Я развязывала бант, и пшеничные кудри падали трехлетней девчушке до колен.
Однажды, году в 1975-м, нам с Игорем и маленькой дочкой довелось плыть на круизном лайнере «Победа» из Новороссийска в Батуми – в город его детства, где свекор много лет служил начальником военного гарнизона.
В эйфории от белоснежного парохода, каюты «люкс» и бассейна на второй палубе я не очень внимательно следила за Ирочкой. Та свободно скакала по ресторану, бегала по лабиринтам коридоров.
«Куда здесь можно деться ребенку?» – думала я, юная наивная мамашка, пока пожилая грузинка, загоравшая рядом у бассейна не «открыла» мне глаза:
– Вах, дорогая! Почему за девочкой плохо смотришь? Такую красивую малышку украдут – глазом не успеешь моргнуть! Ищи потом!
Я тут же вспомнила правило всех мам: «ребенок должен находиться на расстоянии вытянутой руки», схватила дочку за ручку и до конца поездки уже не отпускала.
Мама частенько брала внучку на работу – чтобы ребенок увидел бабушкину фабрику, ее большие цеха и множество работниц, а еще, подозреваю, похвастаться. Она приводи
ла Ирочку в лабораторию, где рождались новые модели, и говорила:
– Девчата, вам не стыдно, что у нас нет нового костюмчика (платья, игрушки)? «Девчата» тут же бросались обмерять ребенка, рисовали эскиз, несли его в цех, и к обеду все было готово. Ирочка, похваляясь обновкой, крутилась по большому маминому кабинету в модном платьице или тискала очередного пушистого зайку.
Став взрослой, моей Ирине, уже имеющей два бутика модной итальянской одежды Bellissimo и Versia, пришлось давать интервью репортеру местного журнала «Я выбираю».
Вот несколько строк из него: «Я с удовольствием вспоминаю свой первый опыт работы. Будучи 14-летним подростком, отдыхала летом у бабушки в Ставрополе. Замечу, уже тогда она была настоящей бизнес-леди: бабушка работала директором трикотажной фабрики. Она не могла допустить моего праздного времяпрепровождения без присмотра и поэтому брала меня с собой на работу. Прогуливаясь как-то по фабрике, мы заглянули в экспериментальный цех к художникам-модельерам. А так как я немного рисовала, мне поручили первое в моей жизни серьезное задание: разработать новые модели мягких игрушек! Это дело увлекло меня неимоверно. Потом из этих эскизов выбрали два наиболее удачных: мохнатую белую собаку с розовыми ушами и льва в золотой короне. Мало того, их внедрили в производство и заплатили мне гонорар 40 рублей. На что их потратила? Кто знает, на что девушки тратят деньги?..»
В первый же день своего директорства мама собрала совещание и сказала:
– Помогайте, девчата – одна не справлюсь. Советуйте, подсказывайте – руководить фабрикой будем вместе!
С тех пор рядом с ней работали верные помощницы – главный инженер, художник, начальники цехов и профсоюзный лидер.
Однажды Валентина Григорьевна – главный инженер фабрики поехала в Пятигорск к начальнику базы предлагать новые модели одежды.
Толстый обаятельный армянин Саакян похвалил, едва взглянув:
– Шейте, заберем все! – потом осторожно спросил: – Ваша директорша, слышал, замуж собирается?
– Собирается, – коротко отвечала Валентина не желая обсуждать личную жизнь своего начальства. Но Саакян не унимался:
– Как же это она, такая утонченная женщина, за шофера замуж пойдет?
Ответа не было – посетительница направилась к двери.
– Подождите, тут вам сувенирчики приготовлены! – завбазой открыл большую плоскую коробку с перчаткам. Перчатки, которых в стране не было и в помине – черные и коричневые, разных размеров и фасонов, лайковые и кожаные были обалденными! У Валентины аж сперло дух – уйти просто так она уже не могла. Выбрав две пары – одну себе, другую на мамину тонкую ручку, слукавила:
– Я же не знаю, какие подойдут Нине Ивановне, – Саакян только улыбнулся в ответ.
…Знакомые мужчины с ревностью следили за маминой судьбой – всем было интересно, почему она так долго одна и кого же, наконец, выберет?
В звании офицерской жены мама прожила лет пятнадцать. Расставшись с отцом, долго была одна, но однажды в райкоме партии, на еженедельном совете директоров, встретила высокого представительного мужчину – руководителя Северокавказского автодорожного управления.
Николай Алексеевич к тому времени уже был вдовцом. Они понравились друг другу, и вскоре поженились – мама даже взяла его фамилию. Теперь она – Болотова.
Оба уже взрослые, познавшие многое, в том числе лишения и страдания люди. Но теперь все это позади – они готовы к новой любви и она у них случилась. Настоящая, красивая, большая любовь – такого взаимопонимания, чуткости и нежности я не видела больше нигде. Николай Алексеевич обладал отменной выдержкой – никогда не повышал голос, снисходительно смотрел на женские причуды и даже, бывало, предугадывал наши желания. Этого умного, заботливого человека мы с сестрой со временем стали называть отцом, а наши дети – дедом.
В результате долгих поисков они сменяли свои квартиры на просторную трехкомнатную в центре, у парка. Ремонт дедушка Коля делал своими руками, с любовью обтягивая все стены вместо бумажных обоев светло-бежевым шелком:
– Классные понты! – восторгалась я.
– Какие «понты»? – смеялась мама, – Имею право, или я не директор? Ты видела, у меня и в кабинете такие же!
Хрустальную люстру они с Коленькой привезли из Чехии, а спальный гарнитур оставили прежний. Остальную мебель обновили – получилось очень уютно. Впрочем, атмосфера маминого дома всегда была теплой и благостной, а в квартире царил такой порядок, словно, как сказано про «деву» в гороскопе, она с минуты на минуту ожидала приезда английской королевы.
По утрам мы с Ирочкой наблюдали с балкона такую картину. Напротив подъезда останавливались две белые директорские Волги – мамина и Колина. Те выходили – хорошо одетые, элегантные, целовали друг друга в щечку, важно садились каждый в свое авто и укатывали по служебным делам – до вечера.
Еще мама была депутатом – народным депутатом – да не на словах, а на деле. Депутат райсовета – как много смысла заключалось для нее в этом слове! Частенько время, предназначенное нам, ее дочкам, тратила на хлопоты о своих подопечных.
Строительство жилого дома в подшефном колхозе доставляло массу новых забот. Приходилось добывать кирпич и цемент, завозить все это на стройку, находить рабочих-строителей. Но дом потихоньку вырастал, а потом в него заселялись колхозники – то-то было радости у новоселов!
В столовую «ее» воинской части из этого подшефного колхоза везли свежие овощи, а воскресным днем рота солдатиков посещала кинотеатр или цирк – и все это при непосредственном мамином содействии. Она умела сделать так, чтобы все было взаимосвязано – бойцы помогали колхозу на уборке урожая – колхоз кормил воинскую часть свежими фруктами-овощами.
А ставропольская школа № 20 благодаря маминым депутатским хлопотам чудесным образом получала дефицитные наглядные пособия, так необходимые для учебного процесса. Например, огромные циркули в кабинет математики – чертить окружности на доске, или большие глобусы географам. На вахте и в учительской появлялись новенькие телефонные аппараты, мамины напутственные слова на школьной линейке были проникновенны, а подарки выпускникам – весомыми.
«25 мая 1983 г. Средняя школа № 20.
Праздник последнего звонка!
Нине Ивановне Болотовой на память об этом дне.
Директор школы Беликова Г.В.»
Достроив фабрику, мама стала «выбивать» разрешение на строительство жилого дома и общежития для ее работников. Она долго решала вопрос с выделением земельного участка, потом носилась с проектом, потом ругалась со строителями. Но вот дом и общежитие построены. А когда стали обставлять их мебелью, каким-то образом образовалась лишняя газовая плита, шкафчик для посуды и еще кое-что по мелочам.
– Все это хорошо будет смотреться на твоей кухне, – сказала мама по телефону и отправила мне небольшой грузовичок.
Шкафчик встал у окна – как тут и был, а вот газовая плита долго маялась в углу коридора. На мои слова о том, что надо вызвать газовиков и установить ее на кухне, муж не реагировал. Так тянулось почти месяц – Игорь пропускал мои слова мимо ушей, плита мешалась под ногами.
Наконец терпение лопнуло, я взяла у соседа огромный газовый ключ и приступила к делу: с большим трудом открутив гайки, убрала старый «агрегат» и выволокла на лестничную площадку – тяжелый, зараза!
Поставить новый уже не составляло большого труда: соединив его с трубой, помазала стык мыльной пеной, испытывая прочность соединения – все как надо! Пузырьков нет, значит, газ не проходит и можно варить обед.
Оказалось, это проще простого даже для дамы. Газовики пришли бы в ужас от такой самодеятельности, но для меня это было счастьем. Ведь раньше с плиты постоянно сползали кастрюли – их надо было придерживать рукой, а про запах газа я уж вообще молчу.
Явившийся поздно ночью Игорь саркастически заметил:
– Вот видишь, и просить никого не надо, ты все умеешь сама!
Задушила бы гадюку!
Мой первый брак длился тринадцать лет – обиды копились и копились, пока не стало ясно – так больше жить нельзя. И я подала на развод – подала, когда пошел четвертый годик сыну. Игорь сначала не поверил:
– Да куда ты с двумя детьми денешься! Представляешь, какая нищета ждет вас впереди? – орал он в бешенстве, будучи уверенным в том, что говорил. И все кричал, и лицо его было так искажено злобой, что казалось – вот-вот случится «родимчик».
«Можно подумать, это ты заботишься о нас – живем-то в основном на мамины денежные переводы, а она меня никогда не оставит», – подумала я, но озвучила более важную мысль:
– У меня есть прекрасные дети, а от тебя уже ничего не надо…
Волгоград, 1984 год. У бассейна Дворца пионеров.
Он обиделся до глубины души, плюнул на все и свалил на свободу, то бишь на Север, оставив небольшую квартирку, к которой прилагалась пара кроватей, старый продавленный диван, черно-белый телевизор «Рекорд» и в придачу (что самое главное!) двое малолетних детей. А мне было глубоко плевать на его обиды – надо ставить на ноги подрастающих ребятишек. Они ведь еще совсем неумелые крохи – впрочем, как и все дети. Ждать когда дочь почистит эту несчастную картошку к ужину или сын соберется в магазин за хлебом просто физически не могла. Набраться бы терпения или быть чуть поленивее, ан нет – бросалась делать все сама. Прогоняла Иру с кухни, или, набросив плащик на домашний халат, неслась в булочную…
Из Игоря со временем получился успешный бизнесмен, но для семейной жизни он тогда, увы, не годился. Он был хорош издали – вежливый, внимательный, добрый – но часа через два близкого общения мне хотелось вцепиться в него обеими руками и трясти как грушу!
А в 90-е годы наш «олигарх» поселился в солнечной Болгарии, соблазнившись хорошим климатом, низкими ценами, а так же общей приятной атмосферой этой страны. Так поступали многие «новые русские», но мало кто сумел удержаться там. Игорь сумел – четыре года учебы на физмате, большой опыт комсомольской работы, честолюбие и упорство, врожденное умение видеть помыслы и намерения собеседника насквозь – это вам не хвост собачий! Он заимел три собственных, четырехзвездочных отеля на Золотых песках, а потом забрал туда и сына Романа – но это много позже.
К слову сказать, Игорь всегда хотел стать «большим человеком в маленьком городке, а не существовать «маленьким человечком в большом городе».
Однажды в Варне, облазив весь огромный магазин «Гранд-мол», решила добраться домой на такси. Подошел болгарин, услышав русскую речь, позвал русского водителя – уселась в машину, поехали.
– Куда вас подвезти?
– В район Винницы.
– А конкретнее? – и уточнил: – К кому приехали?
– К сыну.
– А как зовут сына? – я назвала имя и фамилию.
– Так и надо было говорить. Доставлю прямо к дому.
– Вы знаете, где он живет?– обалдела я.
– Таких людей в нашем городе не очень много, и где муж ваш живет, тоже знаю.
Вот такая она, людская слава – Игорь действительно стал «большим человеком в маленьком городке».
***
Я уже рассталась с мужем и жила в центре Волгограда, в просторной «двушке». Мама приезжала на день-другой, привозила подарки, совала в мой кошелек деньжат, становилась к плите. Дорога из командировки – из Москвы в Ставрополь у нее обязательно лежала через наш город, хотя это было совсем не по пути. В тот раз она опять подарила нам несколько дней из своей смасшедшей круговерти.
– Ура! – теперь буду спокойно сидеть на работе, не переживая за детей – они будут под присмотром, а значит – вовремя накормлены и напоены. Мама отведет Ирочку на рисование, а Рому в бассейн, сводит их в кино и в цирк, поможет выучить уроки, прочитает новые книжки и нравоучения:
– В жизненных ситуациях никогда нельзя унывать – надо действовать – а вообще, если что – «три к носу, все пройдет».
– В достижении своей цели надо быть упорной: тебя выгнали в дверь, а ты лезь в окно!
– Всегда улыбайся, будь благожелательна к людям, – и так далее до бесконечности…
И если в свое время меня держала в «ежовых рукавицах», то внуков баловала неимоверно:
– Мама, не поддавайся на их уловки, эта малышня мигом сядет тебе на шею!
– Деточка, эта малышня так быстро вырастет – не успеешь оглянуться! Радуйся, пока они маленькие, пока можно взять свое сокровище на ручки и обцеловать с ног до головы!
Мамочка наведет в доме идеальный порядок – вещи в шкафах теперь лежат на своих местах и мне еще долго не придется выуживать детские майки и трусы из вывалившейся кучи, и запихивать все назад в таком же виде. Потому, что разложить их по полочкам, ну совершенно некогда.
На всю квартиру сладко запахнет духами «Каир», на плите появится сковородка с котлетами, огромная кастрюля с борщом и такая же с пирожками. Рожицы моих детей засияют от удовольствия – удовольствия встречи с любимой бабушкой, от кучи привезенных ею подарков, и всего происходящего.
По вечерам долго пьем на кухне чай, разговариваем, смеемся. Ромочка заснет у мамы на руках, положив голову ей на грудь и обняв за шею своими ручонками. Ира будет прыгать по кухне, демонстрируя бабушке па, которым учат в балетной студии и с высоты своих двенадцати лет объяснять нам прописные жизненные истины. Мы смотрим друг на друга и улыбаемся оттого, что чай ароматный, пирог удался, все дома, и можно закрывать на ночь входную дверь.
А потом, уложив детей спать, еще долго секретничаем – я поверяю свои сердечные тайны, а она вздыхает:
– Прямо голливудские страсти!
Той осенью в нашем городе почему-то не стало вина «Кагор». Армянин Самвел, хозяин магазинчика у рынка так и сказал:
– За машину Кагора даю три миллиона! – а я как раз знала, где взять эту машину винища, ведь не зря давно уже занималась «бизнесом». Ежедневно загружая товар в киоски, которые неплохо кормили меня и детей, изучила «от» и «до» сегодняшний ассортимент всех поставщиков. Поэтому, собрав два «лимона» свободной налички, утром уже была на той базе. Мой грузовик загружал долго – часов до трех. Потом поехали в магазин Самвела – пока разгрузились, пока пересчитала свои миллионы, было уже около девяти вечера. Пора и домой.
Поднимаясь в лифте, предвкушала, как обрадуется Ирочка и мама, которая как раз была у нас – ведь поделим на всех поровну. И тут вспомнила – недавно в «денежном» гороскопе – да, да есть и такой! – прочитала: «тем, кто желает в короткие сроки привлечь большую сумму денег можно устроить «денежный душ», осыпав себя купюрами». Отличная идея! Войдя в дом, скомандовала:
– Несите табуретку!
– Зачем? – не поняла мама, а Ирочка уже выполнила мою просьбу. Я взобралась на табуретку, открыла сумку и, вытаскивая купюры, стала сыпать свой «навар» на маму и дочку. Понты? Понты! Но как приятно было видеть эти удивленные рожицы! Миллион, шурша и порхая, сыпался на них и мама удивилась:
– Витусенька, ты ограбила банк?
– Нет, мамочка, только трудами праведными – весь день уродовалась.
– Но результат радует, – засмеялась дочь, – как поделим?
Потом мама отправилась укладывать Рому, и прежде чем тот заснул, долго читала ему сказки. А мы с Ирочкой до полуночи вели на кухне разговоры – о ее вчерашней ссоре с подругой и назойливом кавалере, о Ромкиных карманах, полных так необходимых ему винтиков и о жизни вообще. Вошла мама, присела рядом.
– Бабушка, правду говорят – свою судьбу и на коне не объедешь? – спросила Ирочка.
– Может быть.
– Зачем тогда стараться, можно и лежа на диване подождать всего, что назначено! – обрадовалась дочь, а мама ужаснулась:
– Что за бардак у ребенка в голове? Ну-ка давай наведем там порядок, избавимся от ненужных мыслей.
– Как это? – удивилась Ирочка.
– Так же, как наводишь порядок в своем шкафу – ненужные мысли, как и ненужные вещи, выброси из головы. Выброси и навсегда забудь! В жизни многое зависит от тебя, поэтому старайся, моя девочка. Старайся стать умнее, учись ладить с людьми, видеть дальше своего носа и не бояться трудностей – это поможет быстрее и легче достигнуть предназначенного. К цели можно идти разными путями – свою дорогу ты прокладываешь сама, так пусть она будет красивой!
Сидели бы, как всегда, и дольше, но мама посмотрела на часы:
–Девочки, уже поздно, пойдемте спать!..
Наутро мама достала из сумки увесистый сверток. На кухонном полотенчике – старинные ложки, вилки и ножи:
– Витусенька, давай сдадим все это в скупку. Что так удивленно смотришь? Они ведь серебряные – смотри, вот и проба! Может, получим хорошую сумму?
Я никогда не задумывалась, откуда взялось в нашей семье такое красивое старинное столовое серебро. Ложки и ложки – чего там думать о них! Но тут спросила:
– Господи, откуда у нас такая роскошь?
– Мой папа – твой дедушка Ваня, возвращаясь домой после войны, привез их из Германии.
Ложки – вилки с литыми виноградными гроздями на ручках, действительно были из чистого серебра. Сильно потертые – вилки так вообще с искривленными зубцами – они все равно были красивы. Я немного полюбовалась, потом сказала:
– В ломбард нести жалко – там дадут совсем немного. Подожди, сегодня разведаю, что к чему! – и к вечеру уже знала цену, которую предлагали за грамм такого серебра разные ломбарды:
«Не маловато ли?» – размышляла я, но тут позвонила подруга:
– Идите к моей снохе – заведующей ювелирным магазином, – сказала Верочка, – в ее скупке примут все по самой выгодной цене!
На другой день мы понесли наше «богатство» в ювелирную скупку.
Сидевшая в неприметном закутке приемщица долго рассматривала предметы в толстую лупу, царапала и что-то капала на них из флакончика:
– Хорошее серебро, теперь такого не делают, – вздохнув, промолвила она и отсчитала нам за шесть столовых приборов кучу денег!
На радостях мы тут же отправились в поход по магазинам. Чего только не было в гастрономе «Океан»! Рыба речная и океанская, свежая и мороженая – щука, треска, раки, креветки – выбирай что хочешь! Мы взяли килограмм вареных крабовых ног – помните это чудо середины восьмидесятых – огромные конечности, упакованные в прозрачные пакеты? А потом в универмаге на Аллее героев долго выбирали ткань мне на юбку.
Дома устроили настоящий пир – на кухне за столом объедались божественным мясом, добывая его из красного плотного панциря и Роман пугал сестру длинными крабовыми ногами:
– Гам-гам! Как укусит сейчас!
– Ой, как страшно! – подыгрывала Ирочка братцу.
А отрез ткани в светло-серую клеточку мы мамой тут же раскроили, вметали молнию, выпоротую из старого сарафана, сострочили – вот и обновка!
Уезжая, кое-что из вырученных денег мама оставила и мне:
– Спрячь подальше, пусть у тебя будет неприкосновенный запас.
Наивная! Этот «НЗ» я быстро растыркала – сразу после ее отъезда и растыркала…
…Когда-то меня отправляли на лето к бабушке в Кисловодск. Теперь уже я подкидывала ребятню маме – в тот раз – на время турпоездки в ГДР.
…Автобус в Ставрополь пришел с опозданием, поэтому пришлось поторапливаться. Войдя в мамину квартиру, быстро рассовала в шкафчик детские вещички и помчалась в магазин – подзагрузить холодильник. К Иринке тут же заявилась подружка, и они закрылись секретничать в дедушкином кабинете. Ромка же в просторной квартире оказался предоставлен сам себе.
«На рысях» пробежавшись по магазину, вернулась домой и с полной сумкой влетела на кухню – сын крутится рядом:
– Мама, мама, а если бы я спички зажгал, и в банку бросал, а банка бы трескнула, ты б меня драла? – зеленущие глаза пятилетнего Ромки смотрят лукаво, но с опаской.
Разбирая продукты, сразу даже не понимаю вопроса. Но сын не унимается:
– Ну, мам! А банка бы трескнула бы!
– Ну и что? – все еще не вникаю в суть, думая, как бы не опоздать на обратный, ночной автобус.
– Так драла бы, или нет?
– Где банка!? – наконец-то осенило меня.
С кряхтением ребенок лезет за холодильник, извлекает на свет стеклянную двухлитровую банку, в которой вижу груду обгоревших спичек, закопченное стекло, а сбоку выбитую огнем ровную круглую дырку – как будто ее вырезали ножницами. Несколько минут смотрю на это безобразие, лихорадочно соображая, что делать? Какова должна быть моя реакция? Сам наивный детский вопрос «ты б меня драла?» совершенно исключает это самое дранье! Господи, ну молодая я еще, молодая и глупая – научи, что делать, как реагировать? Ребенок ведь ждет от меня каких-то действий – ответа, конечно, не было.
В конце концов, начинаю улыбаться, и вместе со мной облегченно смеется сын – теперь-то можно и рассказать, как интересно это было – спички «зажгать» и в банку бросать! И смотреть, как они там горят! Пока банка не «трескнула», конечно.
Хорошо, бабушка была на работе и не видела этого безобразия…
На другой день была суббота. Я уже благополучно добралась до дома и, предвкушая интересную поездку, собирала чемодан – через час отходил поезд на Москву и далее – в немецкий город Карл-Маркс-штадт.
Детки же с утра блаженствовали у бабушки на диване. Ира не могла оторваться от новой книжки Хмелевской «Что сказал покойник» и «запрягла» братца:
– Сгоняй на кухню за яблочками!
– Что значит «сгоняй»? Не видишь, я за попугаем слежу! – возмущался Роман и «переводил стрелки»:
– Ба, принеси Ирке яблочка!
– Совсем поработили бабушку! – смеялась мама, ставя перед внуками миску краснобокой дачной антоновки.
Детки грызли яблоки и занимались важными делами – Ира ухахатывалась над новым романом Хмелевской, а ее братец наблюдал за Гошей.
Голубой попугайчик скакал по стене, помогая себе крыльями и цепляясь коготками за шелковые бабушкины обои:
– Ррромочка, вынеси мусоррр! Вторррой ррраз тебе говорррю! – подражая бабушке, горланило пернатое создание.
– Гошка, смени пластинку! – повелел сын, тот послушался и уже Ромкиным голосом заныл:
– Ну, потом, ба! Потом, ба!
И все бы было хорошо, если бы попугайчик не обнаглел:
– Гоше водочки! – потребовал он совсем как дедушка, – Гоше – ррразливного пива и ррраков! – терпение у Ромки закончилось, и он пульнул в него дедовым тапком сорок четвертого размера:
– Ну, достал, поганец! – тапок метко накрыл попугая с головой и съехал по стене на пол.
– Кошмаррр, кошмаррр, убивают – вывалившись на ковер, удирал, переваливаясь с боку на бок Гоша, а Ромка хохотал, дрыгая ногами.
– Бабушка, чего Ромка Гошу обижает? – не выдержала Ира.
Бабушка пришла, посадила Гошу в клетку, стоящую в кухне на холодильнике, а Рому отправила на улицу – вынести мусорное ведро.
– Рррома вынеси мусоррр! – передразнивал пернатое создание внук, пересчитывая ведром ступеньки подъезда.
А наутро птичка пропала! Клетка стояла с открытой дверцей, Гоши нигде не было. После долгих поисков он был обнаружен за холодильником в полной отключке и без малейших признаков жизни.
– Как же так, Гошенька, миленький? – вопрошала в расстройстве бабушка, заворачивая попугайчика в носовой платок.
– Как же так, как же так, – проворчал внук, – ты что, забыла, как его обзывала? «Гошенька, мой голубенький!» Голубенький! Он не выдержал такого оскорбления, и … – мальчик развел руками, – и лыжи – в угол…
Чтобы не расстраивать дедушку, сказали, что птичка вылетела в открытое окно, и тот целый день ходил по двору – искал попугайчика…
Ох уж эти деточки!..
Через много лет я приобрела дачный участок и построила на нем домик – хотелось испробовать силы, доказать, что смогу это сделать. Дело оказалось настолько увлекательным, что «сваяла» еще и баню – баня получилась даже лучше домика. С затаенной гордостью привезла туда маму:
– Чувствуешь, какой здесь воздух? Совсем как у нас на Ушинском, я словно в детство возвращаюсь – забываю обо всех проблемах и неприятностях, здороваюсь с каждым деревцем, разговариваю с цветочками. Смотри – розочки что-то захирели, давай навозной водой польем – они это любят. А у вишни ветка обломилась, обрезать надо. Видишь, сколько забот – отдыхай душой и телом!
– Телом? А кто копает грядки? – засмеялась мама.
– Сама, конечно, и рассаду сажаю, как ты учила – бочком, стебельком вдоль лунки. Зимой пожаришь картошечки, да с помидорчиком из банки – классный ужин! – тогда мы еще не знали, что жареная картошка – это яд.
Дача ей понравилась, впрочем, как почти все из того, что я делала:
– Ничего себе домик отгрохала – две комнаты, огромная веранда!
– Почти пятьдесят квадратных метров, – не удержалась я от похвальбы, – вот только сад пока реденький.
– Так давай купим еще одну яблоньку? – и мы на другой день купили саженец – купили и приехали опять:
– Каждый человек в своей жизни должен посадить хотя бы одно дерево! – приговаривала она, утаптывая землю вокруг тоненького ствола…
Волгоград, 2005 год, на моей даче
***
У подножия Домбая, в горном местечке Теберда, под высокой горой, приютился пансионат «Зори Кавказа», принадлежащий управлению нашего деда Коли. Дорожники построили пару четырехэтажных корпусов, столовую и баньку, а фабрика «Восход» их «обшила» – повесили шторы на окна, постелили ковры, сшили одежду для горничных.
Когда мы всей семьей приезжали в Теберду, «гульбище» закатывали знатное. В лесу, поодаль от больших корпусов, открывался «директорский» домик, рядом готовилась банька, где бассейн, как любила мама, был не очень холодным, а стол ломился от кавказских закусок.
У меня однажды случился там «курортный роман» – встречались с кавалером дня четыре, а на пятый за мной приехала мама. Я попыталась отпроситься еще на пару дней, но мой воздыхатель видимо не прошел мамин «фейс-контроль».
– Собирайся! – было велено мне.
«Воздыхателю» это совсем не понравилось, и он смело пошел отпросить меня до конца его путевки. Эх, глупый! Надо было знать мою мамочку – она умела бросить только одно слово и все твои планы сразу накрывались «бордовой шляпой».
Будучи начальником среднего звена, кавалер говорил убежденно – мол, отдохнем еще пару дней, и ваша дочка приедет целой и невредимой.
– На чем приедет? – невинно спросила мама.
– Как на чем? На автобусе.
Из маминых глаз плеснуло неподдельное удивление, потом легкое презрение к собеседнику, а также ну совершенная невозможность предлагаемого варианта:
– Моя дочь – на автобусе? – засмеялась мама. И перед очевидной демонстрацией несостоятельности кавалера все мои намерения задержаться тут же улетучились – ведь у ворот ожидала белая мамина Волга…
Жесточайшая аллергия заставляла меня на все лето выезжать в Теберду. Тем августом подруга Ленка напросилась тоже:
– Я с тобой – подальше от этого пыльного города!
– Договорились. Собираем детишек, отправляемся в Ставрополь, а оттуда на Кавказ!
В пансионат «Зори Кавказа» отец вез на своем автомобиле – бежевой шестерке, которая в те годы была показателем особого благополучия. Сидя на заднем сидении, закрыв все окна и сжимая в руке носовой платок, я исходила соплями и чихами. А природа с каждым километром становилась все прекраснее – воздух вкусно-пьянящим, горы, покрытые альпийскими лугами – великолепнее, речушки норовистее. Наконец остановились у разноцветных столиков под раскидистыми вековыми дубами. Кафешка так и называлась: «Дубки».
Все! Теперь можно открыть окна машины и выбросить носовые платки – именно здесь, возле этих «Дубков», моя аллергия проходила бесследно – как будто её и не было.
Отец вышел из машины и сразу встрял в разговор каких-то иностранцев – говорил на непонятном языке, размахивал руками и счастливо улыбался – мы опешили. Оказалось, в кафе расположились кубинцы, отдыхающие в Домбае. Отец, в начале семидесятых работавший на Кубе (и утверждавший, что он всего лишь преподавал в Гаванском университете), был несказанно рад этой нечаянной встрече. Обрадовались и туристы, увидев на чужбине человека, говорившего на их родном испанском языке. Они обнимались с отцом, дарили нашим детям жвачки, которые в те годы мы и в глаза не видели, потом все вместе фотографировались, и мы их еле-еле оторвали их друг от друга. Всю остальную дорогу отец жалел о том, что встреча была так коротка, что был за рулем и не смог выпить с «омигас» по рюмке водочки и предавался воспоминаниям о счастливых годах, проведенных на Кубе.
Через полчаса мы были на месте. Работники пансионата суетились, встречая высокое начальство – привели в идеальный порядок домик, растопили баньку, накрыли шикарный кавказский стол – все как всегда. Вечер удался на славу.
На следующий день отец закончил инспекцию своего хозяйства и уехал, а мы остались отдыхать.
Пансионатская столовая выглядела обычно для тех лет – столики на четверых, на них – болгарский кетчуп, демонстрирующий дружбу с городом Пасарджик.
Веселый, бойкий мотив, звучавший из динамиков: «Уна-уна-уна, ла-ла-ла-ла» поднимал настроение, хотелось петь и плясать – отдых начинался! Позади каждодневная рутина, впереди море приключений, которые обязательно нас найдут – кто ищет, тот всегда найдет!
Как обычно в такой ситуации, с дальним прицелом оглядели публику – ведь столовка это подиум, с которого начинаются многие курортные романы – и не нашли ничего особенного. И тут в дверь вошли опоздавшие – человек пять – они весело смеялись, обсуждая что-то известное только им одним, почему-то потирали поясницы, и стали завтракать… стоя!
– Почему они стоят? – удивленно спросили мы у официанта и получили странный ответ:
– Они вчера катались! – мы недоуменно посмотрели друг на друга – ну и что?
Под остро пахнущие хвоей ели вышли сытые, довольные, и хотя вокруг скакали рыжие белки, было скучновато – приключений пока не наблюдалось.
Около столовой за шатким столиком сидел парнишка – карачаевец, а вокруг него толпились отдыхающие. «Абрек» записывал вновь прибывших на экскурсии – выбор оказался невелик. Можно поехать в Домбай или Кисловодск, прогуляться в горы на шашлыки или покататься верхом на лошадях. Из всего предложенного нас прельстило катание на лошадях – ведь никогда ранее нам не доводилось не только кататься, но и сидеть на них, лошадях этих самых. Если бы знали, что ждет впереди, если вспомнили слова официанта «они вчера катались», то бежали бы от этого абрека сломя голову, но счастливые в своем неведении, мы записались в группу. Воистину, кто ищет…