Владимир Анатольевич Паршин
Летописный путь все же был
Т. о., в 1-ой трети IX в. уже имеем не только одиночные монеты, но и клады. Это говорит о том, что пошел процесс накопления. Археолог А.В. Арциховский [Археологические данные по варяжскому вопросу. 12 июля 2016] пишет: “… считалось почему-то несомненным, что только норманны прокладывали в России торговые пути, отмеченные этими находками. Такое мнение опроверг В. Л. Янин.” Вот как комментировал этот период В.Л. Янин В [40]:“ … Первый период – с конца VIII в. до 833 г. В России от этого времени осталось гораздо больше кладов, чем на Западе. Особо важно, что в Западной Европе клады этого периода встречены главным образом в землях балтийских славян, а в Скандинавии они тогда совсем редки. Таким образом, первые транзитные торговые пути через Восточную Европу были проложены не скандинавами, а на Запад восточные монеты проникли при внутри-славянской торговле…”
В д. Клименки (Руднянский р-н) на берегу р. Каспля в погребении найдена равноплечая фибула, датируемая 2-й четвертью – концом IX в. В курганном могильнике № 2 у г. Торопец обнаружена равноплечая фибула IX в. Наиболее уникальный клад арабских серебряных монет, был найден в 1967 г. на р. Жереспее возле дер. Кислые (Новосельское сел. пос.) [Марков В.В. Еще раз о древнейших поселениях в Гнездове. Журнал Исторический формат 2019]. Клад состоит из «670 целых экземпляров и фрагментов» арабских дирхемов, включает сасанидскую драхму и полубрактеат, отчеканенный в 1-й четверти IX в. в Хедебю. Это редчайшая серебряная скандинавская монета. Полубрактеат с изображением боевого корабля викингов, увешанного по борту круглыми щитами уникален тем, что монета чеканилась до 825 года и после этого времени в обращении практически не встречалась. В кладе были обнаружены хазарские подражания арабским монетам. Младшая монета из этого клада датируется 837/838 гг. Это дает основание считать временем сокрытия клада 2-ю четверть IX в. Поскольку в составе клада был единственный найденный в Восточной Европе полубрактеат, некоторыми исследователями [Лебедев Г.С. Славянский царь Дир. Родина. 2002. № 11-12. С. 24-26] делается вывод о том, что клад был зарыт купцом-скандинавом. На мой взгляд, вывод недостаточно обоснованный, т.к. наличие датской монеты не дает оснований считать владельца клада скандинавом. С таким же успехом все клады с арабскими монетами надо считать зарытыми арабами. Имеем редкую монету с изображением корабля, которая могла служить сувениромдля кого-то (см. ниже примечание Т. Нунана и Т.А. Пушкиной относительно монет византийских – аналогия для скандинавских). На месте находки Кисловского клада были произведены раскопки, при которых найдено ещё 12 монет в виде половинных обрубков. Большой размер клада у д. Кислые может свидетельствовать в пользу того, что в Смоленском Поднепровье, в 1-ой половине IX в. уже существовало довольно крупное торговое поселение, участвовавшее в торговом процессе. В Смоленской области был найден клад IX века из 116 разрубленных серебряных предметов – поясных бляшек, сосудов, гривен. Такие клады, предназначенные для переплавки в новые изделия – так называемые “производственные” клады. Это может свидетельствовать о наличии в Смоленских землях соответствующих мастеров по серебру в 1-ой половине IX столетия.
В кургане 47 (Лесная курганная группа Гнездово – раскопки Д.А. Авдусина) найдена очень редкая золотая монета (подвеска) византийского императора Феофила II (829-842 гг.), уникальный бронзовый крюк для подвешивания меча, в виде головы дракона пожирающего другого дракона, обломки серебряной позолоченной каролингской шпоры начала IX в. с орнаментом в виде трилистников, железная подвеска в виде меча с серебряным ушком, железная шейная гривна с тремя привесками, три медных перстня и другие вещи [Отчет о раскопках гнездовских курганов. МИСО. Вып.2. Смоленск, 1957. С. 120-125; Гнездовская экспедиция. КСИИМК. Вып. 44. М., 1952. С. 96, С. 99, С. 100]. Т. Нунан специально отмечет, что византийские монеты не являются индикаторами отношений Руси с Византией или Херсонесом. Эти монеты не играли какой-либо существенной роли в экономической жизни Древней Руси, а значит динамика их распространения в это время в отрыве от остального византийского импорта ничего не говорит о масштабах русско-византийских торговых связей. Попадавшие на древнерусские памятники византийские медные и золотые монеты были скорее своего рода «сувенирами», как их назвала Т.А. Пушкина, «привезенными из поездок и походов». Если определять время сокрытия клада, то исходя из византийской монеты, захоронение можно отнести ко 2-ой половине IX в.
В Витебском Подвинье в д. Добрино (Лиозненский р-н) в 1962 г. в лепном горшке найдены 431 целая куфическая монета и 96 обломков, всего 527 экз. Старшая монета – 738/739 г., младшая монета – 841/842 г. В д. Ахремцы клад из 24 монет по династиям: Омейяды – 1 экз.; Тахириды – 3 экз.; Аббасиды – 20 экз. Младшая монета – 852/853 гг. В 1960 г. в д. Поречье (Витебский р-н при впадении р. Усвята в Зап. Двину) найден клад куфических монет и вещей, в т.ч. два браслета готландского типа. Определено 39 целых монет и 6 обломков, всего 45 экз. Старшая монета – 769 г., младшая – 853/854 г. В д. Соболево (быв. Баево, Дубровенский р-н) найден клад куфических монет в количестве около 2 тыс. экз. Определены 304 монеты, 136 целых и 168 обломков. Старшая монета – 783/784 г., младшая – 856/857 г. Между 1821 и 1823 гг. в имении г-жи Богомолец, располагавшемся в 40 верстах от Витебска, "вырыто до 100 фунтов куфических монет, большая часть их была же сплавлена" Клад из имения Богомолец изначально мог состоять не менее чем из 14000 дирхемов. Это самый значительный клад VIII-IX вв. Младшая монета чеканена в 862-866 гг. От клада сохранились 19 дирхемов, распределившихся по династиям: Омайяды – 2 экз.; Аббасиды – 17 экз. В д. Лучесы в 1910 г. найден клад куфических монет, из состава которого известны 2 дирхама: 719-781 гг. и Аббасиды 248 г. х. (862/863 г.) [Рябцевич 1998: 67, № 11]. В верхнем Подвинье в г. Торопец в 1960 г. при земляных работах в песчаном карьере найден клад куфических монет. Удалось собрать 73 монеты. Старшая монета – 751/752 г., младшая монета – 867 г.
В.В. Кропоткин [О топографии кладов куфических монет IX в. в Восточной Европе. Древняя Русь и славяне. М., 1978. С. 111-117] писал: «С нижнего Дона куфические монеты распространялись в области левых притоков Днепра, на Сейм и Десну, в Посожье и Верхнее Поднепровье». Янин В.Л. [40]: “Второй период – 833-900 гг. В России по-прежнему больше кладов, чем па Западе, но в Скандинавии их уже больше, чем у балтийских славян. Транзитная торговля достигла Скандинавии, но именно тогда ее значение для России почему-то упало. Если в первом периоде клады встречались на транзитных путях, Волжском и Днепровском, то во втором они там исчезли. Русские клады этого времени в большинстве своем сосредоточены на Оке, а она была тупиком”.
А что же скандинавы, о которых так много пишут? Нефедов В.С. [26] вот как отразил этот момент: “ Имеются единичные, но достаточно надёжные данные, позволяющие утверждать, что скандинавы проникли в Днепро-Двинское междуречье (но не на левобережье Днепра) и начали там селиться уже в IX в. Известно по крайней мере одно достоверное скандинавское погребение IX в., раскопанное в курганном могильнике Шишкино (Городок) на р. Царевич в бассейне Днепра. Найденные в нём равноплечая фибула, бронзовые пуговицы салтовского круга и набор стеклянных бус подтверждают именно такую датировку комплекса…”. Относительно указанного погребения автор ссылается на [Еремеев И.И., Дзюба О.Ф. Очерки исторической географии лесной части Пути из варяг в греки. СПб., 2010, с. 502, 505]. Указанную работу нетрудно найти на портале РФФИ. Согласно Приложения 1 этой работы, в бассейне р. Щебереха (пр. приток р. Пола) вблизи д. Шишково (Новгородская обл. Маревский р-н) расположена курганная группа V-X вв. Т.е. д. Шишково находится в Новгородской области, а Нефедов В.С. по непонятным соображениям указывает деревню и курганную группу на р. Царевич (Ярцевский р-н Смоленской обл.). Поэтому ссылка некорректна. Имеется доклад [Нефедов В.С. Археологический комплекс IX–X вв. у д. Шишкино (Городок) в Смоленском Поднепровье] на конференции в ноябре 2012 г., содержание которого не печаталось. Допуская наличие деревень с одинаковыми названиями, считаем, что у Нефедова В.С. речь идет о смоленской деревне. Все, что автор привел в качестве находок, говорит только о временном интервале – подтверждают именно такую датировку, но не подтверждает национальную составляющую. Содержание салтовских предметов может свидетельствовать только о том, что погребенный бывал на территории СМК или имел с ней торговый контакт. Не более. Относительно равноплечей фибулы – автор не указывает ее тип (Р58, Р72, типа Вальста или др.). Поэтому нет оснований прямо так относить ее к скандинавской. Фибула Р58 является наиболее распространенным типом северных украшений, встречающихся на территории Восточной Европы и отнесенных Я. Петерсеном к IX в. Равноплечие застёжки-фибулы известны из торгово-ремесленных центров в Ральсвике на Рюгене, Росток-Диркове, Менцлине, Трусо в Самбии. Калининградский археолог В.И. Кулаков в [Равноплечные фибулы пруссов на балтском пограничье. Журнал Фронтирных Исследований 2019] пишет: “ Известный немецкий археолог Макс Мартин (1994) считал, что равноплечие фибулы (далее – РФ) появляются «самое позднее с середины 6 в. н.э. в Италии и в Далмации (после 568 г. также захваченной лaнгобардами) … как одиночные застёжки мужских плащей, которые распространяются сначала к северу от Альп, а к концу эпохи Меровингов формы фибул, отличающиеся от южных, носятся женщинами (pp. 578 -579). По мнению Эгона Вамерса, на запад Европы РФ проникают из заселённой романизированным населением Южной Европы около середины VII в. В VI-VII вв. равноплечие фибулы представлены в прусских и мазурских погребениях попарно (деталь женского убора) или одиночно (застёжка мужского плаща или женской накидки). Изготовление и распространение в эпоху Меровингов на Самбии и в Мазурском Поозерье равноплечих фибул и дериватов пластинчатых застёжек свидетельствует не только (точнее – не сколько) о копировании западноевропейских образцов, как считал Х. Ноймайер, а о формировании в западно-балтской этнокультурной среде специфических, предназначенных, прежде всего, для культовых нужд артефактов. Последний вид прусских равноплечих фибул соответствует типу скандинавских РФ.” Поэтому без указания типа фибулы нет оснований считать ее скандинавской – м. б. и прусская. И снова подчеркнем – одна деталь (особенно модная) не говорит об этнической принадлежности того, кто ее носит. А относительно датировки скандинавских фибул в Восточной Европе есть работа В.С. Дедюхиной [Фибулы скандинавского типа. 1967. С.191-206], автор которой считает, что на древнерусских памятниках Восточной Европы большинство скандинавских вещей датируются второй половиной X – началом XI вв. Г.Ф. Корзухина, составляя первую сводку этих застежек по восточноевропейским материалам, отмечала, что подавляющее их большинство относится к IX в., но есть они и в комплексах X в. Аналогичные замечания можно изложить и относительно бус. Нет информации, к какой группе по З.А. Львовой они относятся. Поэтому нет оснований считать погребение в д. Шишкино (Ярцевского р-на) как достоверно скандинавское. Л.В. Алексеев в [Смоленская земля в IX-XIII вв. Изд. Наука. М. 1980.] обращал внимание на тот факт, что “нужно прежде всего отделить находки отдельных вещей скандинавского происхождения от скандинавских комплексов вещей. Первые могут свидетельствовать о торговле, вторые – о присутствии в восточнославянских землях самих скандинавов. Разработаны признаки погребального обряда скандинавов, а также специфические признаки их костюма, по наличию которых можно с уверенностью считать варяжское происхождение погребенного. Это прежде всего погребение в ладье (и некоторые другие признаки обряда) и наличие в женском костюме двух черепаховидных фибул, соединенных цепочкой, ожерельем, иногда с трехлопастной фибулой на груди, а также железные гривны с «молоточками Тора». Скандинавские вещи IX в. (равноплечая фибула и др.), подтверждают наши наблюдения: торговля древнейшего Смоленска с норманнами была эффективной уже в IX в.” Максимум, о чем можно говорить применительно к IX веку на основании находок, это о попытках проникновения с севера (от Ладоги в район р. Каспля) отдельных варяжских купцов.
В некоторых работах встречается ссылка на Е.А. Шмидта [Археологические памятники второй половины I тысячелетия н. э. на территории Смоленской области. Материалы по изучению Смоленской области. вып. V, Смоленск, 1963], в которой курган № 5 из курганной группы у д. Новосёлки датируют IXвеком. Вот, что по этому поводу, пишет Д.А. Авдусин [Об изучении археологических источников по варяжскому вопросу. 12 июля 2016]: “Основной опорой датировки Е.А. Шмидтом курганов этой группы является моя датировка четырехугольной насыпи в Гнёздове, высказанная вполне предположительно, которую теперьследует отбросить. Она исходила из неверного предположения А.А. Спицына о том, что в Гнёздове якобы произошло смешение погребальных обрядов кривичей и скандинавов, в результате чего "кривичские курганы обратились в плоские насыпи разной величины, почти круглой формы". Подобного смешения обрядов быть не могло. … Встреченная в гнёздовском кургане монета датируется широко – от начала IX до начала X века и нет оснований сужать ее датировку. Т. о., ссылка па гнёздовский курган – а это главный аргумент Е.А. Шмидта – несостоятельна, и этого не могли не заметить ленинградские археологи. Ссылка Е.А. Шмидта на дату, найденного в кургане № 5 Новоселковской группы меча, также ошибочна: Е. А. Шмидт датирует его "до 800 года". По А.Н. Кирпичникову этот меч относится ко второй половине IX в. и, следовательно, вполне мог бытовать и в X в., тем более, что другие мечи из Новоселок относятся ко времени от конца IX до начала X в. По мнению Е.А. Шмидта, курган № 5 из Новоселок включал "ряд предметов, бытовавших в IX веке". Однако эти предметы не указаны, кроме пинцета, который не имеет столь узкой даты, хрустальных бус, которые также не датируют. Все остальные вещи, найденные при раскопках Е.А. Шмидта, тоже не дают точной даты. Ссылка Е.А. Шмидта на погребальный обряд вряд ли может быть принята. Он пишет, что в Новоселках найдены не сломанные мечи, а это будто бы ранний признак. Е.А. Шмидт отмечает, что "отдельные погребения" совершались и в X веке. Я также не согласен с утверждением, позднее повторенным, что Новоселки будто бы дают основание говорить о "переплетении разных культур" на рубеже IX-X вв. Как видно, вся система доказательств ранней даты Новоселок весьма шатка. Ее окончательно подрывают вещи, найденные при раскопках в 1968 г. Производивший их С.С. Ширинский правильно отмечает, что скандинавские фибулы из Новоселок датируются или X веком в целом, или более конкретно – второй половиной X века.”
Относительно упомянутых мечей есть работы Б.А. Колчина [Черная металлургия и металлообработка в древней Руси. М., 1953, стр. 130-139], А.Н. Кирпичникова [Мечи Киевской Руси. СА, 1961, №4], А.В. Арциховского [Археологические данные по варяжскому вопросу. 12 июля 2016] и C.Ю. Каинова [Погребения с предметами вооружения Гнёздовского некрополя. Гнёздовский археологический сборник. Материалы и исследования. Вып. 1. 2018; Обряд «особого» обращения с клинковым оружием по материалам Гнёздовского некрополя. Журнал Вестник Московского университета. Серия 8. История. 2017]. А.В. Арциховский: “Несколько раз на мечах, найденных в России, обнаружены клейма, состоящие из латинских букв. Такие клейма, по мнению самих скандинавских археологов, говорят о производстве мечей во Франкском государстве; на скандинавских мечах в это время они невозможны.” С.Ю. Каинов: “Из 116 погребений с предметами вооружения, раскопанных археологами, мечи найдены в десяти погребениях, в одном – только фрагмент клинка и еще одном – деталь навершия рукояти. В пяти погребениях найдены только наконечники ножен меча. Боевые ножи обнаружены в трех погребениях, в двух случаях – вместе с мечом. Отдельно ножны боевых ножей (детали ножен) найдены в девяти погребениях. В одном погребении обнаружена только деталь навершия сабли и деталь подвеса ножен сабли, еще в одном – наконечник ножен сабли. В разрушенных при разных обстоятельствах курганах были найдены еще пять мечей и один боевой нож … Большинство курганов, в которых найдены отдельные детали рукоятей и ножен, датируются второй половиной Х в. Более раннюю дату (середина Х в.) мы можем предположить только для кургана Ц-18/Сиз-1882, где наконечник ножен меча найден вместе с лепными сосудами.”
В заключение периода IХ столетия приведем цитату из Т.А. Пушкиной [О проникновении некоторых украшений скандинавского происхождения на территорию Древней Руси.] о времени скандинавов в Поднепровье: “Основная масса скандинавских украшений, предметов вооружения происходит из погребений и лишь единицы найдены в культурных слоях поселений. Погребения, содержащие скандинавский элемент, в основном датируются X – первой половины XI в. Распределение комплексов позволило Ю. В. Готье, Я. В. Станкевич, Е. И. Горюновой, М. В. Фехнер, В. С. Дедюхиной считать скандинавские украшения предметами импорта на территории Древней Руси”. Т. о., до X века нет оснований вспоминать и писать о скандинавах в Смоленское Поднепровье.
Изложенное выше показывает, что так называемый путь “из варяг в греки” (через водораздел Днепр – Зап. Двина) в эти столетия (VIII и IX) еще не имеет того значения, которое ему приписывают. Участки пути используются для местного, а не международного сообщения. В определенной мере свою роль в этом сыграл климат. Согласно А.В. Шнитникову[37], VIII и IX века были периодом водного минимума. Из мест обнаружения кладов может следовать вывод, что торговыми точками в это время могли быть дд. Колодня, Корытня, Кислые, Гнездово, Новоселки, Смоленск.
