Виктор Светлов
«Наука дедукции» Шерлока Холмса. Современный взгляд
2. Абдукция рабочей версии
Познакомившись с фактами о совершенном преступлении и выделив среди них основные, Холмс приступает к разработке рабочей версии. С этой целью он сначала проверяет, насколько правдоподобна версия полиции. На основании анализа газетных сообщений Холмс подробно излагает Уотсону детали версии, которой придерживается инспектор Грегори.
«Теперь я расскажу вам, какие шаги предприняла полиция. Инспектор Грегори, которому поручено дело, – человек энергичный. Одари его природа еще и воображением, он мог бы достичь вершин сыскного искусства. Прибыв на место происшествия, он очень быстро нашел и арестовал человека, на которого, естественно, падало подозрение. Найти его не составило большого труда, потому что он был хорошо известен в округе. Имя его- Фицрой Симпсон. Он хорошего рода, получил прекрасное образование, но все свое состояние проиграл на скачках.
Последнее время жил тем, что мирно занимался букмекерством в спортивных лондонских клубах. В его записной книжке обнаружили несколько пари до пяти тысяч фунтов против фаворита. Когда его арестовали, он признался, что приехал в Дартмур в надежде раздобыть сведения о лошадях Кингс-Пайленда и о втором фаворите, жеребце Бронзовом, находящемся на попечении Сайлеса Брауна в кейплтонской конюшне. Он и не пытался отрицать, что в понедельник вечером был в Кингс-Пайленде, однако уверяет, что ничего дурного не замышлял, хотел только получить сведения из первых рук. Когда ему показали галстук, он сильно побледнел и совершенно не мог объяснить, как галстук оказался в руке убитого. Мокрая одежда Симпсона доказывала, что ночью он попал под дождь, а его суковатая трость со свинцовым набалдашником вполне могла быть тем самым оружием, которым тренеру были нанесены эти ужасные раны. С другой стороны, на нем самом нет ни царапины, а ведь окровавленный нож Стрэкера – неопровержимое доказательство, что по крайней мере один из нападавших на него бандитов пострадал. Вот, собственно, и все, и если вы сможете мне помочь, Уотсон, я буду вам очень признателен.
Я с огромным интересом слушал Холмса, изложившего мне обстоятельства этого дела со свойственной ему ясностью и последовательностью. Хотя все факты были мне уже известны, я не мог установить между ними ни связи, ни зависимости.
– А не может ли быть, – предположил я, – что Стрэкер сам нанес себе рану во время конвульсий, которыми сопровождается повреждение лобных долей головного мозга.
– Вполне возможно, – сказал Холмс. – Если так, то обвиняемый лишается одной из главных улик, свидетельствующих в его пользу.
– И все-таки, – продолжал я, – я никак не могу понять гипотезу полиции.
– Боюсь, в этом случае против любой гипотезы можно найти очень веские возражения. Насколько я понимаю, полиция считает, что Фицрой Симпсон подсыпал опиум в ужин Хантера, отпер конюшню ключом, который он где-то раздобыл, и увел жеребца, намереваясь, по всей видимости, похитить его. Уздечки в конюшне не нашли – Симпсон, вероятно, надел ее на лошадь. Оставив дверь незапертой, он повел ее по тропинке через пустошь, и тут его встретил или догнал тренер. Началась драка, Симпсон проломил тренеру череп тростью, сам же не получил и царапины от ножичка Стрэкера, которым тот пытался защищаться. Потом вор увел лошадь и где-то спрятал ее, или, может быть, лошадь убежала, пока они дрались, и теперь бродит где-то по пустоши. Вот как представляет происшедшее полиция, и, как ни маловероятна эта версия, все остальные кажутся мне еще менее вероятными. Как только мы прибудем в Дартмур, я проверю ее, – иного способа сдвинуться с мертвой точки я не вижу».
Холмс оценивает версию полиции как маловероятную, но единственную, которую можно принять на основании известных из печати фактов в качестве исходной. Эту версию можно обозначить так: НП = «В смерти Джона Стрэкера и исчезновении Серебряного виновен Фицрой Симпсон».
«– Должен признаться, – говорил Холмс, – что все версии, которые я составил на основании газетных сообщений, оказались ошибочными. А ведь можно было, даже исходя из них, нащупать вехи, если бы не ворох подробностей, которые газеты спешили обрушить на головы читателей. Я приехал в Девоншир с уверенностью, что преступник- Фицрой Симпсон, хоть и понимал, что улики против него очень неубедительны».
При личной встрече с Грегори Холмс первым делом уточняет детали, которые могли бы либо подтвердить, либо опровергнуть принятую им версию.
«Начинало вечереть, когда мы подъехали к Тавистоку – маленькому городку, торчащему, как яблоко на щите, в самом центре обширного Дартмурского плоскогорья. На платформе нас встретили высокий блондин с львиной гривой, пышной бородой и острым взглядом голубых глаз и невысокий элегантно одетый джентльмен, энергичный, с небольшими холеными баками и моноклем. Это были инспектор Грегори, чье имя приобретало все большую известность в Англии, и знаменитый спортсмен и охотник полковник Росс.
– Я очень рад, что вы приехали, мистер Холмс, – сказал полковник, здороваясь. – Инспектор сделал все возможное, но, чтобы отомстить за гибель несчастного Стрэкера и найти Серебряного, я хочу сделать и невозможное.
– Есть какие-нибудь новости? – спросил Холмс.
– Увы, результаты расследования пока оставляют желать лучшего, – сказал инспектор. – Вы, конечно, хотите поскорее увидеть место происшествия. Поэтому едем, пока не стемнело, поговорим по дороге. Коляска нас ждет.
Через минуту удобное, изящное ландо катило нас по улицам старинного живописного городка. Инспектор Грегори с увлечением делился с Холмсом своими мыслями и соображениями; Холмс молчал, время от времени задавая ему вопросы. Полковник Росс в разговоре участия не принимал, он сидел, откинувшись на спинку сиденья, скрестив руки на груди и надвинув шляпу на лоб. Я с интересом прислушивался к разговору двух детективов: версию, которую излагал сейчас Грегори, я уже слышал от Холмса в поезде.
– Петля вот-вот затянется вокруг шеи Фицроя Симпсона, – заключил Грегори. – Я лично считаю, что преступник он. С другой стороны, нельзя не признать, что все улики против него косвенные и что новые факты могут опровергнуть наши выводы.
– А нож Стрэкера?
– Мы склонились к выводу, что Стрэкер сам себя ранил, падая.
– Мой друг Уотсон высказал такое же предположение по пути сюда. Если так, это обстоятельство оборачивается против Симпсона.
Разумеется. У него не нашли ни ножа, ни хотя бы самой пустяковой царапины на теле. Но улики против него, конечно, очень сильные. Он был в высшей степени заинтересован в исчезновении фаворита; никто, кроме него, не мог отравить конюха, ночью он попал где-то под сильный дождь, он был вооружен тяжелой тростью, и, наконец, его галстук был зажат в руке покойного. Улик, по-моему, достаточно, чтобы начать процесс».
Однако после знакомства с подробностями происшествия, предоставленными Грегори, Холмс отвергает его версию как неправдоподобную. Ни одна из улик, известных полиции, не повышала ее правдоподобие.
«Холмс покачал головой.
– Неглупый защитник не оставит от доводов обвинения камня на камне, – заметил он. – Зачем Симпсону нужно было выводить лошадь из конюшни? Если он хотел что-то с ней сделать, почему не сделал этого там? А ключ – разве у него нашли ключ? В какой аптеке продали ему порошок опиума? И наконец, где Симпсон, человек, впервые попавший в Дартмур, мог спрятать лошадь, да еще такую, как Серебряный? Кстати, что он говорит о бумажке, которую просил служанку передать конюху?
– Говорит, это была банкнота в десять фунтов. В его кошельке действительно такую банкноту нашли. Что касается всех остальных ваших вопросов, ответить на них вовсе не так сложно, как вам кажется. Симпсон в этих краях не впервые, – летом он дважды приезжал в Тависток. Опиум он скорее всего привез из Лондона. Ключ, отперев конюшню, выкинул. А лошадь, возможно, лежит мертвая в одной из заброшенных шахт.
– Что он сказал о галстуке?
– Признался, что галстук его, но твердит, что потерял его где-то в тот вечер. Но тут выяснилось еще одно обстоятельство, которое как раз и может объяснить, почему он увел лошадь из конюшни.
Холмс насторожился.
– Мы установили, что примерно в миле от места убийства ночевал в ночь с понедельника на вторник табор цыган. Утром они снялись и ушли. Так вот, если предположить, что у Симпсона с цыганами был сговор, то напрашивается вывод, что именно к ним он и вел коня, когда его повстречал тренер, и что сейчас Серебряный у них, не так ли?
– Вполне вероятно.
– Плоскогорье сейчас прочесывается в поисках этих цыган. Кроме того, я осмотрел все конюшни и сараи в радиусе десяти миль от Тавистока.
– Тут ведь поблизости есть еще одна конюшня, где содержат скаковых лошадей?
– Совершенно верно, и это обстоятельство ни в коем случае не следует упускать из виду. Поскольку их жеребец Беспечный- второй претендент на кубок Уэссекса, исчезновение фаворита было его владельцу тоже очень выгодно. Известно, что, во-первых, кейплтонский тренер Сайлес Браун заключил несколько крупных пари на этот забег и что, во-вторых, дружбы с беднягой Стрэкером он никогда не водил. Мы, конечно, осмотрели его конюшню, но не обнаружили ничего, указывающего на причастность кейплтонского тренера к преступлению.
– И ничего, указывающего на связь Симпсона с кейплтонской конюшней?
– Абсолютно ничего».
Логика рассуждений Холмса в приведенном отрывке такая. Если допустить, что версия полиции истинна, тогда в действиях Фицроя Симпсона должна быть определенная последовательность: он должен каким-то образом достать ключ от конюшни, открыть ее, усыпив предварительно бдительность дежурного конюха и собаки, что-то сделать с лошадью непосредственно в конюшне или вывести ее и спрятать в другом месте. Однако ключа от конюшни у Фицроя Симпсона не нашли, Симпсон открыто разговаривал со служанкой и конюхом и не стремился остаться незамеченным, лошадь ни в конюшне, ни в ближайших окрестностях не нашли. Все эти факты никак не могли быть необходимым следствием допущения о виновности Фицроя Симпсона. Значит, их достоверность делала эту версию неправдоподобной.
Отвергнув версию полиции, Холмс создает свою: НХ = «В смерти Джона Стрэкера и исчезновении Серебряного виновен не Фицрой Симпсон, а Стрэкер и его жена».
«Только когда мы подъехали к домику Стрэкера, я осознал важность того обстоятельства, что на ужин в тот вечер была баранина под чесночным соусом. Вы, вероятно, помните мою рассеянность – все вышли из коляски, а я продолжал сидеть, ничего не замечая. Так я был поражен, что чуть было не прошел мимо столь очевидной улики.
– Признаться, – прервал его полковник, – я и сейчас не понимаю, при чем здесь эта баранина.
– Она была первым звеном в цепочке моих рассуждений. Порошок опиума вовсе не безвкусен, а запах его не то чтобы неприятен, но достаточно силен. Если его подсыпать в пищу, человек сразу почувствует и скорее всего есть не станет. Чесночный соус- именно то, что может заглушить запах опиума. Вряд ли можно найти какую-нибудь зависимость между появлением Фицроя Симпсона в тех краях именно в тот вечер с бараниной под чесночным соусом на ужин в семействе Стрэкеров. Остается предположить, что он случайно захватил с собой в тот вечер порошок опиума. Но такая случайность относится уже к области чудес. Так что этот вариант исключен. Значит, Симпсон оказывается вне подозрений, но зато в центр внимания попадают Стрэкер и его жена- единственные люди, кто мог выбрать на ужин баранину с чесноком. Опиум подсыпали конюху прямо в тарелку, потому что все остальные обитатели Кингс-Пайленда ели то же самое блюдо без всяких последствий. Кто-то всыпал опиум, пока служанка не видела. Кто же? Тогда я вспомнил, что собака молчала в ту ночь. Как вы догадываетесь, эти два обстоятельства теснейшим образом связаны. Из рассказа о появлении Фицроя Симпсона в Кингс-Пайленде явствовало, что в конюшне есть собака, но она почему-то не залаяла и не разбудила спящих на сеновале конюхов, когда в конюшню кто-то вошел и увел лошадь. Несомненно, собака хорошо знала ночного гостя. Я уже был уверен- или, если хотите, почти уверен, – что ночью в конюшню вошел и увел Серебряного Джон Стрэкер. Но какая у него была цель? Явно бесчестная, иначе зачем ему было усыплять собственного помощника? Однако что он задумал? Этого я еще не понимал. Известно немало случаев, когда тренеры ставят большие суммы против своих же лошадей через подставных лиц и с помощью какого-нибудь мошенничества не дают им выиграть. Иногда они подкупают жокея, и тот придерживает лошадь, иногда прибегают к более хитрым и верным приемам. Что хотел сделать Стрэкер?».
Только поставив вопрос, какая связь между опиумом и чесночным соусом, Холмс смог догадаться об истинном виновнике. Действительно, чеснок заглушает вкус опиума, но Фицрой не мог знать, что именно будет приготовлено на ужин в тот вечер, чтобы захватить опиум намеренно. Но он не мог взять его и случайно. Значит, Фицрой не имеет никакого отношения к опиуму и преступлению. Зато к нему и тем самым к преступлению имеют прямое отношение те люди, которые готовили ужин, – Джон Стрэкер и его жена.
3. Дедукция необходимых следствий
Какой бы убедительной ни казалась версия Шерлоку Холмсу, он понимал, что она не давала однозначные ответы на вопросы о мотиве преступления и способе, которым оно было совершено. Нужны были новые факты. Для этого Холмс принял свою гипотезу в качестве истинного предположения и начал знакомиться с содержимым карманов Джона Стрэкера и местом происшествия. То, что не привлекло особого внимания полиции, дало ему ответы на оба вопроса.
«Я надеялся, что содержимое его карманов поможет в этом разобраться. Так и случилось. Вы помните, конечно, тот странный нож, который нашли в руке убитого, нож, которым человек, находясь в здравом уме, никогда бы не воспользовался в качестве оружия, будь то для защиты или для нападения. Это был, как подтвердил наш доктор Уотсон, хирургический инструмент для очень тонких операций. Вы, разумеется, полковник, знаете, – ведь вы опытный лошадник, – что можно проколоть сухожилие на ноге лошади так искусно, что на коже не останется никаких следов. Лошадь после такой операции будет слегка хромать, а все припишут хромоту ревматизму или чрезмерным тренировкам, но никому и в голову не придет заподозрить здесь чей-то злой умысел.
– Негодяй! Мерзавец! – вскричал полковник.
– Почувствовав укол ножа, такой горячий жеребец, как Серебряный, взвился бы и разбудил своим криком и мертвого. Нужно было проделать операцию подальше от людей, вот почему Джон Стрэкер и увел Серебряного в поле.
– Я был слеп, как крот! – горячился полковник. – Ну, конечно, для того-то ему и понадобилась свеча, для того-то он и зажигал спичку.
– Несомненно. А осмотр его вещей помог мне установить не только способ, который он намеревался совершить преступление, но и причины, толкнувшие его на это. Вы, полковник, как человек, хорошо знающий жизнь, согласитесь со мной, что довольно странно носить у себя в бумажнике чужие счета. У всех нас хватает собственных забот. Из этого я заключил, что Стрэкер вел двойную жизнь. Счет показал, что в деле замешана женщина, вкусы которой требуют денег. Как ни щедро вы платите своим слугам, полковник, трудно представить, чтобы они могли платить по двадцать гиней за туалет своей любовницы. Я незаметно расспросил миссис Стрэкер об этом платье и, удостоверившись, что она его в глаза не видела, записал адрес портнихи. Я был уверен, что, когда покажу ей фотографию Стрэкера, таинственный Дербишир развеется, как дым. Теперь уже клубок стал разматываться легко. Стрэкер завел лошадь в овраг, чтобы огня свечи не было видно. Симпсон, убегая потерял галстук, Стрэкер увидел его и для чего-то подобрал, может быть, хотел завязать лошади ногу. Спустившись в овраг, он чиркнул спичкой за крупом лошади, но, испуганное внезапной вспышкой, животное, почувствовавшее к тому же опасность, рванулось прочь и случайно ударило Стрэкера копытом в лоб. Стрэкер, несмотря на дождь, уже успел снять плащ- операция ведь предстояла тонкая. Падая от удара, он поранил себе бедро. Мой рассказ убедителен?
– Невероятно! – воскликнул полковник. – Просто невероятно! Вы как будто все видели собственными глазами!»
Дедукции Холмса были такими. Если допустить, что Джон Стрэкер виновен, сразу же возникло бы противоречие между этим предположением и тем, что он использовал катарактальный нож для самозащиты или нападения; что собака залаяла, когда он входил в конюшню; что он не увел Серебряного в поле; что ему не понадобились спички в ночной темноте; что он не намеревался получить от своего преступления материальной выгоды. Но если все перечисленное противоречиво, а версия истинна, значит, истинно, что Джон Стрэкер хотел использовать катарактальный нож для того чтобы Серебряный не смог выиграть скачки и никто не смог заподозрить его самого; собака не залаяла, потому что в конюшню вошел ее хозяин, т. е. Стрэкер; что только в поле при свете спички можно было без свидетелей нанести увечье Серебряному; что Стрэкер от проигрыша Серебряного получал деньги на содержание своей любовницы.
4. Индукция рабочей версии
Для окончательного обоснования своей версии Холмсу необходимо было отыскать Серебряного, мертвого или живого. Только это могло обеспечить данной версии полную истинность и связать все факты причинно-следственной связью в одно целое. Однако рабочая версия не давала прямого ответа, где следует искать Серебряного. Хотя именно такое предсказание являлось для нее решающим. Холмсу пришлось выдвинуть и проверить несколько частных версий о местонахождении лошади.
«– Вот что, Уотсон, – промолвил он (Холмс. – В. С.) наконец, – мы пока оставим вопрос, кто убил Стрэкера, и будем думать, что произошло с лошадью. Предположим, Серебряный в момент преступления или немного позже ускакал. Но куда? Лошадь очень привязана к человеку. Предоставленный самому себе. Серебряный мог вернуться в Кингс-Пайленд или убежать в Кейплтон. Что ему делать одному в поле? И уж, конечно, кто-нибудь да увидел бы его там. Теперь цыгане, – зачем им было красть его? Они чуть что прослышат – спешат улизнуть: полиции они боятся хуже чумы. Надежды продать такую лошадь, как Серебряный, у них нет. Украсть ее – большой риск, а выгоды – никакой. Это вне всякого сомнения.
– Где же тогда Серебряный?
– Я уже сказал, что он или вернулся в Кингс-Пайленд, или поскакал в Кейплтон. В Кингс-Пайленде его нет. Значит, он в Кейплтоне. Примем это за рабочую гипотезу и посмотрим, куда она нас приведет. Земля здесь, как заметил инспектор, высохла и стала тверже камня, но местность слегка понижается к Кейплтону, и в той лощине ночью в понедельник, наверное, было очень сыро. Если наше предположение правильно. Серебряный скакал в этом направлении, и нам нужно искать его следы.
Беседуя, мы быстро шли вперед и через несколько минут спустились в лощину. Холмс попросил меня обойти ее справа, а сам взял левее, но не успел я сделать и пятидесяти шагов, как он закричал мне и замахал рукой.
На мягкой глине у его ног виднелся отчетливый конский след. Холмс вынул из кармана подкову, которая как раз пришлась к отпечатку.
– Вот что значит воображение, – улыбнулся Холмс. – Единственное качество, которого недостает Грегори. Мы представили себе, что могло бы произойти, стали проверять предположение, и оно подтвердилось. Идем дальше.
Мы перешли хлюпающее под ногами дно лощинки и с четверть мили шагали по сухому жесткому дерну. Снова начался небольшой уклон, и снова мы увидели следы, потом они исчезли и появились только через полмили, совсем близко от Кейплтона. Увидел их первым Холмс – он остановился и с торжеством указал на них рукой. Рядом с отпечатками копыт на земле виднелись следы человека.
– Сначала лошадь была одна! – вырвалось у меня.
– Совершенно верно, сначала лошадь была одна. Стойте! А это что?
Двойные следы человека и лошади резко повернули в сторону Кингс-Пайленда. Холмс свистнул. Мы пошли по следам. Он не поднимал глаз от земли, но я повернул голову вправо и с изумлением увидел, что эти же следы шли в обратном направлении.
– Один ноль в вашу пользу, Уотсон, – сказал Холмс, когда я указал ему на них, – теперь нам не придется делать крюк, который привел бы нас туда, где мы стоим. Пойдемте по обратному следу.
Нам не пришлось идти долго. Следы кончились у асфальтовой дорожки, ведущей к воротам Кейплтона…
– Такой великолепной смеси наглости, трусости и подлости, как у мистера Сайлеса Брайна, я давно не встречал, – сказал Холмс, устало шагая рядом со мной по склону.
– Значит, лошадь у него?
– Он сначала на дыбы взвился, отрицая все. Но я так подробно описал ему утро вторника, шаг за шагом, что он поверил, будто я все видел собственными глазами».
Холмс ставит задачу найти пропавшую лошадь и выдвигает последовательно четыре гипотезы о ее возможном местонахождении. С1 = «Серебряный остался в поле, рядом с местом преступления»; С2 = «Серебряный вернулся в конюшню в Кингс-Пайленд»; С3 = «Серебряный убежал в Кейплтон (место, где находится конюшня конкурента полковника Росса)»; С4 = «Серебряного украли цыгане». Данные гипотезы исключают друг друга и совместно исчерпывают все возможные альтернативы. Следовательно, одна из них должна быть истинна.
Фактами, подтверждающими эти гипотезы, были бы соответственно следующие свидетельства: Е1 = «Серебряный пасется в поле», Е2 = «Серебряный – в Кингс-Пайленде», Е3 = «Серебряный – в Кейплтоне», Е4 = «Серебряный – у цыган». Встает вопрос о достоверности этих свидетельств. Холмс подвергает сомнению Е1, так как лошадь долго оставаться без человека не может и, кроме того, ее бы заметили; достоверность Е2 приравнивается к нулю, так как Серебряный в родную конюшню Кингс-Пайленда не возвращался; достоверность Е4 также приравнивается к нулю, потому что украсть известного рысака – большой риск, его невозможно надолго где-нибудь спрятать или продать без очевидного последующего разоблачения.
Факт Е1 является логическим следствием С1, но его достоверность равна нулю. Значит, гипотеза С1 опровергается. Аналогично недостоверность Е2 опровергает С2, недостоверность Е4 опровергает С4. Опровержение С1, С2, С4 косвенно доказывает гипотезу С3. Но проблема для Холмса заключается в том, что конюшня в Кейплтоне уже осматривалась и Серебряного там не нашли. Поэтому Холмс временно допускает, что С3 истинна, и ищет свидетельство, подтверждающее ее прямо, т. е. стремится доказать истинность факта Е3.
Скоро нужное свидетельство в виде отпечатков Серебряного обнаруживается. Предсказание Холмса подтвердилось полностью, когда Серебряного живым и невредимым нашли в Кейплтоне, в конюшне Сайлеса Брайна – конкурента полковника Росса.
Гипотезу С3 можно рассматривать как решающее предсказание основной версии Холмса НХ. Следовательно, когда факт Е3 подтвердил гипотезу С3, он одновременно обеспечил окончательное подтверждение гипотезе НХ и опровержение альтернативной версии полиции.
