Виорэль Михайлович Ломов
Неодинокий Попсуев
Усталость пудовыми гирями висела на ногах. Попсуев не мог отделаться от мысли, что всё, чем он занят был в этот год, лишено всякого смысла, даже борьба с браком в десятом цехе. Победа над ним уже в принципе не несла ничего нового. Грядущее представлялось скучным и серым. «Непонятно, чего добиваться в жизни и зачем. Денег? Женщин? Славы? А может, добродетели? Без бессмертия?»
Сколько помнил себя Сергей, ему всегда казалось, что в нем есть дар, который может вершить чудеса. Его часто охватывал восторг от мысли, что он может сделать то, что не может больше никто. Ради корысти? Нет. Удивить кого-то? Тоже нет. Занестись над другими? Вряд ли. Скорей всего, он занимался этим бездумно, его вел восторг жизни. А еще (он в этом не хотел признаться самому себе) его вела по жизни вера в сокровенный мир, где всё не так, всё лучше и чище, светлее и радостнее. Тот мир, стало казаться ему, расположен в нем самом, туда легко попасть, как в парк с прудом и оркестром, и там всё по любви и по совести…
Попсуев свернул в переулок. Мимо проскакала девочка, одетая по-летнему и по-летнему крутя скакалку. Это была та самая девочка, Сергей не сомневался, маленькая, белобрысая, носик востренький, глазенки пуговками… Он посмотрел ей вслед и налетел на столб. На столбе висело объявление о том, что известный маг, некий Адам Баранов, академик международных академий разгоняет тучи, проливает дождь, сдвигает время, меняет ширину радуги, высоту солнца, радиус земли.
«Странно, – подумал Попсуев, сдирая, тем не менее, листок, – такой ас, а объявления расклеил по столбам?» И надо же было такому случиться: днем услышал выступление мага по городскому радио. Хорошо поставленным голосом тот из Венеции озвучил информацию со столба. Как-то не вязались Венеция с гондолами и телеграфный столб в Вяземском переулке, но странным образом они были соединены… А когда голос стал рваться и слабеть из-за эфирных колебаний, искусник сказал: «Это пустяк. Сейчас поправлю. Несколько мгновений вашего терпения». И, действительно, несколько секунд что-то хрипело и щелкало, Послышалось: «Ho un problema nella mia camera» и «La doccia non funziona»24, а потом голос зазвучал снова внятно и напористо.
В конце интервью Баранов назвал время и места, где он будет давать представления, а также сообщил о наборе учеников в Первую международную школу магов. Планировались два выступления чародея на ТВ, пресс-конференция, сеансы излечения слабоумия и ВИЧ, а также консультации депутатов Областной думы. Маг рассчитывал пробыть в Нежинске две недели, а потом периодически посещать город. На вопрос, как он поправил эфирную связь, Баранов ответил: «Об этом я буду рассказывать на своих выступлениях. Кто пожелает учиться в школе, сами прекрасно справятся с этим. Через полгода, максимум через год».
После этого Попсуеву будто специально подсовывали информацию о маге: на радио, по ТВ, в газете, автобусе, на столбах и заборах, в книжных развалах. Внимание стало работать выборочно, но как пылесос. Попалась фотка Баранова: чернявый мужчина с проседью, выпуклыми глазами, бородка клинышком, чистый высокий лоб. Внешность яркая, неординарная, но как ни странно, не запоминающаяся. Отвел взгляд от фото, и уже не вспомнить, какая. Сергей никак не мог освободиться от мыслей о маге, правда, в основном скептических. Даже приснилась какая-то чушь.
Попсуев изучил сорванное со столба объявление. Первое выступление должно было состояться через два дня. За это время Сергей услышал о маге раз десять и стал досадовать на себя: «Всю жизнь мечтал научиться чему-то необычному, представился случай, а я раздумываю».
Попсуев направился во Дворец культуры. Загадал цифру 7 (он прочитал где-то, что это «знак ангела», символ удачи) и сел в седьмом ряду, на седьмое место. Огляделся. Публика была самая обычная, как на любом концерте, хотя такого не должно было быть. Сеанс-то совсем не рядовой. «А с чего я взял, что он не рядовой?» К удивлению своему, Сергей чувствовал волнение. Судя по снимку и голосу, должен был предстать перед глазами не совсем обычный человек. Так и случилось.
Адам Баранов явился в черном костюме с блёстками, отчего Попсуеву вдруг стало тоскливо. Сергей не задавался вопросом, зачем эта искристость, но мишура смущала. С артистом вышли два ассистента. Они таскали с места на место столик, стулья, суетились, подчеркивая основательность мастера, то ли пытаясь перенести на провинциальные подмостки знаменитое «Варьете».
Маг начал как положено: с гипноза. С публикой по-другому нельзя: сначала надо мозги одурманить, а потом уже и прояснять. И начал не с показа, а с баек. Рассказал о трех встречах с Вольфом Мессингом, как тот проводил свои сеансы с Гитлером и Сталиным. В кабинет Сталина, уверил Баранов, Мессинг попал, одурачив охранников, и де вождь сам наблюдал за этим. Не верилось, хотя и охватывал сладкий восторг: а вдруг, правда? После вступления, наметившего недоступную высоту темы, Баранов спросил:
– Ну, что? От слов к делу? – и хлопнул в ладоши.
Зрители отозвались бурными аплодисментами.
Иллюзионист продемонстрировал незамысловатые фокусы, а потом загасил парафиновую свечку в десяти шагах от себя, снова зажег ее, надо понимать, глазами, снова загасил. «Дуй он изо всех сил, вряд ли задул бы на таком расстоянии. А если всё ж таки и задул, как тогда зажег? Погасить можно разными способами, хотя бы силикатным клеем, предварительно капнув им в лунку. Но зажечь? Может, микробатарейки? Вполне вероятно». И так пять или шесть раз кряду. Свечку унесли.
На сцене появился здоровенный амбал, с ним пять молодцев в камуфляже. Амбала маг легко повалил на пол, опять же взглядом или чем-то невидимым, а молодцев не подпустил к себе, оставаясь невозмутимым, как рыба. Те с ревом бросались на невидимое препятствие между ними и магом, но так и не смогли прорвать его. Впрочем, рев можно было устроить и за пару бутылок, из-за которых совсем недавно сносили милицейские кордоны, ларьки, а потом снесли и всю страну. Снискав доверие зрителей, Баранов стал угадывать числа, слова, имена, даты, угадал всё, а завершил на радостной ноте:
– Весьма рад, что в зале нет ни одного одержимого. С порчей, сглазом есть, и много, вон там, там, там, чуть ли не каждый второй. Приходите, господа, на мои сеансы. Один-два сеанса, и я освобожу вас от любого недуга.
Когда его попросили назвать всё-таки, кто конкретно из присутствующих нуждается в лечении, хотя бы в первом ряду, чародей стал указывать:
– Вот, вот… Вы, вы… Да почти все, – правда, тактично не стал показывать, на ком поселились лярвы, а на ком пристроился сглаз или порча. – Методика лечения одна, хотя у всех и разный уровень энергетики. Так что думайте и решайтесь, прежде чем идти ко мне. Может, кому-то с этим добром жить легче? – пошутил он.
Публике, наглотавшейся Булгакова, а в последние годы и его последователей, пишущих о всякой чертовщине, хотелось за сеансом магии тут же получить и его разоблачение. Разоблачения не последовало, разве что артист разоблачился и явился во втором отделении без блёсток, в светлом костюме и стал рассказывать о йогах, продвинутых и просветленных людях, о пути, восхождении и прочем. Это было занятно, но уже сугубо теоретически, и не так веско, хотя и усиливало эффект сказочного, но вполне доступного освоения магической техники.
Баранов показал, как правильно дышать и прочищать весь организм. Надо было по очереди вдыхать через одну ноздрю, а выдыхать через другую. При этом ноздрю нельзя было зажимать пальцем, а только чистым платочком. Попсуеву, как и большинству зрителей, это показалось лишним. А потом все повторяли за наставником, перебиравшим четки, незамысловатое «О-о-м-м… О-о-м-м… О-о-м-м…». Попсуев вспомнил закон Ома, представил, как по организму течет ток, но никакого электричества в теле не почувствовал. А ведь в теле не один ом, а вся тысяча будет. Граждане расходились с сеанса с блестящими глазами и многозначительностью во взоре. Будто каждый узнал что-то такое, чего не знал больше никто.
На запись в школу магов Попсуев пришел заблаговременно и неприятно удивился, что оказался в хвосте. В коридоре, судя по разговорам, собрались преимущественно эскулапы. «Неужели среди них есть маги?» Ничего волшебного Сергей ни в ком не заметил. Серая масса, как на рынке. Однако говорили шумно, сыпали именами, латынью, терминами – не только медицинскими, что были на слуху, но и теми, которых Сергей отродясь не слыхивал – рамками, чакрами, кундалили, эгрегорами.
Как всякий грамотный человек, Попсуев имел представление о некоторых болезнях и методах их лечения, и этого ему хватало, чтобы не спешить по любому поводу к докторам. Еще он знал, что врач лечит больного препаратами или скальпелем. Здесь же получалось всё гораздо сложнее. За счет искусственных построений возводились сказочные дворцы, что невольно вызывало почтение – ведь мы если не презираем, то уважаем всё, в чем не разбираемся. Однако получалось, что эскулапы не верили в то, что каждый день делали – раз пришли сюда. И хотя вид у них был самый затрапезный, зачастую болезненный, глаза горели, как у сумасшедших. «Они сами хотят излечиться, – догадался Попсуев. – Ведь чтобы лечить, надо быть здоровым».
Рядом властвовал жилистый мужичок, которому, казалось, всё нипочем. Он сверкал глазами, упруго шагал по коридорчику, свысока поглядывая на всех, и смахивал на рехнувшегося Бонапартика, правда, российского разлива. Ему не хватало в руке лишь подзорной трубы, а на башке – треуголки.
– Каково?! – вскрикивал он, ни от кого не требуя ответа.
С синеватым отливом девица рассматривала фотографию лысого здоровяка на мягкой книжной обложке. Глаза ее то туманились, как у рыбы, то вспыхивали восторгом от одного заглавия: «Секреты здоровья и красоты. Книга Девятая».
Помимо лекарей, были и интеллигенты иных профессий. При этом всё напоминало зоопарк. Суетливый молодой человек похожий на вертишейку, – учитель или экскурсовод; солидные как гусыни дамы – домохозяйки или чиновницы; высокомерные, смахивающие на верблюдов личности – адвокаты или психотерапевты. Все ждали своей очереди. И, похоже, каждый не сомневался в успехе. Странно, что у этих по сути своей просителей было столько гонора. Многие из них, тем не менее, выходили из кабинета в явно расстроенных чувствах, но к ним деликатно не приставали. Везунчиков и так было видно, они были окутаны облаком тайны, из-за чего к ним тоже не хотелось бросаться с расспросами.
Бонапартик скрылся в кабинете и общее внимание привлек мужчина, дородный, в годах. Он вальяжно повествовал о последних течениях философской и религиозной мысли. Мэтр не бил на внешний эффект, каждое слово его и жест были выверены, продуманы, убедительны. Удивляло обилие имен, биографий, учений, которые, разумеется, отличались чем-то одно от другого, но в общей куче ничем. Почти обо всём этом Попсуев слышал впервые. Профессор повествовал в полной уверенности, что и прочие досконально знают предмет. Достав из портфеля альбомчик с фотографиями, он стал показывать свои фотки на фоне святынь и кипарисов. «А это Учитель. И это», – показывал он сначала на мужчину в белом, а потом на мужчину в желтом.
«Учителя же не фотографируются, – подумал Попсуев, – странно. Да и как может быть сразу несколько учителей? В любой начальной школе учитель один. И не переспросишь». Знаток сыпал без пауз. Но вот и его очередь. Задрав подбородок, зашел. Через десять минут вышел, презрительно поглядывая на пол и на двери.
– Мне тут делать нечего! – бросил он, проходя мимо Попсуева.
Неужели зарубили профессора, а может, ему и впрямь тут делать нечего?
Через десять минут дошла очередь и до Попсуева. С легким волнением зашел. Возле открытой форточки толстый лысый мужчина курил красный «Bond», держа сигаретку в щепотке, как чинарик. За столом сидел тоже лысый парень атлетического телосложения, похожий на амбала, которого повалил взглядом на сцене маг, он записывал результаты «кастинга» в общую тетрадь. Парень с видимым усилием водил невесомой ручкой, затерявшейся в его толстенных пальцах. Казалось, он впервые взял ее в руки.
Выпустив клубы дыма, и поплевав на сигарету, мужчина выкинул ее в форточку и представился. К своему разочарованию, Попсуев услышал, что самого мага нет, и прием ведет он, ассистент Баранова – доцент психиатрии Жучкин, кандидат медицинских наук, член академии с длиннющим, ничего не говорящим названием. Внешний вид ассистента, да и его манеры как-то не вязались с образом мага, но не все же красавцы, решил Попсуев. Хотя он почему-то был уверен, что люди, посвятившие себя магии, – необыкновенные люди. Не ангелы, конечно, но внутренне и внешне близко к ним. У ассистента были мятые брюки, несвежая рубашка, на шее не выбритый клок. Жучкин заметил взгляд Попсуева и пояснил:
– Ваш город не оригинален: нет горячей воды, – как будто он, словно студент, стирал свою единственную рубашку в раковине.
– Второй месяц, – подтвердил Попсуев, подумав о том, разве не оригиналы собрались сейчас в этом месте.
– Вот видите. У вас тут повышенная живучесть населения. Это хорошо. Более здоровый контингент получится. С правилами знакомы? Где-нибудь обучались? Заканчивали курсы?
– Нет, впервые.
– Медик?
– Нет.
– А, педагог.
– Нет, технарь. Работаю на заводе.
Ассистент не смог скрыть своего удивления. Он с любопытством пригляделся к Попсуеву, будто нашел в нем ответ на мучивший его вопрос.
– Что, и курсы не заканчивали? Школу нетрадиционного лечения?..
– Нет.
– Сами пробовали лечить? Колдуны, знахари в роду есть?
– Нет. Чистый лист. Tabula rasa25. – Попсуев понял, что зря пришел, но что-то удержало его от того, чтобы попрощаться. – Это препятствие?
– О, табула-вокабула. Нет-нет. Это не препятствие. Главное – интуиция, карма. Встаньте ко мне спиной, как на медосмотре, – сказал ассистент-доцент, жадно затянувшись новой сигаретой. – Глядите в угол, закройте глаза. Я сейчас буду показывать на пальцах цифру, до десяти, а вы должны угадать. Сосредоточьтесь… Сосредоточились? Вижу, что сосредоточились.
Попсуев напрягся. Попробовал «увидеть», ничего не виделось.
– Ноль, – сказал он.
Жучкин шумно задышал за спиной.
– Сейчас я нарисую на листке геометрическую фигуру. Не оборачивайтесь. Закройте глаза… – слышно было, как ассистент шуршал листком, провел, не отрываясь, линию. Снова затянулся сигаретой: – Ну?..
Попсуев попытался представить. Представилось что-то безразмерное. Серое, унылое. В принципе, всё безразмерно: линия, круг…
– Круг.
Жучкин крякнул.
– Так, последний тест. Попытайтесь воспроизвести то, о чем думаю.
Попсуев замер. Десять секунд, двадцать, ничего! У него зачесалась шея. Он терпел еще несколько мгновений и судорожно почесался.
– Молодец! – шумно выдохнул за спиной ассистент и кинулся к почти погасшей сигарете. – Все три теста на «отлично». Редкая удача. Один из ста. Даже среди продвинутых. Пока вас двое таких. Всё правильно, ноль, круг, почесали шею. Поздравляю! Запишемся.
– У меня рублей нет… – произнес Попсуев, и ассистент-доцент сник, как сдутый мяч. – Сто долларов устроит?
– Конечно же, устроит, голубчик! – вновь округлился Жучкин, делая пометку в тетради; попсуевская заначка исчезла в сейфе. – Первое занятие завтра с семи до десяти вечера.
Окрыленный, Попсуев вернулся домой. По дороге он ломал голову над тем, куда мог деться Бонапартик. «Из кабинета не выходил, как испарился. Прошел сквозь стены? А может, вообще?..»
Первый шаг на пути к могуществу
Лекции проходили в конференц-зале Института повышения квалификации Минздрава. Учащихся, не считая блатных, было две сотни, в основном врачи, а также продвинутые представители других профессий. В зал пропускал Жучкин, амбал сверял фамилии с записью в тетради, ставил крыжики.
У Попсуева остался осадок после вопроса Татьяны, во что обойдется семейному бюджету продвижение главы дома к тайному могуществу. Она впервые проявила интерес к тому, за что Сергей никогда перед ней и вообще ни перед кем не отчитывался. Он с досадой ответил, что обучение проводится бесплатно, и некий фонд оплатил курсы и аренду помещения. «Какой фонд?» – спросила Татьяна, а в глазах ее были искорки: «Врешь!»
Было пять минут восьмого, когда из-за кулис появился маг в строгом костюме с бабочкой. Он сдержанно поприветствовал слушателей, прошелся взглядом по рядам и довольно изрек:
– Одержимых нет.
А затем отчасти повторил свое выступление на представлении, только без фокусов и отгадывания имен. Амбалов не валял, но свечу в пяти метрах от себя зажег, задул, снова зажег и снова задул. В перерыве учащиеся, светло глядя друг на друга, чаще других произносили слово «продвижение», но, похоже, толком еще не вникли, куда предстоит двигаться.
Попсуев перестал чувствовать иронию к самому себе, но к окружающим она осталась. «Они привыкли двигаться в очередях и по службе, – думал Сергей, – и полагают, что и дальше будет то же. А путь будет другим, на него попадут только двое… Нехорошо противопоставлять себя, но так приятно!»
На заключительном часе Баранов показал первые упражнения, которые надо было разучивать дома, как гаммы. Усвоить их можно было только путем многократного повторения и необыкновенной концентрации воли, которой у большинства учеников нет априори. Тем не менее педагог заверил, что воля появится после многих месяцев (или даже лет) упорного труда по самосовершенствованию и продвижению.
Под занавес маг объявил свое сокровенное имя «Омма Нипад Мехум», тайну которого обещал открыть осенью на втором курсе обучения. «Оттуда и тот О-о-м-м, – подумал Попсуев. – Это ж мы к нему взывали, как к богу».
Домой Попсуев приехал около одиннадцати, так как после занятий Жучкин выдавал слушателям пропуска под роспись всё в той же общей тетради. Сергей ощущал избыточное возбуждение, как в дни ответственных соревнований. Татьяна смотрела телевизор. За чаем Сергей рассказал ей, стараясь не быть излишне эмоциональным, о первом занятии.
– Чему-нибудь конкретному обучал? – спросила Татьяна.
– Обучал. Завтра покажу.
Дождавшись, когда жена уснет, Попсуев вылез из-под одеяла, взял бумагу, клей, фломастеры и прошел на кухню, затворив за собой дверь. Нарисовав на листе два концентрических круга по блюдцу и пуговице, Сергей зачернил площадь между ними, приклеил «бублик» к картонке и повесил на стенку. Сел на табуретку и стал пристально до рези в глазах всматриваться в него. Минут через пять вокруг бублика появился слабый колеблющийся ореол, исчезавший при движении глазного яблока.
«Главное – концентрация внимания», – услышал Попсуев голос мага. Глаза резало, но Сергей собрал всю свою волю, пытаясь усилить яркость и площадь светлого пятна вокруг черного бублика. «А ведь это пятно можно фокусировать, – думал он, стараясь изгнать из себя и эту мысль, – перенести на любой предмет и поджечь, как свечу!» Корона исчезла. «Не надо отвлекаться на пустяки». Попсуев снова сосредоточился, но на этот раз бублик засветился только минут через десять. «На сегодня хватит». Взял конспект лекций: «Ежедневно упражняться по пять-семь часов».
Попсуев нарисовал еще один бублик и повесил его рядом с первым. Теперь можно усложнить задание. Скажем, правым глазом поджигать левый бублик, а левым правый, перемещать огни, совмещать их. «Лазер! Это же глазной лазер, – возбудился Сергей; оба бублика погасли одновременно. – Опять отвлекся!» – чертыхнулся Попсуев и включил чайник. Глаза слезились и чесались, и он сделал себе чайный компресс.
В пять утра Сергей лежал на кровати и думал о том, что теперь у него появился смысл жизни, и всё отошло на второй план. Попробовал уснуть, но от усталости и перевозбуждения не смог. Попсуев встал и до семи утра занимался упражнениями. Пора идти на работу. Проснулась Татьяна.
– Ты чего это такой?
– Какой?
– Взлохмаченный. Не спал?
– Плохо.
– А это что за кольца?
– Вечером покажу фокус, – пообещал Сергей.
Дальнейшие шаги. Тупик
Следующее упражнение по усилению магнетизма взора состояло в том, чтобы научиться видеть второй план предмета. За ним были и другие пласты, составлявшие в совокупности суть вещи. Чтобы постичь это, надо было снять слои один за другим, как слюду.
Первой раздвоилась труба на крыше дома. У нее появилась сероватая тень-призрак, которая исчезала, как только Попсуев переставал фокусировать на ней свой взгляд. Затем стал двоиться телеграфный столб, кошка на подоконнике. Сергей не мог избавиться от иронии: «Неужто и Россия раздвоится, если сфокусировать на ней взгляд?» С очередным упражнением Попсуеву пришлось попотеть. Он никак не мог поднять глазами в воздух клочок бумаги. Бился над этим Сергей больше недели. В конце концов, бумажка поднялась, и Сергей переместил ее взглядом на холодильник. Но стоило ему моргнуть, и листок тут же вернулся на стол.
Куда трудней было идти по улице с закрытыми глазами. На работу Попсуев шел тихой улочкой с перекрытым дорожным движением. Он намечал сто метров тротуара и старался пройти их, «разглядывая» путь внутренним взором. Поначалу спотыкался, даже растянулся на ровном месте, но потом стал угадывать дома, деревья, людей, может, потому, что уже хорошо изучил эту улицу.
Однажды Сергея окликнул женский голос, и он, еще не обернувшись, «увидел», как со двора вышла женщина в темно-зеленом костюме и коричневых туфлях с дочкой в желтом плащике и красных ботиночках. Именно в этих нарядах они и предстали перед ним! У Попсуева был такой шальной вид, что женщина невольно улыбнулась и переспросила: «Который час?» Весь день Сергей провел в эйфории. Всё ему нравилось, всё удавалось, всё получалось, и все были милые, даже Сидорчук, сжегший генератор.
Вечером Попсуев понял, что можно фокусировать не только взгляд, но и время. Рассуждал Сергей так: «Иногда перед глазами мелькнет картинка, а через минуту станет реальностью. Это происходит оттого, что время как конус света захватывает не только текущие мгновения, но и ушедшие и грядущие. Если не сосредотачиваться на настоящем, периферией зрения можно увидеть то, что произошло или произойдет с тобой. Для этого надо расфокусировать восприятие времени, размыть настоящее. Тогда вообще можно играть временем, сжимать, растягивать его, как гармошку».
После этого Сергея словно прорвало, он стал «видеть» дорогу на достаточно большом протяжении, проходил целый квартал уверенно, отмечая внутренним взором новые предметы. После каждого «видения» он открывал глаза и убеждался, что не ошибся и на этот раз.
На занятии маг дал задание: сосредоточиться и попытаться мысленно попасть туда, куда сильнее всего хочется в этот момент.
– Только не в буфет, – пошутил Баранов, – он уже закрыт.
Смешок помог снять лишнюю нервозность слушателей. Попсуев расслабился, почти задремав, представил, как он взлетает и… взлетел. Бесшумно скользнул под потолок, вылетел, пролетел над проспектом, над мостом, еще подумал: «Зачем над мостом? Напрямик быстрее», – свернул, скользнул над рекой, нашел сверху свой дом и непонятно как попал домой, почему-то на кухню. Никого не было, но слышался шумок. Промелькнув мимо зеркала, обратив внимание, что в зеркале он не отразился. Заглянул в спальню и отшатнулся. Ему показалось, что в спальне были двое, на кровати!
Попсуев пришел в себя. Увидел сидящих слушателей с закрытыми глазами. Маг сидел на стуле и скучающе глядел в зал. Сергей попытался сосредоточиться, но не смог. «Не может быть! – вертелось у него в голове. – Как не может, сам видел!» Он едва дождался конца занятия, ничего не воспринимая и даже не слыша. Выскочил, поймал такси и через четверть часа вбежал домой. Там никого не было.
Попсуев обследовал квартиру, но ничего в глаза не бросилось. На столе лежала записка: «Меня вызвали во вторую смену». Выпил рюмку водки, хотя это и не приветствовалось уставом школы магов, и от пережитого стресса тут же уснул. Проснулся ночью. Рядом спала Таня. В ее позе, в дыхании не было ничего нового, чужого. Дня два Сергей провел, как бы забыв о своем видении, потом оно вдруг вспыхнуло в нем, он пытался разумно объяснить его и не смог. Конечно, это могли быть всего лишь мысли, но смущало одно – видел.
С каждым днем Попсуевым овладевала всё большая потребность в уединении и тренировках. Даже на работе в оставшуюся после обеда четверть часа Сергей садился в кресло и, закрыв глаза, представлял, как он «летает» домой. Если он «видел» там Татьяну, вечером говорил ей, что знает, чем она занималась днем, и иногда угадывал.
Попсуев тренировался с упорством, с каким он когда-то вышагивал и выпрыгивал сотни километров с клинком в руке и рвал им несчетное число раз ватное чучело. Много сил Сергей отдал занятиям по угадыванию предметов рукой. Сначала брал два разнородных предмета (скажем, ластик и ключ или сливу и прищепку), и часами водил над ним рукой, пытаясь ощутить разницу между ними в цвете, плотности, размере, геометрии. Затем, завязав глаза, стал мучать себя с определением количества предметов, высыпая их из коробки на стол.
Три дня Сергей пытался взглядом вынуть из коробка спичку и поджечь ее, но та не вынималась. И вот вроде стало получаться. Чтобы не отвлекаться, он не вышел завтракать. Наконец, вытащил спичку и уже поднес ее к коробку, чтобы чиркнуть, как зашла Таня. Ее мало волновали успехи Сергея на поприще магии, но заводские проблемы интересовали.
– Брак снизил?
– Пока нет, – ответил Сергей.
– Что так? Много сил отдаешь магии?
– Да! – и в сердцах бросил: – А что ты понимаешь в магии!
Татьяне стало не по себе от горящих глаз мужа и его отрешенности от мира. Это состояние было хуже физического истощения, так как непонятно было, чем его поправить.
– Ты бы хоть рассказал, что делаешь, в каких видениях реешь, в каких краях обретаешь? – спросила она с невольной подковыркой. – Не забыл, вечером идем к бабушке?
– Не забыл! – отмахнулся Попсуев.
Татьяна пожала плечами и вышла. С некоторых пор Попсуева стали напрягать ее просьбы сходить в магазин или сделать что-нибудь по дому. Он, хоть и с досадой, но исполнял их, однако сегодняшнее напоминание о вечернем вояже к Анастасии Сергеевне вывело его из равновесия. «Опять поздравления, болтовня, жратва!» Сергей попытался повторить свой успех со спичкой, но тщетно. Весь день не проходил приступ раздражительности, и ничего не клеилось. «Еще один выходной коту под хвост!» Жена, правда, занималась по дому и просьбами ему не докучала.
В гостях Попсуев страдал от того, как бездарно пропадают драгоценные минуты и часы, которые он мог посвятить самосовершенствованию.
– Я не пью, – перевернул он рюмку. – Совсем.
Никто и не настаивал, отчего Сергей почувствовал еще большую досаду на всех. Он со злобной нетерпимостью реагировал на всё, о чем только не заходила речь. Анастасия Сергеевна с недоумением поглядывала на внучку, но та делала вид, что не замечает ее беспокойства. Попсуев видел всё это, отчего злился еще сильнее. Поняв, что идет в разнос, он извинился и ушел.
Жена пришла поздно, заплаканная, а Сергей, слегка удовлетворенный тем, что ему всё же удалось еще раз достать спичку, раскаивался, но не знал, как извиниться перед Таней за злобное состояние, которое непонятно откуда взялось в нем. И постель вновь помирила их.
В результате долгих утомительных упражнений Попсуев научился, хоть ненадолго, внушать себе добрые мысли, приводить себя в состояние ступора и расслабления, регулировать пульс и давление, очищать мысли и внутренние органы разноцветными потоками космической энергии. Всякий раз после удачно проведенного упражнения Сергей с чувством глубокого удовлетворения смотрел в зеркало и улыбался самому себе, правда, как чужому человеку.
В конце обучения Попсуев встретил на рынке Бонапартика и радостно воскликнул:
– Куда вы делись? Как сквозь пол провалились! Правда, что ль, сквозь стены ходите?
Бонапартик с двумя сумками овощей обалдело смотрел на Попсуева и не мог взять в толк, кто этот сумасшедший гражданин.
– Извините, обознался, – пробормотал Попсуев, видя, что бывший абитуриент магической школы не хочет признать в нем ученика чародея. «Жалкий завистник, добытчик, серость!»
Вычитав у Кастанеды, как его герой ползал по землянке в поиске места силы, Попсуев досконально изучил свою квартиру. Просканировал ее с помощью рамки и маятника – обручального кольца на нитке, а также своим внутренним видением. Последнее Попсуеву удалось, как ему показалось, лучше всего. Он четко установил энергетические прямоугольники, положительные и отрицательные полюса, и стал расставлять мебель и кровати так, чтобы воздействие на организм было самым благоприятным и оздоровительным.
Татьяне, в конце концов, это надоело. Ладно, подушка на восток, хотя ей больше нравилось на запад, ее достали не подушки, а муж. Когда Сергей занимался теоретическим совершенствованием, от него вреда было меньше, чем обычно, но когда он стал практически невменяемым, она взвилась:
– Ты тут разбирайся с чакрами, а я пока поживу у бабушки, – заявила она и ушла.
Зачет по курсу состоял в том, что ассистент-доцент спрашивал у слушателей, что такое «чакры», «Кундалини», как поэтапно перейти в состояние левитации. Попсуева Жучкин и вовсе не стал ни о чем спрашивать.
– А, это вы. Ну, и как вам наш курс? Вижу, всё прекрасно усвоили. Не буду ничего спрашивать. Зачет. Пособие приобрели? Прекрасно. Готовьтесь, осенью, думаю, сдадите экзамен на «отлично». Пригласите следующего.
Не открыв рта, Попсуев получил зачет. «Наверное, на экзамене будут гонять», – подумал он.
Лето прошло в неустанных тренировках. В трамвае и в метро Попсуев с любопытством, иным, чем полгода назад, изучал лица пассажиров. С удивлением, даже с удовлетворением он отмечал, что ни на одном из них нет не то что печати, а даже слабенького отпечатка интеллекта, как на картинах Босха или Любарова. Ни в одном лице не было тайны и того, что поэты называют «светом». На всех физиях, даже молодых и упругих, как пыль, лежала озабоченность и усталость.
Попсуев решил довести себя до идеального состояния. Что он будет делать в этом состоянии, Сергей не задумывался, но был уверен, что настанет его день. «К нему я должен подойти во всеоружии, – убеждал он самого себя. – Я должен стать незаменимым на своем месте, пусть это место и маленькое, но оно будет расти вместе со мной, и я понадоблюсь очень многим».
Однажды Попсуев увидел, как трое парней избивают щуплого сверстника. Сергей равнодушно прошел мимо, а потом задумался: почему остался безучастным? Ведь заметил, не испугался, не спешил куда-то. Когда Попсуев осознал, что его не трогает больше чужая боль, он решил, что с ним случилась беда. Незаметно его будто подменили. Всё то, что прежде волновало его, не находило отклик и стало настолько чужим, что даже усилием воли нельзя было заставить себя сделать то, что раньше он делал инстинктивно. «Аристократ – это аристократ по инстинкту, – подумал Сергей. – Насильно себя аристократом не сделаешь, как и рыцарем. Вот что имела в виду Несмеяна. Почему во мне не осталось ничего здорового, ведь я только на это и был заточен?»
