Виктория МаКо
Загон
В моей голове пронеслась мысль о том, как паршиво лежать на грязном, вонючем асфальте в безлюдном переулке нищей африканской страны с дырявым животом в луже собственной густеющей крови. Дальше понеслись не менее мрачные мысли, и возможно я бы потерял сознание от всего этого вертящегося потока, но Жан, сильно схватив меня за локоть, тихо произнес: – Стас, не нервничай, достань деньги и отдай им.
Меня словно окунули в холодную прорубь.
– О, вот и хваленое конголезское гостеприимство! Ну, что ж, у меня осталось около десяти тысяч конголезских франков после нашего обеда и не размененная двадцатка долларов. Их что, устроит эта сумма?
– Стас, давай все что есть, эти парни явно не шутят, – прошелестел француз, а в сторону парней произнес спокойно и громко: – Хорошо, хорошо, сейчас мы отдадим вам все деньги, которые у нас есть.
Я достал из карманов сложенные купюры и протянул конголезцам.
Третий парень, низкорослый и отчаянно худой, в сетчатой майке, стоявший немного поодаль и нервно переминавшийся, подскочил в два прыжка ко мне, выхватил деньги, пересчитал и крикнул первому, явно старшему в их шайке: – здесь слишком мало!
Первый, усмехнулся: – Какие жадные, Мунделли! Обыщи их.
Тот подскочил ко мне, пошарил по карманам и, вытащив мобильный телефон, засунул к себе в карман.
Первый кинул ему: – Часы, цепочки, кольца. Бери все.
Сетчато-дистрофичный захихикал, схватил меня за левое запястье и стал расстегивать мои Longines, я выдернул руку, тот огрызнулся и крикнул: – Квикли!
Я расстегнул ремешок, медленно снял часы и вложил в нервно трясущуюся черную руку. Жан проделывал тоже действие со своими часами.
– Все, больше у нас ничего нет. – сказал француз. – Мы можем идти?
Первый парень посмотрел на часы и произнес:
– Хорошие часы, но странно, что такие богатые с виду Мунделли оказались такими бедными. Слишком мало денег, слишком мало!
– Вам достались дорогие часы, за них вы можете выручить отличные деньги. – Ответил Жан.
– Лузоло, посмотри что у него на шее! – приказным тоном обратился главарь к сетчатому.
Тот дико скалясь, подскочил к Жану и рванул воротник поло. На шее моего друга красовался мешочек гри-гри, наш оберег от темных сил, сотворенный профессором Столповым.
– Кисимба, это похоже на амулет, – ответил сетчатый доходяга своему главарю. Конголезцы явно почувствовали, что мы исключительно в их власти и даже не стеснялись называть друг друга по имени.
– Забери его, пусть его амулет теперь охраняет нас, и посмотри, что есть у второго.
Дистофичный Лузоло сорвал с Жана гри-гри и моментально оказался около меня.
В предвкушении того, что его грязные пальцы прикоснутся к моей шее, я сам снял оберег и отдал его сетчатому.
– На, подавись! – буркнул я ему, жаль только конголезец не понимал ни слова на русском.
– И цепочку снимай. – Узрев блеснувшее золото на моей шее, проскрипел Лузоло.
– Вот зараза! – Вслух произнес я. Цепочка была с крестиком, и мне совсем не хотелось с ней расставаться. Я снял цепочку, зажал ее в ладони, так чтобы конец с замком свисал, мизинцем придержал крестик и протянул руку грабителю.
Тот, ухмыляясь, вытянул цепочку, а крестик остался у меня. Конголезец изобразил притворное сострадание, лишая меня моего ценного имущества.
– Убирайтесь скорее, Мзунгу, – донеслось из кустов, – и помните, что вам повезло, и вы сохранили свои жалкие жизни.
Трое грабители растворились так же быстро, как появились.
– Жан, что это было? – спросил я, оглядываясь по сторонам.
– Стас, если ты не понял, то нас ограбили. Пойдем поскорее, хватит на сегодня приключений, на этой чертовой улице совсем темно.
– Великолепно! Такое впечатление, что я виноват в том, что нас ограбили. Между прочим, я спрашивал тебя, какого рожна мы идем по безлюдным улицам. Заметь, здесь кроме этих трех уродов не появилось ни души!
– Не будь занудой, Стас. Мы еще легко отделались, пойдем скорее.
И Жан быстро зашагал вперед. То ли от осознания того, что мы чудом остались в живых, то ли от всплеска адреналина в крови, но я почувствовал необычайный прилив сил, усталости как ни бывало. Меньше чем через десять минут мы уже входили в отель.
Портье встретил нас с улыбкой и поинтересовался, как прошла наша прогулка. Ничего не ответив, мы поднялись в номер и сразу же налили по стакану коньяка. Сидя в креслах, мы стали оценивать ущерб, и надо сказать, грабители изрядно поживились за наш счет. Мало того, что мы лишились средства связи, номер которого был дан нами Мабобо, нам пришлось распрощаться с дорогостоящими часами, а я без них чувствовал себя немного голым. Денег, конечно, они получили немного, всего порядка тридцати баксов, но какой моральный удар получили мы! Да еще и лишились наших оберегов, черт побери!
Хорошо, что документы их не заинтересовали, а московские телефоны мы оставили в сейфе. Осознание того, что гражданство моей страны подтверждено документально, моментально успокоило меня, да и крестик, хитростью утаенный, лежал в кармане джинсов. Действие коньяка умерило нервную возбужденность, я махнул на все рукой и постарался хотя бы на вечер позабыть о неприятном приключении.
А Жан все время моих рассуждений молчаливо и сосредоточенно о чем-то думал. Третье наше конголезское утро сулило стать весьма хлопотным. В состоянии душевного раздрая мы и заснули.
Начало поисков
Проснувшись на следующий день, мы сразу спустились позавтракать в кафе.
Еще накануне вечером мы решили отправиться на то место, где был сбит несчастный старикан, всучивший Жану куклу. Поэтому, уже допивая кофе, я спросил, куда же именно мы направляемся.
– Я так понимаю, что все это случилось у какого-то отеля. Ты говорил, что уже собирался ехать в аэропорт и ждал такси?
– Да, я направлялся в аэропорт, но не из отеля. – Жан замолчал, и мне показалось, что он чего-то недоговаривает.
– То есть как, не из отеля? А откуда же еще?
– Видишь ли… – последовала непонятная пауза.
– Слушай, Жан, не тяни. Если есть, что сказать, говори прямо. Сейчас не время разгадывать ребусы. Ты что-то скрываешь?
Он тяжело вздохнул и признался:
– Понимаешь ли, я тут в прошлый свой приезд одно дельце обстряпывал…
– Даже и не сомневаюсь! Ты никуда просто так не летаешь, а уж тем более в такую дыру, как Конго. Ну, и что же привело тебя в эти края в тот раз?
– Стас, это богатейшая страна! И мне до сих пор не понятно, почему она такая бедная! Здесь столько самоцветов, что при определенной оборотистости и небольшом везении можно стать очень богатым человеком!
– Так, так, так! Уже интересно! И что же?
– Я приехал сюда с тобой не только для того, чтобы помочь тебе разобраться с чертовой куклой. Ну, и для этого, конечно, тоже, но у меня здесь осталось одно недоделанное дело…
– Жан, не тяни! Выкладывай! Какое?
– Помнишь, когда-то я рассказывал тебе, что мы с Петром Коломейцевым побывали в самых недрах Конго, у пигмейских племен?
– Что-то такое припоминаю… Смутно, если честно. Ну и…?
– Так вот, это было примерно с год тому назад. Он был помешан на своей науке, что-то там вызнавал, общался с этими пигмеями, болтал с ними на их наречии, и мне в какой-то момент стало до жути скучно, пока однажды, на каком-то там празднике, во время одного ритуала я не увидел этот камень…
Жан замолчал и мечтательно уставился куда-то вдаль. Я не торопил его, и через некоторое время он продолжил: – Как я узнал несколько позже, это был демантоид, редкая разновидность граната, только зеленоватых оттенков. Его еще называют зеленым алмазом. Камень чрезвычайно редкий и поэтому весьма дорогой. Он во все времена считался сильнейшим талисманом-оберегом, а в этом племени пигмеев был почти священным. Когда я его увидел, а был он размером с приличную фасолину, то совершенно потерял и голову и покой. Я подумал, ну зачем этим дикарям такая красотища? Они же могут найти себе еще. На следующий день я потихоньку начал расспрашивать об этом Коломейцева, он-то мне все и рассказал про этот минерал. И я понял, что этот камень должен стать моим. Но при Коломейцеве я ничего не мог предпринять, и тогда я решил вернуться на это место потом, уже без профессора, и, либо выторговать у этих наивных людишек это сокровище, либо даже украсть его.
– Ну, ты даешь! – только и мог сказать я.
– Я вернулся в Конго спустя три месяца, в моем чемодане лежала практически точная копия пигмейского самоцвета. У меня с собой была еще масса всякой ерунды, которой я надеялся задобрить этих дикарей или отвлечь их внимание. Я втерся в их доверие, прожил с ними в лесу почти полтора месяца, и понял, что с камнем они не расстанутся никогда. И тогда я украл его. Заменил на подделку. И дал деру. Нет, я, конечно, распростился с ними, сказал, что и так чрезмерно «загостился», и, пока они не обнаружили подмену, был таков. Но они скорее всего обнаружили… Стас, я спрятал это сокровище в надежном месте и оставил его там до поры. Думаю, что эта пора настала.
– Так… – озадачился я. – Скажем, с камнем все ясно, но как вся эта история связана с куклой? Здесь ты тоже чего-то недосказал?
– Нет, с куклой все так, как я и говорил. Чистая случайность.
– Ну и где это было?
– Недалеко от аэропорта. В районе Кингасани. Там есть огромный рынок, место вообще со страшным прошлым. В 1996 году на этот рынок упал самолет Ан-26 местных авиалиний, человек 300 угробил.
– Да, что-то припоминаю… где-то натыкался на подобную информацию.
– В общем, я там окопался, в ожидании вылета. Оттуда и выдвинулся в аэропорт. И тут, на тебе, этот старикан.
– Так, может, мы и двинем в ту сторону?
– Да, пожалуй…
Ничего не оставалось делать, кроме как положиться на Жана, в глазах которого уже горел огонек авантюризма. Может быть, ему стало проще, облегчив душу и рассказав мне истинную причину своего пребывания здесь, а может, он предвкушал скорую встречу со своей мечтой, – демантоидом. Но одно я знал точно, что теперь Жан доведет дело до конца, и свое личное и наше общее. Я давно простил своего французского друга за все неприятности, которые породил он своей беспечностью, и сейчас был искренне рад приливу его сил. Меня охватило неслыханное спокойствие и ощущение, что вот-вот, еще совсем чуть-чуть, и вся эта драматическая история закончится. Хорошо было и то, что я практически отвлекся от оставшихся дома проблем и полностью погрузился в вязкий пульсирующий ритм Конго. Здесь время текло как-то необычно, хоть разница во временных поясах и была незначительной, всего каких-то два часа. Я легко поднимался утром, даже несмотря на бессонные ночи, и день проводил в достаточно бодром состоянии, я не чувствовал времени, не глянув на часы, не мог определить который сейчас час. В какой-то момент я ощутил себя чуть ли не медведем-шатуном, время потеряло для меня какое-либо пространственное значение, о том, который час я узнавал лишь благодаря приборам, его измеряющим.
– Жан…и, если не секрет… а где камень-то? – я выжидающе смотрел на своего друга.
– День езды отсюда… Недалеко. Близ одной церкви. У меня отмечено где. Нам ведь все равно придется углубляться в страну… Вот я и подумал… Уж заодно…
– Н- да. – я усмехнулся, – ты все же настоящий Остап Бендер.
– Бендер? Кто это? Не слышал о таком. Артист?
– Да, в своем роде артист, – я покачал головой. – Ладно, Жан, пора ехать, мы и так уже засиделись.
Мы рассчитались по счету в кафе «Мангостан», расположенного в отеле, и отправились в путь.
Район Кингасани после центра Киншасы показался мне настоящим гадючником. Убогого вида одноэтажные строения, страшно обшарпанные и грязные, горы мусора повсюду, несравненная, даже по конголезским меркам, вонь. И громадный рынок. Толпы людей, снующих, орущих, черных, как один. Кажется, единственными белыми были здесь мы, и, естественно, наши особы опять стали мишенью для приставания. Кто только к нам не обращался! Иные вежливо, со словами «Мунделли», другие дергали за брюки и футболки, более наглые хватали за руки. Наученные горьким опытом накануне, я спрятал все деньги в «напузник», как называла его моя дочь, который пристегнул себе на пояс и прикрыл сверху футболкой. Полагаю, что и Жан разместил свои сбережения и документы в не менее надежном месте. И все же мы были начеку, зорко посматривали во все стороны, обходили самых подозрительных типов, а, к сожалению, таковых в толпе было большинство. В нас беспрестанно тыкали пальцами, нам свистели вслед, кидались всякой дрянью, если мы не обращали на них внимания, одним словом, это был пестрый ад, в котором меж тем, Жан искал «свое место», то есть то самое место, где старик вручил ему куклу. Сделать это было не просто, ибо дома все были похожи один на другой, а рынок представлял собой централизованную помойку. Наконец, после того, как мы несколько раз обошли всю торговую площадь вокруг, вымотались несказанно и уже готовы были бросить эту затею, Жан остановился.
– Кажется, это здесь!
Место, прямо скажем, было гиблым. Вообще, мне показалось, что в таких местах даже и убийство должно было быть делом обыденным, и как мы в этой толчее до сих пор еще оставались живыми, было большой загадкой. Мы постояли, оглядываясь вокруг. С одной стороны тут располагались рыночные прилавки, заваленные бататом, травами фуфу, понду, ориоко и прочей местной культурой, в глаза бросалось невиданное изобилие фруктов, – манго, ананасы, бананы, папайя. На другой стороне дороги стояли одноэтажные ветхие хибары, а недалеко от нас нечто вроде уличного кафе, где посетители сидели на скособоченных ящиках за неким подобием столов, и расторопный негр ловко орудовал над жаровней, продавая жареные тушки непонятно чего.
– Агути, – пояснил мне Жан, и на мой вопросительный взгляд, добавил, – разновидность местных крыс, сородичи тех, которых ты вчера видел в городе.
Я присмотрелся повнимательнее, и в самом деле снова это жуткое зрелище. При виде того, как небольшая группа едоков жадно поглощала эти яства, и по их подбородкам обильно стекал жир, к моему горлу подкатил тугой комок, и даже закружилась голова. Я отвернулся и, как оказалось совершенно напрасно. Рядом, за ближайшим «прилавком», голый по пояс африканец в огромных чанах жарил всевозможных насекомых: гусениц, сверчков, каких-то личинок и термитов. Ему помогала худенькая негритянка, то ли его супруга, то ли еще кто. Амбре от всей этой «кулинарии» стояло нестерпимое, чудовищное, и я нетерпеливо потянул Жана подальше от столь экзотического места, но тот уходить как-то не спешил.
– Погоди, – сказал он, вырывая свою руку, – куда ты? Нам именно сюда. Здесь в прошлый раз все и случилось. Я помню этих торговцев. Ну, то есть, может и не конкретно этих, но то, что здесь жарили крыс, – так это уж точно!
– Ладно, – я попытался взять себя в руки. – Пусть это случилось здесь, но теперь-то что будем делать?
– Думаю, нам нужно задобрить торгашей, что-нибудь заказать и попытаться их разговорить.
При мысли о том, что мне придется есть крыс или вот этих насекомых мне стало совсем худо, и я почувствовал, как покрываюсь холодным, липким потом, а в животе тревожно заурчало.
– Жан, – взмолился я, – я не смогу здесь съесть ни-че-го! Это я точно знаю, в ином случае меня стошнит прямо здесь, и это, как ты сам понимаешь, не прибавит нам нужной популярности.
– Значит, есть буду я, – решительно заявил Жан и направился прямиком к жаровне с крысами. Я, внутренне содрогаясь, побрел за ним.
– Бонжур! – обратился Жан к торговцу.
Тот оживился и широко улыбнувшись, спросил: – Проголодались? Две порции или больше?
– Одну, пожалуйста, мой друг на строгой диете.
В мгновение ока аппетитно поджаренная тушка оказалась на пальмовом листе. Затем, услужливый продавец, протянул Жану куриное яйцо.
– Нет, – покачал головой мой друг, – спасибо, не нужно. У меня есть. – И с этими словами он вытянул из своего рюкзака бутылку воды.
Продавец что-то затараторил на французском, Жан что-то ему отвечал, и мне даже показалось, что у них наладился контакт, но как выяснилось, тот просто-напросто хотел-таки всучить Жану это яйцо. Через некоторое время Жан все же согласился и взял чертово яйцо, иначе, как мне показалось, продавец шуганул бы нас отсюда обоих. Мы присели на ломаные ящики близ прилавка и Жан, что-то прошептав, должно быть краткую молитву, впился зубами в вонючую, скользкую тушку. Торговец внимательно следил за ним, в силу чего Жан жевал и улыбался, всеми силами демонстрирую негру насколько вкусно приготовленное им блюдо.
– Ну, и как? – поинтересовался я, – вкусно?
– А ты попробуй, – далеко не столь благожелательно, как продавцу, буркнул Жан, не переставая жевать. Мы на некоторое время замолчали, и Гебауэр первым прервал затянувшуюся паузу:
– Будто подметку жую… о-о, черт! – он выплюнул на руку не прожеванный кусок, вгляделся в него и сказал: – Я так и знал! У вас, в вашей великой России совершенно не умеют пломбировать зубы! А я-то считал Татьяну хорошим врачом! – В прожаренном черном кусочке агути красовалась вывалившаяся пломба. – Ладно, – сплюнул Жан, – пожалуй, нам хватит Игр Доброй Воли, пора переходить к делу.
Он снова заговорил с торговцем, благо заняться тому было нечем, народ не давился у его прилавка. Пока они болтали, я заметил, что рядом стоящий продавец жареных насекомых с интересом прислушивается к разговору. Через некоторое время торговец крысами обратился к нему, и тот отрицательно закачал головой.
– Плохо дело, – наконец сказал Жан. – Они здесь недавно. Про нашего старика и знать ничего не знают.
Наш разговор был прерван двумя подошедшими полицейскими. Оба были страшно худые, форма давно утратила свой первоначальный лоск, была выцветшей и перезашитой, и, пожалуй, только болтающееся у пояса оружие указывало на их причастность к органам правопорядка. Однако точно также оно могло указывать и на их причастность к органам беспорядка, что в данной стране было практически одним и тем же. Вяло что-то пережевывая, они потребовали наши документы. Еще, будучи в Москве, я вычитал в Интернете множество советов людей, столкнувшихся с конголезскими полицейскими. Те всегда придирались к документам, всяческими способами вымогая деньги, и нашей с Жаном основной задачей было выстоять в этом противостоянии и ничего им не заплатить. Полицейские долго рассматривали наши паспорта, визы, штампы, на первый взгляд придраться было не к чему, и тогда начался торг.
– За нахождение на нашей территории вы должны заплатить два доллара, – заявил один из них.
– Мы не можем, – ответил Жан, – у нас нет такой суммы.
Горе-полицейские скептически оглядели нас с ног до головы и, оживившись, продолжили: – У таких богатых мунделли нет денег? Придется добавить еще два доллара за обман представителей закона.
– Да это же грабеж! – возмутился Жан. – Чистой воды вымогательство!
– Будете грубить, – невозмутимо продолжил один из них, – заберем в участок!
Я понял, что пора вмешаться, поскольку видел, что Жан уже закипел и дело может принять весьма неприятный для нас оборот.
– Месье, – примирительно начал я, – донт ворри!
Жан замолчал, и все трое уставились на меня, а я тем временем полез в свой рюкзачок и нашарил в нем пачку «Явы» из предусмотрительно купленного в Москве, опять-таки по рекомендациям из Интернета, блока. Я протянул пачку полицейским, один из них мгновенно схватил ее цепкими пальцами и сунул себе в карман. Второй что-то сказал ему на местном наречии, тот резко ответил, и между ними завязалась перепалка. Слово за слово, и вот уже в ход пошли руки. Тот, что остался ни с чем полез к сотоварищу в карман, но он оказался проворнее, и отбил его руку, после чего, побросав наши паспорта, они сцепились не на шутку. Вокруг мгновенно образовалась огромная толпа зевак, все что-то орали, улюлюкали и кричали, я опустился на колени и, изловчившись, поднял наши уже изрядно втоптанные в песок документы, а затем почувствовал, что меня кто-то куда-то тащит, и обернувшись, понял, что это Жан. Воспользовавшись этим инцидентом, мы поспешили дать деру.
Остановились мы только тогда, когда дикие вопли и крики с рынка перестали долетать до нас.
– Чертова страна! – проворчал Жан, прислоняясь к стене обшарпанного строения, и вытирая пот с лица. – Теперь нам уже не вернуться на этот чертов рынок. А ведь то был наш единственный шанс!
Я молчал, да собственно, и сказать-то тут было нечего. Мы немного отдышались, хлебнули воды из пластиковых бутылок, небольшой запас которых хранился в наших рюкзаках, и тут у Жана началась рвота. То ли агути взбунтовался в его желудке после такой беготни, то ли жара и нервы сделали свое дело, но рвало его неистово. Мне было жаль друга, но я ничем не мог ему помочь, только время от времени подавал бумажные салфетки, да бутылку с водой. Спустя некоторое время обильный поток зловонных масс иссяк и Гебауэр, окончательно обессилев, плавно съехал спиной по стене дома и сел прямо на грязный песок. Его еще совсем недавно бежевые хлопковые брюки стали грязно-серыми, футболка промокла насквозь, да и сам он выглядел не лучшим образом. Я вздохнул, плюнул на все условности и уселся рядом с ним. Так мы вдвоем и сидели, помалкивая, глядя в никуда, и погруженные оба в свои невеселые мысли, пока не услышали какой-то странный звук, прилетающий из-за угла.
– Псст!
Одновременно обернувшись в ту сторону, мы с изумлением узнали в крадущимся к нам конголезце недавнего продавца жареными насекомыми. Мы подобрались и насторожились, но, похоже, этот африканец преследовал нас вовсе не для того, чтобы сдать в полицию.
– Я слышал, вы интересовались одним стариком… – начал он.
При этих словах Жан мгновенно пришел в себя.
– Вы что-то знаете?
Негр мялся и я подумал, что он набивает себе цену. Ткнув Жана локтем в бок, я прошептал ему на ухо:
– Спроси, сколько он хочет?
Но Жан только отмахнулся.
– Это плохая история… – наконец произнес конголезец. – Я помню вас, месье, я и тогда торговал на том же месте…
– Расскажи нам, – попросил Жан и вытащил монетку в один доллар.
Глаза конголезца загорелись, но тут же потухли. Он уставился в пыльную землю, рисуя разбитым штиблетом какие-то узоры на песке, и что-то судорожно соображал. Видно было, что он сильно колеблется.
Так прошло какое-то мгновение, и Жан снова залез в карман и достал вторую монетку.
– Ну, же! Решайтесь!
– А что вас интересует? – все еще нерешительно спросил чернокожий.
– Все, что ты знаешь об этом происшествии. И о старике.
– Я знаю совсем немного. Только то, что на рынке тайком болтали об этом. Это нечистый случай. Вам не надо этого…
– Послушай, – Жан подошел к нему, раскрыл его ладонь и положил в нее две монетки, – ты можешь помочь нам, а это очень важно. Если поможешь, получишь еще двадцатку. Как тебя зовут?
– Лоран, – ответил тот, и спрятал монетки в карман. Он все еще переминался с ноги на ногу, но, видимо, решился: – Его убили майомберо, – шепот его был еле слышен.
– Кто? – то ли не расслышал, то ли не понял Жан.
– Майомберо… Злые существа… Чрезвычайно жестокие… Духи…
– Так, – повернувшись ко мне и перейдя на русский, сказал мне мой друг, – ну вот, кажется, добрались. Старика, видишь ли, убили злые духи. Нам же именно это и надо?
Я пожал плечами:
– Ну и что, что духи? У этих дикарей все, что не делается, творенье духов: дождь, гроза, затмение, все сплошные духи. Нам-то это как поможет?
Жан снова повернулся к Лорану.
– Лоран, помоги нам, это очень важно.
Конголезец воровски обернулся, удостоверился, что за нами никто не наблюдает, и тихим шепотом сообщил:
– Говорили, что это было возмездие бокора, но ничего больше я не знаю. Может быть, один человек смог бы сказать вам больше.
– Кто этот человек?
– А вот за это, – прищурил глаз Лоран, – сначала заплатите!
– Экий же ты, нахалюга, – возмутился Жан, но все же полез в карман и извлек пять долларов. – Держи, можешь получить и еще, но только за стоящую информацию.
– Нужный вам человек живет в районе МаКампань, – Быстро упрятав деньги в карман рваных штанов, полушепотом произнес конголезец. – Но я не могу сейчас говорить, где именно. Для этого мне нужно спросить разрешение.
– Почему ты думаешь, что он сможет помочь?
– Это очень уважаемый человек. Ему больше ста лет и он много знает. Он говорил о том старике.
– Ну, так узнай, можем ли мы с ним встретиться.
Лоран помотал головой, закатил глаза, запыхтел, и… Жану пришлось раскошелиться еще на один доллар.
– Хорошо, – быстро сунув деньги в другой карман штанов, согласился негр, – приходите завтра сюда же, часов в десять утра.
И что оставалось делать?