Виктория МаКо
Загон
– Ну, скорее всего, несчастный старик был каким-то образом знаком с учением вуду, и когда понял во что ввязался, пусть даже и не по собственной воле, то запаниковал и постарался избавиться от куклы как можно скорее, вот и сунул ее в качестве подарка вашему другу. Только руководил им при этом страх, ведь он украл куклу и понял, что его ожидает. Он был необразованным человеком, но очень любил своего сына. Не по своей воле он в это ввязался! Да, любое зло наказуемо… – философски заключил Мабобо, наверно в назидание самому себе.
А я сидел, склонив на плечо голову, смотрел на него и не мог поверить, что все только что рассказанное, имело отношение ко мне. Мне казалось, что стоит только встряхнуться и одурь исчезнет, а я проснусь, и буду рассказывать знакомым и близким нереально длинный и страшный сон.
Я и правда тряхнул головой, но ровным счетом никаких изменений не произошло, если не считать того, что Мобобо схватил широкой темной ладонью изящный серебряный колокольчик, пару раз качнул им в воздухе, раздался серебряный звон, и через секунду на пороге возникла Эстель.
Она поняла хозяина без слов, моментально убрала все со стола и удалилась. Мы с Мабобо молчали. Ровно через минуту Антуан поднялся и попросил меня пройти за ним, что я и сделал, не говоря ни слова.
Теперь мы переместились в каминный зал, где одну стену полностью занимала библиотека. Книги явно были предметом гордости этого человека. Бесчисленные корешки книг переливались золотом и серебром, и казалось мне, что вся человеческая мудрость сконцентрировалась здесь, на этих многоэтажных полках, которые охранял и заботливо обогревал высокий и широкий камин, обрамленный витыми колоннами и украшенный затейливой резьбой.
Не проронив ни слова, мы погрузились в глубокие кресла, обтянутые бархатом. Подразнивал аромат кофе, дымящегося на журнальном столике, и рука непроизвольно потянулась к хрупкой чашечке тончайшего английского фарфора.
– Антуан, кое-что для меня остается не совсем ясным, и я бы хотел задать вам несколько вопросов, – насладившись первыми глотками напитка, нарушил я библиотечную тишину.
– Извольте, я сегодня на редкость откровенен, – по-своему отшутился Мабобо.
– Вы упомянули отца нашего проводника Моиза, а он-то, каким боком фигурирует во всей этой истории, ведь, насколько я понял, он давно умер?
– Да, я стал приемником Хьюго Де Гари, вы же так назвали отца своего проводника? Я был молод, амбициозен, увлекался магией, и в то время смело ставил эксперименты вместе с Иваном, не гнушаясь ничем.
– А что касается смерти самого Ивана Андреевича? Почему вы с таким нескрываемым убеждением говорили, что я должен был понять, какую аналогию провести, с чем связать? Вы выдали мне такое количество информации, что, боюсь, мозг не выдержит и произойдет компьютерный сбой. Так не долго и тронуться умом.
– А неужели вы не увидели никакой параллели между тем, как вы уничтожили куклу и каким образом погиб Иван?
– Я уничтожил куклу? Уничтожил? – сердце мое бешено заколотилось, – а разве такое возможно?
– Да вы же просто выполнили пророчество, произнесенное Великим Бокором. А вот Иван, хоть и услышал, но понять его так и не смог. «И увидишь яркий свет, когда придет подобный тебе, без сладострастной жажды, и будет откровение о желаниях задуманных, о воплощении мыслей в реальность и отпущение души от тягости, возвратится все на круги своя, сам придешь подобием желанного и обретешь свободу через освобождение», – пропел Мабобо, словно мантру. – Яркий свет – это конец, смерть, которая постигла Ивана. Подобный тебе, но без жажды – это вы, добрый самаритянин, боящийся собственных мыслей. Откровения о желаниях задуманных – это как раз и есть то, что вы осознали. Нельзя бояться мыслей, ибо то, о чем вы думаете, имеет способность материализоваться. Нельзя программировать себя дурными, злыми или трусливыми мыслями. Иван обрел свободу через ту сущность, которой он хотел быть, злой куклой, которую вы уничтожили. Помните, вы сказали, что нанизалось тряпичное тельце на железное основание? Иван погиб именно так и, как я понимаю, в тот самый момент, когда вы уничтожили куклу.
Я сидел молча, с широко открытыми глазами, даже рот слегка приоткрылся от удивления. Пересохшие губы не пропускали слова, и Мабобо опередил меня:
– Хотите спросить, почему это смогли сделать именно вы? Все просто, вами двигали чистые помыслы, вы совершили погребение по-христиански, и одновременно, сами того не осознавая, провели обряд вуду. Вы освободили злые силы, заключенные в кукле. Наверное, вы знаете, как изготавливается непосредственно сама кукла?
– Да, всевозможных рецептов я начитался в интернете, – облизнув губы, выдавил из себя я несколько слов.
– В таком случае сии подробности мы упустим, одно скажу, дело это хлопотное, жутковатое и требует определенного умения. Иначе говоря, создание правильной куклы вуду требует определенных знаний, и не под силу простому человеку.
– Да, на протяжении всего этого ужасного пути я был единственным человеком, который осознанно хотел уничтожить эту тварь. И, сам того не ведая, все-таки сделал это. Вернусь домой, обязательно схожу в церковь и поблагодарю Господа, что уберег меня.
– Да, ангел хранитель у вас действительно есть.
Мы еще немного помолчали, погруженные в свои мысли, а потом Мабобо провел ладонью по лицу и произнес таким спокойным, отстраненным тоном, что мне на секунду показалось, будто все эти часы я разговаривал с другим человеком:
– Итак, вам нужна моя помощь с паспортом. Не беспокойтесь, я все устрою для вас в кротчайшие сроки. А сейчас уже поздно, мы оба устали, отправляйтесь в отель, как я понимаю, вы остановились снова в Мемлинге? Мой водитель отвезет вас. Отдыхайте, успокаивайте свои нервы. Завтра я свяжусь с вами. Спасибо за то, что выслушали меня, и извините за прошлое.
Мы попрощались достаточно официально, и через десять минут я был уже в номере.
Через три дня самолет, на борту которого я находился, совершал посадку на залитую дождем полосу международного аэропорта Шереметьево-2. Мои приключения закончились. Я возвращался домой.
Мабобо не обманул. На следующий же день после его долгой исповеди, он раздобыл для меня все необходимые справки, сопроводил меня и в полицию, и в консульство, хлопотал и помогал, чем только мог. Он лично проводил меня в аэропорт, и прощаясь, крепко пожал руку и сказал:
– Несмотря на все обстоятельства, было приятно познакомиться. Однако, надеюсь, больше мы с вами никогда не встретимся. Желаю вам счастья, СтанИслав, вы заслужили его. Вы избранный, помните это. И хотя у вас хороший ангел-хранитель, не растрачивайте свою жизнь понапрасну, она ведь у нас одна. Старайтесь не совершать ошибок, о которых могли бы потом сожалеть…
Я спешил покинуть Конго. Язык не поворачивается сказать, что без сожаления, ибо в той земле покоился человек, бывший моим самым близким другом, но, тем не менее, я поспешил убраться из этой страны. Перед отъездом я все же нашел время и заглянул к моей спасительнице Аджали. Я хотел дать ей денег, но, как это ни странно, она их не взяла. И как я ни настаивал, все было напрасным. Других обязательств в Конго у меня не было. И когда после долгих часов полета, томительной пересадки, ожидания, самолет наконец-то начал снижение и погрузился в густые, серые, дождливые тучи московской осени, я осознал, что вернулся домой. После бесконечной конголезской жары и палящего солнца мне было так радостно оказаться здесь, под дождем, под резкими порывами северного ветра, что, честное слово, хотелось упасть на мокрый асфальт и целовать его. В легкой ветровочке я не чувствовал холода, думаю даже, мне никогда не было так хорошо.
Я некоторое время проторчал в зоне паспортного контроля, пока дотошные таможенники вертели свидетельство на въезд в родные пенаты, выданное мне российским консульством в Киншасе взамен утраченного паспорта. Багажа у меня не было, остатки вещей уместились в ручной клади. И как только закончились все формальности и доблестные таможенники сочли меня вправе «переступить черту», я пересек зону таможенного досмотра, и медленно двинулся к выходу. Уже подходя к застекленной стене, отделявшей прибывающих от встречающих, я вдруг почувствовал волнительный трепет в груди. Кто меня встретит? Я общался только с Виктором, его держал в курсе всей бумажной катавасии, ему сказал каким рейсом и когда прилетаю. Я искал его глазами в толпе встречающих, но в глубине души надеялся увидеть совсем другие лица. И мои надежды оправдались. Через несколько секунд я наконец-то услышал родной голос.
– Папа! – с этим громким криком дочь бросилась ко мне в объятия, и, наскочив на меня, подобно урагану, обвив ручонками мою шею и целуя небритое, опаленное африканским солнцем лицо, крепко прижалась ко мне.
Я бросил свои вещи, подхватив Катерину на руки и крепко сжал ее в своих объятиях. .
Вероятно, мы загораживали проход, поскольку нас пихали, толкали, недовольно бубнили что-то типа «нашли место» и «можно подумать, они тут одни такие». Но я не обращал на все это никакого внимания. Для меня время словно остановилось. А потом я увидел Татьяну. Она шла ко мне, улыбаясь, рядом вышагивал Виктор, размахивая руками и что-то выкрикивая. Но я ничего не слышал, я глупо улыбался во весь рот и ощущал только огромное, бесконечное, ни с чем несравнимое счастье. Татьяна оказалась совсем рядом, Катюшка отлепилась от меня и сползла с рук, крепко прижимаясь к моему боку. Одной рукой я обнимал дочь, а второй неожиданно для себя самого, притянул Татьяну к себе и с нежностью прильнул к ее знакомым, теплым губам. Поцелуй получился короткий, робкий, но чувственный.
– Я рада тебя видеть! – выдохнула Татьяна.
– Я тоже, – шепнул я и переключился на приветствие Виктора.
Мы не стали и далее раздражать прибывающих своей теплой встречей, а двинулись к машине. На лице моем светилась улыбка, которая не покидала меня всю дорогу до самого дома. Мы ехали в машине Виктора, я сидел сзади, окруженный с двух сторон своими любимыми женщинами. Они что-то спрашивали, я что-то отвечал. Помню только, что на протяжении всего пути, я повторил не менее сотни раз слова «какое счастье» и «как же я вас люблю».
– Стас! – не вытерпел в конце концов Виктор, – да перестань ты повторять, как Попка-Дурак одно и тоже! Ты расскажи лучше, что случилось-то? Тебя вообще с трудом можно узнать, осунулся, патлы торчат в разные стороны, щетина, словно в остроге побывал. И чего тебя понесло в эту Африку? Что ты там потерял?
– Ох, Витек! – не переставая улыбаться, произнес я, – Давай потом, а? Я так счастлив, что вернулся домой, что жизнь такая прекрасная и удивительная! Давай отложим все на потом. Я обязательно все расскажу, только не сейчас, ладно?
И мой понятливый приятель не стал более настаивать.
– Старик, мы тут всякой еды купили, у тебя ж в холодильнике, скорее всего, «мышь повесилась»? – Витька подмигнул мне в зеркало заднего вида.
– Это уж точно! – согласился я.
– Ну, мы с Татьяной обо всем позаботились, тебе с дороги отдохнуть надо, в себя прийти.
Катька всю дорогу ехала, вцепившись в меня, будто боялась поверить, что я и в самом деле вернулся. Татьяна была более сдержанной, видимо не зная, как себя вести, учитывая обстоятельства, предшествовавшие моему отъезду. В какой-то момент, поймав на себе ее нерешительный взгляд, я взял ее ладонь и больше не выпускал до самого дома. Она счастливо улыбнулась, положила голову мне на плечо и так и ехала, прижавшись ко мне.
У подъезда мы распрощались с Виктором, он не поддался на уговоры подняться и, чтобы не мешать полному воссоединению семьи, моментально ретировался восвояси.
Поднимаясь в лифте, мы молчали. Лишь перед остановкой на этаже Катюшка попросила дать ей ключи, и как только двери лифта открылись, выскочила на лестничную клетку. Мы с Таней чуть замешкались при выходе, а она открыла дверь, пропуская нас вперед, и я галантно уступил дорогу Татьяне. Катька схватила меня за куртку, подтянулась на цыпочках и шепотом спросила: – Теперь мы снова будем все вместе? Как раньше? Ведь, правда?
– Правда, вместе и всегда, – шепнул я ей и поцеловал в макушку.
Остаток дня я провел, купаясь в тепле и ласке семейного очага. Мы поужинали наскоро приготовленной, но такой знакомой, привычной и вкусной едой. Девчонки мои щебетали вокруг, пытаясь мне угодить, так что под конец я чувствовал себя чуть ли не падишахом. Но и сам я не скрывал своих чувств, постоянно заявляя, что очень счастлив и всем доволен. Вечер пролетел быстро и незаметно. Катюшка, распираемая счастьем, наконец, утомилась, и мы вдвоем уложили спать нашу милую принцессу.
На кухне, Татьяна подошла к окну и, глядя в надвигающуюся ночь, проговорила: – Какое счастье, что ты вернулся, мы места себе не находили, я боялась, что никогда больше не увижу тебя.
Я подошел к своей бывшей жене, обнял ее, осторожно развернул к себе и поцеловал.
– Давай поженимся! – прошептал я. – Прости за то, что мучил тебя столько лет, я очень люблю и тебя и Катю.
Таня уткнулась мне в плечо, я почувствовал, как рубашка промокает от слез, и услышал столь долгожданное: – Я тоже этого хочу, я тоже тебя люблю.
Время остановилось для нас, вернув давно забытые, но столь дорогие сердцу эмоции и чувства. Я страстно целовал свою жену, пытаясь насладиться упоительным чувством нежности к ней, и с каждой минутой все дальше и дальше удалялся в небытие весь пережитый мною кошмар. Мы как-то естественно переместились в спальню, и отдались нашей любви всецело, без сдержанности и стеснения. Мы утонули друг в друге, трепетно и вожделенно, словно заново открывая себя нашим чувствам, нашей страсти.
Счастливые и уставшие, лежали мы, тесно прижавшись друг к другу, и Таня, нащупав чудовищный рубец на моем боку, включила ночник и так и осталась сидеть молча, утратив дар речи.
– Тань, – нарушил я молчание, – пойдем на кухню, и я тебе все расскажу.
Мы перебрались туда, и там мне предстояло вновь и, надеюсь, в последний раз, вернуться в недавнее прошлое.
– Тань, мне очень жаль, но Жан погиб… я похоронил его в африканских джунглях…
Глаза моей жены округлились и наполнились влажным, мутным недоверием.
– То есть, как это – погиб? – пролепетала она.
И я рассказал ей всё от начала и до конца, с того момента, как зловещая кукла попала в наш дом, и заканчивая исповедью Мабобо. Не стал упускать никаких жутких, разрывающих душу подробностей, поскольку понял, что мне нужно все это высказать в последний раз, чтобы уже навсегда загнать этот кошмар в самый дальний уголок своей памяти, и более к этому не возвращаться. Татьяна не проронила ни слова, лишь изредка стискивала мою ладонь в своей и тяжело вздыхала.
По окончании истории я признался ей: – Милая ты моя, я очень много пережил за это время, и очень многое понял, и если ты сможешь, то прости меня и прими.
– Я тебя уже давно простила, собственно, никогда зла на тебя и не держала. Мне жаль Жана, он был прекрасным человеком и заслуживал долгой счастливой жизни, со всеми ее прелестями, любовью, ссорами, радостью рождения детей и, естественно приключениями. Жаль, что господь уготовил ему другую участь.
Она встала, подошла ко мне, прижала к груди мою голову, и перебирая тонкими пальцами мою нестриженую шевелюру, прошептала: – Стас, ты и вправду пережил за это время столько, что хватило бы на десятерых. Ты боялся за нас… Но теперь все в прошлом. Отныне мы вместе, и у нас все будет хорошо. – А потом подумала и добавила: – Ведь добро всегда побеждает зло!
Утро выдалось удивительно теплым и солнечным. От вчерашнего дождя и непогоды не осталось и следа. Мы завтракали оладьями с вишневым джемом, запивая всю эту вкуснятину ароматным кофе, и болтали без удержу. Катька строила планы на будущее, как и куда мы поедем отдыхать, а мы улыбались и вторили ей.
Я решил провести день с семьей дома и никуда не ходить. Телефон разрывался, но я попросил Виктора сдерживать натиск любопытных, сказав, что обязательно расскажу о том, что со мной произошло, только всему свое время. День мы провели фантастически, единственным огорчившим моментом стало то, что мы не смогли найти ромашкового поля, на дворе желтела осень, а мы ведь решили возобновить нашу традицию фотографирования Катюшки среди буйства ромашек.
Татьяна поведала о том, как они жили в мое отсутствие, рассказала, что Дина поправилась, отношения с мужем у них наладились и сейчас они в круизе, укрепляющем здоровье и чувства. Как ни странно, но разговор о Дине не вызвал в моей душе никаких эмоций. А вот слова моей дочери, влетевшей в комнату с демантоидом в руках, меня снова забросили в прошлое.
– Пап! Где ты взял этот камешек? В Африке? Какой красивый! Слушай, я сейчас как раз заинтересовалась магией камней! Даже начала коллекцию собирать. У нас в киосках сейчас продаются минералы. Так вот, пап, это так увлекательно. Камни могут влиять на судьбы людей! Каждый имеет свою природную силу и…
Со всей этой кутерьмой я совершенно забыл про драгоценный камень, который так и пролежал в кармане моих брюк до самого возвращения. Странно, что я беспрепятственно прошел с ним все таможенные кордоны. Чудеса, да и только. Должно быть вчера он выпал, когда мы с Таней безудержно сбрасывали с себя одежду, и моя дочь нашла его. Я более не слышал щебетания Катюши, в ушах звенели лишь несколько впечатавшихся в сознание слова: магия камней, влиять на судьбы, природная сила…
– К черту, никакой магии, хватит, я строю свою жизнь сам! – завопило внутри мое сознание так, что запульсировало в висках, но я сдержал эмоции, посадил Катюшку на колени и шепнул ей на ушко: – Этот камень принесет нам счастье…
– Этот камень, – немой свидетель моего недавнего пребывания в Африке. О котором хорошо бы забыть навсегда и как можно быстрее. Я не хочу, и не буду держать этот камень дома, во-первых, это огромная ценность, а во-вторых, это вечное напоминание о том, что следует вытравить напрочь из памяти. Значит, мы обратим его в деньги, и на волшебном корабле поплывем в завтрашний день счастья. Разве мы этого не заслужили?
А на следующий день жизнь начала входить в привычную колею. Я поехал в офис. Встреча с сотрудниками была трогательной, кажется, все искренне радовались моему возвращению, обнимали и тормошили меня, требуя рассказов об Африке. Я рассказал о своих приключениях лишь то, что следовало знать умным программистам. Я не стал пугать их магией и рассказами о зомби, а лишь поведал то, что, будучи нерадивым туристом, получил по неосторожности травму и потерял свой паспорт в далекой чужой стране. Рассказал, как выхаживали меня местные аборигены, и как мой верный друг Виктор помог восстановить документы. Все остались довольны, так как страждущие получить информацию о приключениях, получили ее, а я смог удовлетворить их любопытство.
На работе я провел большую часть дня, надо было разобраться с делами и вникнуть в бухгалтерские расчеты, ведь меня не было долгое время, а работа продолжалась. Результатами я остался крайне доволен, нарисовалась парочка перспективных контрактов, запуск которых словно ожидал моего возвращения, да и кубинцы хотели возобновить с нами общение. Сквозь окна в помещение заглядывал густой вечер, я взял документы с собой для более детального изучения, мы заперли офис и распрощавшись с Виктором, разошлись восвояси.
Я ехал домой, к семье.
Темно и практически тихо … только шуршание шин, скорость потока автомобилей можно отследить лишь по мельканию света … впереди красные огни, навстречу белые, желтые, голубые … Жизнь движется в своем ритме. Голова полнится какими-то расплывчатыми мыслями. Обо всем и ни о чем. Еду и думаю, думаю и еду. Одно я знаю наверняка, едет очень счастливый человек.
Вдруг что-то промелькнуло, нечто белое, полупрозрачное. Крыло ангела – вдруг подумалось мне. Крыло Ангела – Ангела-Хранителя, который всегда со мной ….
*Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора