Владимир Александрович Сединкин
Дед. Заслужить чудо
Вернувшись в кабинет, Забелин положил перед собой оба бланка и долго смотрел на них, не решаясь взять ручку и подписать какой-либо.
Воропаев герой и сомнений никаких быть не может. Конечно, в минуты опасности и стресса он мог создать себе воображаемого помощника, который бы поддержал его и помог выжить. Это странно, но подобные случаи медицине известны. Например, это мог быть его друг Николай, к которому солдат явно испытывал привязанность. Однако когда всё закончилось, Александр должен был чётко разграничить вымысел и реальность. Этого, к сожалению не произошло. Возможно, за подвиг заплачено слишком большая цена и это расшатало психическое здоровье Воропаева. Чего только стоит упоминание о кисете с павлином. Скорее всего, это первый тревожный звоночек. Парень упорствует и начинает погружаться в свой бред, детализируя его. Ничего такого обследующим его специалистам он не говорил, а значит, положение ухудшается. Уже было, совсем решив подписать бланк о госпитализации и даже протянув к нему руку, Забелин был остановлен телефонным звонком.
– Слушаю.
– Викентий Павлович раненых привезли. Мы не справляемся, спуститесь, пожалуйста, – прострекотала в трубку дежурная медсестра.
Следующие восемь часов слились для Забелина в сплошную кашу из криков раненных и умирающих бойцов, брызг крови, отданных распоряжений и пяти срочных операций, которые он проводил лично.
Когда солнце взошло, и робкие лучики наполнили окружающий мир новыми красками, начальник госпиталя вышел на улицу и присев на деревянную скамейку у входа, трясущимися руками попытался зажечь папиросу. Рядом с ним сидело двое: старуха, обнимавшая во сне мешок с вещами и старик, глядевший на небо. Удивляться тому, что даже в такое время здесь кто-то был, не приходилось. Родственники ехали к своим сыновьям, дочерям, внукам и просто знакомым стремясь узнать о здоровье, привезти немудрёный гостинчик, неистово надеясь просто успеть. То ли ещё будет завтра.
– Что мил человек, досталось вам сегодня? – щёлкнув допотопной зажигалкой перед носом Забелина спросил старик.
Прикурив начальник госпиталя благодарно кивнул.
– Работа у нас такая.
– Да, не позавидуешь.
– Это ещё что. Вот бывает боец цел остался и выздоравливает, а невредимым его назвать нельзя. Что-то ломается внутри, иногда даже насовсем.
– А как же уважаемый по-другому то будет? Война дело тяжёлое, опасное. Каждый её по-своему воспринимает, но пропускает через себя до последней капельки.
Бабка на скамейки всхрапнула и что-то промямлила во сне, ещё крепче прижав к себе брезентовый мешок.
– То-то и оно дедушка, то-то и оно.
Пододвинувшись к Забелину, старый философ улыбнулся и, стараясь не разбудить старуху тихо сказал:
– Для нас русских нет ничего страшнее, чем остаться в одиночестве. Пока мы едины и нам есть, что защищать победить нас невозможно. Никому не удавалось.
– А если всё же остался один.
– Один это не тогда когда в одиночестве, – крякнул в усы старик. Один это когда защищать нечего, и людей вокруг нет.
– Людей?
– Да уважаемый, ЛЮДЕЙ. Ради которых и погибнуть не жалко. Слава богу, Россия ими богата.
Старик тоже начал дымить папироской, и клубы дыма окутывали их в утренней прохладе словно саван. Подумав, что выбрал неудачное сравнение, Забелин сплюнул через плечо и постучал по дереву.
– Вот вы долгую жизнь прожили, скажите, а чудеса бывают?
– Бывают, а как же милейший. Вот только не все их достойны, я так считаю. Такие есть, кто пройдёт мимо чуда и не заметит его. Им хоть кол на голове теши, не поймут ничего. А вот Сашка два раза рассвет встретил ворогу назло и это чудо. Духом не пал, его и подтолкнуть то всего маненько надо было.
