Виктория Глигорова
Бражник мёртвая голова
Глава III
Господин Браун, очевидно, заметил наше сближение с Мартином, но не слишком радовался ему. Количество часов, проводимых им вместе со своим учеником, резко возросло. Не стремился покинуть нас и по вечерам. У него находилась целая куча необъяснимо важных дел, которые, конечно же, никто не смог бы сделать лучше, чем он. Например, перевесить алтарные доски с одной стены на другую. А потом обратно, потому что, по расчётам, на той стороне днём будет светить солнце, а это плохо скажется на древесине. Я просто сгорала от бешенства, глядя, как он часами невозмутимо пыхтит в трубку и читает газету, устроившись на соседнем от нас диване. Если мы собирались уйти вдвоём под каким-либо предлогом, у Брауна срочно начинали болеть все кости, голова, спина, что-то ещё, и, несомненно, он не мог обойтись дома без своего отпрыска. Мартин, как заботливый сын, относился к желаниям старого человека со снисхождением, полагая, что не имеет права не выполнять их. Он говорил, что всё понимает, но просил быть терпимее к господину и меня. Я вздыхала и кивала. Мне не хотелось обижать Мартина и казаться ему неблагодарной и чёрствой. Я уважала его, трепетно относилась к его миру. И если господин Браун являлся важной его частью, какие бы эмоции ни вызывало во мне его поведение, я старалась мириться с его присутствием – хотя бы демонстративно. Однако, один раз мне довелось нечаянно услышать их разговор обо мне.
Я никогда не опаздывала в наш салон. Если отбросить экономическую сторону вопроса, то по ощущениям на тот момент, он воспринимался мной уже родным. Ведь там жило моё сердце. Чем раньше я приходила и чем позже уходила, тем больше времени могла быть рядом с Мартином. И хотя мы и так проводили много часов друг с другом, занимаясь нашими магическими штучками и не только, вместе с важным и дорогим человеком хотелось находиться ещё дольше. В то утро я вновь пришла довольно рано. Тихо вошла в магазинное помещение, желая удостовериться, что не одна. Внезапно услышала его голос, доносящийся из кабинета, и в груди уже зашевелилось приятное чувство, как тут же его перебил голос господина Брауна. Интуитивно напрягла слух, чтобы разобрать слова, и моё чутьё меня не обмануло.
– А я тебе говорю: ты зря так усердно крутишься вокруг госпожи Уондсворд, – говорил Браун, – нет, мальчик, ты, конечно, можешь общаться с кем хочешь. Но мне больно видеть, как ты необдуманно, безосновательно кинулся обучать незнакомку тому, что знаешь.
– Почему же безосновательно? Она способна. Мне приятно, что мои уроки не пропадают даром.
– Вот именно, что даром они и пропадают. Сынок, помнишь, чему я тебя учил? Маг не может быть альтруистом – за все знания, способности приходится платить. Горе тем, кто своими действиями наносит мирам вред. Я считаю, что ты принёс его уже достаточно – постарайся не усугублять.
– Сколько мы ещё будем разговаривать об этом, мастер?! – воскликнул Мартин.
– Ровно столько, сколько нужно. И не кричи на старого больного человека.
– А почему ты бесконечно стараешься мне напомнить о моих ошибках? Не беспокойся; моя беда в том, что я помню всё. Я бы рад забыть, да похоже я проклят на вечную память.
– Помнить об ошибках мало, важно их не повторять. Сейчас ты повторяешь.
– Да что я делаю, господин? Причём тут… госпожа Уондсворд?
– Понимаешь, как… я умею разбираться в людях, за столько лет то. Ну ты посмотри на неё: она вспыльчивая, несдержанная… Всё время засовывает нос в то, что ты делаешь. Возомнила из себя мага, видишь ли. А никакого дара у неё нет. Так, просто амбиции.
От напряжения, неудобства происходящего, страха услышать что-то более неприятное о себе зачесались ладони. Я запустила руки в волосы, чтобы было легче сосредоточиться на их разговоре. Подошла к книжному стеллажу, расположенному рядом с дверью другой комнаты, в которой они находились. Начала было расставлять новые книги, чтобы не стоять посреди зала, но руки то и дело зависали с ними в воздухе, потому что моё внимание привлекали только доходящие до ушей фразы.
– Мда… – протянул Мартин, – учитель, я думал, концепция «врождённого дара» уже исчерпала своё. Любой, кто хочет, и достаточно целеустремлён, сможет стать практиком.
– Не отрицаю, я старомоден. Однако, не буду навязывать тебе своё мнение – ты взрослый мужчина. Позволь просто посоветовать, как старшему по возрасту и по знаниям. Что делать с моими рекомендациями, решай сам.
– Я всё решил. Мне нравится общаться с Рэйвен. И я буду продолжать это делать.
– Осторожно, говорю же, она весьма любопытна. Смотри, как бы не раскопала в тебе то, что ты так усиленно пытаешься захоронить.
– А я не чувствую от неё опасности для себя или… кого-то ещё. Напротив, она видит мир так же, как и я. Возможно, однажды я сам ей откроюсь. Мы похожи. Давно мне не хватало таких людей в жизни.
– Сынок, но… как же я?.. – голос Брауна прозвучал расстроенно и как-то обиженно.
– А что… ты? Господин, я имел в виду общение несколько иного характера, чем с тобой.
– Так бы и сказал сразу. Тебе не хватает женского внимания, либо тебе просто понравилась твоя ассистентка. Тогда, чем бы дитя не…
– Мастер, – строгий голос Мартина перебил его, – ведь знаешь же: я не могу иметь семью. И влюбляться тоже не могу.
– А чего сразу цепляешься за это? Я вообще ничего такого не сказал. Гм! Сам себя ты и выдал. Впрочем, дело-то не хитрое. Для него можно и не влюбляться, точнее, даже и не нужно, хе-хе.
– Мастер, ты переходишь черту. Впредь, пожалуйста, не говори так. Мне неприятны твои насмешки.
Послышались шаркающие шаги Мартина, а также шум его мантии, которая вечно волочилась по полу и издавала характерное шуршание. Не успела я отойти на непринуждённое расстояние, как дверь кабинета распахнулась, и мы с ним столкнулись буквально лицом к лицу. Дыхание невольно замерло – неловко быть обнаруженной, когда подслушивала, да ещё и не специально. Я так и осталась стоять, на ходу не придумав, как выкрутиться.
– Рэйвен? – спросил он, сложив руки на груди и оперевшись о шкаф, – Полагаю, ты давно пришла?
– Нет, только что, – растерянно ответила я.
– А тогда кто распаковал коробки и уже переставил половину? Пожалуйста, не притворяйся, что ты ничего не слышала. Конечно, мне это неприятно, но я мог бы объяснить… что-нибудь.
– Расслабься, я действительно ничего не слышала.
Придав себе как можно более беззаботное выражение лица, я продолжила заниматься книгами. Мне жутко не терпелось задать несколько вопросов прямо на месте, но присутствие господина Брауна сбивало меня с мыслей, а ставить моего друга в неудобное положение – не лучший вариант. Я решила вернуться к этой теме как-нибудь потом… если вообще придётся вернуться.
Мартин беспомощно махнул рукой.
– Как знаешь.
Снова зашуршали полы мантии. Я не стала оборачиваться.
– О, госпожа Уондсворд!.. – это господин Браун, прихрамывая, заковылял ко мне. Не верилось, что этот почти немощный старик когда-то был сильным магом. – Как ты вовремя! – опираясь на трость, он с шумным вздохом опустился рядом на диван. – Дорогая, может, сделаешь мне чаю? Хочу попить чего-нибудь горяченького.
– Чаю, маэстро? Точно?
– Да, да, чаю. С лимоном.
– У вас же от него изжога!
– А что мне теперь, и не есть, не пить что ли?
Он засмеялся, я тоже не смогла удержаться. Его невозмутимость меня поражала. Правду говорят, что старики, они как дети. Сначала сотворят какую-нибудь пакость, потом мило делают вид, что ничего такого не было. Ведь, если с Мартином господин говорил достаточно серьёзно и вразумительно, то рядом со мной внезапно превращался в самое невинное создание, забывающее о том, от чего вчера у него болела печёнка.
Мы втроём пили чай. Мужчины что-то горячо обсуждали; я же их совсем не слушала, погрузившись в свои мысли. Часы на стене громко тикали. Ветер шевелил занавески. Почему Мартин сказал, что не может влюбляться, иметь семью? Что он скрывает? Если это действительно так, кто для него… я? Он перехватил мой задумчивый взгляд и вопросительно поднял бровь. В ответ я отрицательно пошевелила пальцами. Пустяки. Клянусь, я была уверена, что наши взаимоотношения с Мартином происходили если не из любви, то хотя бы из взаимной влюблённости и восхищения друг другом. Как это мучительно – жить в очередной иллюзии! Верить, что на этот раз ты точно не обманываешься, но вновь видеть крах своего желания. Моё сердце начинало терзаться. Я не ощущала в себе сил расстаться с Мартином. Кого угодно я могла бы оставить, растерзать, осмеять напоследок, чтобы вернуть себе оплеванную гордость и компенсировать потраченное время… но только не его.
Глава IV
Мы прогуливались вдоль берега. Закат окрасил западную часть неба в яркие, но холодные оттенки. Лучи заходящего солнца отражались на поверхности моря. С наступлением темноты Мартин и я собирались отправиться к подножью горы – там находилось необходимое место для одного из наших ритуалов. Без ложной скромности: из работницы магазина к тому моменту я стала практикующей ведьмой. Моя жизнь очень изменилась благодаря этому. Подобное можно объяснить тем, будто ты чувствуешь мир намного глубже, нежели другие люди. Это гармония. Единственное, что меня беспокоило на тот момент – я никак не могла установить контакт с духами. Они будто не слышали меня. Иногда появлялся страх, что я просто не способна стать медиумом. Однако, всё случается вовремя.
Мартин сел на крупный камень, россыпь которых украшала берег. Выставив руку в сторону, он пригласил меня к себе в объятия. Я прильнула к нему, положив голову на плечо. Снова почувствовала его резковато-прохладный, но уже такой близкий запах. Брызги разбивающихся о груды камней волн долетали до нас. Солёный ветер то и дело откидывал длинные чёрные волосы Мартина от его лица. Он закрыл глаза и подался навстречу этим порывам. Я любовалась им: как был красив мой возлюбленный в этот момент! Красноватые лучи солнца, шум волн, покрикивания чаек – вся эта романтическая обстановка будила во мне давно забытую, закрытую сентиментальность. Боясь, что это сон, что этот момент закончится, я сильнее прижималась к своему любимому человеку, а он целовал мои волосы. Одна из фотографий, хранившихся до сих пор в моей шкатулке рядом с картами, была сделана как раз в тот день.
– Мартин… – прошептала я, сглатывая слёзы, – я люблю тебя…
Мне стало так легко, когда я договорила эту фразу! Будто освободилась от довлеющих оков неопределённости, собственной нерешительности. Но Мартин молчал. Секунды превращались в минуты, растягивались, оставляя за собой пустоту. Свинцовая тяжесть начала с каждым мгновением заново оседать в груди. Совсем не так я представляла себе объяснение в чувствах. Я не ожидала, что оно окажется односторонним…
Солнце опускалось всё ниже и ниже, желая уйти под воду. Мне хотелось закричать: «Ну скажи хоть что-нибудь! Только не молчи!». Я же пообещала себе однажды: не привязываться к людям. Зачем, зачем я снова пошла на поводу своих чувств?
– Помнишь такую фразу? – внезапно заговорил Мартин, когда я уже не надеялась на ответ, – «Я всю свою любовь отдал тем, кто не любил меня. И теперь, когда любят меня наисветлейшие люди, я не могу любить, я не умею». Её приписывают русскому поэту, Сергею Есенину, но я не уверен. Впрочем, это не важно. Важно то, что я ощущаю нечто похожее, Рэйвен. Я словно не могу любить. Я не умею.
Словно извиняясь за сказанное, он взял мою руку в свою и поднёс к губам, оставив на ней поцелуй, а затем прижал к щеке. Я растерялась. Его взгляд, поведение, да что там – отношение ко мне в последнее время, всё это противоречило словам, произнесённым минуту назад. Как вдруг память воспроизвела их разговор с господином Брауном.
– Ты говорил своему учителю, что не можешь иметь семью. Ты об этом? – спросила я, – И не отнекивайся. Я всё слышала, хоть и соврала тогда.
Он утвердительно кивнул.
– Но почему? Мне и не нужна от тебя семья. Я, если хочешь знать, не люблю детей. Если проблема в этом…
– Рэйвен, подожди, – мои слова его развеселили, – я сейчас объясню. Семья ведь, это не только дети или брак. Это близость, родство, сопричастность, общность жизни и духа. Я не могу иметь семью, потому что пообещал. Однажды. Когда я был совсем молодым, мне пришлось сделать этот выбор. Тогда любовь чуть было не отняла у меня способность быть магом. Я поклялся отказаться от неё ради практики.
Осознание, что Мартин в прошлом любил кого-то настолько сильно, но, возможно, не может так же любить меня, неприятно укололо мою душу.
– И как это – отказываться от чего-то важного?
– Со временем эта важность падает.
– Понятно, – я сделала вид, что ответ меня устроил.
– Но… ты знаешь, Рэйвен, я больше не хочу так.
– Как?
– Выбирать только что-то одно. Извини, я так боялся привязаться к тебе, что даже пропустил момент, когда это уже случилось. Я больше не умею любить, но… я попробую научиться. Ради тебя.
– Правда?
– Правда. Мне бы не хотелось потерять… ещё и тебя, Рэйвен, – будто что-то вспоминая, сказал Мартин.
Я облегчённо вздохнула, обняв его ещё сильнее. Наверное, никогда я больше не была так бессовестно счастлива, как в тот момент. Наши чувства взаимны! Больше мы не будем избегать таких естественных и важных вещей. Не знаю, что чувствовал тогда он, но я верила, что для нас в мире больше не найдётся ни одного препятствия. Стемнело. Ещё некоторое время мы провели у моря. Обещали быть рядом, не причинять друг другу боль. Выбирать: я – его, а он – меня, каждый день, насколько долго это будет возможно. Кажется, волны запомнили наши слова в тот вечер. Я до сих пор слышу их сквозь шум морской воды…
Мы провели вместе целый счастливый год. Мой возлюбленный не соврал. Я действительно чувствовала его любовь и поддержку. Зря он говорил, что не умеет любить. А может, люди раскрываются, только когда кто-то другой понимает их, и таким Мартина смогла сделать именно моя любовь? Я совсем запамятовала о том, что когда-то слышала в их разговоре с Брауном. Сначала я думала, что такого происходило с моим любимым раньше, отчего он хотел навсегда забыть о чувствах, но чем ты счастливее, тем сложнее заставить себя копаться в прошлом. Однажды я держала в руках крупную подвеску в форме бабочки – подарок Мартина. Он заказал её для меня у знакомого мастера. Узорчатые крылья, какая тонкая работа! Холод и вес изделия приятно ощущались в руке. Сама бабочка была не столь обычной. Крупное тельце, геометрически строгие черты, и главное – рисунок на спинке, очень напоминающий череп.
– Бражник мёртвая голова, – пояснил мой возлюбленный. – Из-за странного узора её наделяют сакральным значением. Кто-то даже считает её предвестником смерти. А по одной легенде, мёртвая голова связывает нас с потусторонним. И если при жизни подарить её изображение дорогому тебе человеку, она свяжет вас, и поможет вашим душам быстрее отыскать друг друга в загробном мире. Теперь, когда бабочка висит на твоей шее, не бойся, что мы потеряем друг друга.