Виктор Светлов
«Наука дедукции» Шерлока Холмса. Современный взгляд
2. Анатомия «науки дедукции» Шерлока Холмса
Существует объективная причина, по которой система правил «науки дедукции» Шерлока Холмса кажется многим читателям и аналитикам эффективной, но неясной и неопределенной. Дело в том, что она выполняет функции трех связанных друг с другом, но достаточно автономных логических теорий – теории абдукции (правил открытия нетривиальных гипотез), теории дедукции (правил вывода необходимых следствий из гипотез и фактов) и теории индукции (правил подтверждения и опровержения гипотез). «Наука дедукции» используется Шерлоком Холмсом и для абдукции версий, и для дедукции из них необходимых следствий, и для индукции основной версии. Одновременно «наука дедукции» выражает принцип фундаментальной связи перечисленных функций, получивший в науке специальное название, – гипотетико-дедуктивного метода.
Рассмотрим более подробно указанные функции «науки дедукции» и базисный принцип их единства и последовательного применения.
Примем соглашение, что употребляемые ниже понятия «версия», «гипотеза» и «предположение» – синонимы.
2.1. «Наука дедукции» как абдукция нетривиальных версий расследования
Термин «абдукция» был введен в научный оборот американским философом, логиком и математиком Чарльзом Пирсом (1839–1914) для обозначения процесса открытия (изобретения) правдоподобных гипотез при объяснения фактов, интересующих исследователя. С тех пор стадию открытия нового знания, научного и иного, стали называть абдукцией6.
Поясним понятие абдукции на элементарном примере и затем сформулируем ее основной закон.
Допустим, монета подбрасывалась три раза, и все три раза выпадал герб. При этом точное значение вероятности выпадения герба не известно. Обозначим это событие как Г3 = Г*Г*Г и попытаемся сформулировать несколько альтернативных гипотез о его возможной причине- точном значении вероятности выпадения герба. Выдвинем три объясняющие гипотезы: Н1 = «вероятность герба равна 1»; Н1/2 = «вероятность герба равна 1/2»; Н3/4 = «вероятность герба равна 3/4». Вычислим их правдоподобия относительно свершившегося события Г3:
Правдоподобие гипотезы Н1 относительно события Г3 = вероятность события Г3 при условии истинности Н1 = 1* 1* 1 = 1.
Правдоподобие гипотезы Н1/2 относительно события Г3 = вероятность события Г3 при условии истинности Н1/2 = 1/2* 1/2* 1/2 = 1/8 = 0, 125.
Правдоподобие гипотезы Н3/4 относительно события Г3 = вероятность события Г3 при условии истинности Н3/4 = 3/4* 3/4* 3/4 = 27/64 = 0, 422.
Сравнивая численные значения правдоподобия разных гипотез, видим, что гипотеза Н1 наиболее правдоподобна. Так как доказывается, что большее правдоподобие гипотезы всегда влечет ее большую вероятность, то более всего вероятнее, что Н1 указывает истинную причину, т. е. подлинное значение вероятности выпадения герба.
Законом абдукции, т. е. законом открытия причинной, или объясняющей гипотезы служит, следовательно, требование:
Закон абдукции. Всегда следует предпочитать ту гипотезу, которая наиболее правдоподобна относительно данных фактов. Ибо в этом случае вероятнее всего именно она обозначает причину данных фактов, или, что то же, эти факты представляют ее необходимое следствие.
Абдукция не дает достоверных заключений, лишь правдоподобные, так как зависит от достоверности и количества собранных фактов и качества выдвинутых гипотез. Но зато она служит основным правилом творческого решения всех научных и прочих проблем.
Абдукция связана с интересным мировоззренческим допущением: ни один факт не дан исследователю в «чистом», т. е. без некоторого интерпретирующего его и придающему ему смысл предположения. Проще говоря, никаких «чистых», абсолютно объективных фактов, допускающих одну единственную интерпретацию, не существует. Один и тот же факт всегда имеет множество различных, часто несовместимых смыслов. Для одних людей религиозная символика – предмет поклонения и веры, для вторых людей – предмет эстетического наслаждения, для третьих, – предмет научного изучения, для четвертых – предмет коммерции, для пятых- признак духовного порабощения. Третье правило «науки дедукции» Холмса вводит данное допущение в явном виде.
Одиннадцатое правило «науки дедукции» Шерлока Холмса воспроизводят основное содержание закона абдукции. Именно в соответствии с этим законом Холмс делал точные и поражающие всех выводы на основании наблюдений. Ему не нужно было вычислять точные значения правдоподобия своих гипотез, как в приведенном выше примере. Достаточно было сравнить предположение со своим логическим отрицанием, т. е. всеми своими возможными альтернативами, по принципу «правдоподобно- не правдоподобно». Если предположение оказывалось более правдоподобным, чем его отрицание, оно принималась, а его отрицание отбрасывалось. Это и означает в терминологии Холмса «сделать вывод на основании наблюдения». Приведенный выше закон абдукции он использовал в следующей формулировке:
Закон абдукции Шерлока Холмса. Следует исключать из анализа все предположения, которые неправдоподобны в качестве причин анализируемых фактов.
Согласно десятому правилу «науки дедукции» малоправдоподобные версии нельзя исключать без достаточных оснований. Не противоречит ли данное правило закону абдукции? Нет, потому что целью абдукция является выдвижение новых предположений, изобретение нового знания, но не доказательство его истинности. Проверка гипотез и обоснование их истинности – прерогатива теории индукции.
Чтобы прояснить содержание закона абдукции Холмса, рассмотрим типичное абдуктивное рассуждение сыщика и ученого на конкретном примере.
Интересно, что он там высматривает? – спросил я (доктор Уотсон. – В. С.), показывая на дюжего, просто одетого человека, который медленно шагал по другой стороне улицы, вглядываясь в номера домов. В руке он держал большой синий конверт – очевидно, это был посыльный.
– Кто, этот отставной флотский сержант? – сказал Шерлок Холмс…
– Как же вы догадались? – спросил я.
– О чем? – хмуро отозвался он.
– Да о том, что он отставной флотский сержант?..
– Мне легче понять, чем объяснить, как я догадался… Даже через улицу я заметил на его руке татуировку – большой синий якорь. Тут уже запахло морем. Выправка у него военная, и он носит баки военного образца. Стало быть, перед нами флотский. Держится он с достоинством, пожалуй, начальственно. Вы должны были бы заметить, как высоко он держит голову и как помахивает своей палкой, а с виду он степенный мужчина средних лет – вот и все приметы, по которым я узнал, что он был сержантом» (Этюд а багровых тонах).
Благодаря своей способности наблюдать Холмс быстро подметил основные приметы и составил из них сложный факт Е = «этот человек сильный, степенный, средних лет, просто одет, имеет морскую татуировку, военную выправку, баки военного образца, держится начальственно, служит посыльным».
Предположение Холмса представляет гипотезу Н = «этот человек – отставной сержант флота». Здесь возникают два вопроса. Во-первых, почему появилась именно эта гипотеза? Во-вторых, доказывается ли она установленным фактом? Рассуждая абдуктивно, Холмс исходил из того, что гипотеза, претендующая на статус истинной, должна быть более правдоподобной, чем ее возможные альтернативы относительно рассматриваемых фактов. Но именно выдвинутая гипотеза и отвечает данному требованию. В самом деле, не быть отставным сержантом флота и иметь при этом морскую татуировку, военную выправку, баки военного образца, быть средних лет, держаться начальственно, служить посыльным выглядит малоправдоподобным сочетанием. Однако перечисленные приметы вместе становятся весьма правдоподобными при допущении, что данный человек когда-то был сержантом флота.
Рассуждения Холмса можно представить в виде последовательности автоматически благодаря накопленному опыту совершенных дихотомических выборов. Назовем такую последовательность абдуктивным выводом.
1) Этот человек – мужчина (первая примета).
2) Этот человек имеет морскую татуировку (вторая примета).
3) Правдоподобно допущение, что этот мужчина – моряк и неправдоподобно, что он не моряк. Значит, этот человек – моряк (первое абдуктивное заключение).
4) Этот моряк имеет военную выправку и носит баки военного образца (третья примета).
5) Правдоподобно допущение, что этот моряк служил на военном флоте и неправдоподобно, что он плавал на гражданских судах. Значит, этот моряк – военнослужащий (второе абдуктивное заключение).
6) Этот военный моряк – средних лет, держится начальственно и служит в настоящее время посыльным (четвертая примета).
7) Правдоподобно допущение, что этот военный моряк служил когда-то сержантом и неправдоподобно, чтобы он не имел младшего воинского звания. Значит, этот военный моряк – отставной сержант военно-морского флота (третье и окончательное абдуктивное заключение).
Абдуктивный вывод Холмс жестко отделяет от гадания на том основании, что последнее по своей природе не выводом из фактов, более того не нуждается в них и никогда не стремится к их установлению. Согласно первому правилу «науки дедукции» выдвижению версии обязательно должен предшествовать процесс поиска и анализа фактов. «Но это не просто догадка? (вопрос Уотсона Холмсу. – В. С.) – Разумеется, нет. Я никогда не гадаю. Очень дурная привычка: действует гибельно на способность логически мыслить» (Знак четырех).
2.2. «Наука дедукции» как искусство дедукции необходимых следствий
Изобретателем теории дедукции считается древнегреческий философ и логик Аристотель (384–322 до н. э.). Созданная им теория силлогизма представляет исторически первую теорию дедуктивного вывода. Аристотелю мы обязаны пониманием основного назначения дедукции – вывода необходимых следствий, а также ее основного закона.
Вывод необходимых следствий, называемых заключением, из какой-либо мысли, называемой посылкой, проводится, как правило, для: (1) развития ее содержания; (2) объяснения с ее помощью каких-нибудь фактов; (3) извлечения решающих для ее обоснования предсказаний.
Допустим, дана посылка «это число равно 4». Сформулируем два следствия – «это число справедливое» и «это число четное». На вопрос, какое из них следует признать необходимым относительно приведенной посылки, большинство читателей (за исключением, может быть, последователей Пифагора), ответят – второе. Этот ответ будет верным, потому что из отрицания первого следствия не следует с необходимостью ни истинность, ни ложность посылки. А из отрицания второго следствия необходимо следует ложность посылки.
Приведем наши рассуждения в более строгой форме:
Если это число равно 4, то оно несправедливое; но оно несправедливое; следовательно, данное число может быть равным как 4, так и любому другому числу.
Если это число равно 4, то оно четное; но оно нечетное; следовательно, это число не равно 4.
Законом дедукции, следовательно, служит следующее требование:
Закон дедукции. Относительно данных посылок то заключение является необходимым, из отрицания которого следует отрицание по крайней мере одной из посылок.
Согласно двенадцатому правилу «науки дедукции» Холмс использовал закон дедукции в форме, аналогичной повторяемому на разные лады утверждению «мой старый принцип расследования состоит в том, чтобы исключить все явно невозможные предположения. Тогда то, что остается, является истиной, какой бы неправдоподобной она ни казалась» (Берилловая диадема), в которых признак «невозможное» служит синонимом признака «противоречивое». К этому следует добавить еще одно основание исключения версий, из которого исходил Холмс, невозможным следует также считать все то, что относится к области чудесного. «Остается предположить, что он случайно захватил с собой в тот вечер порошок опиума. Но такая случайность относится уже к области чудес. Так что этот вариант исключен» (Серебряный).
Иными словами, закон дедукции интерпретировался Холмсом в виде следующего объединенного требования:
Закон дедукции Шерлока Холмса. Если имеются достоверные факты, следует исключать все, что с ними несовместимо (приводит к противоречию), а также все то, что относится к области чудесного. Все, оставшееся неисключенным, будет представлять их необходимое следствие.
Холмс активно использовал закон дедукции для исключения ложных версий. Рассмотрим пример, поясняющий это заключение.
«У нас уже несколько дней хранится ваша шляпа и ваш гусь, – сказал Холмс. – Мы ждали, что вы дадите в газете объявление о пропаже. Не понимаю, почему вы этого не сделали.
Наш посетитель смущенно усмехнулся.
– У меня не так много шиллингов, как бывало когда-то, – сказал он. – Я был уверен, что хулиганы, напавшие на меня, унесли с собой и шляпу, и птицу, и не хотел тратить деньги по-пустому.
– Вполне естественно. Между прочим, нам ведь пришлось съесть вашего гуся.
– Съесть? – Наш посетитель в волнении поднялся со стула.
– Да ведь он все равно испортился бы, – продолжал Холмс. – Но я полагаю, что вон та птица на буфете, совершенно свежая и того же веса, заменит вам вашего гуся.
– О, конечно, конечно! – ответил мистер Бейкер, облегченно вздохнув.
– Правда, у нас от вашей птицы остались перья, лапки и зоб, так что, если захотите…
Бейкер от души расхохотался.
– Разве только на память о моем приключении, – сказал он. – Право, не знаю, на что мне могут пригодиться disjecta membra (останки. – В. С.) моего покойного знакомца! Нет, сэр, с вашего разрешения я лучше ограничусь тем превосходным гусем, которого я вижу на буфете. Шерлок Холмс многозначительно посмотрел на меня и чуть заметно пожал плечами…
Он поклонился нам с комически торжественным видом и ушел.
– С Генри Бейкером покончено, – сказал Холмс, закрывая за ним дверь.
– Совершенно очевидно, что он понятия не имеет о драгоценном камне» (Голубой карбункул).
В зобу гуся, которого Генри Бейкеру, посетителю Холмса, в спешке пришлось бросить вместе со шляпой, чтобы убежать от напавших хулиганов, нашли дорогой алмаз. Холмс решил выяснить, знает ли Генри Бейкер о существовании драгоценного камня. Холмс строит два противоречащих друг другу предположения: «Генри Бейкер знает о существовании камня» и «Генри Бейкер ничего не знает о существовании камня» и проводит мысленный следственный эксперимент для опровержения одного из них. Холмс рассуждал так: если Бейкер знает о драгоценном камне, он постарается любым способом забрать останки брошенного гуся. Но Бейкер проявил к ним полное и искреннее равнодушие. Следовательно, делает вывод Холмс, Бейкер ничего не знает о существовании драгоценного камня и никак не причастен к его краже.
Поскольку только факты, будучи доказанными утверждениями о конкретных свойствах вещей, обстоятельств и событий, необходимо исключают общие предположения, то понятен смысл требований (1)-(5) «науки дедукции». Тщательный подбор фактов – основа основ для исключения ложных версий и подтверждения истинных. Ничто другое не способно выполнить эту задачу.
2.3. «Наука дедукции» как индукция обоснованой версии расследования
Конан Дойль жил в то время, когда создавалась не только новая, символическая, дедуктивная логика, но и новая, вероятностная, индуктивная логика. Творцами и пропагандистами последней были математики, физики, логики и методологи науки Томас Байес, Пьер Симон Лаплас (1749–1827), Джон Фредерик Уильям Гершель (1738–1822), Август де Морган (1806–1871), Уильям Стенли Джевонс (1835–1882). Ядро новой теории индукции составляет концепция обратной вероятности – техника вычисления вероятностей гипотез о причинах на основании их следствий и все методологические допущения, обосновывающие ее применение.
Прямое применение теории вероятностей предполагает знание причин, т. е. вероятностей, до знания их следствий, наблюдаемых в опыте событий, и вычисление вероятностей последних на основании известных причин. Если, например, мне известно, что вероятность выпадения герба подбрасываемой монеты равна 1/2, то мне легко доказать, что вероятность пятикратного выпадения герба в пяти бросаниях монеты равна 1/32.
Но ситуация, когда вероятности причин известны и необходимо лишь вычислить вероятности их следствий, не характерна для научного познания и расследования преступлений. Гораздо чаще приходится устанавливать причины по их наблюдаемым следствиям – фактам, следам и приметам. «Если сопоставить факты: ночные свисты, цыгане, с которыми у этого старого доктора такие близкие отношения, намеки умирающей на какую-то ленту и, наконец, тот факт, что мисс Элен Стоунер слышала металлический лязг, который мог издавать железный засов от ставни… если вспомнить к тому же, что доктор заинтересован в предотвращении замужества своей падчерицы, – я (Шерлок Холмс. – В. С.) полагаю, что мы напали на верные следы, которые помогут нам разгадать это таинственное происшествие» (Пестрая лента).
Допустим, собраны достоверные факты, которые исключают все альтернативные гипотезы, кроме одной. Чтобы неисключенную гипотезу признать необходимо истинной, необходимо, конечно, чтобы она объясняла все имеющиеся факты. Но этого мало. Также необходимо чтобы из нее можно было дедуцировать следствие, называемое решающим, которое предсказывает факт, не совпадающий с объясняемыми. Если такое предсказание подтверждается, то получает окончательное подтверждение и гипотеза. Окончательное потому, что этот решающий эксперимент, подтверждая проверяемую гипотезу, одновременно опровергает все ее не только фактические, но и мыслимые альтернативы. Если нет, проверяемая гипотеза опровергается, и так как решающий эксперимент опроверг последнюю гипотезу из списка проверяемых, этот список пересматривается и уточняется.
Допустим, неисключенными оказалось несколько гипотез. Тогда каждая из них потенциально может оказаться истинной. В этом случае истинной гипотезой считается снова та, для которой решающее предсказание окажется более весомым, чем аналогичные предсказания для всех остальных. «Размышляя над всей этой историей, я (Шерлок Холмс. – В. С.) исходил из предпосылки, что истиной, какой бы невероятной она ни казалась, является то, что останется, если отбросить все невозможное. Не исключено, что это оставшееся допускает несколько объяснений. В таком случае необходимо проанализировать каждый вариант, пока не останется один, достаточно убедительный» (Человек с белым лицом). Сравнение и выбор одной из гипотез, оставшихся неисключенными, предполагает умение вычислять вероятности гипотез. «Мы, кажется, вступили в область догадок, – заметил доктор Мортимер. – Скажите лучше (ответ Холмса д-ру Мортимеру. – В. С.) – в область, где взвешиваются все возможности, с тем чтобы выбрать из них наиболее правдоподобную. Таково научное использование силы воображения, которое всегда работает у специалистов на твердой материальной основе, с которой начинается наше размышление» (Собака Баскервилей).
Рассмотрим для ясности элементарный пример с бросанием монеты. Допустим, вероятность выпадения герба не известна, но имеется две изначально равновероятные гипотезы относительно точного значения этой вероятности – Н1/2 и Н1. Для предпочтения одной из них проведем решающий эксперимент – бросим монету. Вопрос: как изменятся вероятности гипотез, если выпадет герб, т. е. будет истинно событие Г? Правдоподобие Н1/2 относительно этого события равно 1/2. Правдоподобие Н1 относительно данного события равно 1. Вероятности сравниваемых гипотез равны их правдоподобию, деленному на сумму правдоподобий обеих гипотез. Это означает, что вероятность Н1/2 равна 1/2 : 3/2 = 1/3 и вероятность Н1—1 : 3/2 = 2/3. Так как вероятность гипотезы Н1 на основании выпадения герба выше вероятности гипотезы Н1/2, предпочтение должно быть отдано первой как более убедительной с шансами 2 к 1. Для увеличения степени убедительности монету можно бросить еще несколько раз.
В приведенном примере нет окончательного подтверждения одной из гипотез: каждая сохраняет шансы оказаться истинной, но эти шансы не равны.
В целом справедлив следующий закон индукции:
Закон индукции. Степень подтверждения истинной гипотезы всегда увеличивается, а степень подтверждения ее альтернатив всегда уменьшается, когда дедуцируемые из нее предсказания подтверждаются.
Гипотеза получает максимальное подтверждение тогда, когда подтверждается решающее для нее предсказание.
Нет ни одного произведения Конан Дойля, посвященного Шерлоку Холмсу, в котором детектив использовал бы технику исчисления вероятностей. Но это не означает, что Холмс вообще не применял закон индукции в качестве методологического принципа. В тот момент, когда у него рождалась основная версия, в истинности которой он уже не сомневался, он тем не менее всегда искал для нее решающее подтверждение, часто в форме проведения специального эксперимента. Проанализируем показательный отрывок из рассказа (Пестрая лента).
«Я (Уотсон. – В. С.) вытащил револьвер и положил его на угол стола. Холмс принес с собой длинную, тонкую трость и поместил ее возле себя на кровать вместе с коробкой спичек и огарком свечи. Потом задул лампу, и мы остались в полной темноте…
Внезапно у вентилятора мелькнул свет и сразу же исчез, но тотчас мы почувствовали сильный запах горелого масла и накаленного металла. Кто-то в соседней комнате зажег потайной фонарь. Я услышал, как что-то двинулось, потом все смолкло, и только запах стал еще сильнее. С полчаса я сидел, напряженно вглядываясь в темноту. Внезапно послышался какой-то новый звук, нежный и тихий, словно вырывалась из котла тонкая струйка пара. И в то же мгновение Холмс вскочил с кровати, чиркнул спичкой и яростно хлестнул своей тростью по шнуру.
– Вы видите ее, Уотсон? – проревел он. – Видите?
Но я ничего не видел. Пока Холмс чиркал спичкой, я слышал тихий отчетливый свист, но внезапный яркий свет так ослепил мои утомленные глаза, что я не мог ничего разглядеть и не понял, почему Холмс так яростно хлещет тростью. Однако я успел заметить выражение ужаса и отвращения на его мертвенно-бледном лице.
Холмс перестал хлестать и начал пристально разглядывать вентилятор, как вдруг тишину ночи прорезал такой ужасный крик, какого я не слышал никогда в жизни. Этот хриплый крик, в котором смешались страдание, страх и ярость, становился все громче и громче. Рассказывали потом, что не только в деревне, но даже в отдаленном домике священника крик этот разбудил всех спящих. Похолодевшие от ужаса, мы глядели друг на друга, пока последний вопль не замер в тишине.
– Что это значит? – спросил я, задыхаясь.
– Это значит, что все кончено, – ответил Холмс. – И в сущности, это к лучшему. Возьмите револьвер, и пойдем в комнату доктора Ройлотта…
Я (Холмс разъясняет Уотсону ход своих заключений. – В. С.) уже говорил вам, внимание мое сразу привлекли вентилятор и шнур от звонка, висящий над кроватью. Когда обнаружилось, что звонок фальшивый, а кровать прикреплена к полу, у меня зародилось подозрение, что шнур служит лишь мостом, соединяющим вентилятор с кроватью. Мне сразу же пришла мысль о змее, а зная, как доктор любит окружать себя всевозможными индийскими тварями, я понял, что, пожалуй, угадал. Только такому хитрому, жестокому злодею, прожившему много лет на Востоке, могло прийти в голову прибегнуть к яду, который нельзя обнаружить химическим путем. В пользу этого яда, с его точки зрения, говорило и то, что он действует мгновенно. Следователь должен был бы обладать поистине необыкновенно острым зрением, чтобы разглядеть два крошечных темных пятнышка, оставленных зубами змеи. Потом я вспомнил о свисте. Свистом доктор звал змею обратно, чтобы ее не увидели на рассвете рядом с мертвой. Вероятно, давая ей молоко, он приучил ее возвращаться к нему. Змею он пропускал через вентилятор в самый глухой час ночи и знал наверняка, что она поползет по шнуру и спустится на кровать. Рано или поздно девушка должна была стать жертвой ужасного замысла, змея ужалила бы ее, если не сейчас, то через неделю. Я пришел к этим выводам еще до того, как посетил комнату доктора Ройлотта. Когда же я исследовал сиденье его стула, я понял, что у доктора была привычка становиться на стул, чтобы достать до вентилятора. А когда я увидел несгораемый шкаф, блюдце с молоком и плеть, мои последние сомнения окончательно рассеялись. Металлический лязг, который слышала мисс Стоунер, был, очевидно, стуком дверцы несгораемого шкафа, куда доктор прятал змею. Вам известно, что я предпринял, убедившись в правильности своих выводов. Как только я услышал шипение змеи – вы, конечно, тоже слыхали его, – я немедленно зажег свет и начал стегать ее тростью.
– Вы прогнали ее назад в вентилятор…
– …и тем самым заставил напасть на хозяина. Удары моей трости разозлили ее, в ней проснулась змеиная злоба, и она напала на первого попавшегося ей человека. Таким образом, я косвенно виновен в смерти доктора Гримеби Ройлотта, но не могу сказать, чтобы эта вина тяжким бременем легла на мою совесть» (Пестрая лента).
В приведенном отрывке ключевой фразой служит утверждение Холмса «Я пришел к этим выводам еще до того, как посетил комнату доктора Ройлотта». Это означает, что он уже знал, кто – убийца. Собранных и систематизированных фактов для подобного заключения было достаточно. Но Холмсу требовалось окончательное подтверждение своей версии – необходимо было поймать преступника с поличным. С этой целью он вместе с Уотсоном остался на ночь в комнате мисс Стоунер, убийство которой запланировал ее отчим, доктор Ройлотт. Так получилось, что убийца сестры мисс Стоунер на самом себе продемонстрировал исполнение своего хитроумного замысла, что не только полностью и окончательно подтвердило версию Холмса, но и наказало преступника.
