Эрнак не оставит своего племянника в беде. Он ведь ничего не знает ни про тебя, ни про твоё желание подчинить полян союзу с ним. Потому-то и нужно направить к нему посланца… Вот только надо подумать – кого? Нужен верный человек.
– Ты хочешь сказать, что посланец должен быть тайным?
– Несомненно. Никто, ни одна живая душа, кроме нас с тобой, не должен знать здесь о нём.
– Гм… – Чёрный Вепрь задумался. – Старейшина Тур привёз с собой полонённого гунна Крека. Князь приказал бросить его до утра в яму… Вот кто лучше всего подошёл бы для этого.
Чернета сжала сыновью руку.
– Так устрой ему побег. Но сделай так, чтобы на тебя не пало подозрение…
– Так и сделаю.
– Приготовь ему резвого коня и пищу.
– Приготовлю… Но у меня есть сомнение – а вдруг не поверит каган Эрнак тому, что передаст ему от нас Крек?
– Поверит! Мы с Эрнаком от одной матери. Наш родовой знак – кабаний клык. Тебя я назвала Чёрным Вепрем потому, что защитником нашего рода был Вепрь. Когда мой отец Аттила отдавал меня за твоего отца, то моя мать дала мне амулет – оправленный в золото кабаний клык, чтобы он охранял меня от болезней и всяких бед. – С этими словами Чернета сняла с шеи золотую цепочку с амулетом и вложила в руку сына. – Увидев это, мой брат, а твой вуйко Эрнак сразу удостоверится, от кого посланец, и даст веру каждому его слову.
– Я всё сделаю, как ты говоришь. А как я потом дознаюсь, что решил каган?
– Договорись с Креком, чтобы он вернулся и сообщил тебе всё. Назначь ему время, тайное место встречи…
– Разумница ты моя! – воскликнул Чёрный Вепрь и, обняв мать, поцеловал её в голову.
* * *
Не спал этой ночью также и Крек. Ещё с вечера ощупал всю яму и убедился, что без посторонней помощи выбраться из неё не сможет. Затем он съёжился в углу и предался тоскливым мыслями, пощипывая свою реденькую бородку.
Изредка он поднимает вверх голову и долго смотрит на кусочек тёмного неба, где мерцают мелкие, как мак, звёздочки, и тогда из его пересохшего горла вырывается глухой болезненный стон, схожий с клёкотом степного беркута. Крек знал, что это последняя в его жизни ночь, что утро принесёт нестерпимые муки и смерть…
Вдруг его чуткое ухо уловило неясный шорох.
Он вскочил на ноги. Прислушался.
Шорох усилился, и в следующее мгновение в яму рядом с ним опустилась крепкая суковатая жердь. Донёсся шёпот:
– Крек, вылезай. Я спасу тебя.
– О великий Тенгрихан, неужели дошла до тебя молитва и мольбы бедного ничтожного гунна и ты послал не кого-нибудь, а княжича полян освободить меня из этой сырой холодной ямы? Ведь это голос Чёрного Вепря!
– Ну, вылезай же! Быстрей! – послышалось сверху.
Крек ещё раз мысленно попросил Тенгрихана защитить его от недобрых людей и злых духов, а потом ловко вскарабкался по жерди наверх. Там сильная рука подхватила его, помогла очутиться на земле.
– Я княжич Чёрный Вепрь, – тихо прозвучал рядом тот же голос. – Я внук Аттилы и племянник кагана Эрнака…
– О боги! – вырвалось у ошалевшего от этой вести гунна.
– Я приготовил тебе лучшего коня, торбу с едой и оружие, чтоб было чем отбиться от хищных зверей или преследователей… Мчись прямо к кагану и вручи ему этот талисман, чтобы он понял, чей ты посланец. – И Чёрный Вепрь вложил в руку гунна материнский амулет. – Скажешь ему: «От твоей сестры, княгини полян Чернеты, и твоего племянника, княжича Чёрного Вепря». Понял?
– Понял, господин…
– Ты родился под счастливой звездой: я спас тебя от верной смерти, а каган Эрнак наградит за добрые вести.
– Что я должен сказать кагану?
– Слушай внимательно!..
И Чёрный Вепрь, наклонясь к самому уху гунна, начал еле слышно, но властно втолковывать ему всё, что он должен передать на словах Эрнаку, а Крек молча, не переспрашивая, кивал.
Гнев Перуна
О бегстве пленника узнали сразу после утренней учты, когда к князю прибежал вконец перепуганный челядник.
– Князья, гунн сбежал! – закричал он.
Известие, точно громом, поразило всех. Князь насупился. Сердито задрожала его белая растрёпанная борода.
– Говори толком: как он сумел убежать? Где же был страж?
Челядник растерянно пожал плечами.
– Вылез из ямы… А как – не ведомо… Не иначе – нечистая сила помогла… Задушил стража Одлигу и затянул в поветь… А там, в яслях, притрусил сверху соломой – едва нашли, вот… Вывел за ворота коня так, что ни один пёс не гавкнул, а там и след простыл…
У князя челюсть отвисла: он никак в толк не мог взять, каким образом гунн вылез из ямы.
– И впрямь нечистая сила… Колдун какой-то! – прошамкал со страхом.
– Отче, мы догоним его! – первым отозвался Чёрный Вепрь.
– Поздно, поди. – Князь сокрушённо покачал головой. – Далеко уже ушёл. Не догнать!
– А всё-таки погнаться нужно, – твёрдо сказал Радогаст. – Дозволь, отче. У беглеца всякое может случиться: собьётся с пути, конь ли захромает или сам ослабнет, вот и схватим!
– Ладно, езжайте, – согласился князь. – Да остерегайтесь, не ровён час, нечистый дух тот может сглазить или вурдалаком обратиться.
– Мы заговоры знаем, – успокоил отца Радогаст.
Тур с сынами тоже поднялся.
– Тогда и мы – в путь… – поклонился он Божедару. – Поможем княжичам… Никто лучше Кия не отыщет след… Прощай, князь! Будь здрав! А то мы уже из степи – догоним гунна или нет – повернём прямо домой…
– Поезжайте, и пусть вам сопутствует удача! – тихо произнёс князь и, обняв старейшину, прослезился. – Не знаю, свидимся ли ещё раз, друже. Таким слабым стал я за последнее время…
– Увидимся! Поскрипим ещё, князь! – подбодрил его Тур, но, видя, как пошатывается тот на тонких, как ходули, ногах, и сам уже не верил тому, что говорил.
– Э-э, да где там! – махнул безнадёжно рукою князь и уже сердито кинул: – Идите, идите! Не мешкайте!
Собирались недолго. Челядники оседлали коней, приторочили к сёдлам торбы с едой. Полтора десятка дружинников, которые должны были сопровождать княжичей, уже стояли наготове у ворот. Щек и Хорив присоединились к ним.
Тем временем оба княжича и Тур с Кием пошли осмотреть яму. Она была глубокой, старой, с поросшими травой и мхом краями. Вокруг неё валялись груды мусора, сухого хвороста и соломы, в которой копались куры и рылись свиньи.
– Ничего мы здесь не найдём, – буркнул Радогаст. – Одно ясно: без помощи нечистой силы гунн отсюда вылезти не мог!
– Верно, без выручки лешего или другой нечистой силы из ямы не выбраться, – согласился Чёрный Вепрь. – Если только сам он не колдун или оборотень…
Пока княжичи обменивались мнениями, Кий заглянул в яму. Глаз у него острый, цепкий. Вокруг, где всё истоптано, перерыто, найти что-либо, стоящее внимания, не просто. А вот внизу…
На сыром глинистом дне ямы, покрытом цвелью и мхом, он сразу заметил небольшую свежую вмятину… Ого! Тут что-то есть, будто кто-то сильно ударил оземь тупым концом кола… Поверху же, вдоль края, земля обвалена… Значит…
– Мнится мне, обошлось здесь без нечистой силы… Гляньте на эти следы. Не говорят ли они о том, что гунн вылез по жерди, которую кто-то опустил ему в яму? – произнёс раздумчиво, а посмотрев на поленницу дров под поветью, воскликнул: – Да вот и она! Глядите!
Крепкая длинная жердь лежала сверху. На её более толстом, срубленном конце желтели комочки засохшей глины.
Это оказалось так неожиданно и вместе с тем настолько наглядно, что все на некоторое время застыли молча. Радогаст хмурил рыжеватые брови и морщил лоб, стараясь представить обстоятельства, по-новому объясняющие побег гунна. Тур любовался сыном, гордясь его умом и сообразительностью. А Чёрный Вепрь, окинув быстрым взглядом следы, оставленные его ночным деянием, ударил себя кулаком в грудь и громко воскликнул:
– Пусть покарает меня Перун, если всё было не так, как говорит Кий! Жердь в глине, на дне ямы след от её тупого конца, земля на краю обрушена… Но кто же мог это сделать? Неужели кто-то из невольников? Есть у нас несколько полонённых акацырей – определённо это их рук дело! Вернёмся – допросим всех! А теперь, не теряя времени, – в путь, в путь! Догоним негодника, и он всё расскажет!
Кий внимательно всматривался в лицо княжича, пока он это говорил, и ему показалось, что тот чем-то встревожен и старается это скрыть. Конечно, если бы не вчерашний спор княжичей, Кий сейчас ничего такого не подумал бы, но слова и поведение Чёрного Вепря запечатлелись в его памяти и теперь заставляли относиться настороженно к младшему княжичу. «Гм, неужели он помог Креку бежать? Неужто и впрямь гуннская кровь так заговорила в нём, что он пошёл на прямую измену своему отцу и его племени? Или мне это только чудится? Конечно, пленённые акацыри, родичи гуннов, могли помочь своему соплеменнику выбраться из ямы, а он потом и сторожа мог убить, и коня вывести из конюшни…»
Однако Чёрный Вепрь держался внешне спокойно и невозмутимо. Ничто, кроме едва уловимого напряжения в голосе, не выдавало его волнения, и Кий засомневался. «А леший его знает, – подумал. – Не пойман – не виноват».
Но тут Чёрного Вепря непроизвольно поддержал Радогаст.
– Да что тут догадки строить, время не ждёт – идём.
Они быстро прошли к воротам, сели на коней – и небольшой отряд тронулся в путь.
След легко нашли на влажном илистом берегу Роси. Гунн вплавь перебрался через реку и некоторое время ехал по бугристой возвышенности вдоль Днепра, а потом начал забирать правее и вскоре помчался прямо на юг.
Преследователи гнали коней не жалея, без отдыха. След то терялся, то вновь появлялся в густом степном разнотравье, уводя всё дальше и дальше от обжитых краёв. Остались позади зелёные дубравы и рощи, исчезли высокие шпили приднепровских гор, с которых открывались виды далеко вокруг. Началась седая от полыни и ковыля, чуть наклонная равнина.
Незаметно въехали в степь.
– Так и к гуннам в лапы можно попасть, – сказал Тур, вытирая вспотевшее лицо.
Радогаст, скакавший впереди отряда, ничего не ответил. Ему очень хотелось, надобилось поймать гунна, и он погонял и погонял своего уставшего коня, и так бежавшего из последних сил.
В полдень они наконец увидели беглеца. Далеко впереди завиднелось чёрное пятнышко, то появляющееся на холме, то исчезающее за ним.
– Это Крек! Мы его догоним! Вперёд!
Всадники понукают утомлённых коней, и те ускоряют бег. Ну же, быстрее! Быстрей! Устали, бедные. Уже лоснятся взмокшие бока и спины, из груди вырывается не дыхание, а тяжкий болезненный хрип… Но и коню Крека тоже не легче, и хотя он сильный и выносливый, но всему есть предел!
Радогаст мчался впереди, за ним – Кий, Щек, Хорив, Чёрный Вепрь, чуть отстали дружинники, и лишь за ними – Тур. Да, не те уже годы, чтобы угнаться за молодыми.
Крек, видимо, заметил погоню и не останавливался ни на миг. Расстояние между ним и преследователями не уменьшалось, но преимущество было на стороне последних. Русичей много, и кто-нибудь да догонит его. Он это понимал. Спасти его могла теперь только встреча с передовыми разъездами гуннов.
Преследователи растянулись длинной цепочкой. Более сильные кони вырвались вперёд, другие всё больше и больше отставали.
В бешеной скачке никто не заметил, как что-то вокруг изменилось. Сначала подул прохладный ветерок и перестало печь солнце, которое затягивалось распростёртой над степью мглой. Потом на западе появилась туча, она быстро росла и вскоре закрыла полнеба.
Поляне забеспокоились. И Радогаст, и Чёрный Вепрь, и Кий, что далеко вырвались вперёд, с тревогой поглядывали вверх. Неужели разыграется гроза?
Гром ударил внезапно – и покатился эхом над погруженной в сумрак равниной. Сердца людей сжала тревога. Перун рассержен! Бог молнии и грома мчится прямо на них и издалека подаёт свой грозный голос.
Когда сверкнула молния и гром тут же прогрохотал над землёй, Радогаст остановил коня, соскочил с него, стал на колени и протянул к небу руки.
– Перун хочет покарать нас! Мы его прогневали!
– Это наколдовал тот проклятый гунн! Нам нельзя ехать дальше! Перун нашлёт на нас большую беду! – закричал Чёрный Вепрь.
У Кия тоже зашлось сердце. С Перуном не спорят и не шутят! Гнев всесильного божества в любое мгновение может обрушиться на голову провинившегося.
Подскакали отставшие дружинники.
В это время чёрную тучу разодрала гигантская молния, и над головой насмерть перепуганных людей затрещало, ударило, грохнуло так, что задрожала земля. Могучий гром взревел, как десять тысяч туров. Хлынул дождь. Холодные потоки воды и частого града стегали приникшую степь, мяли, путали, рвали седой ковыль, терзаемый порывами ветра.
Воины дружины бросили поводья коней, упали на колени, в мольбе простёрли к небу руки. Их бледные губы истово шептали заклинания и просьбы о прощении.
– О ясноликий и грозный Перун! Помилуй нас!
Радогаст старательно отбивал низкие поклоны.
Дрожал Чёрный Вепрь. Тур тоже бил поклоны, мокрыми прядями седых волос касаясь земли. Щек и Хорив прижались друг к другу и ладонями зажали уши, чтобы не слышать ужасных раскатов грома. Кий почувствовал, как от страха начинает ныть сердце, но самообладания не терял. Увидев, что вот-вот разбегутся испуганные кони, схватил поводья и крепко зажал в руке. Посерел от страха Чёрный Вепрь. В его широко раскрытых глазах мелькали отблески ослепительных молний. Прижимаясь к коню, обнял его руками за шею, просил небо о спасении.
Опять грохнуло, затрещало, застонало над головой. Дружинники распростёрлись ниц на земле в ожидании беспощадного удара карающей десницы разгневанного божества.
Ливень усиливался. Свет совсем померк. Стало темно, как поздним вечером. В выси непрерывно гремело, грохотало и сверкало. Разъярённый Перун то и дело прокатывался по небу в своей огненной колеснице и метал во все стороны смертоносные стрелы. Содрогалась и колебалась под ногами земля, и казалось, что этому буйству и безумию не будет конца.
Кони неистово ржали, вздымались на дыбы и тоже, как и люди, дрожали в ужасе. Всё живое замерло: исчезли птицы, попрятались звери, замолкли всегда весёлые, шумливые сверчки и кузнечики. Только огонь, вода и гром властвовали в небе и на земле.
Кий одною рукой держал поводья нескольких коней, а другой, воздетой к небу, заклинал Перуна унять свой гнев.
Но Перун ярился всё сильней и сильней. Тучи сошлись с землёй, и наступила такая тьма, будто Морок насовсем поглотил Световида. Гром гремел непрерывно, и в свете молний были видны мечущиеся над степью водяные вихри.
Один из дружинников в ужасе вскочил и с диким воплем помчался к высокому степному кургану. Он то исчезал во мраке за сплошной завесой ливня, то вновь появлялся, как призрак, в ослепительно-синих вспышках молний. Достигнув вершины кургана, упал на колени, вытянул руки к небу и застыл.
И тут небо вспыхнуло огнём. Ужасный грохот всколыхнул землю. Извилистая стрела ударила в самую вершину кургана.
Все рухнули в мокрый, прибитый и спутанный дождём ковыль. О великий Перун, ты нашёл свою жертву!
Так и лежали они долго. Гроза лютовала ещё некоторое время, но силы её постепенно иссякали. Насытившись требой, человеческой жизнью, Перун отпустил вожжи своих буйногривых коней, изо всех сил громыхнул раз-другой и помчался над степью дальше – на восток.
Всё реже и реже били в землю молнии. Всё глуше становились раскаты грома. На западе начал светлеть край неба. Тучи стали расплываться – и наконец блеснуло солнце.
Мокрые, испуганные, оглушённые люди поднимались с земли и вновь протягивали к светилу задубелые руки.
– О великий Световид, милостивый Даждьбоже! Ты явил нам свой золотой лик, ты вселил в наши сердца надежду и радость! Будь славен вовеки, Даждьбоже!
Гроза отшумела – и всё в степи опять ожило. Закричали с хрипотцой перепёлки, взвился в небо и завис в вышине серебристоголосый жаворонок, промчался на горизонте табун тарпанов.
Только мёртвый дружинник лежал на вершине кургана, повернув к солнцу почерневшее лицо.
Его не трогали, оставили там, где настигла его смерть, – он теперь принадлежал не себе и не людям, а божеству грома и молний Перуну.
Настращанные, едва опомнившиеся от пережитого ужаса, княжичи подали знак садиться на коней и возвращаться домой. О преследовании гунна не могло быть и речи.
На полпути к Роси Тур и его сыны попрощались с княжичами и повернули к Каменному Острову. Горячее солнце быстро высушило их одежды, овчины и торбы. А из сердец медленно высеивался страх. Грозный Перун на сей раз обошёл их своей карой…
