мулла Ахмад, с ухмылкой на устах,
без лишних слов, надменно и помпезно,
вселяя людям ненависть и страх,
прошёлся вдоль дувала, добивая,
всех тех, кто расхватал его добро.
С особым зверством, жалости не зная
вспоров живот, вытряхивал нутро.
На площади базарной, хладнокровно
сожгли живём у активиста мать.
Учительницу, так же безусловно,
вспоров живот оставив умирать,
пошли к мечети. Дети на подмогу
пришли со школы. Он тогда детей,
ножом своим отправил в гости к богу
и пригрозил убийством матерей…
И вскоре стало тихо и безлюдно.
Ни кто не смеет нарушать Коран.
С муллой равняться, с баем безрассудно:
«На том стоит и держится ислам!»
Сочувствие карается жестоко.
Кишлак Рудот, растерзанный кишлак.
И лишь развалины тоскуют одиноко.
Вселяя пришлому народу ужас, страх,
Гоняли коз по выстланному долу?
Когда-то здесь играла ребятня?
Водили малышей шовунке³ в школу,
афганки бесконечно семеня?
Убитое завалено камнями!
Исчезло всё, нет жизни на земле!
Не смогут стать обратно телесами,
те души, что витают в сизой мгле!
Не светятся в кибитках огоньки.
Не встретит гостья добрый аксакал.
Ветрам общаться с гостем не с руки.
Они гуляют только меж дувал.
Ни кто не пьёт живительной воды.
Бесцельно плещется заманчиво кяриз,
Занесены обжитые следы.
Чинара одиноко смотрит вниз.
Окрасил солнце старые строения,
В тандыре¹¹ не дымятся кизяки.
Приволье сорнякового растения,
живущий всем невзгодам, вопреки.
¹торговая лавка, небольшой частный магазин
² учительница (Русско-афганский словарь. Лебедев К. А. Москва 1961г.
³печь-жаровня, мангал особого вида для приготовления пищи у народов Азии
Большая колонна
Идёт вперёд усталая колонна,
по тропам бесконечных диких гор.
Лишь уриал¹, с возвышенного склона,
рассматривает сказочный простор.
Слепит глаза расплавленное солнце.
Манит весною запах миндаля.
Налево горы, справа, как с колодца,
обрывы грозной поступью глядят.
Изрытая асфальтовая лента,
петляет вверх, зовёт к своей мечте.
И камни, словно боги с постаментов,
тревожат мир в безлюдной пустоте.
Пуская вдаль небесные раскаты,
сверкая молнией, бичуют склоны скал.
Небесной плетью требуют расплаты,
за то, что кто-то шумом помешал.
Там, под скалой, сквозит пустая полость,
как рупор повелителя земли.
Тревожный слышится с глубин подземных голос,
и эхом отзывается вдали:
«Кто вас пустил, одетых цвета хаки!
У нас в обычаи пакуль, или чалма²!
Какой-то китель, не курта-рубаха!
Шинель, бушлаты, а не наш чакман³!
Другие вы! Чего в горах вам надо?
Кто трогать вековой покой посмел?
Мы требуем хвалу, богам в награду!
Ни кто не смеет трогать наш удел!»
Но, лишь в ответ, натружено моторы
ревут, стремясь добиться высоты.
И поглотить безликие просторы,
перегибая тонкие мосты.
Идут вперёд, везут в кишлак продукты,
свою судьбу поставив на весы.
Мир в напряжении. Считаются минуты,
как долгие и трудные часы.
Безбожно рвутся к небу «наливайки»,
везут добро, чтобы спасти других.
В излучине горы бурубухайка¹¹,
подбитый и разграбленный затих.
«Стрела, Стрела! Приём! Ответь Ракете!» –
радиста слышен тонкий голосок.
Красивые пейзажи на рассвете
и озаряется предгорьями Восток.
Идёт вперёд усталая колонна,
по тропам бесконечных диких гор.
А где-то банда у крутого склона,
В прицеле держит сказочный простор.
Совсем немного, их пути сойдутся,
и каждый верит в лучшую звезду.
И чьи-то жизни пламенем забьются,
врагам на радость, на свою беду.
Ну, а пока, колонна лезет в горы.
Проверка крепости машин, простых людей,
с охраною, с оружием, сапёры.
Минуя прииски напуганный смертей.
В пологой высоте алеет флагом,
советский пост, как крепость от врагов.
Афганские сарбазы¹² служат рядом.
Житейский быт, затейлив и суров.
Спокойны наши, в мире всё спокойно.
Такой блокпост, как кованый доспех.
А сможешь ли ты честно и достойно,
пройти весь путь, сквозь череду помех?
Без крепости вселяется тревога.
Пустой участок каменистых гор.
Ни крупных войск, ни средств и ни подмоги.
Надежда лишь на пламенный мотор.
«Ускорится!» – раздалось по колонне.
Вдали роднится брошенный Рудот.
Пейзажи местные видны, как на ладони,
из недоступных каверзных высот.
КАМАЗ урчит уверенный и сильный
и не печалится, что он в чужом краю.
А командир с тревогой в куртке пыльной,
забывшись думу думает свою.
«В кабине душно, вес бронежилета,
сдавила грудь, и тяжело дышать!
Вопросов много, каждый без ответа,
приходится всё время выжидать!
Не первый год, по горным перевалам,
развозятся продукты для страны!
Год испытаний кажется кошмаром,
но такова риторика войны!
И каждый раз начальником колонны,
в простой работе сложные дела!
И сколько дней ночей прошли бессонных!
Чутьё, смекалка, чтоб не подвела!
Дорога, как артерия для жизни!
И враг пытается обрезать этот путь!
Возможно, выбор сделан был всевышним,
чтоб жили люди, значит не свернуть!
Ещё вчера, вдвоём с карандашами,
закрашивали выбранный маршрут!
Смотрели, где б душманы помешали,
и как себя в засаде поведут!
Лишь час пути, и будет то ущелье,
обманчивая стонет тишина!
Таким местам опасным нет доверия!
В стране идёт гражданская война!
Свербит тревогой заданный участок!
Здесь где-то банда рыщет по горам!
Твердят в округе, что выпады не частые!
Не надо верить разным чудесам!»
Давно известно, что пойдут машины,
большой колонной, это, как дурман.
И нет бандитам ни одной причины,
чтоб не поставить «шоурави» капкан.
Здесь непременно надо ждать засады.
Вдруг прозвучал спасительный: «Привал!»
Любому отдыху всегда в колонне рады,
всех ожидает грозный перевал.
С походной кухни кормятся солдаты.
А командир с охраной у моста,
вступил с афганскими солдатами в дебаты,
выслушивать про здешние места.
«Мулла Ахмат, хитёр, весьма опасен!
Не нападает, прячется в горах!
Другая тактика, он нам таким не ясен,
как будто в нем вселился дикий страх!..
Его разведчики, как тихие собаки,
спокойно ходят, смотрят вдоль дорог!
Не грабят! Не встревают в споры, в драки!
Возможно, выжидают нужный срок!..»
Но делать нечего, нет ни одной причины
задерживаться боле у моста.
Сапёры обезвредили все мины,
сложив их у афганского поста.
И снова в путь. Команда: «По машинам!»
Взревел мотор, солдаты по местам.
Петляет путь по тонким серпантинам,
и все невзгоды службы пополам.
Последний пункт тревожного участка,
потом долина. Запах миндаля.
Кусты с глубокими корнями тамариска,
и благодатная к растениям земля.
«Долина сладостей!» Нежнее солнце гладит.
Гранат, как древо вечности и жизни на земле.
Сады по склонам, словно нитей пряди,
окутав мир, ликуют в серебре.
Вот, вот ущелье, нужно быть готовым.
Тревожней стала рядом тишина.
Свисают стены, как врагов оковы.
И в траур будущность вокруг погружена.
Там, впереди, у тихого Рудота,
нежданно выстрелы, идёт неравный бой.
Такая вот армейская работа,
кому-то прикрывать других собой.
«Колонна стой!» – с диспетчерского пункта.
Тревожный голос боли и тоски.
Ещё тревожней злобная минута,
бьют пулемётом белые виски.
Лежат бойцы за скатами, в воронках,
чтоб защитить машины от врага.
А офицер ругается не громко,
и крепче жмёт оружие рука.
Как хочется помочь, отбить засаду,
но в армии у каждого свой пост.
И головной, вновь высказал досаду,
оглядывая каменный откос.
У каждого в строю своя задача,
у каждого есть отданный приказ.
И парни плакали, украдкой, слёзы пряча,
из преданных мужских, суровых глаз.
Лишь полчаса прошло с того момента,
а кажется, что вечность и года.
Поникли боги в горных постаментах,
запомнив путь героев навсегда.
Потом в колонне, в дань бойцам охраны,
что защитили их собой в бою,
не зная полной, той кровавой драмы,
вставали, гордые, на русскую броню.
Взвывали вверх утробные сигналы,
машины плакали с другими наравне.
Дрожа, сжимали пики перевалы.
Прощаясь с братьями в неведомой стране.
И вскоре стало тихо и спокойно.
Цветут цветы и запах миндаля.
От ароматов, пред собой невольно,
всем кажутся российские поля.
Машины катятся по спутанной дороге.
Меж скальных гор зависла тишина.
И улетучились опасности, тревоги.
У командира светит седина.
Кишлак живёт всеобщим ликованием,
дошла колонна, снова без потерь.
И лишь Ахмат у сгубленной окраины,
Хоронится растерзанный, как зверь.
¹горный баран
²головной убор
³шерстяное пальто-халат с подкладом
¹¹разукрашенная, с высоченными бортами афганский грузовик, красный автобус
¹²солдаты
Саша
Апрельские разливы
Питает жизнь апрельские разливы.