Владимир Александрович Андриенко
Стрелец государева полка. Меч падишаха
Глава 9
Ошибка гетмана Украины. (Сентябрь, 1660 год).
1
Слободищи: Ставка гетмана Юрия Хмельницкого.
Сын Богдана Хмельницкого был раздавлен свалившимися на него несчастьями. Союз с Россией не дал ему уверенности в завтрашнем дне. Если в начале 1660 года дела московского царя шли неплохо и русским войскам удалось взять Брест и нанести поражение полякам под Слуцком, то весной того же года удачи сменились поражениями.
Речь Посполитая заключила мир со Швецией, и все свои силы бросила против московского войска. Стефан Чарнецкий разгромил войска Хованского по Полонкой и вытеснил русских из запанной Белоруссии и Литвы.
В сражении у села Губарево в сентябре 1660 года русские сумели отбросить поляков, и их наступление приостановилось. Чарнецкому нужно было провести перегруппировку сил…
****
Гетман сидел в кресле. Он молча смотрел на огонь в большом камине. Ему было холодно, и он кутался в побитый мехом богатый плащ. Хотя погода стояла еще теплая, но гетмана бил озноб.
Рядом с ним были полковник Брюховецкий и генеральный хорунжий Яненченко.
– Воевода Шереметев, – продолжил свой доклад Брюховецкий. – Выступает против татарских войск и велит пану гетману срочно спешить к нему на подмогу со всеми силами. Сегодня прибыл гонец из Переяславля от полковника Сомко. Он готов выступить со своими казаками в стан Шереметева. По пути основные силы пана гетмана соединятся с силами Сомко.
– Ты сказал велит, пан полковник? – мрачно поинтересовался гетман.
– Что? – не понял Брюховецкий. – Про что это говорит ясновельможный гетман?
– Ты только что сказал, что воевода велит мне двигаться к нему на подмогу. Так?
– Боярин Шереметев волей государя всея Руси Алексея Михайловича поставлен командовать войсками его царского величества. Пан гетман поданный его царского величества. И потому обязан выполнить приказ боярина.
– Но я гетман! Гетман, а не простой воевода!
– Боярин и не умаляет чести ясновельможного гетмана. Но стоит ли нам сейчас говорить про это, пан гетман? У нас другие заботы.
– Заботы? – Юрий откинул плащ. – Не ты ли совсем неравно говорил мне о том, что дело белого царя – верное дело? И что теперь? Чарнецкий очистил от русских всю Литву и почти всю Белую Русь! Часть польских войск соединилась с войсками хана Крымского. Отряды янычар султана могут уже завтра наступать вместе с татарами.
– Пан гетман. Силы его царского величества велики и царь окажет нам поддержку. Но нужно срочно выступать с армией на помощь Шереметеву. Медлить нельзя.
Брюховецкий был готов сам возглавить армию казаков и отправиться в поход без гетмана. Все равно толку от Юрася там будет мало. Полковник думал, что для этого Юрий и затеял этот разговор, чтобы не брать на себя труд лично возглавлять войска. Но гетман неожиданно заявил:
–Иди собирай полковников и старшину, пан Иван. Буем решать, что нам делать.
– Совет?
– Так, пан Иван, совет. Завтра в полдень и соберемся.
– Но зачем нужен этот совет? Пан гетман должен только отдать приказ! Русские полки ждут подмоги. Мы двинемся к ним из Переяславля и Чигирина…
– Пан полковник! – вмешался в разговор Яненченко. – Ты слышал гетмана. Нужно собрать совет старшины и разработать план кампании.
– А что ты, пан хорунжий, знаешь про военное дело? – Брюховецкий набросился на Яненченко. – Ты сам во многих битвах бывал? Авось кроме бабы никого не штурмовал?
– Пан полковник! – Яненченко схватился за саблю.
– Панове! – окрик гетмана привел обоих в чувство. – Вы не забыли о моем присутствии? Или слово гетмана более ничего не стоит? Иди, пан полковник! Готовь совет. Завтра все будем решать.
Брюховецкий поклонился и вышел.
– Что скажешь? Он мне велит! Не просит! Велит! Словно я ему шляхтич худородный, а не гетман! – начал кричать Юрий. – И половина моих полковников такая!
– Не стоит распаляться, Юрий. Нам стоит подумать, что предпринять.
– А ты не связался еще с поляками, пан Иван? – уже тихо спросил гетман.
–Связался. Мой доверенный человек был в ставке Чарнецкого и встречался там с представителями короля.
–И что? Что они тебе сказали?
–Что готовы признать тебя как гетмана Украины. Но за это ты должен пописать новый договор с Речью Посполитой.
–Это понятно, Иван, но что мне делать сейчас? В Киеве стоят русские войска.
–Пока представители короля посоветовали пану гетману медлить. До известного срока. Нужно чтобы хан Мехмед Гирей разгромил Шереметева. И тогда можно будет смело переходить на строну Речи Посполитой открыто. Татары нас поддержат в этом решении.
–Ты в том уверен? Это слишком сложно? А кто гарантирует мою безопасность? Ты подумал? – гетман снова начал нервничать.
–Пусть пан гетман сидит здесь в Слободищах. В Чигирин ему возвращаться не следует. Здесь можно ждать и смотреть, как развернуться события.
–Но если агенты московского царя узнают о моих тайных переговорах с королем?
Яненченко усмехнулся.
–А разве пан гетман вел такие переговоры?
–Нет. Но ты их вел от моего имени.
–Лично с паном гетманом польские эмиссары не встречались. А я отвечу за себя сам.
–Уж не думаешь ли ты что я смогу предать тебя в опасный момент? – обиженно спросил Юрий.
«Не только думаю, но уверен в этом, – про себя подумал Яненченко. – Ты сразу предашь меня, пан гетман, как только они чуть припалят твою шкуру».
– Ты не ответил, пан Иван!
– Я знаю, что ты хороший друг, Юрий.
– Так ты мне веришь?
– Как самому себе, пан гетман. Но нам мало что грозит. Среди старшины и полковников здесь в большинстве те, кто разделяет твои и мои мысли. Нам стоит потянуть время, что мы и сделаем. Бездействие также хорошая помощь татарам. Ты прямо не отказывай Шереметеву. И соглашайся завтра с Брюховецким. Напрасно, сегодня ты стал пререкаться с ним.
– Хорошо! Иди, Иван. Я желаю остаться один. Мне стоит подумать о делах государства.
Яненченко поклонился и вышел.
«Ишь, ты каков. О государственных делах он будет думать. Что ты в них понимаешь, пан гетман…..»
2
Киев: ставка боярина Шереметева.
Русские полки готовы были выступить навстречу татарам. Киев кишел войсками. Здесь собралось больше 25 тысяч ратников.
Летнее поражение Хованского весьма поколебало положение русских в Украине. В Москве требовали побед, ибо государство устало от войны. Нужна была хоть короткая передышка. А заключить выгодное перемирие можно было побеждая, а не проигрывая.
Киевляне смотрели на военных и тревожно переговаривались:
– На поганых татаров идут, – произнес кузнец Данило. – Экая сила.
– У татар небось, воинов не менее, – возразил кузнецу его приятель городовой казак Степан Огиенко. – Сам хан с малыми силами не пойдет.
– Оно так, кум, но татар и ранее воеводы белого царя бивали.
– И татары их бивали. Разное было. Но что ждет нас, если русские проиграют? Неужели татары хлынут сюда? Вот вопрос.
– В Киев? Нет. Даже если и подойдут они к Киеву, не взять им наши стены! Да и гарнизон московский здесь останется большой.
К ним подошел старый знакомец Степана стрелец Кузьма. Он служил в русском гарнизоне у князя Барятинского.
– Здорово, православные! Про что судим-рядим?
– Дак про татар поганых. Слышно хан снова на нас прет? – просил кузнец у стрельца.
–Войска выступают навстречу хану. Одначе наш воевода Барятинский крепко не дружен с воеводой Шереметевым.
–С чего так? – спросил городовой казак.
–Дак мы у Барятинского стрельцы-то не простые. Али не знаешь? – с ухмылкой спросил Кузьма.
–А какие? – не понял кузнец. – Чего в вас особенного?
– За наши грехи нас сослали сюда. Мы противу власти бунтовали.
–Вона как? – с опаской спросил кузнец.
–А ты, я гляжу, смирной? – снова ухмыльнулся стрелец.
–Знамо не бунтовщик.
Кузьма отошел от знакомцев. Гадко ему было говорить с такими. Два года назад восстали они против своего полковника. Не стало мочи терпеть. Гонял их полковник в свое имение на работы и жалование государево задерживал и бессовестно половинил…
***
Сказал тогда его друг Охрим стрельцам:
–Пора нам стрельцы за свое кровное постояти! Доколе терпеть то можно?
–И верно! – подержал его Кузьма. – В лавке стоять мне некогда. Сегодни я в карауле, а завтра полковник снова куда погонит. Доходов нету. И жалования уже сколь не видим?
–Чем детишков кормить не знаю! – подержал их еще кто-то.
–А им-то, аспидам начальным чего! Есть пить есть чего! А нам хоть в омут головой!
–Пошли за правдой! Пусть голова стрелецкий решит!
–А чего он решит? – послышались голоса. – Ворон ворону глаза не выклюет! Он нашему полковнику кум. Нешто он за тебя станет?
–Зачем за меня? Я по правде решить все хочу! Мы государю великому присягали и службу несем. Но где жалование государево?
–Чего у нас по правде делается, дурья голова? От веку правды той не было! Нечего идти к голове!
–А чего и далее терпеть? Ты вон не жонатый! А мне детишек кормить да женку! Пусть отдаст наше кровное!
–А еще, слыш-ко, указ вышел, по-новому, значит, нас стрельцов обучать!
–Чего? – спросили пожилые стрельцы.
–Того! Прибудет к нам вскорости капитан из немчинов. И станет нас строю иноземному учить. У меня сыновец* (*сыновец – племянник) во стрельцах в Вологде, так их давно тому учат. По-многу часов стоят на вытяжку и шагать складно учатся. И чуть что не так немчин-капитан их палкой лупит.
–Не брешешь?
–Вот те крест!
–На кой это учение нам надобно?
–Государев указ!
–Али мы воюем худо? И так жизни нет, а то и хуже бывает!
И пошли они за правдой к начальству. Высказали ему свои горести и все рассудить потребовали. Но стрелецкий голова и сам как их полковник делал. И жалование себе забирал и в имение к себе стрельцов на работы гонял. Потому указал зачинщиков имать и в застенок. Там стрелец Охрим и сгинул, как заводчик бунту. Только его обезображенный труп нашли спустя неделю в сточной канаве.
Сам Кузьма был бит плетьми. Во время мора голодного потерял всю семью. И сослали его в Киев в гарнизон противу ворогов стоять…
***
Он пошел к шинку, думая напиться, но кто-то тронул его за плечо. Он обернулся. Рядом стоял городовой казак Степан.
– Тебе чего? – грубо спросил Кузьма.
– А, ты не ершись, Кузьма. Я той же думки что и ты. Но при кузнеце говорить не схотел. Наше житье сам знаешь какое! В селе, где мать моя живет с отцом, такое деется, что и сказать страшно. Татары напали на них, союзники значит Выговского. И ограбили всех под чистую. Мои едва в лесу схоронились. А иных татары в рабство забрали. Иных саблями посекли. Детишек малых на копья ловили. Союзники!
– Дак Выговский-то уж не гетман.
– И что с того? Всех бед от того не избудешь. И когда оно кончится-то горе на земле нашей? Скажешь, Кузьма? Когда белый царь всех врагов одолеет?
– А ты думаешь у нас на Москве легшее жить простому человеку? Хоть бояре у нас и начальство стрелецкое из православных, а нам от того не легшее. Нету и там правды. Всюду кривда она.
– Да можно ли такое молвить про царя?
– Про царя не скажу худого. Он всей Руси отец родной. Но до царя далеко, а до бога высоко. Вот бояре и вершат у нас дела. Вот меня секли кнутами за изменные речи. А чего я такого сказал? Жалование государево просил. То чего мне можно просить. Ведь мои-то все, слыш-ко, голодом померли.
– Неужто?
– Да. Один я остался бобылем.
И они отправились заливать свое горе в шинок…
***
Войска боярина Шереметева выступили из Киева. Сам боярин в богатых доспехах ехал во главе полка дворянской кавалерии. Этот полк Шереметев любил, так как был его командиром и часто сам водил его в бой. Доспехи всадников сияли чистотой, и передовые сверкали золотыми и серебряными насечками. Весело трепетали на ветру знамена.
За кавалеристами шли пешие приказы стрельцов.
Первым вступал полк Языкова в серых кафтанах и желтых сапогах. У каждого стрельца была «берендейка» – белая перевязь через левое плечо, с деревянными пенальчиками для пороховых зарядов. В походе вместо шапок с меховой оторочкой стрельцы носили металлические шлемы. Пятидесятники проследили за тем, чтобы стрельцы все надраили и отполировали перед походом.
За серокафтаниками Языкова шел полк Лопухина в красных кафтанах и желтых сапогах. Зипуны30 солдат этого полка были того же цвета что и кафтаны, не такие как у Языкова. Над строем подобно тростнику колыхались бердыши, и отражали солнечные лучи от начищенных металлических поверхностей.
Рядом со своим полком гарцевал на черном жеребце сам полковник Лопухин. Он одет в красный кафтан своего полка, ворот которого искусно отделан золотом и жемчугом, и петлицы были из золотого шнура. Шапка полковника с соболиным мехом и на её передней части красовалась золотая эмблема в виде короны.
Затем двигались другие стрелецкие полки с серых, синих и зеленых кафтанах. На солнце также ярко блестели бердыши и фитильные ружья. Это был стандартный набор оружия русского стрельца. Бердыш использовался как древковое холодное оружие и как подпорка при стрельбе для ружья. Кроме этого каждый стрелец имел и саблю.
За стрельцами выступили солдатские полки. Или еще их называли полки «нового строя». Это были солдаты, обученные по европейской методе, и офицерами в них были в основном иностранцы. За пикинерами, солдатами вооруженными пиками, следовали мушкетеры, солдаты с мушкетами.
За ними шел наряд, артиллерия русской армии. За нарядом двигался большой обоз, а за обозом шли слободские казаки, несколько донских станиц и рейтарский немецкий полк.
Боярин Шереметев держался в седле хорошо. Сказывалась долголетняя служба в кавалерии. За ним следовал его штаб…
***
Князь Юрий Барятинский взглядом провожал Шереметева и произнес, обращаясь к стрелецкому голове Лобанову:
– Такой командующий армию эту похоронит. Мало нам Хованского.
– Шереметев воин добрый, князь, – возразил Лобанов. – Он не чета Хованскому. Опыт его велик. Знаешь, в скольких кампаниях он участие брал?
– И что с того? Отчего же он Хованскому войско доверил?
– Про то тебе должно быть известно, князь. По роду его! Хованскому ту армию было должно доверить. Он по знатности подходил. А не то, кто из воевод стал бы под него? Сам посуди, князь.
– Давно пора отменить это, когда командующего по знатности рода назначают. Но, поди, скажи сие Шереметеву! Сразу на тебя руками замашет. Нельзя скажет рушить древнее благочестие. То от предков повелось! А коли времена изменились? Коли воевать так больше не можно как предки воевали?
– Сам про то много думаю, князь, – ответил Лобанов. – Но, то в воле государевой, а не в нашей с тобой.
– Оно так, но государю советники также много чего могут присоветовать. Но не советуют. А здесь кровь русская реками льется. То Пожарский свою армию погубил, то Хованский.
– Князь Пожарский мученическую смерть принял. Не забоялся в лицо хана поганого плюнуть. Про то не забывай, князь Юрий.
– И что с того? Разве вернет это вдовам мужей?
Барятинский отвернулся от головы…
3
Под Чудновом: ставка крымского хана.
Хан крымский и повелитель многих кочевых орд, потомок Чингисхана, Мехмед IV Гирей снова был на войне с гяурами. Султанские послы заставили его сунуть ногу в стремя боевого коня.
В громадном шелковом шатре, разделенном на несколько покоев, хан отдыхал со своим другом Селим-беем. Они играли в шахматы, и пили шербет. Хан проигрывал, и Селим уже стал жалеть, что не поддался Гирею.
– Я снова проиграл, мой Селим! – хан оттолкнул от себя доску, и часть фигур попадала с неё.
– Разум моего повелителя был занят не игрой. Думы тревожат его, – ответил Селим-бей.
– Да, ты прав. Думы. Они просто разрывают мне голову. Мои мурзы уже порядком устали от этой войны.
– Это известно всякому, мой повелитель. Но тебя никто не винит. Все знают, что мы здесь по воле султана. Наши мурзы и салтаны любят походы и набеги, но они не жалуют больших и долгих войн.
– Мы теряем воинов на просторах этой дикой Сарматии, Селим. И мы уже сражаемся не за себя. Наша задача была ослабить Войско Запорожское и Речь Посполиту. Это уже сделано. Но теперь мы ввязались в большую войну с Москвой.
– Но и нам не так выгодно, чтобы Московский царь усилился за счет Украинских земель, мой повелитель. Разве нет?
– Это так. Но пусть себе дерутся поляки с московитами. Пусть украинские полковники рвут глотки друг другу как шакалы. То нам выгодно. Но сейчас мы сражаемся за интересы султана. А он не спешил нам помочь.
– Султан не вникает в дела государства. В Стамбуле правит великий визирь Мехмед Кепрюлю.
– Знаю, – хан взял пиалу и отхлебнул шербета. – И даже знаю, что Кепрюлю уже подыскал мне замену. Этого проходимца Чобан-Гирея. Хотя он такой же Гирей, как и последний раб в Бахчисарае. Слишком много они унижают Крым!
– Мы не можем, открыто восстать против османов, мой повелитель, но стоит действовать хитростью.
– Хороша хитрость, – горько усмехнулся хан. – Мы идем в битву и скоро сотни правоверных устелют своими телами степи Сарматии. А где те самые алаи (полки) спахиев, и янычарские орта (роты янычаров), которые нам обещал султан? Их нет. Падишах бережет своих солдат. Ему нужно, чтобы и мы ослабли в этой войне. Чем Крым слабее, чем он будет сговорчивее.
– Нам стоит разбить урусов Шеремет-паши, мой повелитель. Это выгодно и нам. А затем стоит подтолкнуть поляков к перемирию. А если Речь Посполитая подпишет перемирие, то и мы сможем уйти в Крым.
– И поляки пойдут на перемирие, если мы победим? Чарнецкий рвется в бой после своих побед. Особенно после победы над армией Хованского.
– Но в Варшаве и Кракове многие сенаторы ждут мира. Стоит послать к ним тайных послов с подарками. Особенно нам может помочь в том сенатор Моршинский, главный подскарбий Речи Посполитой31.
– Ты уже наладил с ним связь? – хан посмотрел на своего друга.
– Мог ли я решиться на то без ведома моего повелителя?
– Тогда не медли более. Действуй.
– Это возможно только после победы нашей над армией Шеремета-паши.
– В этой победе нет никакого сомнения, мой Селим. Шеремет горяч и смел. Он чем-то сродни князю Пожарскому, которого мы разгромили под Конотопом. Мы заманим его в ловушку. Думаешь, зачем я разбил здесь лагерь? Поляки отогнали Шеремета от Любара. И они ринется на нас.
– Но мы окажемся в клещах если поляки не подойдут к нам на помощь. Разве нет?
– Это только в том случае, если молодой Хмельницкий выступит к Шеремету-паше на помощь! Но этого не случится. Поляки уверили меня, что Юрий Хмельницкий не тронется с места.
– Не станет помогать, но и не станет мешать?
– Уже тем, что он просто не поможет урусам, он окажет мне услугу. Так что в моей победе над урусами я уверен. И после этого Юрий переметнется к королю, как это сделал до него гетман Выговский. Нам удалось вбить между гяурами клин. И они еще не скоро поймут, как их обманули.
– Умелая дипломатическая победа стоит не менее чем победа на поле брани, – произнес Селим-бей.
– Но нам стоит подумать, чтобы османы не обманули нас, – хан снова отхлебнул шербета из пиалы. – Как максимально использовать плоды нашей будущей победы?
– Разгром армии Шереметева даст нам господство на Юге Сарматии вплоть до самого Киева! И если мы сделаем это без помощи султана, то сможем заключить союз с Речью Посполитой. И к этому союзу мы принудим и гетмана Хмельницкого.
Хан улыбнулся. Селим понял его тайные замыслы.
– И мы пойдем на мир с Москвой. Царь устал от войны и примет его. И тогда султан в Стамбуле должен будет задуматься и начать считаться со мной. Ведь и королю и гетману нужны сабли против урусов и османов. Им этот союз выгоден. А взамен они отдадут нам все земли вплоть до Киева!
– Мой повелитель, мечтает о возрождении великого Крымского государства?
– Пока эти мечты – тайна. Я доверил это лишь тебе, мой Селим. И если все произойдет именно так, то не зря мои воины гибли на просторах дикой Сарматии.
– Но к тому же стремился и погибший Мюрад Гирей.
Хан только усмехнулся в ответ…
Глава 10
Опасная Игра. (Сентябрь, 1660 год).
1
Стамбул: Столица империи Османов.
У мечети Сулеймание-джами.
К величественной мечети Сулеймание-джами в районе Вефа всегда стекалось много народа. И в этот час в толпе появились двое старых знакомцев. Это были Федор Мятелев и Василий Ржев. Никакой охраны с ними не было. Одеты они были как слуги знатных христианских господ, не то послов, не то богатых купцов.
– Видал, какая храмина? – Мятелев с восхищением смотрел на здание мечети.
– Изрядное строение, – согласился Ржев.
Рядом с ними оказался высокий мусульманин-водонос в старой чалме.
– В первый раз смотрите на мечеть? – спросил он.
– Да.
– Мечеть эта имеет 136 окон. Купол в высоту 53 метра! – гордостью произнес незнакомец. – Вам гяурам не дано создавать такую красоту.
– С чего это ты взял, что у нас нет красивых храмов? – стал закипать Мятелев.
– Такого нет. Такое может создавать лишь правоверный. Нет бога кроме Аллаха!
С этими словами одетый в рваный халат водонос отошел от них с гордым видом султана. Хотя мечеть действительно была возведена великолепными мастерами своего дела. И все жители Стамбула могли ей гордиться. Она принадлежала не падишаху, но всем правоверным мусульманам империи32.
– Ты чуть не сорвался, Федор. Сколь раз тебе говорено держи язык за зубами! – с укоризной произнес Ржев.
– А что я сказал? – обиделся Федор.
– Ты готов был назвать наш храм, коим мы могли бы гордиться. Разве нет?
– Наши соборы не хуже ихних! Один Василий Блаженный чего стоит! Тоже красота такая, что глаз не отвести.
– Вот и сорвалось бы с языка и все сразу бы поняли кто мы и откуда.
– Дак я ж не сказал!
– Но мог сказать.
– Да это рвань какая-то подзаборная. Ты что каждого водоноса станешь бояться?
– Он может быть соглядатаем. Бостанджи-баши33 часто использует вот таких как соглядатаев.
– Этак, своей тени станешь бояться.
– И нужно бояться тени, Федор. Мы с тобой ходим по острию ножа.
Федор ничего не ответил. Он понимал, что Ржев прав. Нужно уметь держать язык за зубами.
– А, знаешь ли, Федор, – уже другим тоном сказал Ржев, – что во дворе этой мечети на кладбище похоронена сама султанша Роксолана жена султана Сулеймана?
– Да? Не знал того. Но про самую Роксолану слыхал. Простая девушка из Украины стала женой султана.
– Любимой женой, Федор. Больше того она стала матерью следующего султана и вмешивалась в управление империей. А такое здесь бывает редко.
– Наши бабы многое могут, Вася.
– А вон и тот, кого мы должны были встретить здесь. Смотри.
– Где?
– Да вот прямо смотри. Перед тобой же.
К ним шел турок в одеянии простого ремесленника-каменщика в грязно-белой чалме. Мятелев с трудом узнал в нем Минку Иванова.
– Это же сам Минка! Я больше месяца не видал его. Ну и глаз у тебя, Вася. Я нипочем бы просто так не признал его.
Бывший раб приблизился к ним.
– Минка! Здравствуй.
– Здравствуй, Федор. Но говори тише.
– Это я с радости.
– Еще не обасурманился? – вместо приветствия спросил его Ржев.
– Ты, дворянин говори, а не заговаривайся. Я веры отцов не меняю. А одет так токмо для того чтобы никто не опознал меня. Сами знаете, что служу большому господину.
– Мы пришли сюда по его же приказу.
– Я знаю. Дауд-бей передаёт вам привет и спрашивает, готовы ли вы?
– Мы давно готовы. Уже месяц ждем его приказа. И вчера нам было велено явиться к этой мечети, – ответил Федор. – Вот мы и здесь.
– Дауд-бей приблизился к великому визиру слишком близко. И потому не желает, чтобы его людей здесь знали. Соглядатаи уже следят за ним.
– Еще бы! Он ввязался в опасную игру. Но ближе к делу, друг Минка. Что нам делать?
– Помочь Дауду. Его жизнь на волоске, – прошептал Минка. – И сейчас выходит, что лишь вы сможете его спасти. Хорошо, что он дал вам полную свободу, и никто вас вместе не видел.
– А что случилось? – спросил Ржев. – Что могло произойти? Ведь великий визирь милостиво его принял.
– Поначалу так и было. Но сейчас над самими визиром нависла гроза. Мехмед Кепрюлю может впасть в немилость.
Это была новость для Василия Ржева. Если Кепрюлю падет то его пост, очевидно, займет Ибрагим-паша. Тогда Дауду придется туго и вслед за ним беды догонят и Ржева.
– Идите за мной, – приказал им Минка.
И они пошли. Федор понял, что их ждут новые опасности и приключения…
2
Стамбул: Дворец пушечных ворот.
Султанский дворец Топкапу или Дворец пушечных ворот, был расположен на мысе стрелки Босфора и Золотого Рога в районе Султанет рядом с собором Святой Софии.
Этот дворец был построен по приказу султана Мухаммеда Завоевателя, на развалинах старого дворца византийских императоров. При последующих султанах дворец расширялся и постепенно превратился в целый город.
Дауд-бей до сих пор не мог изучить всех этих бесчисленных переходов, парков, беседок. Но его проводник паша Сулейман все здесь знал отлично. Они прошли в оплетенную плющом беседку и опустились на шелковые подушки.
– Скоро он придет, – заговорщицким тоном произнес Сулейман. – Здесь нас никто не сможет подслушать, почтенный Дауд. Этот сектор дворца контролируют мои слуги. Это стоит мне много золота, но я не жалею о нем.
Дауд понял намек и вытащил из своего пояса туго набитый золотыми динарами кошель. Сулейман быстро схватил его и спрятал за пазуху.
– Благодарю тебя, Дауд. Ты меня отлично понял. Тропинки во дворце падишаха стоит усыпать золотом.
– За золотом дело не станет, почтенный Сулейман-паша. Но мне необходима помощь. Иначе, сам знаешь, что меня ждет в Стамбуле.
– Взлеты и падения при дворе светлейшего падишаха полумира бывают внезапными. Я вот уже три года состою в скромной должности хранителя султанского попугая. А ты быстро взлетел высоко и стал вторым человеком после великого визиря.
– Если я сумею удержаться на своем месте, то ты, Сулейман-паша, получишь более выгодную должность.
– Пусть все будет, так как ты хочешь, Дауд-бей. Но великий визирь, твой покровитель, хоть и большой человек в империи, но он не султан. И против воли Мухаммеда IV он не пойдет если что. А султана уже настроили против тебя.
– Но кто? Я хочу знать своего врага! – вскричал Дауд-бей.
– Не стоит так повышать голос, почтенный бей. Хоть нас здесь никто и не может слышать, но все равно не нужно кричать. А твоих врагов много, бей. Это все кто завидует твоему возвышению. Они не так умны, как ты, но не желают, чтобы ты их обошел. Больше того, они в тайне мечтают, сменить и самого великого визиря.
– А кто будет вместо него?
– Ибрагим-паша претендует на эту должность. Сам, понимаешь, почтенный Дауд, что наш султан не интересуется государственными делами. Он на охоте или в гареме с одалисками. И правит империей визир Кепрюлю. Но султан может сменить его у руля империи. А за Ибрагим-пашой стоят многие придворные.
– И они могут нанести Кепрюлю удар через меня.
– Да. И в этом случае великий визирь откажется от тебя, почтенный Дауд-бей. Сам понимаешь, хоть ты и дорог ему, но своя голова дороже.
Вдали послышался шум. Это были шаги человека, что шел по дорожке среди цветов со стороны фонтана. Сулейман-паша посмотрел туда и сказал:
– А вот и тот, кого мы ждем, почтенный Дауд-бей.
К ним приблизился молодой человек в шелковом халате и чалме. На вид это был не осман, а принявший ислам европеец. Он почтительно поклонился, произнес приветствие и получил разрешение войти и сесть рядом.
– Ты еще не знаешь нового баш-дефтедара34 империи Мустафара? Он молод, но великий визирь верит ему.
Сулейман представил чиновника Дауд-бею. Дауд не видел его, но много слышал о его талантах. Это был венецианец по рождению и в прошлом купец, захваченный в плен берберскими пиратами. Его продали в Стамбул, и его купил сам Мехмед Кепрюлю. Он быстро освоился на новом месте и принял ислам. И вот он баш-дефтедар османской империи. Иными словами главный казначей султана.
– Я слышал о талантах Дауд-бея.
– И я слышал о тебе, эфенди Мустафар. Ты отлично разбираешься в налогах и умеешь придумывать новые. Мало кто может сейчас придумать, что можно еще обложить. Но ты это умеешь, эфенди.
– Я нашел деньги на окончание строительства Новой мечети и средства на благоустройство дворца. Тот, кто занимал пост баш-дефтедара до меня, так повышал «Десятую деньгу»35, что её стали называть «Третей деньгой». И это вызвало восстания во многих бейликах36 империи.
– Мне известно это, почтенный Мустафар. Ты умный человек. С умными людьми всегда приятно иметь дело, – Дауд-бей сделал комплимент новому знакомцу.
– Это если ты сам умный, – с улыбкой произнес Сулейман. – На дураков это не распространяется. А во дворце падишаха дураков хватает.
– И я пришел к тебе именно из-за этого, почтенный эфенди Дауд. Многие чиновники из новых турок37 ненавидят тебя как турка коренного. Они завидуют твоему возвышению. Я также не пользуюсь их расположением, хоть сам из их числа. Сулейман-паша посоветовал мне заключить с тобой союз.
Дауд-бей склонил голову в знак согласия.
– На тебя, почтенный Дауд-бей, поступила жалоба самому султану Мухаммеду IV. А ты знаешь, как бывает вспыльчив султан. В такой момент тебя не защитит и сам великий визирь. Тем более что и над его головой собрались тучи.
Дауд-бей побледнел. Такой прыти от своих врагов он просто не ожидал.
– Но кто подал жалобу на меня? И в чем меня можно обвинить?
– Жалобу на тебя подал анатолийский казаскер38 Вахид-паша. Он завидует тому, что тебя назначили на высокую должность каймакам-паши39. А он стоит за Ибрагима-пашу в должности великого визиря.
–А себя Вахид-паша при новом визире видит каймакам-пашой? – все понял Дауд-бей. – Но в чем он меня обвинил? Я ведь совсем мало занимаю свою должность. Мне даже не дали еще ни одного бакшиша40.
– Разве султан рассердится за бакшиш? Это нормально в нашей империи, почтенный Дауд-бей, – сказал Сулейман-паша. – Твое дело много сложнее.
– Он обвинил тебя в том, что ты куплен золотом московского царя, – сказал Мустафар.
Дауд страшно побледнел. Это было солидное обвинение. Государственная измена! Служба врагу!
– И султан этому поверил?
– Анатолийский казаскер умет выбирать время для подачи жалоб. Султан был в ярости. Но за тебя вступился великий визир и назначил расследование.
– Но может ли Вахид-паша доказать это? Что дало ему право обвинять меня в таком преступлении?
– Против тебя свидетельствовал некий капитан галеры по имени Мустафа и его корабельный ага Абдурохман. Они сказали, что ты выкупил двух рабов с галеры «Меч падишаха», которые попали на судно не просто так.
– Что? Но я купил не двух, а около 20 рабов для работы на одной из моих маслобоен.
– Это так, но разве сейчас эти рабы на твоей маслобойне? – спросил Мустафар.
– Нет. Дело в том, что целая группа моих рабов бежала и участвовала в восстании, которое было подавлено силами наместника Трапезунда.
– Эти рабы мертвы? – спросил Сулейман-паша.
– Да. Они казнены. Но их стоимость была мною внесена в казну и галера падишаха от того не пострадала.
– Казаскер Анатолии утверждает, что те рабы специально были посланы из Крыма в пределы священной империи Османов. И ты должен был их выкупить и тайно переправить в Стамбул. Капудан-паша галеры «Меч падишаха» Мустафа и корабельный ага Абдурохман в Стамбуле. И если они увидят тех рабов, то узнают их.
