Владимир Александрович Андриенко
«Вдова»: Архив царского профессора
Глава 9
Кузина Савика Нечипоренко.
Харьков.
Концерт.
Группа Савика Нечипоренко.
23 мая, 1942 год.
Немцы были в приподнятом настроении. Обстановка на фронте тому способствовала. 17 мая 1-я танковая армия Клейста нанесла удар по наступающим частям Красной Армии. И уже в первый день наступления немцам удалось прорвать оборону 9-й советской армии Южного фронта. К 23 мая значительная часть группировки Красной армии оказалась в окружении в треугольнике Мерефа-Лозовая-Балаклея.
Именно в этой обстановке пришлось выступать на первом концерте Савику Нечипоренко. Они с Жорой подготовили пять песен, которые исполнит Савик.
– Нам нужно понравиться публике, – сказал Жора.
– Думаешь, что начать стоит с русского романса? Но я не так хорош в этом.
– Нет. Романс слишком сложно. У нас нет времени на репетиции. Румынская песенка.
– Румынская?
– Да я тебя в два счета научу. В зале будут румынские офицеры.
Но за день до концерта с Нечипоренко говорил начальник гестапо города Харькова оберштурмбанфюрер Клейнер.
– Завтра стараниями немецкого командования вы даете свой первый концерт в городе, господин Нечипоренко.
– Я благодарен немецкому командованию за представленную возможность.
– Просто благодарности мало, господин Нечипоренко, – сказал Клейнер. – Вы должны показать населению, что Германия освободила их от ига большевиков. Что вы намерены исполнить?
– Планируется начать концерт румынской народной песней. Затем две песни из репертуара господина Лещенко. С этими песнями господин Лещенко объездил всю Европу в 30-е годы, герр Клейнер.
– Это хорошо, но в самом начале нам нужно не это!
– Но в зале будут офицеры румынской армии, герр Клейнер.
– Это понятно, господин Нечипоренко. Но город освободили немецкие войска. И им стоит отдать должное в первую очередь. Да, в зале будут не только офицеры вермахта, но и румынской и венгерской армий. Но немцам стоит отдать должное. Как вы считаете, господин Нечипоренко?
– Как прикажете, герр Клейнер.
– Вот и отлично! Вы поёте на немецком, господин Нечипоренко?
– Нет, герр Клейнер.
– Совсем?
– Я не имею опыта исполнения немецких песен.
– Но ваш аккомпаниатор способен сыграть на рояле немецкую патриотическую музыку? Вагнера, например.
– Я этого не знаю, мы знакомы с новым пианистом не так давно. Мой погибший аккомпаниатор это умел. Да и я умел, до моего ранения. Но теперь уже не смогу.
– Зачем так мрачно, господин Нечипоренко. Ваша рана заживет.
– Но прежняя подвижность пальцев уже не вернётся. А Вагнер сложный композитор.
Клейнер согласился с последним утверждением, но попросил Савика учесть его пожелания.
– Вы ведь хотите с нами дружить, господин Нечипоренко?
– Разумеется, герр Клейнер.
Оберштурмбаннфюрер пожелал Савику удачи и показал, что аудиенция окончена.
– Вас отвезут на моей машине, если хотите, господин Нечипоренко.
– Спасибо, герр Клейнер, но у меня есть машина, выделенная мне румынским командованием…
***
Клейнер позвонил гауптштурмфюреру Вильке:
– Вильке? Это Клейнер. Здравствуйте.
– Хайль Гитлер! – громко приветствовал шефа Вильке.
– Хайль! Что у вас по проверке Савика Нечипоренко?
– Пока ничего, герр оберштурмбаннфюрер. Все его слова подтвердились.
– Все?
– Он ничего от нас не скрывал. Я все проверил. В день, когда на Савика и его группу напали, наш штабной конвой действительно проезжал по той дороге. Но только на час раньше.
– Значит, партизаны приняли машину Савика за наш штабной конвой?
– Вполне вероятно, герр оберштурмбаннфюрер. Реквизит и музыкальные инструменты везли в военном грузовике.
– У Нечипоренко перевязана рука, – спросил Клейнер. – Он жалуется на ранение.
– Он был ранен во время нападения партизан. Его лечили в нашем госпитале.
– Вы говорили с врачом, Вильке?
– Да. Врач утверждает, что рана Нечипоренко была от пули из советского автоматического оружия.
– Опасная рана?
– Нет, но могло все кончиться для Нечипоренко плохо. Ему не оказали должной помощи у партизан.
– Вы говорили, что один из его спутников погиб?
– Да аккомпаниатор Савика был убит при нападении.
– Тело нашли? – спросил Клейнер.
– Никак нет, герр штурмбанфюрер.
– Почему?
– Партизаны могли спрятать тело. Прикопали в лесу, и как его найти?
– Вы использовали собак?
– Нет. Зачем?
– Чтобы проверить показания Нечипоренко!
– Я не счел это необходимым, герр Клейнер.
– Напрасно! Впрочем, теперь уже поздно. Вы проверили все его вещи и вещи группы?
– Самым тщательным образом. Там нет ни оружия, ни взрывчатки. Ничего подозрительного. Музыкальные инструменты, ноты.
– Значит, они чисты?
– Похоже на то, но я никогда не верю никому на все 100 процентов, герр Клейнер.
– Это правильно, Вильке! Мне не очень нравятся эти «гастроли» Нечипоренко у партизан. Его могли завербовать. Красная контрразведка способна и не на такое…
***
Первый концерт Савика Нечипоренко прошел успешно. И были запланированы три выступления Нечипоренко в офицерском казино, и два в столовой в расположении румынского батальона.
Жора Гусевич забежал в гримерную артиста.
– В зале полный восторг. Кто бы мог подумать.
– Они аплодировали твоему исполнению Вагнера, – сказал Савик.
– Не иронизируй. Получилось совсем не так плохо.
– И не думал над тобой смеяться, Жора. Что до планов на будущее?
– Еще два выступления. Румыны требуют тебя в своем расположении. И приглашение о майора Драгалины!
– Не на концерт?
– Нет в ресторан. Майор и офицеры румынских войск желают с тобой выпить, Савик.
Нечипоренко не хотел сближаться румынами, ибо в застольных речах могли всплыть подробности из жизни, настоящего Савика Нечипоренко которых он не знал.
– А вот это совсем не к месту. Что ты ответил?
– Вынужден был согласиться. Отказывать Драгалине сейчас не самое лучшее решение.
– Я мало знаю о жизни Нечипоренко в Румынии. Только общие сведения. А если они начнут вспоминать?
– Савик, они станут пить! И ты станешь пить с ними. А что взять с выпившего человека?
– Все же стоит проработать детали. Ты бывал в Бухаресте?
– Нет, откуда?
– И я нет, а вот Нечипоренко знает его хорошо. Знал хорошо. Ведь теперь Нечипоренко это я.
– Савик, ты уже не раз говорил с Драгалиной. И ничего страшного не случилось.
– Но сейчас с нами будут другие офицеры, и они могут задавать вопросы. Особенно меня волнуют мелочи.
– А если ты станешь много петь для них? Тогда меньше придется говорить. Но ты не Пётр Лещенко!
– Ты сомневаешься в моих талантах? Напрасно.
– Тебе стоит быть постоянно в центре внимания, Савик. Это приблизит нас к нашей цели.
– Пока только внедрение. Резко приниматься за дело не стоит. Мы еще под подозрением. Гестапо просто так не отвяжется.
– Тем более тебе нужно общество майора румынской армии Драгалины! Со стороны это выглядит так, словно ты чувствуешь себя в компании румын, как дома. А это плюс к нашему внедрению.
– Ты прав, Жора.
– Но и это еще не все.
– А что еще?
– Нас хотят пригласить еще на два концерта.
– Сверх того, что запланировано? Помимо выступления у румын?
– Да. Я узнал буквально только что. Прямо перед приходим к тебе.
– Что за приглашение?
– Ресторан «Золотой якорь». Там нас ждут русские. Никаких немцев. А еще украинцы и румыны.
– В «Золотом якоре» я буду петь. Место перспективное.
Нечипоренко пропел:
– Стаканчики граненые, упали да со стола!
Упали и разбилился, разбилась жизнь моя!
Упали и разбилися, их больше не собрать,
Про жизнь мою несчастную кому бы рассказать!
Жора подхватил:
– Я милого любила, и он меня любил,
Да что-то с ним случилось, любил да вдруг забыл.
Савик взял другой вариант:
– Стаканчики граненые
Стояли на столе!
А парочка влюбленная
Сидела при луне!
В гримёрную вошла женщина. Они даже не заметили, как отворилась дверь.
– Я рада, что вам весело, – сказала она строго.
Савик усмехнулся и пропел:
– Вот входит в залу парень,
закручены усы!
Задумчиво небрежно,
Он смотрит на часы!
Жора продолжил, посмотрев на Савика:
–Смотри, смотри, мерзавец,
Смотри который час!
Быть может ты девчоночку
В последний видишь раз!
Ада остановила их:
– Хватит валять дурака!
– Сама Ада Лепинская пожаловала. А мы и без тебя, Адочка, провели этот концерт! – сказал Жора. – Хотя ты украсила бы его, и интерес публики был бы больше. Верно Савик?
– Согласен! Присоединяйся к нам, Ада. Я знаете, что подумал? А не исполнить ли нам «Пару гнедых»? У нас с тобой Ада должно получиться!
Она ответила еще более строго:
– Хватит! У нас проблемы.
– Какие? – в один голос спросили Савик и Жора.
– Если бы я могла знать какие, тогда все было бы в порядке. Опасность там, где не знаешь чего ждать.
– Да что случилось?
Ада Лепинская ответила:
– Ко мне подошла молодая женщина и сказала, что хочет видеть кузена.
– Какого кузена? – не понял Савик.
– Савика Нечипоренко, – ответила Ада.
– Что?
– Твоя кузина объявилась в Харькове.
– Когда это произошло?
– Когда ты пел и срывал аплодисменты.
– Где? – спросил встревоженный Жора Гусевич.
– В отеле, где мы живем.
– Что за кузина? Как она выглядит?
– Молодая девушка. Лет 20-ти не больше.
– Странно! Разве у Савика есть кузина? – спросил Жора.
– Даже если и есть, то, как она оказалась в Харькове? – задал свой вопрос Савик.
– Это провокация гестапо, – сказал Жора. – Я же предупреждал, что нас будут проверять. Нет в Харькове у Савика никакой кузины! И быть не может!
– Верно, – согласился сам Савик. – Это Вильке, друзья мои. Не поверил мне и решил подослать какую-то женщину! Что ты ей сказала, Ада?
– Ничего. А что я могла сказать? Я не ждала этого вопроса и посоветовала девушке убираться.
– Молодец! – в один голос сказали Жора и Савик.
– Но вела она себя странно.
– Если она из гестапо, то этому не стоит удивляться.
Ада продолжила:
–Она дважды повторила «Я двоюродная сестра Савика Нечипоренко Полина. Мне бы увидеть его». И мне показалось, что она удивлена моему ответу.
– Пароль для связи? – спросил Жора. – Ждала отзыв?
– И мне так показалось, – ответила Ада Лепинская. – А если она не из гестапо?
– А откуда? От «Импресарио»? Он бы нас предупредил.
– Возможно, он пытался, но сами знаете, что нашей рации больше нет. Мы не вышли на связь. Может Импресарио шлет нам новый контакт?
– С паролем, которого мы не знаем?
– Могла произойти накладка. Савик был в госпитале дольше, чем мы ожидали.
– Ада поступила правильно, – сказал Савик. – Если это от Импресарио, то они свяжутся с нами снова. Если все старые контакты и явки провалены, то мы просто будем присматриваться и ждать.
– А задание?
– Мы приступим к выполнению, как и было предусмотрено.
– Без связи?
– Мы пока еще ничего не сделали, Ада. Но знать о нас не должен никто. Никаких контактов, пока не будет полной уверенности. Мы и смотреть не должны в сторону барона Рунсдорфа. Ведь мы артисты и ничего знать о полковнике не можем.
Ада спросила:
– А если Рунсдорф будет в зале офицерского казино уже на следующем выступлении? Мне что делать? У меня приказ понравиться барону! А если все получится?
– С первого раза? – спросил Жора.
– А почему нет? Ведь я с вами именно для этого, чтобы завлечь барона в «медовую ловушку». И как мне действовать, если он в неё попадет сразу?
– В этом случае тебе придется принять его ухаживания, Ада. Отступать от первоначального плана мы не станем. Но это только в том случае, если сам барон проявит к тебе интерес!
– А вы двое в этом, как я вижу, сомневаетесь?
– Барон для нас пока полная загадка. И никакой личной инициативы ты проявлять не должна, Ада.
– Все верно, наша задача закрепиться в городе, – поддержал Савика Жора. – Станем работать как артисты. Тем более что начало положено.
– Но что делать Савику, если кузина выйдет на него? – спросила Ада.
– Я скажу, что нет у меня никакой кузины. Если это человек из гестапо, то она быстро отвяжется.
– А если эта женщина не из гестапо? – спросила Ада.
– Импресарио не предупреждал нас ни о какой кузине, – решительно отрезал Савик. – Будь она настоящей кузиной, разве так напомнила бы о себе?
– Но если предположить что она настоящая?
– Савик жил слишком далеко отсюда до войны. Откуда она здесь? А вот на провокацию гестапо это весьма похоже.
– А если тебя узнали? – предположил Жора.
– Кто? – спросил Савик.
– Те, кто видел тебя в Харькове раньше.
– Не могли меня узнать.
– Но если?
– Жора, я сам себя в зеркале не узнаю. Меня моя родная мать в таком виде бы не узнала. Румыны приняли меня за Савика. Те самые которые слышали его в Кишиневе лет пять назад.
– Савик прав, – сказал Жора. – Это проверка гестапо. Они ныне всех проверяют, кто в город приехал. А мы все-таки у партизан были. Может быть, Вильке ждет, что ты подашь ему донос на эту кузину?
– Пока ко мне она лично не обращалась. Стану это просто игнорировать.
– Но если она обратится к тебе завтра?
– Завтра и станем решать, что делать.
***
Харьков.
Улица Короленко.
Группа Лаврова.
23 мая, 1942 год.
Лавров был удивлен докладом Дроздовой.
– Она ничего не ответила?
– Нет.
– Ты ничего не напутала? Может слова местами поменяла?
– Нет. Я сказала пароль точно и повторила его два раза. «Я двоюродная сестра Савика Нечипоренко Полина. Мне бы увидеть его». Я могу с уверенностью сказать, что эта певичка никогда не слышала этого пароля.
– А сам Савик Нечипоренко?
– Я не стала рисковать и подходить к нему. Решила доложить.
– Странно! Лайдеюсер сказал, что Савик и его помощница знают обо всем и сразу пойдут на контакт. Ты была на его концерте?
– В самом начале. Потом ушла после антракта.
– И что Савик?
– Пел и его слушали. У него неплохой голос. Но мне показалось, что он не привык выступать на сцене?
– Почему?
– Есть что-то в его поведении, что позволяет сделать такой вывод. Привыкший выступать на публике так себя не ведет. А если это не они? – высказала Дроздова свое предположение.
– Как не они? Ты о чем?
– Я слышала историю, что Савика похищали партизаны.
Лавров еще больше удивился.
– Какие еще партизаны?
– Я не знаю какие. Но его похитили по пути в Харьков.
– Зачем партизанам Савик?
– Я слышала только слухи. Об этом болтали зрители на концерте во время антракта.
– И что говорили?
– Мол ошибка произошла и напали на его машину случайно. Подержали несколько дней и заставляли петь. Затем отпустили. А если произошла не ошибка, а замена? Если это красная контрразведка?
– Тогда нужно понаблюдать за ним.
В этот момент раздался громкий стук в двери. Так могли стучать только немцы или полицейские.
– Кто это? – спросила Дроздова.
– Не знаю. Но стучат властно. Ты никого не привела на хвосте?
– Нет. Я проверяла. Хвоста не было. Может это Шигаренко? Хотя не стал бы он так случать.
– Проверим.
Лавров открыл двери.
На пороге стоял высокий мужчина в форме с нашивками Hilfswachmannschaften (вспомогательной полиции). За его спиной были еще трое мужчин в такой же форме с винтовками.
– Полиция! Чего так долго не отпирал? Или прятал чего? Тебе есть, что прятать?
– Я никак не…
– Ты Антон Герасименко? – грубо перебил его полицай.
– Я самый и есть.
– А баба твоя где?
– Анна Герасименко также здесь. Но что случилось? Я ведь уже предъявил мои документы и зарегистрировался в полиции.
– Собирайся! И вы, женщина, собирайтесь! – приказал полицай.
– Куда собираться? – спросила Дроздова.
– Здесь недалеко. Улица Короленко, 4. Первый полицейский участок!
– Но ведь я вчера был там и прошел регистрацию, – сказал Лавров-Герасименко.
Полицай приказал тем, кто пришел с ним.
– Обыскать все!
– Как обыскать? – ничего не понимал Лавров. Ведь у него были самые надежные документы.
– Ты не болтай языком, а собирайся. Ты и баба твоя арестованы.
– Но за что?
– В участке тебе все разъяснят. А пока закрой рот и одевайся!
Лавров кивнул Дроздовой, чтобы не оказывала никакого сопротивления…
***
Вскоре Лавров уже сидел на допросе в кабинете местного начальника участка.
– Ты есть Антон Герасименко?
– Там написано. Что-то не так с моими документами?
– У тебя не документы, парень, – засмеялся полицейский.
– А что? – спросил Лавров-Герасименко.
– С такими бумагами тебя хоть сразу нашим начальником ставить можно. И все печати на месте! И подписи и фамилии тех кто должности занимает! Все правильно!
– Так что не так?
– Слишком идеально всё, Герасименко. Так не бывает.
– Скажите, за что нас арестовали?
– Сейчас по твою душу прибудет сам начальник полиции Харькова Борзенко.
– По мою душу? Но я ничего не сделал? И я сразу по прибытии в Харьков пришел в полицию. Показал мои документы и честно рассказал о цели моего приезда в город.
– Вот сейчас приедет начальник, и расскажешь ему все.
– Не понимаю.
– Ты парень с ним не шути. Борзенко все жилы вымотает, но ему ты расскажешь все. Так что не доводи до греха. Покайся сразу.
– Да не в чем мне каяться!
– Не в чем? – усмехнулся полицейский. – Ты ведь не знаешь, что взяли тебя по приказу самого Борзенко! Думай, парень. Крепко думай!
Лавров вспомнил слова майора Лайдеюсера. Ему нельзя было попадать в руки СД. А если им заинтересовалась местная полиция, то еще потеряно не всё. Нужно думать. Что могло произойти? Может это из-за того что Дроздова пыталась связаться с певичкой Савика Нечипоренко? Может Савик на крючочке у полиции?
– Где Анна? – спросил Лавров.
– Баба твоя? Дак здесь недалеко. Да ты ежели скажешь всё, то ничего с бабой твоей не случится.
***
Прибыл начальник полиции города Харьков господин Борзенко. Он ворвался в кабинет и спросил:
– Это он?
– Тот самый господин начальник.
– Где его документы?
– Вот на столе.
Борзенко внимательно почитал бумаги Лаврова.
– Стало быть, ты Антон Герасименко? – спросил он, бросив листки на стол.
– Он самый и есть, – ответил Лавров. – Я Антон Герасименко.
– А вместе с тобой баба твоя?
– Точно так, Анна Герасименко.
– А я начальник вспомогательной полиции Харькова Борзенко. И вот прибыл сюда ради тебя.
– Ради меня? Большая честь, господин Борзенко. Но я не понимаю…
– Скоро ты все поймешь.
– Но у вас мои документы. Разве с ними что-то не в порядке?
– Хорошие у тебя документы, Герасименко. Вот я никогда бы не догадался, что ты вовсе не Герасименко, если бы не случай.
– Как не Герасименко? А кто?
– Вот на этот вопрос ты мне и ответишь. Кто ты такой?
– Антон Герасименко. И документы мои настоящие!
– Я бы поверил тебе, если бы не случай.
– Какой случай? Вы можете мне все объяснить? Я ничего не понимаю!
Борзенко ответил:
– Ты и баба твоя подозрений бы не вызвали. И все поверили бы, что вы муж и жена Герасименко.
Лавров понял, что причина ареста не Дроздова и не Савик Нечипоренко. Про Савика эти люди по всей видимости ничего не знают. Значит, провалился третий – Шигаренко! Ведь говорил же он Лайдеюсеру что вдвоем им будет много легче.
Борзенко сказал:
– Третий ваш товарищ оказался не тем, за кого себя выдавал по документам.
– Я не понимаю вас, господин Борзенко.
– А я тебе зараз все поясню, хлопче. Придумал мой здешний помощник, одну штукенцию. Как красных диверсантов вылавливать. И всё вроде просто, но однако попадаются диверсанты-то. Семёнов!
Вошел полицай.
– Здесь Семёнов!
– Расскажи ему, как взяли их третьего дружка.
– Дак как вы приказали. Проверку для него учинили. Он сразу и попался. Поверил значит, что я красный диверсант. И сказал, что ищет пути-дорожки к большевичкам. Я ему значит и говорю, коли ты желаешь, то могу тебя с нашими людьми свести. Он обрадовался и пошел за мной. Мы его и спеленали. Теперь в подвале сидит как пес на цепи. Но пришел он не один, а вроде как с родичами. Мужик и баба по фамилии Герасименко. Торговать сюда приехали. Ну мы вас и упредили, господин начальник.
Борзенко посмотрел на Лаврова-Герасименко.
– Плохо вас учат у красных-то! Сразу попались голуби.
– Я не понимаю…
– Ты, хлопец, шутки шутить не моги со мной, – прервал его Борзенко. – Я же по-доброму хочу. А ты нарываешься на неприятности. Вот баба твоя у нас. Мы с неё и начнем. Семёнов!
– Да, господин начальник?
– Ты бабу давно не пробовал?
– Да с неделю назад было.
– С неделю? А с комиссаршей сладишь ли, коли она брыкаться станет?
– Слажу, не сумлевайтесь. Ежели мне её на час отдадите, то потом она вам все и расскажет.
Лавров понял, что Дроздову они пустят в обработку. И играть с полицаями нужно по-другому. Все отрицать и держаться легенды не получится. «А если использовать Вильке? Лайдеюсер предостерегал от этого, но сейчас стоит действовать нестандартно!»
– Я буду говорить, – сказал Лавров.
– Уже хорошо! Молодец. Кто ты такой? С этого вопроса начну.
– Я должен увидеть гауптштурмфюрера Вильке.
– Чего? – не понял Борзенко.
– Я сказал, что должен видеть гауптштурмфюрера Вильке из местной службы СД.
– Вот оно как? А со мной значит балакать не хочешь? Но у меня балакают! Семенов! Пускай его бабу в обработку!
– Как прикажете, господин начальник. Може она посговорчивее будет.
Семёнов вышел. Послышался женский вскрик. Дроздову потащили в подвал.
Лавров понял что это было специально для него. Давят на психику. Пока трогать Дроздову они не станут.
– Мне нужно видеть гауптштурмфюрера по срочному делу! Вы можете пожалеть о принятом сейчас решении, господин Борзенко…
***
Харьков.
Ул. Сумская, дом № 100.
Управление службы СД генерального округа «Харьков».
26 мая 1942 года.
Гауптштурмфюрер Вильке.
Оберштурмфюрер Генке выполнял приказ Вильке и собирал сведения о полицейских рейдах. Он просматривал сводки у своего приятеля капитана Витала из Гехайме фельдполицай – секретной военной полиции Третьего рейха.
Теперь управление Гехайме фельдполицай36 и СД работали в связке. Ибо с января 1942 года Гехайме фельдполицай была подчинена 4-му управлению РСХА. Ныне эту организацию так и именовали Фельдгестапо.
Капитан Витал сказал что не все события отразил в своих записях.
– А что еще? – спросил Генке. Не отрываясь от списка.
– Вспомогательная полиция снова отличилась, Клаус.
– Это как же? Взяли еще одну радиостанцию?
– Лучше! Федор Борзенко лично захватил группу диверсантов.
– Что? – не поверил Генке. – Борзенко взял группу диверсантов? Снова самогонщица вроде Сопельтниковой?
– Кого? – не понял капитан Витал.
– Недавняя находка господина Борзенко. Но ты не слышал о ней, Витал.
– Я, конечно, не знаю всех подробностей, ибо в дело не вникал, но таки поймал Борзенко в свою примитивную ловушку для школьников какого-то человека. Он утверждает, что раскрыл вражескую агентурную сеть. Каково? – Витал захохотал.
– Ты сейчас шутишь?
– Конечно, шучу, Клаус! Неужели можно верить в такие слухи. Потому я и не включил это в сводку. Позавчера полицаи взяли подростка с листовками и пытались подать это как преступление века.
– Подростка?
– Конечно мальчишка виноват. Клеил листовки по улицам Харькова. Но масштабы, которые приписал ему Борзенко, никак не согласуются с его личностью.
– Где этот подросток сейчас?
– Повешен.
– Как повешен? Уже?
– Борзенко с ними не церемонится. Но я думаю, что так и следует. И нам рук пачкать не нужно.
– А нынешняя его группа диверсантов еще не повешена, я надеюсь?
– Нет, насколько я знаю. Кричит, что полицейские раскрыли красную диверсионную сеть.
– Странно, что он моему шефу ничего не доложили. Борзенко должен был позвонить.
– Да потому, что у него ничего нет. Желает быстро повесить схваченных им якобы агентов и выдать все это за большую работу. А разве способно это отребье, что у него служит, на что-то стоящее? Нет! Эти люди могут только пить самогон и хватать детей.
– Но Борзенко никогда еще не говорил о красной диверсионной сети. Говорил, конечно, что поймал партизана или агитатора, или большевика. Но на сеть диверсантов он не замахивался.
– Значит, теперь замахнулся…
***
Оберштурмфюрер быстро связался со своим шефом из кабинета капитана Витала.
– Герр Вильке? Генке у аппарата.
– Вы в фельдгестапо, Генке?
– Так точно герр гауптштурмфюрер.
– Что-то нашли?
– В сводках нет, но есть кое-что, чего в сводках нет.
– И что это?
– Начальник вспомогательной полиции Борзенко захватил диверсионную группу красных.
– Что?
– Но это по словам самого Борзенко.
– Эти сведения вам передал капитан Витал, Генке?
– Так точно.
– И вы думаете, что здесь есть что проверять?
– Капитан Витал считает, что нет, но я бы проверил после того как люди Борзенко взяли русскую радиостанцию.
– Хорошо, Генке. Я проверю…
***
Вильке положил трубку на рычаг.
– А господин Федор Борзенко преподносит нам все новые и новые сюрпризы. Этак скоро гестапо оставит без работы.
Гауптштурмфюрер приказал связать его с начальником полиции.
– Борзенко? Гауптштурмфюрер Вильке у аппарата. Что там за диверсанты, которых вы взяли?
– Вы уже в курсе, герр гауптштурмфюрер?
– Что за люди, Борзенко? – Вильке проигнорировал реплику начальника полиции.
Борзенко ответил:
– Три человека, герр Вильке. Все трое у нас.
– И с чего вы взяли, что это диверсанты?
– Дак один из них знает вас. А откуда простому поселянину с Волынского хутора знать начальника гестапо Харькова?
– Что?! – удивился Вильке. – Он назвал мое имя.
– Точно так, герр Вильке. Так и сказал, что желает говорить с гауптштурмфюрером Вильке.
– Когда он назвал мое имя?!
– Вчера!
– И почему мне не доложили?!
– Мои люди ведут следствие!
– Следствие! Вы что совсем идиот, Борзенко?! Что с этими людьми?
– Да к у нас они сидят.
– Вы их еще не трогали?
– Одного пустили в обработку.
– Пока прекратить! Ничего не предпринимать, пока я не приеду. Вы меня слышали, Борзенко?
– Так точно, герр гауптштурмфюрер!
Вильке бросил трубку…
***
Гауптштурмфюрер решил отправиться в полицию немного позже. Пока Борзенко придержит своих людей и если у него настоящие диверсанты, то никуда они не денутся.
Если Борзенко взял диверсантов, то значит, они нашли новую группу, для которых и была «законсервирована» радиостанция. Но тогда красная группа провалилась! Для заброски новой понадобится время.
Через час в управление вернулся оберштурмфюрер Генке.
– Что-то случилось, гауптштурмфюрер? – спросил он своего шефа.
– Господину Борзенко снова улыбнулась удача.
– Значит, информация Витала, имеет цену?
– Возможно, что у Борзенко сейчас все диверсанты заброшенной сюда красными очередной группы.
– Борзенко захватил радиостанцию, а теперь еще и группу? Не могу поверить, гауптштурмфюрер.
– Генке, ваш капитан Витал идиот! А кто может бывть хуже идиота на его должности в федьгестапо?
– Не знаю, герр Вильке.
– Хуже идиота, может быть только идиот с инициативой. И, похоже, что Витал именно такой!
– Вы не справедливы к нему, гауптштурмфюрер. Витал совсем не глуп. Просто его отношение к Борзенко и к полиции весьма негативное.
– А вот здесь он не прав! Наши тылы весьма растянуты, Генке. И управлять захваченными территориями без местных нам будет не так просто.
