Владимир Андерсон
Борьба: Возмездие в сумерках (книга четвертая)
Наёмник
Кобра смотрел на Болотникова и видел перед собой побитую собаку. Ту собаку, которая не то чтобы потеряла хозяина, а которую этот самый хозяин выгнал пинками на улицу. И собака осталась сразу и без хозяина, и без дома, и без былого счастья, которое у неё было при обладании всем этим. А главное, что так же ведь и не бывает, чтобы прожив столько лет вместе, хозяин вдруг взял, да выгнал её. Бывает, что выгоняют, но это прям сразу, через месяц-два, когда видят, что это не то, что они ожидали. А чтобы так, когда прожили вместе много лет, и вот выгнать – это так не бывает… Но это так не бывает с собакой, а вот с Болотниковым вполне сработало – в том и отличие его было.
– Я даже начинаю становиться довольным, что ушёл оттуда и не вернулся. – сказал Болотников. Смотрел он уже только в пол, грустными поникшими глазами и изредка улыбался сам себе, чуть мотая головой.
– И правда, чего тебе там делать? – продолжил за него Кобра. – Вон кругом сколько всего интересного. А ты привязался, понимаешь, к этим маки как банный лист к жопе… Собственно, какая подходящая метафора подвернулась.
Сутулый со своим командиром немного посмеялись, а охрана Кобры даже глазом не моргнула – там были такие люди, которые уже не улыбались, не расстраивались, а лишь всегда были начеку.
– Ну взять-то с тебя нечего. Всё, что ты там знаешь, давно мхом покрылось, а летописи тут знаешь ли никто не пишет… Своим ты не нужен – никакие выкупы за тебя платить никто не будет… Так вот скажи мне, майор, какой в тебе есть ещё толк?
– Да никакого. Уж после того, как Зубрилов стал главкомом совсем никакого. Я только мешал ему… Пару раз пытался в расход пустить, но не получилось… Ну это, понятно всё, что дело времени… Он бы мне, конечно, предложил бы всепрощение, если б я отказался от Хмельницкого или, может, ещё что-то вроде того сделал. Но он даже не предлагал. Знал, что нахуй мне такая жизнь не нужна… Так что давай уж, товарищ командир хиви, мне свою пулю в лоб, если не жалко пули… Если жалко, так повесьте. Веревку я себе сам замотаю, если руки развяжите…
– Какая у тебя безысходность, майор. Прям отчаяние… – Кобра давно уже учуял, что можно использовать как козырь против этого человека, чтобы заставить его играть по своим правилам. – Ну пули-то мне для тебя не жалко… Это проблем нет. Но ты мне сначала скажи, ради чего бы ты ещё мог жить, если была возможность?
– Да идеалы одни несбыточные. Нереальные даже… Свобода людей. А где она может быть-то вообще эта свобода? Даже маки вон и те воюют по сути друг с другом… Я видел, как делят эту власть, уж даже, когда этой власти и не так много. А всё равно делят… И не смотрят на то, какие у кого цели. Какие у кого возможности, чтобы чего-то достичь. Ничего подобного. Просто делят власть… И таким людям, как Хмельницкий, который всё отдавал за людей: свою здоровье, все силы, даже пост свой отдал со всеми полномочиями, чтобы сохранить одному мне жизнь, когда увидел, что это единственная возможность… Таким людям не место во власти, потому что они правда хотят и сделают что-то хорошее, стоящее для всех остальных… Ты ж ведь сам мне сказал. И правильно сказал. Что у вас бы его давно с дерьмом смешали. Потому что не зверь и не гнида циничная. Потому бы и съели… Вот она правда жизни, которую я в итоге узнал. Не хотел всё верить в неё. Думал, что у нас такого не будет. Что Хмельницкий всех объединяет единым духом. Что потому мы можем победить… А получил вот это вот: прикладом в затылок, штрафной шеврон и своего командира подвёл… Нахуй такая жизнь, где даже в случае нашей какой-то там победы, править нами всё равно будут одни подонки вроде Зубкова…
– Стало быть, если б мы тебя сейчас не поймали, ты бы через день другой сам бы повесился?
– Да ну почти. Нарвался бы на пулю и всё…
– А. Ну хорошо… Это хорошо… Но можно ж свою жизнь и поинтересней потратить, раз уж она так не нужна. На дело так сказать.
– Что? Убить Зубкова?
– Нет-нет, что ты. Это как раз не надо… Он нам совершенно не мешает. Зачем его убивать? Ну вот чумов бы, например, ты мог пострелять побольше. Освободить кого из очередной шахты. Не все ж они у Горы… Вот бы сделал доброе дело. Или ты уже не считаешь, что освобождение рабов из оков в любом случае доброе дело?
Болотников задумался и, казалось, что немного успокоился:
– Да нет, считаю… При любом раскладе это доброе дело…
– Так может не время ещё вешаться?
– Может, и не время… Так и что, ты отпустишь меня, чтоб я побежал один на один освобождать шахтёров в какой-нибудь сектор?
– Не совсем… Ты подумай пока сам, что готов делать и зачем. А потом поговорим.
Кобра увидел изменение во взгляде Болотникова, и что ему нужно время, что осознать свою ближайшее будущее, планы, варианты. Словом всё, что только может быть связано с его собственным пониманием смысла жизни. По крайней мере, той, что у него осталась… Сейчас он обдумаем. У него возникнут интересные мысли, которые очень захочется реализовать. И тогда его не надо будет уговаривать. Тогда он сам будет проситься всё это сделать.
– Отведите его в камеру. Еды, воды. Чтобы не жаловался на жизнь. – скомандовал подчинённым Кобра и удалил.
***
В своё кабинете Кобра как всегда пил чай. Сейчас он был покрепче, чем обычно, хоть и всё равно не доходил даже до купчика. Эта крепость немного напоминала ему Шакала, того самого пожилого Шакала, которого не так давно перехватили маки, перед как его доставили к месту казни.
Он знал его очень давно. Шакал был старше его на 17 лет и многому его научил. Обдумывать шаги, взвешивать решения других людей, а не только свои. И, что самое важно – учиться на ошибках, причём не своих, а чужих. «Только дураки учатся на своих ошибках. Умные люди учатся на чужих». Так он тогда говорил. И эти слова Кобра вспоминал множество раз, когда, руководствуясь этим правилом, получал себе чужой опыт и со временем стал одним из ведущих командиров хиви Славянской колонны. Несколько раз он помогал Шакалу, когда у того появлялись проблемы с другими военачальниками. Уж слишком тот любил накалывать в карты, причём в самые разные. Его-то самого натаскал совсем древний Пёс, которому он по молодости проспорил блок сигарет и на том бросил курить.
Было даже оригинально, что чему-то научил Пёс Шакала, и Шакал пошёл дальше по служебной лестницу. Чему-то научил Шакал Кобру, и Кобра взобрался ещё выше. И при этой расстановке карьерных достижений, чем моложе был участник, тем выше он взобрался, а чем старше был участник, тем меньше он хотел.
И всё же. Что за мысли такие полезли ему в голову, что он решил зачем-то стучать в СЧК. И о чём он туда стучал? Только Ворон остался в курсе этого и, разумеется, не распространялся всем остальным. При этом, видимо, не опасаясь, что тот кому-то ещё расскажет, а лишь будет довольствоваться своей быстрой казнью. Но вопрос при этом оставался – что случилось в голове у Шакала, что он решился на такое?
Похоже на то, что у него случилось нечто подобное тому, что произошло в голове Болотникова. Какие-то идеалы умерли, причём достаточно резко. Под этим и может подразумеваться та «многогранность», про которую он сказал.
Власти ему особенно было не надо – место командира батальона его вполне устраивало. Позиции, на которых находились его бойцы, тоже ничем особенным не отличались. Поэтому причины, видимо, кроются в чём-то внешнем, в ком-то внешнем, кто что-то захотел от него. И вполне возможно, что это та же самая история, которая сейчас происходила с ним самим… Кто-то, может, решил поменять руку, держащие карты Шакала?
Сейчас батальон Шакала полностью влит в армию Ворона. Это было понятно, и на это никто не претендовал. Подумать о том, что сам Ворон мог затеять что-то, чтобы присвоить себе лично ещё одно подразделение – вряд ли. Слишком высока могла быть цена за такую мелочь. У Ворона 5 дивизий, и один лишний батальон, пусть даже весьма неплохо обученный, ему принципиально погоды не сделает. А вот, если бы не выгорело, то окажись он виноватым, и последствия могли бы быть серьёзными – как-никак, а отбирать у своих никому не позволено.
Стало быть, может, дело в каких-то связях Шакала среди маки или шахтёров. Кто-то, кто оказался в тех рядах, но всё же был дорог для него. Может, поэтому пришлось стучать в СЧК? Нет. Совсем не вариант. Даже предполагать про него такое глупо. Но это не отменяет того, что именно от СЧК ему было что-то нужно… Или от того, кто конкурирует с СЧК.
Шакал всегда думал стратегически, наперёд, намного вперёд. И его действия вполне могли иметь под собой что-то далеко идущее. А это, скорее значит, что его волновал какой-то баланс сил, который он стремился изменить… Слишком мало вводных. Для того, чтобы понять причины его действий, нужно ещё покопаться в СЧК, и в том, что со стороны хиви можно знать…
В кабинет зашёл Тарантул. Его глаза были всё теми, что раньше – уверенными, выдержанными, но в них виднелся какой-то новый огонёк. Очевидно, новых идей и свершений, которые он готовился осуществить на своём поприще.
– Чайку, сеньор Тарантул? – спросил Кобра.
– Чайку, сеньор Кобра. – ответил Тарантул.
Кобра допил свою кружку, поднялся, налил себе и в ещё одну кружку чая почти до краёв и отнёс Тарантулу:
– Дорогому гостю из хозяйских рук.
Затем снова уселся на свой командирский стул в президиуме и, взглянув в потолок продолжил:
– А что наш дорогой гость скажет про дальнейшие планы своего патрона сейчас?
– Укрепляться, расширяться. Всё, как и было.
– У меня-то вот возникла идея, как можно действительно расшириться… Новыми секторами. Твоему патрону всё, что под землёй. А мне – на её поверхности. Как думаешь, по душе ему будет такой расклад?
– По душе. Само собой.
Кобра развернул карту, на которой было множество пометок разного рода: треугольники, квадраты, кружки, жирные точки, крестики, линии.
– Вот тебе вкратце. Рядом группировка Екатеринослав-Кременчуг, в которой у твоего патрона влияния нет. Но там по факту 5 секторов, в том числе 3 шахты и 2 подземных металлургических завода. И охраняют их не сказать что сильно… Вот если бы маки захватили, например, парочки из них, то мы могли бы их отвоевать обратно. И я не сомневаюсь, что учитывая нынешнее противостояние между СЧК и Инквизицией, у первых будут все шансы для того, чтобы закрепить эти территории в качестве автономий за собой, назначив внутреннее управление твоему патрону, который, как я слышал на днях тут принял верю в Чёрный Камень и, так сказал, крестил там всех шахтёров…
– Это правда. Он действительно обратил всех шахтёров в чумную веру… Номинально.
– Вот это мне и правда интересно… Как у него такое выходит? Мы знаешь ли тут давно с кучей прав и полномочий. Практически наравне с чумами, а последнее время где-то и превосходим их, когда дело касается серьёзных столкновений с маки, но нам такое в голову не приходило. А он-то по сути побратался с чумами. Хоть и не чум, но уже как свой для них. И меня больше даже удивляет, как сами чумы в этом не отказали.
Тарантул слегка усмехнулся, отхлебнул немного чая и ответил:
– Достаточно всего одного чума для этого. Всего одного правильного чума. А уж это если это митрополит, то его точно будет достаточно… Мой патрон прекрасно разбирается в людях. И в чумах… Ты, наверно, заметил…
– Ну как уж тут не заметить… – развёл руками Кобра.
– И тот митрополит, который был у нас в гостях недавно… Не тот, который остался в этих самых гостях. А тот, который был. Гузох. Так вот, он так был расстроен в том, что вера чумов загибается. Что её будущее под угрозой. Что чумы перестали верить в Чёрный Камень. Что они не понимают, какую силу он им даёт… И что всё надо менять… Вот мой патрон очень хорошо подстроился под это «надо менять», и предложил свой вариант. Увеличить количество адептов, при том весьма верных, за счёт шахтёров. От такого Гузох не смог отказаться. Ведь в первую очередь, это его, условно говоря, «прихожане»…
– Интересно-интересно… Может, нам тоже такое попрактиковать…
– Вступай в наш клуб. Правда, знаешь ли, вам такое скорее в минус. Они там эти недели покаяния практикуют. У нас-то народ друг на друга не стучит, а вот у вас, учитывая последние новости с группой «Браво»…
– Да, желающие найдутся. – усмехнулся Кобра. – А ништяков не прибавится… Кстати, насчёт Чёрного Камня. А что он сейчас-то даёт чумам? Я так спрашиваю всех периодически, и никто что-то не знает. Все только в курсе про то, что он давал раньше. А сейчас? Сейчас выходит, что никто не знает.
– Я тебе даже больше скажу – сами чумы не знают. И сами друг у друга об этом спрашивают. И никто не знает. Вот откуда такие проблемы начались у церковников, и вот откуда растут ноги всего этого конфликта с СЧК. Чумы не видят в Чёрном Камне ничего мистического, а значит и Церковь – пустое место, и бояться её не надо. Вот почему они так стали жестить с этой инквизицией и появились чумы вроде Самоха, который сжигает своих же на кострах за лишнее слово, вылетевшие не вовремя.
– Слышал эту историю. – усмехнулся Кобра. – Жаль без подробностей. Хотя, впрочем, смысл понятен… А ты дело говоришь, сеньор Тарантул. Выходит, тебе кажется удачной идея с захватом пары секторов с последующим вовлечением в это СЧК.
– Не совсем. Скорее, лучше, подойти к этому вопросу при помощи Гузоха. Чтоб эта шахта тоже приняла чумную веру, и стала очередными «прихожанами» у него. А для этого надо, чтоб он там оказался, что уже сложнее.
– То есть факт того, что надо захватить даже не один сектор, а два тебя не смущает? – ехидно улыбнулся Кобра.
– Я сам давно думаю об этом. В таком деле, знаешь ли, аппетиты только растут… Поэтому нет. Не смущает.
– Ну ты меня удивил… – слегка помотал головой Кобра. – Прям начинаешь думать, как мы… Я-то думал, мне сейчас тебя убеждать придётся. А ты скажешь, что маки там далеко, и как они нападут. И я тебе предложу, что никаких маки там и не будет, а нападёте Вы при нашей-то помощи… А ты мне говоришь, что и сам уже обо всём этом думал…
– Нам нужно знать их позиции и силы. Плюс от вас прикрытие по флангам. Остальное мы сделаем.
Кобра удивлённо и утвердительно покачал головой:
– Лихо… Лихо… То есть вам даже оружие не нужно?
– Оружие лишним не будет. Но только твоим оружием на некогда учиться пользоваться. А делать вид, что мы его используем не вариант. Потому, если что можешь предложить, так мы только рады.
– Разумеется. Хе-хе. – Кобра выпил остававшийся в кружке чай. – Предложу я Вам 80-миллиметровые миномёты, которыми нас недавно обстреляла моя же группа «Браво», у меня этого оружия хватает… Пусть на них и подумают, раз уж они так любят косить под маки…
Верховный жрец
Неврох стоял и смотрел на то место, которое он недавно опалил керосиновой лампой в помещении алтаря. Ковры поменяли почти сразу заодно с катапетасмой, которая тоже сгорела. Поменяли и постамент для свечей и для ламп, потому что прошлые слегка оплавились от пламени. И столько нового ладана развеяли в этом помещении, что уже ничего не могло напоминать о том, что здесь было пару дней назад… Но Неврох всё видел таким, каким он оставил, когда уходил: ковёр полыхал, кругом дымило, а позолоченные места постаментов начинали плавиться.
– Ничто не проходит бесследно. – тихо, но вслух сказал патриарх. – Ни отмыть, ни поменять, ни перестроить. Всё оставляет свой след. И этот след сохраняется вечно… Потому все так стараются самостоятельно на что-то закрывать глаза, чтобы просто это не видеть…
Он думал о том, что слишком много закрывал глаза на те ленивые, полные насмешки взгляды со стороны эсчекистов и имперской администрации. Слишком легкомысленно относился к тому, что думают о нём и о святой Церкви. Слишком уж считал это всё незначительным. Пустым. Никчёмным. Не заслуживающим его внимания. И времени…
Того времени, которого у него как раз сейчас нет. Когда СЧК делает всё, что хочет с его подчинёнными. С адептами святой веры. С Самохом… Как это могло произойти? Митрополит в заключении?!
Сначала жрец Долонох, теперь митрополит Самох. А следующий он будет? И какое там будет обоснование? Разжигатель ненависти? Ну, конечно. Разжигатель-поджигатель. Вон и храм чуть не спалил. Как тут не отправить в заключение. А там и в госизмене можно обвинить. Как они это любят. А что «они»? Мы же сами так любим… Начнём процесс над кем-то. Сначала он у нас свидетель. А потом глядишь – уже обвиняемый… Ничем мы тут не отличаемся. Только вот мы за нашу святую веру, а они за себя. Самих себя. Какими бы они ни были…
Последнее прям остановилось в мозгу у Невроха. И правда, какая интересная разница. Какими бы они ни были… Это ведь мы, священнослужители всегда хотим быть хорошими, а эсчекистам это не важно. Хорошие-плохие – все одинаковые. Есть разница только в успешности свой карьеры. Вот откуда берётся наше поражение перед ними. Мы хотим ещё и выглядеть хорошими, а они и не против признавать нас таковыми, заключая при этом в темницу, как в случае с Самохом. Ему до сих пор не предъявляли никаких обвинений. Лишь заявили, что он находится под охраной по делу особой государственной важности…
Интересная она «важность» – содержать под стражей митрополита. И это при том, что его сопровождала бура негласного ресурса. Она куда делась? Тоже под охраной? Можно всякое говорить и думать про их нрав… Там и алкоголики бывали, чего уж. Но они прекрасно знают, что за неподчинение приказу или предательство дорога у них одна, и тут без вариантов. Их никто не спасёт, и деваться им некуда… Так и куда они делись тогда?
Тут не помешал бы другой митрополит, чтоб хотя бы узнать, что там происходит, и насколько всё плохо. Такой, которого не жалко бы и потерять в случае чего. И тут бы прекрасно пригодился старикан Гузох. Но от него, как назло, нет вестей с момента его посещения сектора «Крито», да и то эти вести тогда передал, собственно, не он, а Самох…
Странно всё пошло с ним. Гузох не казался каким-то врагом в силу своей беспомощности. Он слишком долго очень прилежно и добросовестно относился к своим обязанностям. Такие ведь руководству не нужны. Нужны преданные тебе лично, а не какому-то делу. И как странно, что с таким-то опытом, Гузох не понимал таких элементарных вещей. А ведь мог быть очень влиятельным… И все те последние проблемы, которые ему чинили были связаны лишь с желанием поменять его на более лояльного, а самого отправить на отдых. Никто не желал ему какого-то отлучения или тем более смерти. Всего лишь отдых, чтоб не мешал, не занимал нужное патриарху место. В конце концов, митрополитов всего шесть, и надо понимать, что раз уж занимаешь такое место, то придётся соответствовать. Иметь необходимый уровень лояльности, уж не говоря про то, чтобы как полагается следовать политике патриарха.
На своё давнее знакомство он что ли надеялся? Или на то, что помог стать патриархом? Да кто ж это помнит, находясь на самом верху. Когда меняются все приоритеты. Когда понимаешь, что проблем кругом намного больше, чем возможностей их решить. Кто ж помнит о прошлых заслугах, когда земля горит под ногами в настоящем времени?
И при всём при этом пока поменять Гузоха не получалось. Старикан как-то надёжно уцепился за своё место, да тут ещё и оказалось, что некоторые жрецы с ним солидарны. Разделяют его взгляды на служение святой вере и даже на отношение к Чёрному Камню не просто как к символу веры, а как субъекту веры… Вот это уже прям удивляло. Откуда берётся столько идиотов. В семинарии их ведь учили другим промывать мозги, а не себе! Или с возрастом они перестали видеть разницу?
Да ведь даже и Долонох был в чём-то солидарен с Гузохом. Тот самый Долонох, который теперь гниёт в следственном изоляторе СЧК по обвинению в госизмене. Как они-то друг с другом могут быть связаны? Долонох всегда был предан лично патриарху, а уже потом святой Церкви. И служение патриарху полагал первостепенным, а второстепенным – служение в храме в Чум-бату. Так и куда это делось?
Вот оно. Откуда берутся все эти проблему с СЧК. Из Церкви они берутся. У них там в СЧК снизу доверху исполняют приказы, кто бы что ни думал. А у нас в Церкви, думают все одинаково, а делают все – кто-что хочет. И это ещё называется патриархатом. Девичьими соплями это называть надо, а не патриархатом…
Невроху стало не по себе. От той ненависти, что была у него при прошлом посещении этого храма не осталось ничего. Одно большое разочарование. И даже не в том, что окружало его, а в себе самом. Что не видел своей собственной слабости тогда, когда ещё можно было диктовать условия. Теперь можно было только признать потери, пока они не стали фатальными.
Тут он вспомнил свои прошлые предостережения. Ещё не так давно, когда он лично говорил с митрополитом Самохом, то сам же предупреждал его о том, что есть человек в группировке «Донецк-Макеевка», который представляет для них серьёзную угрозу. Что эту угрозу нельзя не чувствовать, так как опасней её сейчас нет. И что он сделал, чтоб устранить её, раз считал такой важной?
Неврох помнил, что какое-то решение у него было, но оно точно вылетело из головы. Всё из-за этих перипетий с СЧК, которые и Самоха-то угробили. А так ли они одни смогли это сделать? Должен же быть ответ, что случилось с бурой негласного ресурса… И тут он вспомнил – да, ещё месяц назад он отправил своего киллера из людей. Того, кто сможет убить префекта, и закончить все эти эксперименты с самоуправлением людей.
