Утром неожиданный звонок по телефону:
– Вам надлежит явиться в Кремль к двенадцати часам для вручения награды. И паспорт не забудьте.
Да он всегда со мной – как без него? Вот только не пойму, кто кому вручает и за что. Возможно, это чей-то розыгрыш, но если не явлюсь, тогда будет неудобно перед людьми – мне оказана высокая честь, а я проигнорировал. Чего доброго, запишут в диссиденты…
Самое трудное для меня, это сообразить, чего надеть. Галстука уже лет сорок не носил, даже забыл, как его завязывают, да и рубашку надо гладить, а это слишком хлопотно. Не хватало ещё фрак напялить и галстук-бабочку прицепить под кадыком. Решил одеться, как обычно – серый твидовый пиджак и чёрный свитер, всё по погоде.
Но вот пришёл, сижу в огромном зале и чего-то жду. Кругом солидная публика с важными лицами, а у меня вид, как у прохожего, который по ошибке оказался не в том месте и не в том времени. Хорошо хоть побриться не забыл!
Наконец, началась торжественная церемония – вручают награды за заслуги перед Родиной. Но я-то тут при чём? Сижу, перебираю варианты и вдруг слышу свою фамилию, а затем зачитывают приговор, то есть не приговор, это называется иначе, но как, я уже забыл. Что ж, слушаю, может, что-то новое узнаю про себя:
– У этой награды есть как бы две составные части. Первая часть вручается за спасение трёх тысяч россиян, которые могли оказаться жертвами вооружённого конфликта, возникшего на территории одной из европейских стран. Вторая часть куда важнее, поскольку удалось обнажить всю неприглядную сущность так называемой элиты Европейского Союза, аморальность их власти, приведшей к разрушению христианских ценностей. Не буду уточнять, какой способ был использован, это государственный секрет, но факт остаётся фактом – виновные понесли заслуженное наказание, а власть в свои руки взял народ, – в зале раздались аплодисменты, а через несколько минут докладчик продолжил свою речь: – Мы тут долго совещались, решали, чем же наградить исполнителя этого важного задания. Орденами, согласно утверждённому стандарту, награждают, начиная с самой низшей степени. Первая по случаю пятидесятилетия, вторая – через десять лет, ну и так далее. Но, к сожалению, у нашего героя ближайший юбилей не скоро, а кроме того, у него даже никакой медали нет. Это непорядок, и мы его сейчас исправим. По представлению совета министров утверждена медаль «За усердие», речь идёт об усердии в служении Отечеству. И нет никаких сомнений, что наш герой вполне достоин этой государственной награды, даже двух, то есть сразу первой и второй степени, – затем обращается ко мне: – Прошу на сцену!
Уже потом, когда вся эта тягомотина закончилась, пригласили на банкет. И вот закусываю, время от времени поднимаю бокал с шампанским, чтобы поприветствовать очередного юбиляра, но вдруг подходит некто и предлагает пересесть за стол, где собралось всё руководство. Так и сказал, но я-то дома не был уже несколько лет, поэтому не знаю, кто есть кто.
И вот один из «руководства» спрашивает:
– А всё-таки как вам это удалось?
– Вы что имеете в виду?
– Ну вы же сами понимаете…
Однако не могу же я рассказать про Манию. Сразу упекут в дурдом! Пришлось лавировать вокруг да около, изображая из себя чудака, который и сам не знает, как это получилось.
– Вы понимаете, так уж всё сошлось. Юпитер сблизился с Сатурном, а Венера как раз пролетала над Землёй…
Несу околесицу, а они кивают головами. Потом самый главный среди них говорит:
– А не могли бы то же самое проделать не здесь, в Европе, а где-нибудь за океаном?
Это на что же он намекает? В Штатах организовать переворот? Да если только заикнусь об этом Мании, пошлёт куда подальше! Поэтому попытался ответить как-то обтекаемо:
– Видите ли, в чём дело. Даже если бы звёзды сошлись и планеты оказались в нужном положении, этого было бы явно недостаточно.
– А что же нужно? Может, вас как-то стимулировать?
– Да у меня всё есть.
– Тогда в чём же дело? С завтрашнего дня принимайтесь за работу.
Что-то я не улавливаю здесь логики. К тому, что есть на моём банковском счету, «руководство» не имеет никакого отношения. Сейчас всё-таки не те времена, когда в пользу государства изымали гонорар за выступления за рубежом. А коли так, какое они имеют право отдавать приказы? Неужели я горло драл на сцене для того, чтобы удовлетворять их прихоти? Нет, так дело не пойдёт!
Решил прикинуться дурачком – с возрастом оскудение мозгов вполне возможно:
– Простите, я не понял, о какой работе речь. Ведь я пенсионер, а если зачислят в штат или буду работать по договору, тогда пенсию урежут.
– Как это?
– Таков закон.
Те переглянулись, но контраргументов так и не нашли…
А вечером я выложил на стол две медали со словами:
– Вот, выдали в Кремле.
Надя в восторге:
– Так это здорово! Теперь тебя будут издавать большими тиражами, романы экранизируют, а за одну твою картину будут предлагать две тысячи евро, даже пять!
Ну вот куда её понесло?
– По-моему, ты перепутала медаль со Звездой Героя.
– Да нет, достаточно того, что тебя по телику показали стоящим рядом с президентом. Это же пропуск в другой мир, где прежде отоваривались исключительно блатные.
Спорить с ней не стал – а вдруг окажется права?
Ещё через пару дней опять звонок по телефону:
– Вы не могли бы зайти к нам в издательство?
Почему бы нет, если адрес подсказали. К тому же фирма известная, за последние годы превратилась в огромный холдинг – не зря же всех конкурентов под себя подмяла.
Когда приехал в офис, вежливо встретили, поинтересовались, почему не ношу медали, а затем разговор ушёл куда-то не в ту степь:
– Видите ли в чём дело, – заявляет главный редактор, – мы готовы опубликовать кое-что из ваших книг, но только после значительной переработки. Вот, к примеру, это надо убрать… – и приводят описание сцены из моего романа, где президент сидит в бане голый, частично прикрываясь веником.
– Пардон! А в чём он должен там сидеть, в мундире или в смокинге?
В дело вступает заместитель директора по работе с авторами:
– Президент и баня – это не совместимые понятия. Либо баню уберите, либо президента.
– Предлагаете совершить государственный переворот?
Зам смотрит на редактора, та на зама – не знают, как выйти из щекотливой ситуации. Тут на экране ноутбука, лежащего на столе, появляется новое лицо – судя по реакции моих собеседников, это владелец холдинга решил вмешаться в разговор:
– Я вот что вам скажу. Сатирический жанр сейчас неактуален. В тренде – фэнтези, любовные романы либо что-то такое, что как бы возвышает историю России в глазах наших сограждан.
Как бы – это точно сказано! А он продолжает:
– Словом, читателю неинтересно, о чём вы пишете в своих романах.
Уж таких читателей воспитали! Дальше следует что-то похожее на похвалу:
– Не знаю, как это у вас получилось, но имя своё вы раскрутили, и грех этим не воспользоваться. Поэтому вот что предлагаю. Тут у нас есть несколько вполне добротно написанных романов, но вот беда, авторы без имени, без звания. Короче, на обложке поставим ваше имя, а им будете отстёгивать, скажем, двадцать процентов от своих доходов. Хотя что я говорю, десяти вполне достаточно. Как вам такая перспектива? Успех я гарантирую.
Если бы у меня под рукой был топор или бейсбольная бита, я бы это издательство по кусочкам разнёс!
Ну а как же Надя на всё отреагировала? Да откуда мне знать? Не дождавшись моего возвращения из издательства, ушла. Видимо, решила, что отныне у меня всё будет замечательно – симпатичные поклонницы, приглашения на презентации, своя программа на телевидении и прочее, и прочее. Примазываться к моему успеху не захотела и поспешила уйти к саксофонисту.
В одном из сочинений Эдгара По есть такие слова:
«Большинство литераторов, в особенности поэты, предпочитают, чтобы о них думали, будто они сочиняют в некоем порыве высокого безумия, под воздействием экстатической интуиции, и прямо-таки содрогнутся при одной мысли позволить публике заглянуть за кулисы и увидеть, как сложно и грубо работает мысль, бредущая на ощупь; увидеть, как сам автор постигает свою цель только в последний момент; как вполне созревшие плоды фантазии с отчаянием отвергаются ввиду невозможности их воплотить; как кропотливо отбирают и отбрасывают; как мучительно делают вымарки и вставки – одним словом, увидеть колеса и шестерни, механизмы для перемены декораций, стремянки и люки, петушьи перья, румяна и мушки, которые в девяноста девяти случаях из ста составляют реквизит литературного лицедея».
Всё так и есть, но только в том случае, если литератору неведомо вдохновение, и он пишет через «не могу», словно бы раб на галерах машет вёслами за миску отвратительной похлёбки. У меня же всё не так: если нет вдохновения, просто лягу на диван и буду ждать, когда оно вернётся. Кто-нибудь скажет, что я лентяй, однако «вымарки и вставки» уместны, если редактируешь текст, а если мысль скрипит, как ржавая шестерня, тогда все потуги без толку.
Вот и теперь, после посещения издательства на душе так гнусно, что ни одной строчки не смог бы написать. Не вижу в этом никакого смысла. Тех читателей, что были пятьдесят лет назад, теперь уж нет, вымерли как класс, а угождать теперешним я не собираюсь.
Ну что ж, пора бы поставить все точечки над ё, завершая очередной этап своего пребывания в этом мире. Мания как-то заявила: «У нас большие виды на тебя!» Какие ещё виды? Мысль о том, чтобы открыть крышку ноутбука и начать писать роман, вызывает тошноту, от кистей и мастихина нос ворочу, а джазовый певец из меня вовсе никакой – остался только хриплый голос, да и того не хватит, чтобы спеть один куплет. Всё плохо – хуже некуда! Может, удавиться?
Причина этого упадка сил предельно очевидна – Нади рядом со мною уже нет, потому как уехала на гастроли вместе с ансамблем Брокмана, а я здесь, в столице нашей Родины Москве, в своей однокомнатной квартире.
«Москва… как много в этом звуке для сердца русского слилось! Как много в нём отозвалось!» Это строки из романа в стихах под названием «Евгений Онегин», одного из самых знаменитых произведений великого русского поэта. Так обычно пишут о Пушкине те, кто ни одной строчки не написал – такой, чтобы она запала в душу.
А мне, признаться, всё равно, то есть много там отозвалось или очень мало. Сам удивляюсь – не могу понять, с чего бы это. Возможно, потому что раздражают громкие слова – великий, знаменитый, выдающийся. Зависть тут ни при чём, поскольку если поэт властитель дум, то больше ни в каких эпитетах и похвалах он не нуждается. А если стихи плохие, то их автор не поэт, а что-то вроде подмастерья. И даже напяль на него академическую мантию или усыпь грудь орденами, от этого ничего толком не изменится.
Ну вот, хотел обойтись без политики, а она лезет из всех дыр… Всему виной раздвоение личности – одна часть ещё сохраняет надежду на перемены к лучшему, а другая разочарована во всём. Могло ли быть иначе, если Надежды нет и неизвестно, когда снова здесь появится. Казалось бы, всё логично – нет музы, нет и вдохновения, а это ведёт к неустранимому расстройству психики. Не зря же Маяковский застрелился, Гоголь сжёг рукопись второй части «Мёртвых душ», а Джек Лондон принял лошадиную дозу морфия. Не пытаюсь ставить себя в один с ними ряд, но временами и мне невмоготу, того и гляди накроет тёмное облако, которое принято называть депрессией. Однако рукописи теперь не горят, поскольку всё в цифровом формате, огнестрельное оружие не достать, а травить себя снотворным я не хочу, это больше женщинам подходит.
Так что же – всё напрасно? То есть напрасно взялся за перо семнадцать лет назад? Тут возможны два варианта: то ли я плохой писатель, то ли читателям неинтересны те мысли и чувства, которые в меру способностей попытался вложить в их умы и сердца. Впрочем, с десяток книг из тех, что написал, пользуются популярностью в интернете, но это ничуть не успокаивает – либо всё, либо ничего! Максимализм свойствен всем писателям, поскольку слишком много душевных сил истрачено, а в результате что ж, коту под хвост? Вот если бы аннотацию к роману и хотя бы первую страницу отправить в каждый дом, каждому жителю страны, тогда и посмотрим, у кого будет самый высокий рейтинг… Опять я не о том, поскольку пишу, по большому счёту, для себя, чтобы доказать, что ещё жив, что любезен хотя бы тем немногим, кто наслышан о моём существовании…
Вдруг слышу – ожил после долгой спячки телефон, звонит как проклятый, не переставая. А я подходить к нему не хочу – даже если звонят из того самого издательства, мол, передумали, ни одной книги не отдам, пусть бесплатно распространяются только в интернете… Звон не стихает – может, это лишь в моих ушах, совсем как у Кости-саксофониста, когда скатился вниз по эскалатору? Или кто-то из приятелей хочет встретиться, вспомнить прошлое за рюмкой коньяка? Да нет у меня ни малейшего желания! Возможно, давняя подруга ищет спасения от одиночества – но я ей не помощник…
А телефон заливается призывным звоном, как будто ему больше делать нечего. Какому идиоту вздумалось трезвонить среди ночи?! Встать что ли с дивана, подойти, чтобы отключить этот мерзкий телефон? Но вдруг в доме начался пожар и объявлена эвакуация?.. Вряд ли, к тому же от судьбы не убежишь – кому суждено наложить на себя руки, тот не сгорит в огне…
Наконец, решил встать и подойти, а коли так, можно и послушать, но сначала сам говорю, кратко, уж так привык:
– Да.
В ответ слышу голос, который воспринимается как послание из другого мира, поскольку такие здесь уже не ходят.
– Это я. Через полчаса вылетаю в Москву. Ты меня встретишь?
Связь прервалась – видимо, посадку объявили. А когда встречать, Надя так и не успела мне сказать. И что теперь? Даже если раскопаю кое-какую информацию в интернете, даже если Степана подключу с его связями в спецслужбах – даже тогда не уверен, стоит ли её встречать. Всё потому, что придёт и скажет: «Милый, мне опять не повезло с саксофонистом».
Сегодня проснулся и не пойму – я сплю или уже бодрствую? Всё это было или я придумал? До сих пор считал, что все описанные мной события произошли в реальности: встреча с незнакомкой, когда возвращался из леса, джазовое трио, поездка на Таити и возвращение в Париж. Но вот читаю сообщение, которое только что пришло по электронной почте: Bonsoir, ce Jazz club a fermé ses portes depuis quelques temps déjà. En lieu et place du célèbre club , s'est ouvert un restaurant branché qui s'appelle "La Société". Оказалось, что джаз-клуб Бильбоке уже пятнадцать лет, как перестал существовать. Но как же так? Я там бывал вместе с Надей и Беатой, слушал чарующую музыку, а теперь вдруг выясняется, что этого не было. Неужели только сон, прекрасное видение, и больше ничего?
Видимо, пора признать, что сам себя дурачил, спасаясь таким замысловатым способом от одиночества. Впрочем, это не совсем так – одиночество для меня привычно, но иногда требуется ещё что-то, вот и сочиняю, пишу, что в голову взбредёт. Словно бы живу в другой реальности, среди призраков и воспоминаний о том, что могло бы быть, но почему-то не случилось.
Что ж, на дворе сентябрь, самое время для того, чтобы отправиться в лес, по грибы. Позавтракал, собрался и вышел на улицу, жду, когда подъедет такси…
И вдруг слышу знакомый женский голос, и слова почти такие же, как тогда, во время первой встречи с Надей:
– А меня с собой не возьмёте?