Владимир Бенедиктов
Другие редакции и варианты (сборник)

Полная версия

Могила

 
Вместо Порой ураганом взлетев на простор,
Все вихри пустынные скличу
И прахом засыплю грабителя взор,
У хищника вырву добычу.
 
 
И путь я свободный повсюду найду.
Сквозь стены, в чертог беспредельный
Я к злому сатрапу заразой войду
И язвою лягу смертельной.
 
 
Утихну, – и к ангелу-деве потом
Легко полечу, и над нею
В день знойный прохладным кружась ветерком,
Чело моей милой обвею.
 
 
И райским довольством и негой полна,
Сияя улыбкой умильной,
Узнает ли в этом привете она,
Что это привет замогильный?
 

Песнь соловья

 
Вот он свистнул… Снова свистнул!
Это он – знакомый всем!
Щелкнул, щелкнул, – дробью прыснул,
И пустился вслед за тем
В переливы, в перекаты,
В перерывы, в перехваты,
Бойко звонко голосист.
Что за трели! Что за грохот!
Вздохи, стоны, шепот, хохот –
И опять знакомый свист!
 
 
«О милая! Певец в воздушном круге
Поет любовь и к неге нас зовет. –
Так юноша шептал своей подруге. –
Прислушайся! Не правда ль? – Слышишь? – Вот
Он просвистал к своей, конечно, милой:
Как счастлив я! – Вот замирает он
От счастия! Вот с новой, свежей силой
Опять поет, блаженством упоен!»
И милая на юношу взглянула,
К его устам с улыбкою прильнула
И с трепетом, под краскою стыда,
Склонясь главой, ему шепнула: «Да», –
И локонов с чела ее скатился
Живой поток разливом темных струй,
И соловья под сладкой песнью длился
Томительный, протяжный поцелуй.
А там – сидел, оставлен и уныл,
Уединен, страдалец злополучный.
Песнь соловья он слушал и ловил
В той песни звук, с тоской его созвучный, –
И грустному казалось: соловей,
Покинутый подругою своей,
Измученный, поет свое страданье.
«Вот, – думал он, – несчастного рыданье!
Вот горького раскаяния стон,
Зачем любви он поддавался плену!
Вот злобный свист! – Обманщицы измену
В отчаянье освистывает он».
 
 
Пой, садов, лесов глашатай!
Из конца греми в конец!
Пой, единственный певец!
Песнью чудной и богатой
Ты счастливому звучишь
Так роскошно, пылко, страстно,
А с несчастным так согласно,
Гармонически грустишь.
Пой, греми, дитя свободы!
Этой песни внемлю я –
И душа на клик природы
Откликается моя.
В час безмолвия ночного
Слуху жадному звучи
И в глуши певца земного
Песням неба научи!
 

Сонеты

2

 
Взгляни на небеса! Там стройность вековая.
Как упоительна созвездий тишина!
Как вся семья миров гармонии полна
И как расчетиста их пляска круговая!
 
 
Но, между ними путь особый пролагая,
Комета яркая – системам не верна,
И, кажется, грозит другим мирам она,
Блистательным хвостом полнеба застилая.
 
 
Спокоен астроном, по небу гостья та –
Он видит – шествует дорогой соразмерной,
Но страшен новый блеск для черни суеверной.
 
 
Так мысль блестящая, высокая мечта –
Пугает чернь земли во тьме ее пещерной,
Но ясным разумом спокойно принята.
 

7

Слеза и улыбка

 
Когда укрытую, невидимую миром,
Красавицу томит заветная тоска, –
Слеза в ее глазах – алмаз в игре с сапфиром,
Росинка божия в лазури василька.
Когда ж ей весело – и за сердечным пиром
Улыбка по устам продернута слегка, –
Сдается: тронуты два розовых листка
Весенним воздухом, чуть дышащим зефиром.
 
 
Порою вместе – дождь – и ясны небеса.
Так на живом лице ее, моей голубки,
Порой встречаются улыбка и слеза.
 
 
Как тягостны тогда приличию уступки!
Лобзаньем хочется ей осушить глаза,
Лобзаньем хочется ей запечатать губки.
 

8

Жемчужина

 
Летучая ладья над влагою мятежной
Неслась, окрылена могуществом ветрил,
И вдаль я уплывал, оставив край прибрежный,
Где золото надежд заветных схоронил.
 
 
Измену испытав, с любовью безнадежной
Над пеной шумных волн я голову склонил,
И с горькой думою, глубокой, неизбежной
Кипучую слезу я в воду уронил.
 
 
Из сердца, полного тоскою безотрадной,
Та скрытая слеза невольно истекла,
И жаркая влилась в затворы влаги хладной –
 
 
И, раковиной там проглоченная жадной,
Быть может, светлый перл она произвела
К венцу для милого изменницы чела.
 

К черноокой

 
И какой-то силы скрытной
Ты, волшебница, полна,
Притягательно-магнитной
Сферой вся обведена;
Сын железа – северянин,
Этой силой отуманен,
На тебя наводит взор –
И пред этим обаяньем,
Ограждаясь расстояньем,
Еле держится в упор.
Лишь нарушься только мера,
Полшага ступи вперед, –
Обаятельная сфера
Так и тянет, так и жжет!
Нет, не верю, – ты не близко
Рождена – твои черты
Говорят: султанша ты,
Ты – Зюлейка, одалиска,
Верх восточной красоты!
 

Ватерлоо

 
Порою там, в плену, развенчанный философ
Пытался отмыкать мышления ключом
Тяжелые замки глубоких тех вопросов,
Которых не успел он разрешить мечом.
Судьбу свою обдумывая строго,
Порой он сам себя судил:
«Да, – я был деспот, сил я много
И много жизни раздавил;
Но я был ураган, – среди земных творений
Заразу видя, я был должен всё крушить,
Чтоб полный вредных испарений
Европы воздух освежить.
Гниенье тайных язв я видел в недрах наций, –
Их исцелить, глазам моим
Казалось, можно лишь одним
Путем кровавых операций –
И я над миром стал хирургом роковым, –
И пусть меня в сем деле судит
Потомство дальнее! Еще не близок срок,
Когда понятен людям будет
Мной людям заданный урок».
 
 
Окончен путь его. На нем лежат все виды
Природы разных стран с обновами границ,
Громады Альпов, Рейн, Каир и пирамиды,
Маренго, Иена, Аустерлиц,
Порабощенный Рим и пленная тиара,
Покорных королей склоненные главы,
Фридланд, Ваграм, Смоленск и в пламени пожара
Твердыня пышущей Москвы.
Окончен этот путь – чрез горы, через стены,
Через моря, пески и скатерти снегов,
От Корсики до острова Елены,
От берегов тревожных Сены
До Немана и Нила берегов,
От первославного Тулона
До рокового Ватерло,
От школьничьей скамьи до трона,
От трона до цепей, и от цепей до склона
К свободной вечности, – всё было и прошло
 –
От одного из дивных в мире видов –
Гробницы гения средь моря на скале
До гроба в Доме инвалидов
На этой ветреной земле.