Владимир Алексеевич Колганов
Альтернативы для России
Глава 10. Суррогат культуры
Что происходит с культурой? И когда всё это началось? Подробный ответ вы можете найти в книге «Превратности культуры», а здесь ограничусь в основном литературой – если с ней беда, тогда и культура обречена стать лишь придатком экономики, не более того. Иными словами, торгаш будет определять критерии прекрасного, что сейчас и происходит в литературе и на телевидении.
Вот что написал Фридрих Ницше в книге «Человеческое, слишком человеческое»:
«Всегда должны будут существовать плохие писатели, ибо они соответствуют вкусу людей неразвитого, незрелого возраста; последние тоже имеют свои потребности, как и зрелые люди. Если бы человеческая жизнь продолжалась дольше, то число зрелых личностей преобладало бы над числом незрелых или по меньшей мере равнялось бы ему; теперь же значительное большинство умирают слишком молодыми, т.е. всегда существует гораздо больше неразвитых интеллектов с плохим вкусом. И они, кроме того, жаждут удовлетворения своих потребностей с большей страстностью, присущей юности, – и добиваются для себя плохих авторов».
К счастью, со времени написания цитируемой книги продолжительность жизни увеличилась, однако это дела не меняет – публика по-прежнему предпочитает авторов, соответствующих интеллекту не вполне «созревшего» большинства, и пока плод не созреет, ситуация в корне не изменится.
Так неужели перспективы столь безрадостны? Ведь для созревания потребуются не годы, а десятилетия! Тут возникает замкнутый круг: незрелая публика возводит на пьедестал плохих авторов, а те в свою очередь способствуют падению интеллектуальных способностей читателя до уровня подростка. Чтобы разорвать этот порочный круг, не обойтись без вмешательства государства или хотя бы лиц, причастных к деятельности органов публичной власти.
В прежние времена нельзя было добиться признания у публики, не подыскав себе влиятельного покровителя. К примеру, Борис Пильняк сподобился завести знакомство с Луначарским, а Юрия Германа надоумили обратиться к Горькому, и случилось так, что молодой журналист чем-то приглянулся пролетарскому писателю. Впрочем, теперь каждый человек, имеющий под рукой компьютер, подключенный к интернету, мнит себя писателем, так что облечённых властью благодетелей на всех, увы, не хватит. Даже если чиновники Минкульта в качестве дополнительной нагрузки станут рецензировать книги непризнанных писателей, это делу не поможет. Тут прежде всего нужно отделить мух от котлет. Не хотелось бы сравнивать книгу с прожаренной котлетой, хотя иной раз так оно и есть, но сиюминутная прибыль и литература – понятия несовместимые. Задачей литературы является повышение интеллектуального и нравственного уровня читателей, что, конечно же, не исключает получения удовольствия в процессе чтения, но, если государство или богатые спонсоры не возьмут издание книг в свои руки, последствия будут самые плачевные. Важно, чтобы издательства имели возможность не заботиться о прибыли, типографии печатали дешёвые книги, возможно, в мягкой обложке, а магазины не накручивали цену.
Тут вот что странно: во времена всемогущего РАПП или Главлита вышло в свет немало произведений, авторы которых принесли славу отечественной литературе: Юрий Олеша, Андрей Платонов, Михаил Булгаков, Юрий Трифонов, Валентин Распутин, Виктор Астафьев… А кого из нынешних можно поставить в этот ряд? И ведь цензура вроде бы отсутствует. «Вроде бы» – это потому, что каждый владелец издательства имеет право «не пущать», если идейная направленность произведения не соответствует его либеральным взглядам. Вот и получается, что вместо одного Главлита мы имеем несколько десятков. Казалось бы, можно надеяться на некоторое разнообразие издаваемой литературы, но если во главу угла поставлена прибыль, результат предельно ясен – по сути, все издательства потчуют читателя «фастфудом» и даже если предлагают «лососину», она оказывается «не первой свежести».
Пока ещё сохраняется надежда на перемены к лучшему, ещё можно кое-что спасти, хотя претензии к качеству литературных произведений высказывались ещё лет сто назад. В 1892 году немецкий писатель Макс Нордау опубликовал книгу под названием «Вырождение» – в ней речь идёт о кризисе культуры на рубеже двух веков. Конечно, время было другое, да и представления Нордау об устройстве мира существенно отличались от того, что стало вполне привычным для большинства из нас, но в его книге есть немало мыслей, наблюдений, которые актуальны и в нынешние времена
«Вчера они ещё были реалистами или порнографами, сегодня они уже – символисты или декаденты. Они так же легко пишут религиозные сказания, как и исторические романы, приключения, трагедии или деревенские рассказы, смотря по тому, на что есть требование со стороны критики и публики. Эти господа, составляющие, как я уже неоднократно указывал, громадное большинство представителей умственного труда, следовательно, и членов разных модных кружков и кучек, конечно, совершенно здоровы, хотя они и стоят на очень низкой ступени развития».
Желание любым способом привлечь к себе внимание публики заставило многих порвать с традиционными направлениями в искусстве, но и это ещё не всё. Главная причина состоит в отсутствии таланта, в неспособности создать нечто достойное внимание просвещённой публики – владение ремеслом не даёт права считать себя художником в высоком смысле этого слова. Впрочем, прав Нордау – истеричная толпа готова превозносить «талант» любого бездаря, который понравится по каким-то неизвестным нам причинам.
Какую же участь Нордау напророчил литературе?
«Что же касается до будущего развития литературы и искусства, которым главным образом посвящено это исследование, то оно нам рисуется довольно ясно. Я воздержусь от искушения наметить слишком отдаленный период времени. В таком случае мне, может быть, удалось бы доказать или, по крайней мере, обосновать предположение, что в умственной жизни отдалённых веков искусство и поэзия займут очень скромное место».
Почему-то Нордау отделил литературу от искусства и принизил влияние поэзии на нашу жизнь, но философ оказался прав, по крайней мере в том, что касается литературы. Впрочем, если отнести к понятию «литература» ту белиберду, которой заполнены полки книжных магазинов, тогда возникает повод для сомнений. Словно бы предвидя мой вопрос, Нордау всё толково разъясняет:
«Фанатическим последователям психопатически модных течений в искусстве и литературе, которые, не будучи сами психически больны, тем не менее близки к сумасшествию, точно так же было бы бесполезно доказывать, что они увлекаются ерундой. Они этому не поверят».
Так оно и было – не поверили. А всё потому, что с модой не справится никто – модное течение унесёт, затянет в водоворот, и прости-прощай, философ. Но вот прошло сорок лет и о том же пишет Йохан Хейзинга:
«Существует сходным образом интеллектуальное перепроизводство, постоянно растущий поток напечатанных либо выброшенных в эфир слов и прямо–таки безнадёжная дивергенция мысли. Вокруг художественной продукции образовался порочный круг, внутри которого художник зависит от рекламы, то есть от моды, а та и другая зависят от коммерческой выгоды».
Сразу уточню, что, используя словосочетание «интеллектуальное перепроизводство», Хейзинга имел виду только всем известный факт, будто мысли возникают в голове. А уж умные или глупые мысли – это так и остаётся неизвестным, пока не дочитаешь книгу. Важнее то, что в своём предвидении перспектив развития искусства Хейзинга пошёл гораздо дальше Нордау, и тому есть объективная причина. Дело в том, что в конце XIX века кинематограф делал только первые шаги, но уже в тридцатые годы прошлого столетия можно было догадаться, к чему всё это приведёт:
«Сама драматургия почти целиком переносится во внешнюю зрелищность, а произносимое слово играет всего лишь вспомогательную роль. Искусство созерцания сведено теперь к умению быстро схватывать и понимать беспрерывно меняющиеся визуальные образы. Молодёжь приобрела такой необыкновенный синематографический взгляд, прямо-таки поражающий старшее поколение».
Сейчас это «умение схватывать» доведено у части публики до совершенства, и, чтобы не лишиться прибыли, продюсеры, театральные и кинорежиссёры вынуждены учитывать изменившиеся вкусы. Вот только к искусству это не имеет никакого отношения.
Но в чём причины кризиса литературы, первые признаки которого были обнаружены ещё в конце XIX века? На этот вопрос попытался ответить Дмитрий Мережковский в статье «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы», опубликованной в 1893 году:
«Мы видим повсюду и во все века – в современном Париже, как во Флоренции XV века и в Афинах Перикла, и в Веймарском кружке Гёте, и в Англии в Эпоху Елизаветы, – мы видим, что нужна известная атмосфера, для того чтобы глубочайшие стороны гения могли вполне проявиться. Между писателями с различными, иногда противоположными темпераментами устанавливаются, как между противоположными полюсами, особые умственные течения, особый воздух, насыщенный творческими веяниями, и только в этой грозовой, благодатной атмосфере гения вспыхивает та внезапная искра, та всеозаряющая молния народного сознания, которой люди ждут и не могут иногда дождаться в продолжение целых веков».
Для начала внесём ясность в понятие «гений». Тут нам поможет психиатр Михаил Катунин, в начале прошлого века написавший несколько статей на эту тему:
«Не гений создаёт своё произведение, а потребители создают гения, как такового, другими словами: произведение создаёт гения, а не наоборот. То же самое произведение сегодня не будет иметь в себе ничего гениального, а завтра община сделает творца его гением».
Так что благоприятная атмосфера для творчества нужна, но гениальность не имеет к этому никакого отношения.
В итоге с неизбежностью приходим к выводу, что отсутствие атмосферы, которая способствует созданию литературных произведений, – это следствие кризиса культуры, а не причина. Что же касается основной причины, то Мережковский сформулировал её так:
«Есть два средства овладеть вниманием толпы: во-первых, написать истинно гениальное произведение. Но на это способны один или двое в целом поколении, да и те работают почти всегда бескорыстно. Другое, столь же верное и более лёгкое: угождать низшим потребностям толпы. И чем ниже потребности, удовлетворяемые книгой, тем обширнее круг читателей, тем быстрее почти волшебное обогащение людей, продавших толпе даже самый крошечный талант… Никогда ещё русская литература, открытая всем ветрам, преданная всем вторжениям, затоптанная даже не демократической, а просто уличной толпою, не была так беззащитна перед грубым насилием нового, с каждым днём возрастающего денежного варварства, перед властью капитала».
Теперь можно обсудить, что думает о кризисе литературы известная актриса – имени не стану называть, на то есть свои причины:
«У нас с жанрами вообще беда. Военное кино, нелепая комедия, кино про спорт. Либо жёсткий артхаус – всем там плохо, всех тошнит, и у тебя после фильма ощущение, что ты испачкался и надо выпить литр водки, чтобы забыть об этом. За редким исключением. Но я не верю, что у нас нет хороших сценаристов, режиссёров и актеров. Мало свободы и мало вкуса – это точно. Мы не можем открыто говорить на многие темы, обсуждать истинные человеческие переживания, и приходится прибегать к картонно-целлулоидной картинке или делать разрешённый кошмар о разрешённой у нас бытовухе».
Казалось бы, верно сказано – не обо всём можем во всеуслышание говорить. Однако причина кризиса литературы и кино не в боязни затронуть скользкую тему, а в том, что в погоне за прибылью вынуждены работать по шаблону – на создание хорошего сценария либо нет времени, либо таланта не хватает. За последние двенадцать лет только Роману Прыгунову, режиссёру фильмов «Духless» и «Духless-2», удалось создать на основе предложенного ему материала нечто достойное российского и даже зарубежного экрана.
Так пишут на запретные темы или нет? В качестве примера упомяну два своих романа, сюжеты которых навеяны всем известными событиями – «Охота на министра» и «Западня для генерала». Как ни странно, меня ещё не посадили, даже не приглашали на Лубянку для разговора по душам. Так что запретных тем не существует – есть только опасение, что от кормушки надолго отлучат. Либо Минкульт не станет финансировать фильм по злободневному сценарию, либо театр лишится поддержки московского правительства.
Так есть надежда на возрождение культуры или всё, что нам останется, это некий эрзац, завезённый с Запада? В июне 1978 года Александр Солженицын произнёс речь на ассамблее выпускников Гарвардского университета, где были такие слова:
«Душа человека, исстрадавшаяся под десятилетиями насилия, тянется к чему-то более высокому, более тёплому, более чистому, чем может предложить нам сегодняшнее западное массовое существование, как визитной карточкой предпосылаемое отвратным напором реклам, одурением телевидения и непереносимой музыкой».
С тех пор на Западе ничего не изменилось, однако теперь «напором» и «одурением» может похвастать и матушка-Россия – особенно в этом преуспело телевидение. Халтурные сериалы, семейные разборки на виду у всей страны – это мы как-нибудь переживём, хотя иногда плеваться хочется. Но вот скажите мне, почему с телеэкрана рекламируют лекарства, при этом рекламные клипы идут гуськом, а сделаны так искусно, что даже мне иногда хочется, как есть, в домашних шлёпанцах бежать в соседнюю аптеку за каким-то снадобьем?
Мрачная возникает картина. Всё, что остаётся – это забраться с головой под одеяло в надежде, что вот проснусь, и к этому времени все мои мучения закончатся – и рекламу повсеместно запретят, и будет нормальное телевидение без всей этой муры, от которой шарахаешься, как от прокажённого.
Глава 11. Рупор пустословия
В начале 2011 года по инициативе компании «СТС Медиа» была проведена дискуссия, на которой обсуждались причины падения интереса к телевидению. Стенограмму можно прочитать на сайте https://old.kinoart.ru/archive/2011/02/n2-article2 , а здесь приведу лишь наиболее интересные отрывки, опуская, в частности, комплименты в адрес компании СТС и её телепродукции.
Даниил Дондурей, в то время главный редактор журнала «Искусство кино»: «ТВ – главный инструмент производства национальной культуры, создания образцов поведения. Институт объединения живущих на одной территории людей в нечто целое. Это невидимые секретные службы по управлению страной, экономикой, человеческим капиталом, обеспечению национальной безопасности. Это "картины мира" для миллионов граждан. По своему воздействию на них телевизор вполне сопоставим с семьёй и школой, влиятельнее церкви и многих других институций. … Каким образом нынешние три с половиной миллиарда долларов рекламных поступлений столь жёстко определяют философию "фабрик мысли" в современной России?»
Прямого ответа на вопрос Дондурей так и не дождался – разговор зашёл о женщинах.
Дмитрий Троицкий, продюсер спецпроектов «СТС Медиа»: «…Если вы не смотрите телевизор, то потому, что не являетесь женщиной сорока шести лет со средним образованием. Она своего рода маньячка, потому что тратит подчас 80 процентов свободного времени именно на просмотр телевизора. Остальной свой личностный ресурс – на приготовление еды и заботу о доме».
Далее пошло уже интереснее, а началось всё с комплимента руководителю «Первого канала».
Д. Дондурей: «…Я хотел бы также в связи с темой дискуссии привести высказывание одного из крупнейших теоретиков российского телевидения Константина Львовича Эрнста по поводу его понимания природы электронных медиа: "…на самом деле, это такая специфическая сфера обслуживания населения, вроде службы быта или общепита"… Многие молодые люди бьют себя в грудь и говорят: "Я уже не смотрю телевизор, мне скучно, противно, это не для меня, а для моей бабушки". Придумывается масса разного рода объяснений этой ситуации. Может быть, за этим стоит вызревание какой-то другой реальности?»
Ксения Собчак, в недавние времена телеведущая: «Мне кажется, странность возникшего положения вещей заключается в том, что мы – люди, которые здесь собрались обсуждать современное телевидение, – в основном, его не смотрим. Главное, что произошло ещё в 1990-е, – это то, что оно полностью утратило статус элитарного продукта. В эпоху первых съездов и всей той перестроечной активности элита буквально жила телевизором, и каждый день на кухнях всё обсуждала, а сейчас, спустя два десятилетия, телевидение в целом стало, к сожалению, немодным».
Д. Дондурей: «Вам кажется, это произошло из-за гонки за массовостью или есть какие-то другие содержательные мотивы?»
К. Собчак: «Первая причина, конечно, массовость, что, впрочем, неизбежно – так происходит по всему миру. Во-вторых, отсутствие реальных новостей, свободы слова… Для меня, как для человека, который работает на ТВ, главная проблема российского телевидения – отсутствие профессиональных сценаристов. К сожалению, это касается и нашего кино, и ток-шоу, развлекательных программ…»
Д. Дондурей: «А куда делись сценаристы – у вас есть какое-то объяснение? Никаких злокозненных указаний их душить, травить в отеле «Ритц» нет. Почему они не возникают? В России имеется масса странных людей, готовых свою креативнось и психологическую тревожность превратить в авторские амбиции».
К. Собчак: «Этот вопрос меня тоже очень волнует. Посмотрите, мы уже научились снимать, практически, как в Голливуде; у нас есть прекрасные актёры, огромные бюджеты. Но в итоге полное отсутствие яркого, логичного, хорошего сценария…»
Всё это последствия кризиса в литературе, причины которого обсуждались в другой главе – там я попытался выяснить, кто виноват и что же надо делать. Ну а пока вернёмся к образу женщины-маньячки, который был создан стараниями Троицкого.
Юрий Сапрыкин, редакционный директор журнала «Афиша»: «Допустим, что телевидение действительно работает исключительно для пресловутой женщины сорока шести лет. Мне ещё кажется, что в какой-то момент оно перестало искать некий знаменатель, который объединяет меня или Ксению с нашей героиней. Раньше, в золотое советское время, телевидению удавалось эту точку находить, и вся советская классика, от "Семнадцати мгновений весны" до программы «Взгляд», сделана на пересечении наших с этой женщиной интересов».
Д. Дондурей: «А сейчас вы развелись?»
Ю. Сапрыкин: «А сейчас на нас телевидение просто "забило", поскольку мы вечером ходим в кино или где-то выпиваем. Вот оно и обратилось к своей лояльной аудитории, совершенно не учитывая нас. … А дальше, когда ты включаешь заточенное под неё телевидение, там идет сериал, ну, не знаю, "Колечко с бирюзой". Он, на самом деле, не про тот мир, в котором она реально живет, и внутренние проблемы ей решать не помогает. Система ценностей в этом сериале вполне патриархально советская. Про то, что все мы такие разные, но при этом такие одинаковые. Даже если на экране и возникают моменты социальной, национальной, поколенческой напряженности, решаются они каким-то предельно благодушным и неискренним способом…»
Д. Дондурей: «Но следует помнить, что именно эта женщина, в метафорическом смысле, приносит телеканалам миллиарды долларов, уж точно половину всех денег. Поэтому практичные телебоссы думают именно о ней. Проблема в том, что она со своими подругами не узнаёт реальность… А кто ж тогда её в телевизоре узнает?
Ещё одну злободневную тему затронул известный театральный и кинорежиссёр.
Кирилл Серебренников: «Я несколько раз в год приезжаю к родителям в Ростов-на-Дону. Они люди советской генерации, у которых в каждой комнате стоит по включённому телевизору, всего – четыре. Избавиться от этого я не могу, поэтому, попадая в родной город, с открытым ртом смотрю, что происходит на нашем телевидении. Возникает нервно-паралитический эффект, и я с ещё большим удовольствием от того, что больше не буду его смотреть, возвращаюсь в свою обычную жизнь. Для меня телевидение не является средством массовой информации, скорее, пропаганды… За всеми этими невинными сериалами и программами я начинаю задаваться вопросом: кому это выгодно и ради чего всё это делается? Потому что понимаю, что ТВ не медиум, а, скорее, какой-то оракул, своего рода колокольчик, оповещающий либо о войне, либо о чём-то ещё. Отвлечение людей от каких-то важных, серьёзных решений, потому что он имеет нервно-паралитическое действие. В нашем российском случае – это такая форма рая, своего рода райские кущи, и человек, включающий телевизор, понимает, что всё возможно решить. Всё прекрасно, и от него лично – ничего не зависит. Всё на свете живёт какой-то собственной жизнью».
Ю. Сапрыкин: «Я не согласен. В большинстве сериалов, особенно тех, что на женщин направлены, все героини страдают, мучаются. В общем, возникает ощущение тревожности…»
К. Собчак: «Кирилл упускает одну вещь: при том, что здесь действительно создаётся впечатление "промывки мозгов", следует признать, что на Западе все развлекательное телевидение практически такое же, иногда гораздо пошлее. Но когда это идёт вместе с актуальными, острыми новостями, то у всего этого есть смысл… Когда убирается новостной сегмент и остается только сахарный пончик, тут-то и складывается ощущение, что тебе промывают мозги».
Ю. Сапрыкин: «Вся суть телеэфира заключается подчас в том, что нужно переорать собеседника. Чисто технологическая задача».
К. Серебренников: «Но это значит, что корень зла – не в самом телевидении, а, вообще, в культуре, в уровне развития сегодняшнего российского населения».
Ю. Сапрыкин: «Истерика живёт в обществе, оно сегодня очень истерично».
Если всё продолжится в подобном ключе, тогда можно до такого договориться… Поэтому ведущий снова возвращает дискуссию к женской теме.
Д. Дондурей: «Хочу ещё раз напомнить вам, что нашей любимой сорокашестилетней женщине ещё далеко до смерти, а она является основным потребителем и заказчиком телепродукции. И руководители телеканалов каждую секунду думают о том, как эту женщину удовлетворить, как впарить ей сериал, концерт советской эстрады или ток-шоу. Система вербовки зрителей у нас ведь очень простая. Это технология отрицательной селекции. Как можно радикальнее двинуться вниз: слухи, скандалы, убийства, страхи – всё то, чем наполнен контент почти всех, кроме "Культуры", общенациональных каналов российского телевидения. Это даёт шансы на рейтинг, а значит, на деньги. Здесь нет других мотиваций. Ну, ещё немного – репутации. Я не вижу сегодня никаких возможностей, инструментов, которые могли бы через те или иные экспертизы, специальные фонды или другие способы гражданской оценки остановить это неуклонное движение, служащее одной цели – заработку».
