Виталий Геннадьевич Кандалинцев
Учение Оптинских старцев
3.1. Смирение – основа молитвы
Смирение начинается с осознания своей немощи, то есть неспособности к надлежащим действиям в основных сферах нашей жизни. Молитва, понимаемая старцами как жизнь души, в этом смысле не исключение.
Прп. Никон говорит следующее:
…Мы сами по себе, без божественной помощи, и помолиться-то не в состоянии: не можем мы молиться как следует и не знаем, как и о чем молиться [2, т. 1, с. 425].
Здесь названы три немощи, которые дают о себе знать, как только мы задумаемся о молитве и решим, быть может, в первый раз помолиться. Во-первых, мы не можем молиться как следует. То есть та степень концентрации мысли на молитвенном обращении и то состояние души, которое при этом требуется, для нас недоступны.
Во-вторых, мы не только не можем, но и не знаем, как молиться. Мы не чувствуем, что в произнесении каких-то слов, обращенных к не видимому для нас миру, есть некий особенный смысл. Мы не знаем, в чем состоит этот смысл, и не ощущаем потребности прибегнуть к такого рода обращению. Молитва как жизнь души в этом смысле остается для нас тайной – мы просто не знаем, как можно сделать молитву жизнью души.
В-третьих, мы не знаем, о чем молиться. Другими словами, у нас крайне смутное представление, что мы можем получить посредством молитвы и на каких условиях, есть ли здесь какие-то приоритеты, какая-то шкала ценностей и т. д. Перечисленные немощи приводят к немолитвенности, по сути – к нежеланию или неспособности жить подлинной жизнью души.
Старец Никон указывает на единственный источник преодоления немощи и страдания как неизбежного спутника этой немощи. Он указывает на источник, из которого человек может обрести способности надлежаще молиться, а также обрести познание, как и о чем молиться. Этот источник – Бог, Его помощь нам.
Поэтому, когда человек впервые захотел помолиться и стал думать, как это можно сделать, это означает, что он услышал в глубине своего сердца голос Бога. И все, что нужно такому человеку в этот момент, это знание того, что Бог ожидает от человека при общении с Ним. Оптинские старцы учат, что Бог ждет от человека прежде всего смирения. Богу угодна более всего именно смиренная молитва.
Прп. Иосиф так говорит о смиренном молении:
Когда начинаешь молиться, приводишь себе на память грехи и оплакиваешь их. – Так и надо молиться. За тем иногда чувствуешь покой и радость и думаешь, что это от врага. – Но от врага если и бывает радость, то, по замечанию святых отцев, нестройная, не сообщающая душе мир и тишину. И не удивляйся тому, что Господь подает тебе в молитве мир и тишину, ибо не всегда бывает это по достоинству, а по неведомым судьбам Божиим. И потому, когда будешь ощущать такую радость и покой, считай себя всячески недостойною сего дара Божия и всячески укоряй себя пред Господом, что по нерадению твоему не можешь удержать в себе этот дар, и вскоре теряешь его [2, т. 1, с. 421].
Верный признак смирения молящегося – осознание своего недостоинства. Недостоинство наше наиболее видно нам, когда мы приводим на память свои грехи и видим их в истинном свете, в их подлинной тяжести и, не будучи в силах удержать слезы в раскаянии от соделанного, оплакиваем их. Так и надо молиться, потому что в молитве мы приобщаемся к правде, которая горька для нас и одновременно целительна, поскольку устраняет иллюзии о нашей «хорошести», показывает нам наше невнимание и небрежение к заповедям, показывает меру нашей испорченности.
Смиренная, покаянная молитва приносит покой и радость. Но молящийся, познавший свои грехи и ощутивший свое недостоинство, может иметь опасения, что это от врага. Враг как бы торжествует над глубиной падения кающегося грешника и временно оставляет свое мучительство.
Старец Иосиф со ссылкой на святых отцов разъясняет эту ситуацию. Враг не в состоянии сообщить душе подлинную радость, мир и тишину. Ибо враг, не устоявший в истине, способен только на подделки, которые при должном внимании человека тут же показывают свою фальшивую природу. Фальшивая радость «нестройна», то есть противоречива, хаотична и не устраняет из души тревожность, болезненность и другие негативные состояния.
Но поданные Господом молитвеннику мир и тишина подлинны, а потому их и невозможно спутать ни с чем иным. Бог даровал человеку способность отличать подлинное от поддельного, а потому и принимать подлинное как ниспосланное от Него. Признаком подлинного покоя и подлинной радости души является ее неомраченность чем-либо.
Может вызвать удивление, что Господь подает мир и тишину душе грешного человека, остро переживающего свое недостоинство. Однако, как поясняют старцы, это не всегда бывает по достоинству молящегося. Неведомые судьбы Божии, назначенные Всеведущим Господом, недоступны нашему ограниченному разуму, но должны приниматься нами как часть той жизни, которую мы проходим.
Причем приниматься опять-таки смиренно. То есть, получив утешение, не забыть о своих грехах и не склониться к мысли, что вот, дескать, достоин или достойна. Напротив, надлежит считать себя недостойным или недостойною полученного дара Божия и получить подтверждение своего недостоинства через скорую утрату утешения в результате собственного нерадения.
Нерадение к молитве чаще всего проявляется в лености, оставлении ее под каким-то предлогом, в том числе и под предлогом своей немощи. Однако прп. Макарий предостерегает от таких действий:
Когда ж вы не можете так, как должно, молиться или приуготовлять себя к оной, то неужели надобно совсем молитву оставить? Напротив, надобно себя нудить к молитве, хотя бы и противилось тому сердце, а Господь, видя таковое наше понуждение и насилие к молитве, подает Свою помощь, по словам святых Макария и Петра Дамаскина: даяй молитву молящемуся; кто молится добре простою молитвою, тому дает Господь дар молитвы умной. Помните, дар молитвы, а не собственность твоя, надобно сей дар заслуживать не одною молитвою, но и прочими благими делами: смиренномудрием, простотою, терпением, простодушием, а без сих добродетелей, хотя мнится кто якобы стяжал молитву, но прельщается: не молитва это, но маска молитвы [2, т. 1, с. 421].
По мысли старца, нерадение о молитве никак не может быть оправдано немощами. Недолжное исполнение должного все же лучше полного неисполнения. Отсюда начинается одна из глубоких сторон учения Оптинских старцев о смирении в молитве. Не нужно гордиться и оставлять молитву только потому, что не получается молиться легко и вдохновенно. Не получается потому, что и не должно получаться, если мы надеемся на свои силы, а не на помощь Божию.
С нашей стороны требуется произволение, то есть посильное стремление обрести или, как раньше говорили, стяжать молитву. Проявлением такого произволения будет понуждение себя к молитве, то есть преодоление лености, хладности сердца, отвлеченности ума от предметов духовных, усталости, некомфортности места и всего иного, что побуждает к оставлению молитвы. Естественно, что молитва с понуждением часто связана с не очень приятными переживаниями и по видимости далека от того пламенного молитвенного горения, о котором мы читаем в житиях святых.
И все же такая молитва очень важна для нас. Попытка преодолеть все препятствия для молитвы, часто нелегкие – в такой степени нелегкие, что прп. Макарий называет попытку их преодоления насилием к молитве, принимается Господом. Принимается как радение в доступной нам степени и потому вознаграждается благодатной помощью свыше. Крест, который христианин несет, следуя за Господом, должен быть понесен и в молитве. Так же как и помощь Господа нам в несении креста простирается и до помощи молитвеннику.
То же самое прп. Макарий излагает еще проще, ссылаясь на замечательное изречение святых Макария и Петра Дамаскина о том, что Господь дает молитву молящемуся. Доброе исполнение того, что в молитве является общедоступным – например, простая устная молитва, – может быть благодатью Божией преображено к более высокой умной молитве, которая уже не общедоступна.
3.2. Дар умной молитвы надо заслуживать
Старец Макарий подчеркивает связь молитвенной жизни христианина со всей его жизнью. Он говорит о том, что умная молитва, которая дана не каждому, есть дар Божий, а не собственность молитвенника. Другими словами, умная молитва не является простым раскрытием изначально присущих человеку способностей, а есть ниспосланное свыше состояние человеку по конкретным обстоятельствам его жизни. И при изменении этих обстоятельств в худшую сторону (вследствие нерадения, неисполнения заповедей) данное состояние может быть отнято от человека.
Чтобы это не произошло, наставляет далее старец, дар умной молитвы надо заслуживать, причем не одной молитвой, но и прочими благими делами. Какими делами? Прежде всего смиренномудрием – которое есть понимание жизни, основанное на смирении. Здесь мы подводимся к мысли, что смирение в молитве должно быть дополнено смирением во всей жизни. Тогда и сама молитва становится жизнью души, которая (жизнь души) подлинна в той степени, в какой пронизана смирением. Другие называемые старцем благие дела – простота, терпение, простодушие – могут рассматриваться как добродетели смирения.
Прп. Макарий говорит определенно: без этих добродетелей, порождаемых смирением, молитва не является подлинной. В этом случае она есть лишь маска молитвы, то есть образ, лишенный своего внутреннего содержания.
Прп. Лев доносит до нас новые оттенки темы смирения в молитве и благодатной помощи Божией:
Молитву Иисусову проходи, как творишь, и приидет время, когда самое дело и милосердие Божие просветит и вразумит вашу душу, как и кого вопросить, и послется, что ищешь и желаешь [2, т. 1, с. 469].
Молись, как получается, – вот совет начинающим молитвенникам. То есть неизбежное несовершенство молитвы начинающего не является и не должно являться для него проблемой. Ибо главная добродетель его молитвы – смиренное прохождение степеней своего несовершенства, а не степеней совершенства. От полной неспособности молиться к подобию молитвы, от подобия молитвы к молитве неказистой, но уже обладающей некоторым внутренним содержанием, – таков, по-видимому, путь многих начинающих молитвенников до того, как они окажутся милостью Божией в состоянии идти по степеням совершенства молитвы.
Старец Лев указывает на необходимость терпения и отмечает, что придет время, когда дадут результат два фактора развития молитвенности в человеке: опыт и помощь свыше. Опыт придет из самого дела, то есть из самой постоянной молитвы вытекает возможность учитывать недостатки и производить некоторые исправления. В еще большей степени на такие недостатки укажет и подаст возможность исправления милосердие Божие.
Причем, по мысли прп. Льва, возможность видения недостатков и их исправления связана с просвещением и вразумлением души относительно того, как и кого спросить о возможностях развития молитвенного дара. Хотя и непрямо, но все же довольно очевидно старец указывает на необходимость проявить смирение и не считать себя способным к успешному самостоятельному освоению столь сложной науки, как молитва.
Оптимальный путь – найти с помощью Божией искусного наставника, опытно прошедшего как начальные, так и последующие степени молитвы и имеющего дар предупреждать большие и малые падения ученика. К слову, в святоотеческой позиции по вопросу духовного развития новичков четко указывается, что без опытного наставника «оные падают аки листвие». Напротив, под руководством наставника, старца, новоначальному посылается то, что он ищет и желает.
Прп. Антоний как раз и показывает нам глубокое понимание молитвы старцами и их способность точно выражать самую ее суть. Он говорит следующее о «главном средстве» развития молитвенности в человеке:
Молитесь усердно Господу Богу… и хладное сердце свое разогревайте сладчайшим Именем Его; поелику Бог наш огнь есть. Оное призывание и нечистые мечтания истребляет, и сердце согревает ко всем заповедям Его [1, с. 157].
Весьма поучительное наставление, в котором показывается, каким образом преуспеть в молитве. К смирению нужно добавить усердие, которое заключается в систематическом разогревании хладного сердца Именем Господа Бога. К хладному, то есть остывшему и безразличному, сердцу легко прилагаются нечистые мечтания, вытесняющие радение об исполнении заповедей Божиих. Эти же мечтания омрачают и саму молитву, препятствуя через нечистоту получению благодати Божией, посылаемой кающимся грешникам.
Ни собственной волей, ни другими качествами своей души грешный молитвенник не в состоянии устранить это «хладносердечие» и его пагубные последствия. Вот почему в молитве важна не аналитическая работа ума, изобретающая «правильную технологию» моления, а знание того единственного средства, которым указанная проблема разрешается.
Средство это есть именно разогревание своего сердца усердным призыванием Имени Господа Бога. Постоянное присутствие Имени Господа в сердце молитвенника есть дверь для вхождения в сердце Божественного огня. Разогретое Божественным огнем сердце словно плавит и испепеляет нечистые мечтания, очищается от помыслов и становится способным принять заповеди Божии в качестве единственного своего закона. Вот почему молитва Иисусова принята монашествующими как главное духовное оружие, ибо суть этой молитвы и заключается в неустанном призывании Имени Господа Иисуса Христа, нашего Спасителя.
Вместе с тем в приведенном наставлении старца Антония заключено еще одно важное положение. Выше уже говорилось о том, что молитва без смирения в жизни, без благих дел есть только видимость молитвы, «маска». Молитва обретает свое внутреннее содержание, становится живой и расцветает подобно драгоценному цветку, питаясь от смиренной и наполненной благими делами жизни молитвенника. Праведная жизнь порождает и праведную молитву.
Из слов прп. Антония, однако, следует, что разогревание сердца призыванием Имени Господа Бога приводит к укреплению праведности жизни молитвенника, ибо «оное призывание… сердце согревает ко всем заповедям Его». Здесь мы видим некоторое кругообразное движение, в котором правильная молитва ведет к правильной жизни, а правильная жизнь ведет к правильной молитве.
В этом, по-видимому, имеется поучительный смысл для нас, мирян. По сути, из сказанного вытекает внутреннее единство христианской жизни, которое может быть явлено различными сторонами или жизненными путями. Монашествующий сосредоточен на молитве, он от молитвы идет к праведной жизни и через молитву содействует людям, в частности мирянам, в решении их проблем (в том числе материальных). Миряне идут от праведной (смиренной и наполненной благими делами, в том числе и преимущественно материальным служением Церкви и ближним) жизни к молитве и благодаря своим благим делам начинают преуспевать и в молитве.
Поэтому, хотя сферы служения у монашествующих и мирян разные, жизнь души у них принципиально едина, если ее понимать как своего рода кругообразное движение от молитвы к делам и от дел к молитве, или наоборот, от дел к молитве и от молитвы к делам. Посему, если здесь уместно заговорить о превосходстве монашеского идеала жизни над мирским (а такое превосходство, хотя и с оговорками, в Православии признается), нужно заметить, что автоматического превосходства здесь нет.
Скорее, речь может идти о том, что миряне еще не оценили возможностей духовного развития в рамках своего, мирского, пути, а потому и не достигли тех духовных результатов, которые показало православное монашество. Есть и примеры, которые иллюстрируют данную мысль. Прп. Амвросий сообщал в одном из писем:
…мы слышали от покойного нашего старца, батюшки отца Макария, что к нему приходил один мирянин, имевший такую высокую степень духовной молитвы, что батюшка отец Макарий недоумел, что и отвечать ему, когда мирянин, ради получения совета, разсказывал старцу разные состояния молитвы, и батюшка отец Макарий мог ему только сказать: «держитесь смирения, держитесь смирения». И после с удивлением об этом нам говорил [2, т. 1, с. 463].
Итак, смирение и усердие в молитве ведут к превращению ее в жизнь души. Эта жизнь души может быть понята как кругообразное движение «молитва – благие дела – молитва». С другой стороны, рассматриваемое кругообразное движение не неизменно, оно есть круговое движение сознания молитвенника вовнутрь молящегося, и по мере такового вхождения молящегося внутрь себя его молитва обретает разные степени совершенства.
3.3. Степени молитвы
Значительное внимание вопросу о степенях молитвы уделил Оптинский старец прп. Варсонофий. Он, в частности, говорил:
Молитва бывает… во-первых – устная, во-вторых – внутренняя, сердечная, в-третьих – духовная. Внутреннюю сердечную молитву имеют весьма немногие, а имеющие духовную молитву встречаются еще реже. Духовная молитва несравненно выше внутренней, сердечной. Имеющие ее начинают познавать тайны природы, они смотрят все со внутренней стороны, на смысл вещей, а не внешнюю их сторону. Они постоянно бывают охвачены высоким духовным восторгом, умилением, от которых их глаза часто источают слезы. Их восторг для нас непонятен. Доступный нам восторг самых великих художников в сравнении с их духовным восторгом есть ничто, ибо он душевен. А преподобный Исаак Сирский говорит еще о четвертом роде молитвы, молитвы, выходящей за пределы нашего сознания… Что это за молитва, я не знаю. Быть может, ее и имел только один Исаак Сирский… [2, т. 1, с. 442].
В приведенном наставлении дана трехчастная классификация молитвы с добавлением четвертого рода молитвы, о котором старец предпочел сказать отдельно. Трехчастная классификация молитвы довольно естественно тяготеет к трехчастному строению земного человека. В этом смысле мы можем определить устную молитву как осуществляемую через тело человека, внутреннюю сердечную молитву – как творимую посредством души и соответственно духовную молитву – как порождаемую духом.
Устная молитва является наиболее внешней, а потому и наиболее доступной для не углубленного внутрь сознания человека. Она может произноситься вслух, так что бывает слышна другими людьми, но может произноситься и неслышно, «про себя». Поэтому принадлежность молитвы к устной определяется не тем, как она произносится – вслух или «про себя», но тем, где находится в данный момент сознание человека.
Устную молитву творят люди, сознание которых «регистрирует» в основном явления внешнего, физического мира. Потому и молитва для них есть обращение человека к горнему миру посреди мира физического, который и выступает наблюдаемой реальностью, в то время как более внутренние реальности «молчат», не видимы и не регистрируемы сознанием. Понятно, что устная молитва является наиболее распространенным родом молитвы.
Молитва внутренняя более редка. Сознанию творящего внутреннюю молитву открыты не только явления физического мира, но доступны также и явления более внутреннего душевного мира, в том числе и переживание получаемой свыше благодати. На этой степени молитвы сердце человека уже в определенной мере согрето, а потому и способно воспринимать более тонкие явления – например, явственно ощущать благодать, исходящую от икон, мощей, благословения священника и т. д.
В православной литературе редко проводится четкое разделение души и духа; некоторые авторы исходят из частичной и даже полной тождественности того и другого. В рассматриваемом здесь контексте душа понимается как своего рода посредница между духом и телом, способная воспринимать явления как телесного, так и духовного порядка, объединяя их для сознания в единую, но все же специфически ограниченную, «душевную» картину. У имеющего внутреннюю молитву сознание вошло в сердечный, душевный мир, и потому молитва творится оттуда, обретая свое качество «сердечной» по месту присутствия сознания и творения молитвы.
Духовную молитву старец Варсонофий характеризует как еще более редкую и несравненно более высокую, нежели сердечная. В его высказываниях о духовной молитве наиболее отчетливо видим и признак приведенной классификации – место пребывания сознания и творения молитвы. Так, относительно имеющих духовную молитву старец указывает, что они смотрят с еще более внутренней стороны, чем имеющие сердечную молитву, и смотрят на смысл вещей и начинают постигать тайны природы.
Эта способность созерцать смысл вещей так, как обычный человек созерцает их внешнюю сторону, есть способность духа. Или, по контексту нашего рассмотрения, есть результат вхождения сознания в область духовного, соединенности сознания с духом и способности человека творить молитву в духе и истине.
Бесспорно, это очень высокий духовный уровень развития человека. Постоянный духовный восторг и умиление духовных молитвенников вызваны их способностью созерцать Царство Небесное и жить благодатью Божией, что, несомненно, далеко превосходит все виды эстетических восторгов, основанных на земном опыте.
Прп. Варсонофий называет еще один род молитвы, а именно молитвы, «выходящей за пределы нашего сознания». Действительно, в рамки примененной выше классификации эта молитва «не вписывается». Ибо «за пределами сознания» означает «не по месту пребывания сознания», а мы до сих пор исходили из классификационного признака «по месту пребывания сознания и творения молитвы».
Старец говорит об этой молитве совсем мало, указывая только на ее уникальность – наивысшую степень редкости, вплоть до обладания такой молитвой единственным человеком. Можно осторожно предположить, что речь здесь идет о молитве, таинственно совершаемой человеком непосредственно в Боге, в области Божественного бытия и присутствия, недоступной сознанию и пребыванию человека.
Применительно к молитве Иисусовой прп. Варсонофий снова дает трехступенчатую, с отдельным упоминанием четвертой ступени, классификацию и добавляет новые акценты:
Молитва Иисусова разделяется на три, даже на четыре ступени. Первая ступень – молитва устная; когда ум часто отбегает и человеку надо употреблять большое усилие, чтобы собрать свои разсеянные мысли. Это молитва трудовая, но она дает человеку покаянное настроение.
Вторая ступень – молитва умно-сердечная, когда ум и сердце, разум и чувства заодно; тогда молитва совершается беспрерывно, чем бы человек ни занимался: ел, пил, отдыхал – молитва все совершается.
Третья ступень – это уже молитва творческая, которая способна передвигать горы одним словом. Тогда такую молитву имеет, например, преподобный пустынник Марк Фраческий.
Наконец, четвертая ступень – это такая высокая молитва, которую имеют только Ангелы, и которая дается разве одному человеку на все человечество [2, т. 1, с. 456].
В приведенном высказывании признаком классификации выступает характер процесса моления и его результат, а не место пребывания сознания и творения молитвы. Поэтому характеристика степеней молитвы выглядит несколько иначе, чем в предыдущем случае.
На первой ступени, то есть при устной молитве, молитву творят именно уста, а ум часто отбегает от слов молитвы и касается предметов посторонних. Здесь молитва возникает и разрушается, имеет прерывистый характер, как бы борется за свое существование. Поэтому нужно употреблять большое усилие, чтобы сосредоточиться на словах молитвы и удерживать на них ум максимально долго.
Старец метко называет такую молитву трудовой, ибо процесс устного моления в существенной степени включает в себя труд по удержанию ума на молитвенном обращении и предотвращению обессмысливания молитвы. Новоначальный молитвенник при этом не может не увидеть, сколь несовершенна его молитва, которая то и дело становится и не молитвой вовсе. Поэтому для такого молитвенника молитва становится образом его греховности, выражающей меру его поврежденности грехом и неспособности совершать надлежащие действия.
Тем не менее и такая несовершенная молитва ценна. Через созерцание «воочию» меры своей греховности, отражаемой молитвой, молящийся приходит к покаянному настроению и постигает неизбежность принятия смирения как единственного позитивного пути по разрешению его духовной ситуации. Потому и действительным результатом устной молитвы является переход молитвенника к покаянию и далее смирению как универсальной основе молитвы – каковым оно и является в учении Оптинских старцев.
На второй ступени (при умно-сердечной молитве) рассогласованность и даже хаотичность движения ума и сердца, разума и чувств преодолеваются. Силы души становятся заодно, одинаково устремляясь в молитве к Богу. В результате молитва становится постоянной. На данной ступени результатом процесса моления является само моление, то есть в молитве достигаются постоянство и стабильность, всегдашняя обращенность к Богу, что и выявляет такую молитву как настоящую – имеющую силу существовать беспрерывно.
Ум и сердце, разум и чувства являются силами души. Их соединение воедино свидетельствует об обретении душой целостности, построенной на устремленности к Богу. Понимание жизни, основанное на всецелой устремленности к Богу, есть целомудрие. Для достигших умно-сердечной молитвы целомудрие является естественным взглядом на жизнь.
На третьей ступени реализуется творческая молитва, способная одним словом передвигать горы. Если устная молитва борется за свое существование и порождает в молящемся покаяние и смирение, а умно-сердечная молитва в этой борьбе одерживает победу и становится живущей, то творческая молитва набирает силу, способную творить чудеса.
Источник силы творческой молитвы – высокая степень совпадения воли человека с волей Божией. В этом совпадении слово человека представляет слово Бога, и потому через слово человека Бог творит Свою волю, которая, как мы знаем, может не только гору передвинуть, но и Вселенную сотворить. Поэтому путь молитвы учит человека главному – исканию и пониманию, а также исполнению воли Божией.
Четвертая ступень молитвы для нас остается тайной. Она имеет исключительный, уникальный характер, и о ней мало что известно. Можно лишь сделать некоторые общие замечания – например, что неведомым нам Промыслом Божиим людям может быть дарована молитва более высокая, чем творческая.
Для нашего более полного понимания степеней молитвы старец Варсонофий приводит еще один трехчастный вариант ее классификации:
Первый от Господа дар в молитве – внимание, то есть когда ум может держаться в словах молитвы, не развлекаясь помыслами. Но при такой внимательной, неразвлекательной молитве сердце еще молчит. В этом-то и дело, что у нас чувства и мысли разъединены, нет согласия в них. Таким образом, первая молитва, первый дар есть – молитва неразвлекаемая. Вторая молитва, второй дар – это внутренняя молитва, то есть когда чувства и мысли в согласии направлены к Богу. До сих пор всякая схватка со страстию оканчивалась победой страсти над человеком, а с этих пор, когда молятся ум и сердце вместе, то есть чувства и мысли в Боге, страсти уже побеждены. Побеждены, но не уничтожены, они могут ожить при нерадении, здесь страсти подобны покойникам, лежащим в гробах, и молитвенник, чуть страсть зашевелится, бьет и побеждает. Третий дар есть – молитва духовная. Про эту молитву я ничего не могу сказать. Здесь в человеке нет уже ничего земного. Правда, человек еще живет на земле, по земле ходит, сидит, пьет, ест, а умом, мыслями он весь в Боге, на небесах. Некоторым даже открывались служения ангельских чинов. Это молитва – молитва видения. Достигшие этой молитвы видят духовные предметы, например, состояние души человека так, как мы видим чувственные предметы, как будто на картине. Они смотрят уже очами духа, у них смотрит уже дух [2, т. 1, с. 458].
На первый план здесь выходит понимание молитвы как дара Божия и степеней молитвы как степеней молитвенного дара. На устную молитву, творимую с покаянием и смирением, Господь подает дар внимания – способность ума удерживаться в словах молитвы. Посредством дара внимания человек восходит от устной молитвы к умной, которая занимает промежуточное место между устной (внешней) и умно-сердечной (внутренней) молитвой.
При внимательной, неразвлекаемой молитве ум уже обретает постоянную направленность на смысл слов молитвы и через это устремленность к Богу. Но сердце еще молчит, оно еще не соединилось с умом в молитвенный союз. Второй дар – пробуждение сердца и соединение его с умом, посредством чего и ум, и сердце неразвлекаемо прилагаются к словам молитвы, постигают их смысл и совместно обращаются к Богу. Если первый дар начинает преобразование устной молитвы во внутреннюю посредством придания ей характера умной молитвы, то второй дар завершает такое преобразование, сообщая молитве качество умно-сердечной.
Прп. Варсонофий дает отличительный признак, по которому можно заключить о завершенности процесса формирования умно-сердечной молитвы. Признак этот – победа над страстями. На ступени устной молитвы страсти побеждали человека, отвлекая его ум и сердце от молитвы и тем самым погашая молитву. Однако стяжав внутреннюю молитву, человек уже в состоянии не позволить страстям отвлечь силы его души (ум и сердце, разум и чувства) от устремленности к Богу.
Первый и второй молитвенные дары есть, таким образом, дарование Богом молитвеннику победы над страстями или придание силы смирению молящегося, который, смиряя себя, получает силу смирить свои страсти. На ступени внутренней молитвы страсти побеждены, но не уничтожены. Поэтому и здесь от молитвенника требуется радение о молитве, которое носит охранительный характер – то есть направлено на недопущение рецидивов страстных состояний души.
Третий дар есть духовность молитвы. Первые два дара давали молитвеннику освобождение от страстей, но не освобождали его вообще от всего земного. Но на третьей ступени молитвенного дара именно это и достигается. Освобожденность от всего земного есть способность пребывать в духе и быть духовным существом. Отсюда человек, достигший столь высокого состояния, может непосредственно (не умозрительно) созерцать предметы духовные, вплоть до служения ангельских чинов.
Поэтому старец Варсонофий называет третий дар (третью ступень молитвенного дара) молитвой видения. Он как бы говорит о том, что здесь человек обретает способность видеть подлинную, вечную и истинную реальность, в которой и надлежит человеку жить. Реальность, к которой Господь дарует земному человеку путь постепенного восхождения Его благодатью в ответ на молитву о прощении грехов и помиловании. Но это – путь избранных, то есть более высокая версия общехристианского пути. Общий же путь заключается в том, чтобы быть соблюдаемым силой Божией ко спасению, с духовными ли дарами или «без оных».
