Владимир Фёдорович Власов
Путь к бессмертию
14
И в этой пустоте мы все живём,
Обогреваясь пустоты теплом.
Жизнь наша – между холодом, теплом:
Вначале – холод, а огонь – потом.
В нас внутренний всегда огонь горит,
Но холод смерти в его мраке спит.
Во сне впадаем мы в сети забытья,
Не может явь быть в мире без небытия.
Смерть насыщение превращает в голод,
Свет пробужденья рассеивает холод.
Смертельный холод с лучом снова станет жизнью,
Восстав из смерти, мы вновь обретём отчизну.
Как сон иль бденье – в колесе одна из спиц,
Так жизнь со смертью быть не могут без границ.
Во всякой череде есть в мире свой предел.
Чередованье жизни-смерти – наш удел.
Как засыпаем мы, так и проснёмся,
В другом обличии в мир возвратимся.
Как в забытье впадём, так и очнёмся.
Сгорим в огне, в жар-птице возродимся.
Душа, витая в пустоте пространства,
Обречена на бесконечность странствий.
Всегда в ней девственная первозданность.
И к возрожденью в мире постоянность.
Все люди уже при жизни в сон впадают.
Но, умерев, в другом мире оживают,
Как только в ином мире закончат путь,
На землю их постараются вернуть.
И вновь возникнет в мире их рожденье,
Как после долгой спячки пробужденье.
Раз так, мы не должны бояться смерти,
Ведь наша жизнь покрепче любой тверди.
И наша жизнь совсем неистощима,
Она вечна и с миром неделима,
Ведь жизни вечность не пройдёт нас мимо.
И эта истина – неоспорима.
Она текуча и прохладна, как вода,
И в нас, и с нами останется всегда.
Жизнь – это тленье, как огонь горит,
Но в отдыхе, во сне смерть с нами спит.
15
Жизни вечное хожденье взад-вперёд,
В рожденье и смерти благо нам несёт.
Смерть, как ни странно, душу очищает,
Рожденье же вновь тело обновляет.
В изменчивой чреде есть своя новизна,
За летом идёт осень, за зимой – весна.
Меж сном и явью мы в вечном обороте,
Ценна жизнь вращением в круговороте».
Всё это высказав, Лецзы замолчал,
Назвав это сутью начала начал.
В раздумье впали все, смотря на костёр,
В этой паузе завис наш разговор.
Тут я, за ухом почесав, сказал:
– «Так значит, забытьё – ваш идеал?!
Быть может, выскажу я тут мысль неудачно,
Вещей «место обычное» не равнозначно
Тому, что указано нашим сознаньем
На основе полученных нами знаний.
Но главный секрет в этом тайном сокрытии –
Это – присутствие, дающее бытие.
Что же такое «открытость присутствия»,
Как она может внедряться в отсутствие?
Свой взор у костра потупил мой даос,
Как видно, в тупик всех поставил вопрос.
– «Свет имеет исключительное свойство,
Помимо, при нём видеть удовольствие,
Он просвечивает пространство открытием,
Но присутствие, нам дающее бытие,
Не доступно нашей силе мышления,
Ибо полностью скрыто от просветленья.
Чтоб в мир ввести вещь из сферы отсутствия,
Нам нужно проникнуть в «открытость присутствия».
Потому «сиянье», небесный свет «Тянь Гуан»
Даёт идею абсолютной открытости,
Как легендарный Фу Си и почтенный Чэн Тан,
Выведшие нас из состоянья дикости».
– «Но как обрести нам это сияние,
Чтоб в недра проникнуть всего мирозданья?
Как тайну познать нам вещей превращенья,
Творцом стать, овладев уменьем вещенья»?
16
Ещё более смутил я даосов
Поставленным мною сложным вопросом.
Но ждал ответа без тени смущенья,
И, наконец, получил разъяснения:
– «Кто живёт по сиянию правды, то всё
На своих прежних местах оставляет,
Доморощенную правду клеймит во всём,
Блеска лукавых речей избегает.
Чтобы суть вещей превращений понять
Мысли «прихода-ухода» слитности,
Рассужденьям ментальным нужно внимать
Во всей глубине их монолитности.
Тот, кто шагает путём, несказàнным,
За Небесной Сокровищницей вослед,
Тот прикоснётся к дарам первозданным,
Проникнет всегда в потайной её свет.
Постигнет он там тайну чуда живого,
Что тайным и вечным сияньем зовётся:
Чему объясненья нет в мире простого:
Как наполняется, откуда берётся?
Ничто в ней никогда не иссякает,
Оттуда всё способно появиться,
Неведомо, где, как всё возникает,
Но всё в ней чудом может проявиться.
Её не насыщай чем, всё поглощает,
В себе скрывает, но нет в ней наполненья,
До основанья себя не вычищает,
Хоть вычерпай всё, не будут оскуденья.
И если что-то в мире пропадает,
То возвращается в неё обратно.
Весь мир она одна в себе скрывает.
Что происходит там – нам не понятно».
И тут воскликнул я, по лбу себя треснув:
– «Но вот сейчас мне ясно и понятно!
Всё, что сказали вы, нам уже известно,
Я объяснить могу вам всё наглядно.
Это и есть наш физический вакуум,
Ещё Ньютон назвал его эфиром,
Вы то зовёте сиятельным мраком,
Он скрыт от нас и правит нашим миром.
17
Он, как всех торсионных полей банк данных,
Впитал в себя мириады флюктуаций,
В виде последствий информаций пространных,
Всех образов, форм и конфигураций.
Напоминает он нам библиотеку,
Где всё по нужным полочкам разложено,
И если мы взглянем в её картотеку,
О нас информация там изложена.
Войдя в информационное пространство,
Где всё уже давным-давно проявлено,
Увидеть сможем мы тайну постоянства,
Где будущее прошлым уже явлено.
То, что здесь за матрицу считают, -
Единым информационным полем, -
В вашем представленье понимают
В Небесной Сокровищницы роле.
Так закодирована вся Вселенная,
Каждая вещь там имеет своё место,
Это – как информация нетленная,
Способна реагировать повсеместно.
Можно, войдя в состоянье прострации,
Там с другим торсионным полем связаться,
При помощи лишь своей концентрации
С душой давно умершего пообщаться.
Она откликается как звук на созвучие,
Стоит лишь найти резонанса тональность,
Как мозг наш находит в ней, в нужном случае,
Всю самую необходимую данность.
Там наш мозг черпает всю информацию,
Воспоминанье находит отзывчивость,
Чрез тон резонанса с нужной флюктуацией,
Ненужное всё уходит в забывчивость.
Поэтому в нас ничего не хранится,
В этом нет никакой необходимости,
Мысль в мозгу может мгновенно появиться,
Войдя с ней в состояние интимности.
Наш мозг и есть инструмент тонкой настройки,
На торсионных полей флюктуацию,
Уловитель из глубин сигналов стойких,
Несущих нужную информацию.
18
Так в состоянии забытья, внимая
Отголоскам вечных тайн сокровенного,
Внутрь Сокровищницы Небес проникаем
Мы с помощью разума совершенного.
С погруженьем себя в медитацию,
Биоэнергетическое поле
Отзовётся в эфире флюктуацией,
Как всплеск души, вырвавшейся на волю.
С Небесной Сокровищницей всё ясно,
Как со сферой перехода в небытие,
Себя можем чувствовать безопасно,
Предсказывая любые события.
Но как вещить в реальность информацию?
Как истинным творцом своего стать мира?
Ведь сложно полученную флюктуацию
Преобразить в действительность из эфира»?
Молча, выслушав мою длинную речь,
В которой изложил я точку зрения,
Не пытаясь моё нахальство пресечь,
Они открыли рты от удивления.
У огня все сидели, потупивши взор,
В молчании странном повис мой вопрос,
В тиши догорая, искрился костер,
Тут голосом тихим даос произнёс:
– «В нашем времени каждое мгновенье –
Неразделённое единства понятье,
«Прибытия» и «ухода» движенье
Оказывается несостоятельным.
Нельзя вычленить их как явление
Из цельного потока реальности,
Ибо оба они в становлении
В своей непреходящей данности.
Всё происходит в мгновение ока,
Ничего ни на миг не остановить,
В действии в час, отпущенного срока,
Упущенное время не уловить.
Скрытая от взора лодка, далече,
Мимо лани дала незаметно пройти,
Движущейся по реке ей навстречу.
Значит, не встретятся никогда их пути.
19
Мы должны себе ясно понять,
Как участники Общего Движения,
Разве может субъект подвергать
Объект какому-то там обсуждению.
Как спица в колесе при движении,
Являясь частичкой огромного мира,
Ты не можешь остановить вращения.
Своим влиянием на область эфира.
Но своим умом мы можем понять
Вселенной механизм превращения,
В какой-то степени даже влиять
На процесс общей тайны вещения.
Нужно внести определённую ясность
Во многих хитросплетений сложности,
Чтоб всем нам понять свою к миру причастность,
Учитывая все наши возможности.
Чтобы проникнуть в суть мирозданья,
Нужно нам всем прилежно мыслить учиться,
Развить свое скрытое сознанье,
Уметь интуитивно с идеей слиться».
Один из даосов, по виду, скучал,
Всех слушал спокойно и долго молчал,
За бабочек танцем ночных наблюдал,
Но тут он отвлёкся и фразу сказал:
– "Ловушка для ловли зайцев нужна,
А зайца поймали, к чему нам она.
Слова для идеи нужны, ведь, уму,
Постигнув идею, слова – ни к чему.
Мы ищем повсюду все с начала веков
Забывших в общенье про слова чудаков.
Идею совершенства постигнуть готов
Лишь тот, кто умеет обходиться без слов.
Путь, проявивший себя, уж не путь,
Он потерял изначальную суть.
То, что словами нашими сказано,
Не всегда с истинной правдой связано.
В движенье все разговоры уместны,
Но чтобы дойти, слова бесполезны.
Слова, чтоб развлечь нас, в пути помогают,
Правды ж «немыслимого» не достигают.
20
Сказал он, встав, и пошёл прочь с улыбкой,
Другой растворился легкою дымкой.
Мы с другом остались вдвоём в тишине.
Горели лишь звёзды для нас в вышине.
– «Если не слова, то, что определяет
Всё истинно-сущее? Кто это знает?»
Мой друг вопрос мой оставил без ответа,
Будто, не трогала тема его эта.
Как видно, даос мой чрезмерно устал,
Зевнул, потянувшись, и сонно сказал: -
«Учёный монах, там какого-то века,
Считал, что Путь – это есть ум человека.
Зимой везде снега, а осенью луна,
Прохладный ветер летом, и в цветах весна.
Ты пустяками зря ум не утруждай,
И красотою наполнится твой край».
В глубокой ночи догорал наш костёр,
Со сном, нас сморившим, иссяк разговор.
В забытье видел я, успокоенный сном,
Как будто бы бабочкой вьюсь над костром.
Мой разум уснул, но проснулась душа,
В звёздное небо устремилась, спеша.
Я с лёгким весельем порхал в темноте,
Кружась, удивлялся ночной красоте.
Внизу от костра догорал уголёк,
Ко мне от земли подлетел мотылёк.
В него воплотился мой верный даос,
И вновь он мне задал свой вечный вопрос:
– «Ну, как себя чувствуешь ты в пустоте,
Душой отдаваясь земной красоте?
Ведь, сверху другая совсем красота,
Мы сможем с тобой облететь все места.
Увидим мы сверху с тобой всю страну,
И сможем познать в глубине старину.
Чтоб так путешествовать, нужно уснуть.
Давай же быстрее отправимся в путь.
Во сне мы увидим, страна чем живёт,
Чем полнится мир, и чем дышит народ.
Что в нас на земле изменилось с тех пор,
И будем в полёте вести разговор.
21
С тех пор как Чжуанцзы во сне бабочкой стал,
В народе летать – не померк идеал.
В порханиях мыслей мудрость познав,
Всех тянет в полёте подняться во снах.
У всех врата духа отверсты во сне,
Чтобы вдохновение черпать извне,
И образов тень, устремившись в полёт,
Вносить в зримый мир наш из чёрных пустот.
Глухое небытие, в нём – пустота,
В котором таится вся тайн простота.
И только во снах в нём открыто окно,
Имеют лишь с ним все начало одно.
Летают во снах все за Китайской стеной,
Никак я не думал, что так будет с тобой.
Не только все мы, поэтичный народ,
В стране этой каждый стихами живёт.
У многих – желанье: приют городов
Сменить на красоты полей и садов,
Недаром красоты нам создал Творец,
Чтоб в нас пробудить ими голос сердец.
На землю послал нам он из пустоты
Прекрасные рощи, поля и цветы,
Он заслужил благодарность в молитве.
Сейчас мы с Вселенной движется в ритме.
Прекрасны изгибы струящихся рек,
Что может краше увидать человек,
Как волны вздымаются тысячи гор,
Везде проникает духовный наш взор.
И пением ветер ласкает наш слух,
Путь к Абсолюту очищает наш дух,
В полёте у всех просветляется зренье,
Нисходит духовный процесс озаренья.
Всю с высоты обозрев бесконечность,
Сразу поймёшь, что такое есть вечность.
Мы можем труды создавать в восхищенье,
Сродни мировому узору творенья.
Всегда будешь ты на небо стремиться,
Чтобы с природой в гармонии слиться.
И с лицезреньем явлённых красот
Ты никогда не забудешь высот.
22
Вечное – одинаково зримо для всех,
Дух к сущности, скрытой, устремляется вверх.
В этом стремлении ты не один,
Тайну познать из глубоких глубин.
И сколько лет с тех пор уж миновало,
Как к нам идут духовные посланья
Поэтов древних, силы небывалой.
Воспетые как мантры заклинанья.
В стихах былых – тайн древних воплощенье –
Их мудростью сияют сердцевины,
И оживают древние виденья,
И возникают чудные картины.
И погружённый в состоянье транса,
Поэт слова слагает в ритме песен,
И слог там прост и смысл не легковесен,
И нет в них нынешнего декаданса.
Как чистой зари, явившую ясность,
Из самых глубин Вселенной потока
Вживляет он голос в эту согласность,
С людьми говорит словами пророка.
И мысли его народом всем чтимы,
И мудрость его достойна признанья,
Где дух и все вещи нерасторжимы,
Как центр единства всего мирозданья".
– «Но кто же такие все эти поэты,
Что славили время то, исчезая,
Как дымка, воспев красоту в мире этом.
И почему я имён их не знаю»?
Мы опустились на горный уклон,
И, сев на цветок, растущий меж скал,
Средь каменных глыб, покрывших весь склон,
И мотылёк, как даос, мне сказал:
– «У человека нет имени,
Так как имя его забывается,
У человека нет времени,
Так как время его сокращается.
Нет у него и материи,
Так как он постоянно меняется.
Человек свыкся с потерями,
Так как сам постоянно теряется.
Человек не имеет вечности,
Так как тело его истощается,
Он проводит всю жизнь в беспечности,
Хотя сам всегда всем возмущается.
Человек не имеет пространства,
Так как вечно перемещается,
У человека нет постоянства,
Так как он всегда обновляется.
Человек живёт в обновлении,
Но внутри себя не меняется,
Он вечен в своём становлении,
Поэтому всегда сохраняется".
23
«Позвольте, есть у меня два вопроса»,
Промолвил я, посмотрев на даоса,-
«Первый, об имени, очень обидный,
Второй, о жизни, для всех очевидный.
Как? Нет имени у человека?
Но в Поднебесной с начала века
Чтить имя было делом обычным.
А поклоненье предкам – долг личный».
– «Наслушался конфуцианских учений,
С их церемониальным ритуалом,
Они ни ступят и шагу без мучений
И приседаний ни в большом, и ни в малом.
Оттого, что они всегда приседают
В залах вельмож, у императорских тронов,
И мудрецами в тонкой лести бывают,
Что толку народу от этих поклонов?!
И мудрости в них никогда не бывало,
А только отточенность красноречья.
У них всегда имя, как часть ритуала,
Служило в их церемониях вечно.
Что знают они из тайн мироздания?
Где имена людей цены не имеют,
Ничтожно в нём наше земное сознанье,
И мудрость их там не горит, только тлеет.
И сводится мира их всё пониманье
Лишь к жалкой тропинке вельможных служений,
И в жизни направлено всё их вниманье,
Как быстро добиться в верхах положенья.
24
Хотя и хотят они жить безызвестно,
Но всё их стремленье – за славой в погоне,
И в службе тому лишь, кто будет на троне,
А что не по нраву ему – не полезно.
Но где же здесь будет их объективность?
И как можно с истинной тут подружиться?
В любом фетишизме скрыта фиктивность,
Какое уж к истине там им пробиться!
Чтоб к истине нам приблизиться ближе,
Нам нужно забыть про имя и близких,
И в обществе стать ступенькою ниже,
И не стыдится считать себя низким.
А лучше всего отказаться от крова,
Свободно в горах жить, слившись с природой
К желаньям своим относиться сурово,
Уют призирать, дружить с непогодой.
Тогда лишь привыкнем жить мы, словно птицы,
Летать над полями, росою питаться.
В горах и лесах со зверьём подружиться,
Самим превращаясь в них, может так статься.
И только тогда даосом ты станешь,
Когда своё имя в миру позабудешь,
И жизнью моею жить не устанешь,
Ты в вечности, слившись с природой, пребудешь».
– «Тогда скажите, жизнь – что ж это такое?
Хотел бы я услышать ваше мненье?
Хотя пример в вас я вижу пред собою».
И он ответил: «Жизнь – это движенье».
И мы, с цветка сорвавшись, полетели
Над пропастью меж склонов каменистых.
Летели вольно мы, куда хотели,
Над бликами озёр и рек лучистых.
– «Жизнь – это ощущенье всего света,
Как пробужденье спящего в дремоте,
Как вечный поиск истины ответа, -
Продолжил говорить он мне в полёте. –
Когда откроет истина нам двери,
И всё нам сразу станет вдруг понятно,
Тогда мы можем и в себя поверить,
Вернувшись в свою самость безвозвратно.
25
Поймём свои отличия от мира,
И озарив внутри себя сознанье,
Получим мы прямую связь с эфиром,
Связав себя с началом мирозданья.
И сразу в нашу душу свет проникнет,
Как свет светила, вечного сиянья,
В суть совершенного наш разум вникнет,
Что станет стержнем нашего сознанья.
Тогда лишь станешь ты иным созданием,
Когда всех тайн концы в твоём уме сойдутся,
Как все истоки в одно озеро сольются.
И будут твоим новым основаньем.
И ты поймёшь в себе, что во всём сущем
Есть равенство природы изначальной,
И в суть проникнешь взглядом вездесущим,
Поймёшь всю ложь поверхности зеркальной.
И если кто заговорит с тобою,
И спросит, если: Где земля, где небо?
Ты горизонт ему укажешь слепо,
Твой палец станет небом и землёю».
И мы вдвоём летели к горизонту вместе,
Туда, где небо сходится с землёй,
К нему стремились мы, как бы стояв на месте,
Горел заход там алою зарёй.
Понятен стал мне постулат Юэ Гуана,
Что «указатели нам не пребывают»,
«Означаемое не определяют»,
Что в «истинно-сущем» всё без обмана.
И если что-то есть, что нельзя потрогать,
Ты хоть разбейся головой на части,
Всё бесполезно, как укусить свой локоть,
Не всё же в этом мире в нашей власти.
Так горизонт далёк от нас привычно,
Вовек его нам в жизни не достигнуть,
Но много вещей в мире необычных,
И сути никогда нам не постигнуть.
Я слушал слов даоса совершенство,
Подобно звону чистого металла,
И в странствии испытывал блаженство,
Но всё же ясности мне не хватало.
26
Была дорога к горизонту далека,
Лететь туда нам было бесполезно,
Всё – труд напрасный. Тогда я у мотылька
Дать поясненья попросил любезно:
– «Не скажите ли мне, учитель дорогой,
Понять, как ваше мудрое ученье
Вошло с конфуцианским словом в тренье,
Как будто идете дорогой вы другой»?
Сказал мотылёк, даль окинув взглядом,
По воздуху планируя на крыльях,
Приблизился, мы полетели рядом:
– «Чтобы понять, здесь не нужны усилья,
Здесь, в мире все друг друга дополняют,
Но в каждой вещи есть и расхожденья,
Ведь даже в языке слова склоняют,
Поэтому и разные ученья.
Но наши здесь различия отличны,
Стою я на позициях природы,
У них же взгляды очень прагматичны.
В культуре же природе нет свободы.
Для детства, как ваш метод воспитанья,
Культура, может быть, необходима,
Но много ускользает от вниманья,
Природа за условностью не зрима.
Ведь в письменах у вас весь мир означен,
Всё в знаках и символах закреплено,
Но мир настолько наш неоднозначен,
Что всё увидеть с культурой – не дано.
Не скрою, для своих приспособлений,
Вы от природы многое берёте,
Но, в общем, смысла тех употреблений,
Вы до конца с культурой не поймёте.
И в вашей жизни логика простая,
Везде всё ищет взгляд в употребленье,
А, ведь, природа в сущности иная.
Природа на вас смотрит с удивленьем.
В природе паразиты существуют,
Но каждый вид живёт на своём поле,
И в их границах вся их жизнь бытует.
Но что станет с природой, дай вам волю?
