Первая тенденция гордости, создающая ее саму, заключается в движении сознания от самолюбия через возношение к презрению людей. Самолюбие – это исток гордости, возношение – ее способ существования, презрение – результат и окончательный признак.
О самолюбии прп. Макарий говорит так:
Самолюбие не есть врожденное, но прибывшее от греха. Не по самолюбию ли пал и первый ангел, пожелав быть равен Богу. Он сам изобрел оное, а не так был сотворен, и тем же прельстил первозданных, внушив им: будете яко бози (Быт. 3, 5). Они, приняв сей совет, возлюбили себя, презрев заповедь Божию, вкусили от запрещенного плода; оттого помрачили и разум, и волю. Видите, самолюбие не врожденное в человеке, а прибывшее от греха. Святые отцы учат нас: самолюбив не может быть братолюбив; когда мы будем нищи духом и смиренны сердцем, по учению Христову, то далеко прогнано будет от нас самолюбие [2, т. 2, с. 227].
Самолюбие не является частью человеческой природы и изобретено не человеком. Оно передается человеку через соблазн, исходящий от падших духов. И этому соблазну нельзя поддаваться. Самолюбие, то есть любовь, обращенная на самого себя, приводит к резкому снижению способности любить других. Возникает дисбаланс между большей любовью к себе и меньшей любовью к другим, противоречащий заповеди возлюбить ближнего «как самого себя». Если дисбаланс усиливается, человек приходит в конечном счете к тому, что любит одного себя и не любит других.
Доминирование любви к самому себе неизбежно создает состояние сознания, соответствующее растущему самолюбию. Это состояние старцы называют возношением, превозношением, самомнением и высокоумием – и оно, по сути, является способом существования гордости в человеке. То есть убежденность в собственном превосходстве, вынуждаемая самолюбием, есть возникновение гордости от самолюбия.
Прп. Амвросий со ссылкой на прп. Макария Египетского указывает на цепь, «как страсти одна с другою сцеплены и одна другую рождает»:
«ненависть от гнева, гнев от гордости, а гордость от самолюбия» [2, т. 2, с. 486].
В возношении (высокоумии) гордость обретает способ своего существования и становится тягчайшим пороком. Старцы стремились своевременно предостеречь своих духовных чад от этой напасти. Так, прп. Макарий разъяснял:
…Враг не борет тебя ими <страстями>, но влагает высокоумие, всех других пороков тягчайшее. Когда он сам, будучи безтелесен, за один сей грех низвержен с неба, то тщится оным и других запять. И потому Премилосердый Господь попущает нам иногда падать и какими-нибудь душевными страстями запутываться, чтобы видеть свои немощи и грехи и о них пещись, а не смотреть других грехи и неисправления, а паче когда они нам еще не поручены [2, т. 2, с. 152].
Когда враг не борет нас страстями, это часто означает, что он занят взращиванием в нас самой злейшей страсти, за которую сам был низвержен с неба. И если мы не придадим этому обстоятельству должного внимания, то по мере усиления нашей гордости в свое время придет целый «букет» тяжелых страстей. Поэтому Господь не ждет, когда наше возношение застареет и станет трудноодолимым, но попускает нам иногда падать и какими-нибудь страстями запутываться. Это отвлекает нас от привычки рассматривать грехи и неисправления других, что легко выводит на фарисейский путь превозношения над «мытарями» и побуждает осознать свои грехи и недостатки и через то удержаться от гордости.
Прп. Макарий предостерегает:
Смотрите же паче, не закрался бы татский помысл, что вы живете лучше и внимательнее других; и оный так опасен, что, по маковому зерну ложась на сердце, не увидишь, как возрастет до исполинского фарисея и предаст совершенной гордыне и далее. А перед Богом лучше грешник с покаянием, нежели праведник с гордостию… [2, т. 2, с. 230].
Помысел, что мы живем лучше и внимательнее других, это и есть соблазн возношения, которым пытается увлечь нас враг. И каким бы выгодным для нас ни оказывалось сравнение с другими, важнее всего то, что превозношение (гордость) ведет к падению, в котором наше высокоумие и будет опровергнуто. Чтобы этого избежать, следует все время держать себя грешником и каяться, а не гордиться своими добродетелями и исправлениями.
Прп. Макарий наставляет:
Ты пишешь о своем возношении при сторонней похвале и просишь наставить, как избавиться от оной. На это мы много имеем учения в слове Божием: еже есть в человецех высоко, мерзость есть пред Богом (Лк. 16, 15) и всяк возносяйся смирится, смиряяй же себе вознесется (Лк. 18, 14). Помня сии слова, низлагай проникающие хвалебные помыслы. И как скоро помыслишь о себе нечто высоко, то и знай, что самым сим ты ниже и хуже других стала, кроме других твоих немощей и поползновений [2, т. 1, с. 129].
Что греха таить, многие из нас падки на похвалу и лесть. И кому неведомы помыслы о себе как особо одаренном, заметно превосходящим других то по уму, то по праведности, то по бескорыстию и т. д.? Даже когда мы осознаем, что такие помыслы есть превозношение, избавиться от них бывает непросто. Старец дает совет противопоставить помыслам слово Божие и указывает на заповедь, согласно которой высокоумие человеческое есть мерзость перед Богом. Мерзость перед Богом! Вот что есть возношение, чем бы оно ни кичилось. И если мы будем об этом помнить, то и на желании возноситься будет крепкая узда.
Одновременно в памяти должна быть и заповедь, что всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится. Только смиряющийся, ставящий себя ниже других угоден Богу и обретет благодать, и памятование этого духовного закона должно подвигать нас на смирение.
Но если возношение не встречает в человеке препятствий, то оно приводит к состоянию сознания, в котором гордость дает свой результат и окончательный признак. Это состояние есть презрение других.
Прп. Амвросий отмечает:
…гордость дышит презорством и неуважением к другим [2, т. 2, с. 480].
Убежденность в собственном превосходстве, собственной исключительной ценности приводит к мнению о малой ценности других, на основе чего и произрастает презрение и неуважение к другим. Презрение к другим является свидетельством, что концентрация гордости в человеке достигла опасного предела. Братолюбивые отношения с людьми разрушены. Это означает, что гордец выпадает из системы человеческих отношений и скользит вниз к отношениям бесовским, частью которых он и становится, если не покается.
Вторая тенденция гордости – обольщение чувственностью, пленение желаниями. В этой тенденции гордость порождает такие страсти, как тщеславие, сребролюбие, блуд, леность. В отношении обольщения чувственностью прп. Макарий заметил:
…Скажу тебе, что и ныне есть змий, Ева и Адам, и древо, и всегда подлежим искушению и обольщению; чувственность – змий обольщающий, Ева – воля наша, разум – Адам; чувственность обольщает, воля соглашается, и разум, послушав воли, падает. Так-то и мы вкушаем ежедневно от запрещенного плода, различными страстьми побеждаясь. Так будем же стоять на страже, делая и храня, замечая свои страсти, противоборствуя им, а в немощи смиряясь, да оттого-то они и одолевают нас, что вместо смирения имеем возношение [2, т. 2, с. 11].
Возношение делает человека неспособным устоять перед обольщением чувственностью. Возносящийся удаляется от Бога и все свои желания направляет к предметам, которые могут доказать, по его мнению, его превосходство над другими. К этим предметам он испытывает сильную привязанность и даже жажду.
Ближайшим таким предметом является человеческая слава. Она нужна гордым сама по себе, ради чувственного наслаждения известностью и знаками уважения со стороны других, которые «выделяют из серой массы заурядных людей». Но желание славы как таковой есть тщеславие, потому что здесь слава не рассматривается как возможное следствие добра, принесенного человеком другим людям, которое они сами могут оценить и признать заслуживающим славы. Логика возносящегося другая: слава есть не возможный, а обязательный атрибут его жизни, необходимость которого вытекает из самого возношения.
Тщеславие настолько тесно связано с возношением, что рассматривается старцами почти как тождественное с гордостью. Прп. Амвросий говорит:
Тщеславие и гордость – одно и то же. Тщеславие выказывает свои дела, чтобы люди видели, как ходишь, как ловко делаешь. А гордость после этого начинает презирать всех. Как червяк сперва ползает, изгибается, так и тщеславие. А когда вырастут у него крылья, возлетает наверх, так и гордость [2, т. 2, с. 479].
Тщеславие порождается гордостью на стадии начального возношения. Гордость еще не произвела или не вполне произвела свой окончательный результат и признак – презрение людей. И в это время тщеславный человек, зависящий от чужой похвалы, готов унижаться и угодничать перед другими, лишь бы получить желаемое. Но это временно, потому что гордый обязательно придет к презрению, в том числе и тех, перед которыми он еще вчера пресмыкался.
Довольно естественно, что в число предметов повышенного внимания гордых попадают также деньги. Обладатель значительного состояния рассматривается ими как безусловно превосходящий других, практически всегда пользующийся славой и имеющий возможность сильно влиять на других людей. Такое понимание ценности денег делает их в глазах гордых надежным способом утвердить среди людей свое возношение; это-то и порождает страсть к деньгам, сребролюбие.
Конечно, сами деньги злом не являются; зло состоит в обольщении тем, что они несут их обладателю. Прп. Иосиф так пишет о деньгах:
Матушка Магдалина! Забыл написать тебе еще о деньгах. Не деньги виноваты, а пристрастие к деньгам. Мало ли было царей и князей, которые жили в богатстве. Но так как они не имели пристрастия к богатству, то и оказались в лике святых, о чем свидетельствуют их нетленные мощи. Можно жить и в крайней бедности и в то же время иметь пристрастие или сердечную привязанность к богатству, и чрез это одно душа может погибнуть, если человек при жизни не раскается в этом грехе. Можно и наоборот, иметь деньги и не иметь к ним пристрастия, то есть есть ли они, нет ли их, человек бывает равнодушен, тогда и деньги не помешают его спасению [2, т. 2, с. 404].
Смиренная позиция по отношению к деньгам заключается в том, что они – часть нашей земной жизни. Сами по себе деньги не влияют на спасение, потому нужно быть свободными от пристрастия к ним. Наоборот, как свидетельствует старец, сердечная привязанность к деньгам, или сребролюбие, создает угрозу спасению. Более тщательный взгляд покажет, что под сребролюбием скрывается гордость, которая своим непомерным желанием возвыситься над людьми создает рабскую привязанность ко всему, что может содействовать этому возвышению.
Еще одна страсть, вызываемая гордостью, – блудная. Прп. Анатолий (Зерцалов) наставляет свою подопечную:
Блудная страсть всех воюет. И на мытарствах бес блуда похваляется перед всеми князьями тьмы, что он больше всех дал добычи аду. Терпи и проси Божией помощи. Говорить сестрам на пользу – хорошо, а молчать еще лучше. А себя укоряя, за них молиться – еще того лучше [2, т. 1, с. 49].
Гордость, которая всегда в конечном счете проявляется как презрение к людям, к нравственным нормам и правилам их жизни, не делает исключения и в сфере отношений полов. Смирение позволяет человеку держаться идеалов супружеской жизни, основанной на любви и верности. Гордость это делает невозможным, потому что возношение требует вседозволенности, беспрепятственного утоления чувственности, отказа от рамок, которые существуют для «обычных» людей, и т. д. Презрение позволяет гордым не задумываться о последствиях их действий для других людей, они легко попадают в плен сексуальных желаний.
Для тех же людей, которые не идут на поводу у гордости, путь один – терпеть и просить Божией помощи, ибо бесы стараются разжигать влечение везде, где для этого есть малейшая возможность. Молчание, самоукорение, молитва – таковы средства против блудной страсти.
Обольщение чувственностью может проявиться как лень, как особая страсть – обленение. О причинах этой страсти и средствах борьбы с ней прп. Анатолий (Зерцалов) пишет так:
Бывает у тебя в прохождении молитвы сон, леность, тоска и охлаждение ко всему по нескольку дней и даже неделю. Очень может быть, что ты окрадена была пред этим сопротивником тайным тщеславием, гордостию, или осуждением, или гневом, или чем другим. Вот враг душевный и насилует нашу природу, чтобы в праздности и разленении иждивали дни свои вместо того, чтобы готовиться к вечности. А сон моея лености, сказано в Писании, готовит вечную муку (Ср.: Притч. 19, 15). И промыслительно бывает с великими подвижниками, что благодать как бы на время отступает, чтобы познал человек более немощь своего естества и более прибегал к Богу, прося Его помощи и заступления. Это время для великих подвижников, борющихся и труждающихся в молитве, самое благоприятное для восприятия великих венцов: так как Царствие Божие нудится, и нуждницы восхищают оное (Мф. 11, 12). А если мы и побеждаемся своею немощию, не будем унывать от сего, но паче смиряться и подвизаться при помощи Божией. Сила Божия в немощи совершается [2, т. 1, с. 376].
Как и другие страсти, леность предваряется гордостью и ее следствиями. За гордость отступает от нас благодать, и враг душевный получает удобный приступ нас мучить разленением. Если не каемся в гордости, то рискуем обольститься комфортностью ничегонеделания, которое нежит плоть, но губит душу. Это путь гордости – обольщаться нетрудовой жизнью и презирать трудовую.
Путь смирения – другой. Если чувствуем лень и апатию, отсутствие сил для труда, то должны воспринимать это как свою немощь. Очень возможно, что эта немощь от того, что ранее загордились. Надо каяться и более прибегать к Богу, помня, что смиренным Господь и подает благодать и помощь.
Страсть разленения опасна, и лучше бы заниматься хотя бы каким-нибудь делом, чем никаким. Прп. Амвросий говорит:
Спрашиваешь моего мнения о службе, на которую желает поступить твой сын. Мое мнение такое: хотя служба эта не хороша, но праздность еще много хуже; лучше служить и быть при деле, чем в бездействии проводить время в кругу таких людей, о которых он упоминает в своем письме [2, т. 2, с. 152].
Обольщение чувственностью привязывает к земному миру и отвлекает от спасения. Возникающие в этой области страсти манят сладостью, но готовят очень горький конец. Умеренная позиция в отношении собственной известности и материального достатка, ориентация на христианскую норму супружеской жизни и предпочтение труда перед праздностью могут резко ослабить вторую тенденцию гордости. А молитва и помощь Божия – и вовсе победить ее.
Третья тенденция гордости – утверждение самости. По мере возношения самость возникает как его неизбежный продукт и проявляется в том, что человек во всех вопросах начинает отдавать приоритет самому себе: своей воле, своему мнению, своим делам, своим оценкам и т. д. Если поступки, слова людей и ход событий противоречат желанию гордого, то он испытывает сильное недовольство и горечь.
Прп. Антоний замечает:
…Если бы и вы, возлюбленное чадо мое, устроили жизнь свою тако, якоже советует святой Аввы Дорофей: хощу тако, якоже будет! – тогда все бы было по вашему и не было бы вам никакой печали. Но вот какое искушение, что я хочу так, а не иначе, как мне хочется, то есть так, как говорит царь: воля моя есть, непременно быть посему! От этого-то и горько делается на душе, что бывает не так, как хочется [2, т. 2, с. 255].
Своеволие несет горечь душе именно потому, что оно основано на самости. Самость нетерпима ко всему, что ей не угодно, и если не в силах гордый человек повлиять на ход событий, то не может он примириться с возникшим положением дел. От этого он много досадует, отчего на душе у него все время горько. Учитывая, что опыт человека ограничен и он редко постигает суть происходящего сразу и полностью, необходимо сдерживать самость, чтобы не приковывала она к несовершенным, а то и попросту неправильным собственным мнениям.
Прп. Макарий давал своим подопечным такой совет:
…Писал я вам, чтоб вы, имея каждая свой взгляд на вещи, не считали оный правильным, а паче когда относится к укоризне ближнего и нарушению мира, а предложив свою мысль на суд другой, оставаться покойной в сем, – как она утвердит, хоть бы и противное казалось; сим придете в навык не составлять свой разум и оставлять свои хотения, часто нарушающие ваш мир [2, т. 2, с. 231].
Каждый человек имеет право иметь свой взгляд на вещи. Однако этот взгляд не должен ставиться выше взгляда других людей, то есть не должен считаться автоматически правильным при расхождении с взглядами других. Особенно в тех случаях, когда такой взгляд содержит укоризну ближних, обвинения их и тому подобное, что явно может нарушить мир в отношениях.
Лучшая позиция для нас заключается в том, чтобы высказать свой взгляд и оставаться спокойными в отношении того, как он воспринят нашими собеседниками. Нужно смиряться в случае неодобрения нашего взгляда и принимать возможные разногласия как должное. Через это преодолевается самость нашего разума и оставляются нетерпеливые и эгоистичные хотения, часто нарушающие мир.
Разновидностью самости является ревность не по разуму. Прп. Амвросий вспоминал:
Двое из замечательных покойных оптинских старцев часто говаривали, один: искусство половина святости, а другой при чьих-либо ошибках от неуместной ревности всегда произносил: свят, да не искусен; потому что неискусство, при неуместной ревности, часто может производить безтолковой путаницы не менее самого греха [2, т. 2, с. 209–210].
Самость считает себя вправе требовать от других исполнения тех или иных требований, связанных с благовидными предлогами. Эти требования могут не учитывать реальной ситуации и не принимать во внимание важные обстоятельства дела или быть недостаточно продуманными и отражать лишь частную точку зрения. При неуместном настаивании на исполнении данных требований может возникать бестолковая путаница, не меньшая, чем от самого греха.
В других случаях самость проявляется как чрезмерное полагание на свои собственные дела, самонадеянность. Прп. Макарий наставляет:
…Должно делать, но не полагать на дела надежду. Когда ж мы думаем делами заслужить, показывается сим наше самонадеяние, тогда и не подает Господь нам силы к исполнению добродетелей, но паче попускает на нас укрепиться страстям, чтобы мы познали свою немощь и смирились пред Богом, помня оную заповедь Божию: аще и сотворите вся повеленная вам, глаголите, яко раби неключими есмы: яко, еже должни бехом сотворите, сотворихом (Лк. 17, 10) [2, т. 2, с. 237].
Не превозноситься своими делами и не полагать, что спасение заключается в наших делах. Иначе самость убедит нас, что мы достойны сами по себе, по своим делам, и не нуждаемся в снисхождении. Это ошибка, и Господь в таких случаях не дает нам сил к исполнению добрых дел и попускает страстям сильнее пленить нас, чтобы, видя свою немощь, мы смирялись.
Самость может выражаться в самооправдании. Прп. Амвросий учит:
…Самооправдание в евангельском законе не означено, прямее сказать – не допускается: и если кто ударит тебя в десную твою ланиту, обрати ему и другую. Слова о десной ланите показывают, что не следует оправдываться и тогда, когда казалось бы человеку, что он прав. Но такое разумение всякий должен относить к себе самому, а не другим. Иначе внидет в другую сеть вражию и запутается. А для нас потребнее всего и полезнее свобода духовная, то есть ни под каким предлогом не запутываться в сетях вражиих [2, т. 2, с. 238].
Если нас кто-то укоряет, критикует, мы не должны оправдываться. Даже в тех случаях, когда, как нам кажется, мы правы. Самооправдание приведет к тому, что мы станем утверждать свою правду в отношениях людей, то есть пойдем по пути самости. «Своя правда» отразит лишь наш малый опыт и наше малое знание жизни, будет неизбежно нести отпечаток наших заблуждений и пристрастий, а потому и окажется неприемлемой для других людей.
Более того, привычка руководствоваться своей правдой делает возможными с нашей стороны очень большие просчеты и ошибки, которые могут иметь критическое значение. Вот что говорит прп. Амвросий:
Святой апостол Павел выставляет причину, почему некоторые из древнего избранного народа Божия не приняли Сына Божия, пришедшего во плоти. Свою ищуще поставите правду, говорит апостол, правде Божией не повинушася (Рим. 10, 3). Та же причина и в новой благодати препятствует повиноваться правде Божией и Божественным заповедям Христа Спасителя, то есть если христианин допустит себе самооправдание, которое в евангельском законе не дозволено, тогда как бы невольно принужден бывает противиться и отвергать если не все, то многое, что проповедуется в евангельском учении [2, т.2, с. 240].
В конечном счете, самость через самооправдание, утверждение своей правды препятствует человеку повиноваться правде Божией и Божественным заповедям Христа Спасителя. В этом главная опасность, исходящая от нее. Многим искушениям и скорбям подвергается человек, пребывающий в самости, ибо он невольно бывает принужден противиться, хотя бы отчасти, спасительному евангельскому учению. И лишь смирение возвращает его к послушанию Божественной воле и облегчает его участь.