«И потому вы решили вместо нее ограничиться тихим, маленьким, карманным дворцовым переворотом. И не переворотом даже, а перетасовкой», – подумал Барский.
– Речь, разумеется, не идет о перевороте или прочих каких-то глупостях, – генерал Кравцов строго взглянул на Барского. – Просто некая инициативная группа решила использовать некие рычаги нажима на неких лиц с тем, чтобы предотвратить сползание рубля в пропасть, выплатить задержанные зарплаты бюджетникам, вернуть деньги из-за рубежа. И ведь такие возможности имеются и могли бы успешно сработать, если бы не личность этого человека… – он стукнул тяжелым кулаком по фотографии Корсовского.
– Даже Госдума сегодня не в состоянии повлиять на позицию правительства, – негромко сказал Худолев. – У министров самостоятельности меньше, чем у школьников на диктанте. Переворот сейчас делать – милости просим, народ проголосует за любой ГКЧП. Впрочем, переворот совершать сейчас – совершенно нереально, против нас восстанет все мировое сообщество. У нас есть единственный шанс исправить положение к лучшему – взять за шкирку Корсовского и велеть ему делать то-то и то-то и не делать того-то и того-то.
– Пригласите нашего сотрудника, – распорядился Мартьянов.
И в комнату вошла девушка – очаровательное создание с белокурыми коротко стрижеными под мальчика волосами, серой юбке, на четыре пальца короче колен, довольно скромной блузке. При виде ее рот Барского непроизвольно открылся и оставался в таком положении несколько дольше, чем обычно – на вид девица была явно школьной (или около того) поры.
– Прошу любить и жаловать – это Штурмина Елена Андреевна, – проскрипел Мартьянов, – племя, так сказать, «младое, незнакомое». Новое поколение нашей Конторы. Свежая, так сказать, кровь. Последний выпуск нашей Вышки. Спецкурсы и общеобразовательные предметы – на отлично. Очень политически грамотный и соответственно подкованный товарищ. Думаю, она сработается с вашим сотрудником, Генрих Эдуардович.
– Уверен, что так и будет, – заулыбался Кравцов, – Валерий Арнольдыч у нас человек общительный и коммуникабельный.
– Поймите нас, молодые люди, – негромко сказал им Худолев, сурово озирая их своими по-рачьи выпуклыми глазами. – На эту операцию мы пошли вовсе не от хорошей жизни и не из желания затеять этакую мышиную возню при дворе. Положение в стране настолько тяжело, что только врожденное русское добродушие и тяжесть на подъем уберегают страну от гражданской войны. Но плохо даже не то, что страна разворована, разграблена, расхищена, плохо то, что полностью отсутствуют пути к спасению – если, разумеется, сохранится сегодняшнее положение вещей. Пока Корсовский и его прихлебатели разворовывают страну, пока президент и его родня принимают из рук его эти уворованные у народа дары, пока Дума, лениво потявкивая, принимает все законопроекты, подготовленные этим подонком Корсовским, мы будем сползать в эту пропасть.
– До каких же пор? – осведомился Барский.
Глаза четырех стариков воззрились на него с недоумением.
– Меня просто интересует степень нашего падения, – пояснил он. – Ну, что нам грозит – оккупация силами НАТО, военный коммунизм, переход правления под контроль международных сил или еще чего похуже?
– По прогнозам наших специалистов, – ответил Зубарин, – действительный голод начнется по весне с присоединением к нам Белоруссии. Нам придется буквально взывать о гуманитарной помощи к развитым странам Запада. Под залог зерна и мяса те потребуют передачи им в управление 75 процентов акций основных государственных компаний-производителей сырья и энергии. Под контроль Запада перейдут Газпром, РАО ЕЭС, под контролем «Эссо», «Шелла», «Рура» будут добываться руда, нефть и уголь. В недрах ЦРУ-НАТО уже готов план, согласно которому к осени следующего года произойдут выборы в местные органы самоуправления, в результате чего власть на местах перейдет под контроль западных компаний-монополистов в данном регионе. Регионы еще больше обособятся один от другого, к зиме ожидается введение национальных сибирских, дальневосточных, среднерусских и южнорусских валют, к весне произойдет демаркация границ регионов и отход Калининградской области к Германии и Курил с Сахалином и Камчаткой к Японии. Примерно через год и три месяца, к лету ожидается раздел России на 24 государства, из которых одна лишь Москва будет поделена на три свободные экономические зоны… Вот в общем-то и все – печально улыбнулся он. – Хотя, признаюсь, это наш самый пессимистический прогноз. Все это лежит под спудом, наподобие снеговой массы в горах. Но достаточно произойти лишь одному выстрелу… Начало этим процессам будет положено, если только в нашей стране произойдет очередной банковский кризис и обвал банковской системы, подобный тому, какой произошел в «черный вторник». Очередного финансового кризиса страна просто не выдержит.
– Ну почему же? – продолжал настаивать Барский. – Выдержали же обмен денег, замораживание облигаций, мораторий на выдачу банковских вкладов…
– Господи, я не могу, ну объясните ему вы, Леночка, – сказал директор Агентства.
Леночка взглянула на Барского своими невинными изголуба-синими глазами, слегка подведенными зеленым карандашом.
– Экономика государства работает по принципу сообщающихся сосудов, – пояснила она. – Государство получает налоги от работающих предприятий и выплачивает народу деньги в виде зарплат и пенсий, которые народ частично оставляет в банках. Из банковских денег государство вновь субсидирует сельское хозяйство и предприятия, которые вновь зарабатывают деньги и вновь платят налоги. И нормальная работа этого цикла – залог процветания любого государства. Но стоит этому циклу нарушиться, допустим, люди разом возьмут и прекратят вкладывать деньги в банки, начнут скупать иностранную валюту и складывать ее под подушку – и государство не сможет субсидировать производителей. Те – не смогут производить ни зерна, ни ткани. Сам же народ давно отучился пахать и сеять. Значит настанет голод. Он обязательно настанет, поверьте мне.
– Ну… не знаю, – Барский развел руками. – Я отчего-то всегда считал что голод возможен только в городах, а русский крестьянин сам себя прокормит.
– Вы жестоко ошибаетесь, – заметил Худолев. – В городах-то голода как раз и не будет, поскольку основная гуманитарная помощь будет направляться именно в них. А вот деревня вымрет. Поскольку русский крестьянин давно разучился производить что-либо, кроме навоза. Как вы думаете, в чем причина нынешнего неурожая? Да в том, что западные производители зерна заключили с нашими колхозами договора на поставку зерна и заранее проплатили нашим крестьянам весь будущий урожай до последнего зернышка. И «добросовестно» забили в договора пункт об отсутствии претензий в случае если зерно неуродится по причине засухи или других стихийных бедствий. И что же вы думаете сделали наши пейзане с этими миллионами долларов? Председатели колхозов понакупили себе «мерседесов» с «джакузи», стали строить себе дворцы с пластиковыми крышами, крестьяне же как валялись на печках, посасывая самогонку, так и продолжали валяться – а поля так никто даже и не засеял! Напротив, распродали все семенное зерно! Ну и, разумеется, заготовили по осени справочки от метеостанций, что в течение года выдались исключительно тяжелые погодные условия. Только никто за этими справочками так и не явился. Господам-капиталистам оказалось достаточно того, что наша страна оказалась без своего хлеба – они вдвое взвинтили цены на зерно и за валюту продали его нашим же крестьянам.
– Гениальная экономическая диверсия, – только и смог развести руками Барский.
– Между прочим, – вставил генерал Кравцов, – разработанная экономическим отделом разведцентра бундесвера и предложенная на прошлогодней сессии министров сельского хозяйства ЕЭС. Мы об этой готовящейся операции докладывали, но нас никто не захотел слушать.
– Таким образом, – Барский покачал головой, – мы присутствуем при очередном витке холодной войны.
– Ошибаетесь любезнейший, – заметил Зубарин. – Наш прогноз звучит несколько по иному. Как вы думаете, Леночка?
– Специалисты западных спецслужб, – сказала девушка, взглянув на Барского своими дивными глазищами, – полагают, что третья мировая война будет не войной бомб и ракет, а войной разведок и экономик. Эти приемы были удачно апробированы на примере Сербия-Босния, Сербия-Косово и Ирак-Кувейт, США-Ирак, где войска и несколько выпушенных ракет являлись лишь демонстрацией военной силы, а основные победы достигались при помощи политики и экономики. Третья мировая война уже идет. Для того, чтобы развалить СССР военными методами странам НАТО потребовалось бы четыреста триллионов долларов; можно было бы заранее списать на жертвы ядерных бомбардировок около пятидесяти миллионов человек (европейцев и американцев), и итоговый результат ожидался более чем сомнительный. Для того же, чтобы профинансировать результаты Беловежских соглашений потребовалось не более 10 миллиардов долларов, причем совершенно бескровных. Следующий этап войны – развал России на 24 суверенных государства, каждое из которых в действительности станет сырьевой колонией какой-либо западной державы. И этот этап также станет бескровным и не особенно финансово обременительным. Такие как Корсовский продадут нас Западу за ничтожную сумму и совершенно не будут мучиться совестью.
Барский почувствовал себя не совсем в своей тарелке, он самому себе казался школьником на педсовете, где обсуждались направления развития воспитательного процесса.
«Ладно, думал он, шибко вы все умные. А я – обычный агент, звезд с неба не срываю. Война? – говорите вы. Ладно, на войне, как на войне».
– Напоследок я хочу сказать, – произнес Мартьянов, – что на вас, молодые люди, возложена оч-чень важная и оч-чень тайная миссия. От вашей слаженной и чёткой совместной работы зависят судьбы всего государства. Больше того, всего нашего народа. Всего человечества… Есть еще какие-нибудь соображения по этому поводу?
– Да я вот думаю… – пробормотал Барский, – если нашей страной правят такие отпетые мошенники, то, может, разумнее было бы их – того?.. Ликвидировать, так сказать, проблему.
Высокопоставленные лица при этих словах встрепенулись и переглянулись
– Ни в коем случае! Что угодно, только не убийство, – затараторил Худолев.
– Еще одного супервора наша страна не переживет! – вторил ему Зубарин.
– Вы что, хотите, чтобы к власти пришли Обжировский, Зюзюев или Вампиров? – напрямую спросил Барского Мартьянов.
– Ей-Богу, нет! – поклялся тот.
– А генерал Уткин, этот псевдо-миротворец, подписавший капитуляцию на Кавказе, – тот вообще не пользуется поддержкой ни в народе, ни в армии. Нет, товарищ э-э-э… – он заглянул в папочку, – Барский, мы в этом деле должны пользоваться методами наших врагов – действовать решительно и быстро. Но одновременно и по-нашенски, по-советски – бескровно и безболезненно.
С этими словами он поднялся. Следом за ним поднялись и его спутники и вышли из комнаты, предварительно обменявшись рукопожатиями с Кравцовым. Незаметно исчезла и Лена.
– Товарищ генерал, – сказал Барский, вставая и собираясь прощаться. Следующая фраза вылетела из него буквально против его воли: – А когда же зарплата будет? Ведь с марта не платят.
Кравцов встал и протянул ему руку, потом похлопал его по плечу и сказал:
– Потерпи, сынок, мы твою семью не бросим. Своих мы не бросаем. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.
Стоя, он наблюдал за направившимся к двери Валерием. Когда тот уже собирался выйти, он позвал его обратно.
– Полковник, возможно, это будет охота за черной кошкой в темной комнате, но, возможно, и нет. Запомни одно: всё самое ценное люди хранят в сейфах. Но сейфами могут быть и большие стальные гробы и оловянные коробочки, а могут – тайники в цементных сводах, но у всех есть одно общее: дверь и ключ от нее. И мне от тебя нужен ключ, Валера. Я хочу знать все об этой чертовой цыганке, которая является ключом ко всей нашей экономике. Мне все равно, как ты это сделаешь, но найди мне этот ключ… Мы же позаботимся о твоей семье. А теперь прощай. Удачи тебе.
Он смотрел, как за человеком, посланным, возможно, на смерть, закрылась дверь, а затем вернулся к своему столу и, открыв ящичек стола, налил себе стаканчик из пузатой бутылки. При этом взгляд его упал на клочок бумаги и маленький рисунок. Он улыбнулся и поднял стакан над бумажкой.
– Ну-с, дражайший Игорь Михайлович, пью за цыганку, которая вас погубит.
Девушка ждала в его кабинете. В Конторе до сих пор сохранялась за ним эта конурка, может быть, чтобы не забывал, откуда вышел, может быть, чтобы мог кого надо вызвать и допросить. Стол с лампой, старомодный телефон, похожий на черного жука-навозника и два стула по разные стороны стола. Лена села со стороны допрашиваемого, сомкнула вместе свои аккуратные угловатые коленки, руки на них сложила – и вся обратилась в олицетворение покорности.
– Ну что мне вам сказать, мадам, – начал Барский, закуривая.
– Мадемуазель… – обронила девушка.
– Простите, что вы сказали?
– Если вы решили обращаться ко мне по-французски, то правильнее будет сказать «мадемуазель», поскольку я не замужем.
– Угу, понятно, – Барский перебросил сигарету в другой угол рта. – То есть, пардон.
– Сильвупле, – еле слышно выдохнула та.
– Гхым… – Барский прокашлялся. – Вы, я вижу, хорошо владеете французским.
– В основном разговорным, меня вообще-то для Канады готовили.
– Да? А меня для скандинавских стран, стажировался в Голландии.
– Правда? – зажглась она. – Обожаю Скандинавию, Швецию, АББУ, лыжи, хоккей и вообще все северное и холодное.
– Я-то тоже думал, что придется померзнуть, а меня глава концерна сразу же услал на Суматру…
«Где ты свалился с тепловым ударом, господин Барский, подумала Лена. Что, впрочем, не помешало тебе разведать планы строительства там голландского завода по выпуску химического оружия. А затем ты сам же спланировал и организовал провокации, в результате которых голландцев оттуда вышибли, оборудование попортили, а суда с реагентами арестовали. О, браво-брависсимо, Зорро ты наш, герой моего сердца, чемпион моей мечты!»
– Сколько вам годков-то, мадемуазель, не сочтите за праздное любопытство.
– Двадцать три, мусью, в этом году в декабре месяце будет двадцать четыре.
– Это что же, прям со школьной скамьи да в Вышку?
– Нет, что вы, еще полгодика в армии отслужила, в войсках ВДВ.
На столе лежала тощая папочка, он открыл и лениво перелистал ее – личное дело Штурминой Елены Антоновны, родом из Саратова. Английская спецшкола. По межшкольному обмену ездила в Англию, где прожила три года – до своего шестнадцатилетия. Старший сержант воздушно-десантных войск. Ей двадцать три, скоро будет двадцать четыре года, незамужем, детей нет. Ого, мастер спорта по гимнастике, кандидат в мастера по тхеквондо, двадцать пять парашютных прыжков, по стрельбе из табельного оружия – зачет «отлично».
«Нет, в наши времена, таких котят в Вышку не брали, – думал между тем Барский. – На курс шли люди с опытом, с устоявшимися убеждениями, какими-то нравственными критериями, закаленные и проверенные. А тут – дети малые, сплошной детсад…»
«Деды сиволапые, песок с ушей сыплется, – с предупредительной улыбкой глядя на него, думала Лена, – такие вот ящеры как ты и довели страну до ручки».
– Вы курите, товарищ э-э-э…
– Лейтенант, – отозвалась она. – Никак нет, товарищ полковник.
– Хм. А я вот, курю.
Барский запустил сигарету в рот, зажег, жадно затянулся.
– Ну-с, милая барышня, давайте прикинем, чем мы располагаем?
– Слушаюсь, товарищ полковник. – Она скрестила ножки и положила на стол папочку. – Для работы нам выделяется офис на Якиманке с обстановкой, телефоном, факсом, компьютерами. Вот адрес… Внешний вид. Проходные дворы. Предусмотрен вход и выход через подвал. Один автомобиль «москвич» – для меня, у вас, кажется, есть свой, два мобильных телефона, спецрадиопередатчик. Вы можете временно снять для себя квартиру в частном секторе – не дороже трехсот долларов в месяц. Нам выделяются также суточные – по пятьдесят девять рублей в день.
– Негусто, – пробубнил Барский.
– Кроме того нам из спецфонда выделены средства в размере пяти тысяч долларов. В случае необходимости можете получить их.
Барский спросил, стараясь сохранять небрежно шутливый тон:
– А я могу на эти деньги пригласить вас в какой-нибудь ресторанчик?
– Разумеется можете, – отвечала та без тени улыбки. – Только вам придется сочинить в этот вечер рапорт о том, куда вы потратили эти деньги, и отчет с обоснованием этих трат. Кстати, и мне – тоже.
Можно было только догадываться о том, какие силы включились в борьбу против всесильного временщика и орудием которых стал выступать Валерий Барский, отставной полковник разведки, ныне генеральный директор частного охранного предприятия «Эгида». Судя по тому, что к делу прикалывались ежедневные отчеты обо всех передвижениях и встречах Корсовского, тут явно не обошлось без Службы внешнего наблюдения, всезнающей «наружки», некогда могучей и широко разветвленной, а теперь изрядно поредевшей, но сохранившей навыки и хватку.
К тексту прилагались фотоматериалы. Вскоре он изучил всю схему службы охраны вице-премьера, основную физическую силу коих составляли боевики муромской преступной группировки, а интеллектуальный потенциал состоял из отставных агентов госбезопасности.
Утром следующего дня Валерий отправился на свое основное место работы.
Подъезд выходил в маленький переулочек, который после поворота выскакивал на Садовое кольцо. На солидной металлической обитой кожей двери висела полированная латунная табличка, на которой значилось «Экспортно-импортное предприятие ЗАО «Эгида». С нами вы всегда в порядке».
Валерий позвонил, дверь открылась. Внутри было чистенько, свежепокрашено, евроотремонтированно, глазастый человек мог бы побиться об заклад, что последний плинтус прибит полчаса назад.
Миловидная девушка, стучавшая на компьютере, при виде него встала и протянула руку, из-под очков блеснули живые задорные глаза.
– Здравствуйте, Валерий Арнольдович. Я на сегодня буду вашим доктором Ватсоном.
– Скорее мисс Марпл, – пошутил Барский и проследовал в небольшой, но уютный собственный кабинет с черной мебелью, креслами, обтянутыми черной кожей и изрядных размеров столом, на котором лежало не особенно толстое личное дело господина Корсовского.
Задымив сигаретой, Барский вновь проглядел подшитые в дело документы. Они совершенно не вдохновляли его на подвиги, в отличие от изящной, прекрасно сложенной девушки, которая вела себя так, словно проработала у него в офисе всю последнюю пятилетку.
«До чего же работа портит людей», – подумал он, когда это миниатюрное воздушное создание появилось с подносом в руках. На подносе стояли чайные принадлежности. Чай умеренной крепости с одной ложечкой сахара, соленые крендельки и стакан чуть побольше чайной чашки и чуть поменьше пивной кружки, какие он предпочитал. Тогда же он обратил внимание на то, что в отличие от вчерашнего дня юбка у нее была недопустимо короткой, не скрывавшей прекрасно выточенных ножек – довольно рискованно обнаженных.
– Что-нибудь еще? – осведомилась Лена.
«Интересно, если я попрошу ее сейчас задрать юбку, – подумал он, – она и это выполнит?»
Он взглянул ей в глаза и прочел недвусмысленное:
«Ага. Конечно. Причем немедленно. Заодно и сосочки посолю».
Он махнул рукой, поблагодарил и, глядя вслед завораживающей игре ее икр и бедер произнес:
– Кстати, Лена, попрошу вашей консультации.
Она остановилась у двери и с интересом посмотрела на него.
– Да?
– Кого, по-вашему, может бояться в наши дни мужчина, которому в этом мире всё вообще, как говорится, до фени. Ну, то есть полностью упакованный, обеспеченный, ни от кого не зависимый, ничего не боящийся…
– Ясное дело кого, – немедленно ответила Лена, – жены, разумеется.
– Ну нет, жена тут отпадает, жена, говорят, у него давно свихнулась.
– Тем более, – ответила девушка. – Ко мне всё? Тут к вам факс ползет с отчетом о прослушивании линий этого вашего «бесстрашного».
«А ведь по большому счету она не так уж не права со своей бабской логикой, – подумал Барский, вспомнив скандал, разразившийся нынче вечером и ночью и про-должившийся с утра, когда супруга узнала, что он на некоторое время вынужден будет уехать в командировку, и что ей, между прочим, тоже имеет смысл срочно с детьми уехать к маме в Тернополь, при этом не оставляя подругам адреса и ни с кем не связываясь по телефону.
Шура выдала ему сполна и от чистого сердца поведала ему обо всем, что накипело у нее на душе за годы полуголодной малообеспеченной жизни.
Из личного дела Корсовского явствовало, что за годы своей примерной жизни ни он, ни его родители и родственники до седьмого колена не совершили абсолютно ничего противозаконного, не сидели, не имели родственников за границей, к уголовной ответственности ни как подследственные, ни в качестве свидетелей не привлекались. Впрочем не имели и орденов, медалей, правительственных наград и поощрений. Не владели иностранными языками, не выезжали в Израиль, не имели невозвращенных кредитов. Ни прокуратура страны, ни ФСБ, ни налоговая полиция не имели к семейству Корсовских абсолютно никаких претензий. На счету вице-премьера в Сбербанке лежало чуть больше трех тысяч рублей, квартира и дача были служебными, автомобиль «ваз-восьмёрка» был куплен на заводе за копейки.
– В таком случае мне остается предположить, что в журнале «Форбс» сидят круглые идиоты, если решили, что у этого человека одно из самых богатых состояний в мире, – заорал Барский в телефонную трубку.
– Ну Валера, ты прям как дитя малое! – обиженным голосом ответил ему начальник аналитического отдела Дробилин. – «Форбс» пользуется информацией своей спецагентуры, которая шныряет по швейцарским банкам и вынюхивает где что плохо лежит. Мы же не можем давать тебе непроверенную информацию. Мы аналитический отдел, а не помойка, куда сваливают все протухшие сплетни и слухи.
– А мне нужны именно протухшие сплетни! – разозлился Барский. – Мне нужно знать имена его любовников, кличка его кошки, и сколько раз в день он пукает. И мне насрать на какой помойке ты будешь все это выискивать, а то я немедленно пишу рапорт о безобразном сборе сведений об объекте.
Затем появился курьер из отдела маттехснабжения с объемистым пакетом.
Валерий открыл его. Прислали заказанные им тридцать или около того удостоверений на все случаи жизни. Конечно, схалтурили, только часть из них были такими, какие он заказывал – ветхими, потрёпанными, заляпанными чернилами и пятнами от воды, а примерно с десяток были новенькими, только что из типографии – как такие совать в нос проверяющему? Несколько примитивных жучков, которых не найдет разве что слепой, пара скрэмблеров чтобы надевать их на телефонную трубку во время разговора.
– Они, видимо, забыли, что мы живём в век сотовой связи, – скептически сказала Лена. – Господи, сейчас же есть микрофоны-булавки – воткнул в воротник и слушай себе спокойно. Сейчас есть такие спецсредства!
– Наша Контора работает по старинке, – пояснил Барский.
– А это еще что? – спросила Лена, берясь за толстую неброскую авторучку с надписью «Рапид» на крышечке.
– Осторожнее, не дергай за скобку, – предупредил Барский. – Это плевательница.
– Чего?
– Ну, допустим тебе надо что-то поджечь, а оно не загорается. Хороший коктейль наподобие «молотовского», но на фосфорной основе. Можно запалить даже металл или камень.
– Для чего?
– Наверное для того, чтобы подавать сигналы. Впрочем, с расстояния полметра может обжечь кому-нибудь морду, – Он небрежно сунул авторучку во внутренний карман пиджака.
– А вы не опасаетесь, что эта э-э-э… физиономия может быть вашей? – скептически осведомилась девушка
– Нет, потому что для этого колпачок надо покрутить вправо.
Он не упомянул о том, что если покрутить его влево, то выстрелит стержень с оперённым кончиком, и очень острый шприц, вонзившись в плоть, произведёт мгновенную и совершенно безболезненную инъекцию смертоносного препарата на основе яда «кураре» – незаменимое средство против собак. Негуманно, конечно, но Барский предвидел, что кроме двуногих врагов в этом деле у него могут найтись и четвероногие.
Поступивший факс был из электронного отдела. Володька Саломахин, главный компьютерщик Управления, писал на жутчайшем канцелярите, из коего следовало, что неизвестный хакер, фигурирующий под условным обозначением Х. проник в компьютерную сеть Белого Дома по каналам Интернета, напрямую связался с правительственным сервером, который известен всему миру и не только не скрывается, но напротив, широко рекламируется, ибо по нему сам президент общается с миром в редкие минуты своего посещения Интернета. И на сервере имелось несколько почтовых ящиков, в которые имели право писать всё что им вздумается все шизофреники мира. И лишь доверенные лица предваряли свои сообщения несложным кодом, благодаря которому их письма попадали именно к тем лицам, которые в этих сообщениях были заинтересованы. У шантажиста этот код был.
Далее делом техники было его вычислить. После второго сообщения служба безопасности нашла передаточный сервер, через который шло сообщение. Это оказались обычные провайдеры, которые показали стопки карточек своих клиентов, большая часть которых не имела не только адресов и паспортных данных, но даже имен-фамилий и ограничивалась логинами-кличками. У провайдеров отняли лицензию и штрафанули, но, очевидно, зазря.
И хотя технически оставалось возможным выяснить, кто послал такое-то письмо во столько-то минут и столько-то секунд вчерашнего дня, но и тут с бедолагами-провайдерами могли связаться через три-четыре сервера, как грамотные хакеры и поступают, путая следы.
И если западная компьютерная полиция научилась вычислять своих хакеров, и то не сразу, а по неделям просиживая за мониторами, то у нас это проблема проблем.
Словом, единственной возможностью установить адрес компьютера, с которого отправлялись послания, было вновь получить его письмо (ибо теперь-то все были начеку) или засечь телефонный номер, к которому был подключен модем.
Барский походил по кабинету, посвистывая, и засунув руки в карманы и решительно набрал номер телефона.
Совешание проводилось на шестнадцатом этаже здания концерна «Росс-Петролеум», одной из трех крупнейших нефтяных компаний, которой владела муромская братва и ее полномочный представитель, вице-премьер Корсовский. Здание из полированного красного гранита с черно-зеркальными окнами в два человеческих роста красовалось на Бульварном кольце и было прозвано в народе «крематорием». Однако для того, чтобы подольше не платить федеральный налог, задняя половина здания была окружена забором, на ней высились строительные леса.
– Что за херня?! – изумление в голосе вице-премьера граничило не просто с раздражением, но с яростью. – Я набирал свою службу безопасности из профессионалов высшего класса, а теперь вижу, что тут собрались сплошные лохи, которые не в состоянии вычислить какого-то сраного гондона, который собрался угрожать мне! Мне, в натуре, мля…
Уголовное прошлое и долгое сотрудничество с блатными авторитетами ощутимо сказывалось на лексиконе. Корсовский знал за собой эту слабость и потому не любил выступать на публике и особенно перед газетчиками, но перед своими можно было не стесняться.
Отставной генерал госбезопасности Виктор Сергеевич Солдатов задрал вверх густые кустистые брови и раскрыл было рот, но ничего не сказал. Однако Корсовский заметил это движение и перевел на него взгляд.
– Тут проблема чисто техническая, – сообщил генерал. – И мы этого компьютерщика вычислим. Уже по сетям вычисляем. С ЦРУ мы уже связались, там у них есть доки по этой части…
– Отставить, – хмуро пробормотал Корсовский. – Это дело не Запада, это наше, внутреннее гавнецо, сами с ним разберемся.
Напротив стола сидел крупный сутулый мужчина, абсолютно лишенный волос. На нем был щегольский офицерский мундир, какие обычно носят на парадах. Скучающее, чуть отсутствующее выражение лица придавало ему вид упитанного торговца, но впечатление было обманчивым. Звали его Андреем Трубенковым, он был отставным полковником и первым заместителем Солдатова. При этих словах он сделал пометку в блокноте. В данный момент он был весьма доволен собой.
– Для пользы дела, – невинно промолвил генерал, – не мешало бы нам знать, с кем мы имеем дело – с шизофреником или с гением?
– Че-ево? – поморщился вице-премьер.
– Сами посудите, одно дело, если этот текст с цыганами он выдал просто так, вроде бы для подъ. бки. Но как он подъ…бывает, чем и почему? С другой стороны, может, эти цыгане у него вроде навязчивой идеи или устойчивой мании…
– А вот давайте-ка мы его поймаем и у него все это подробно выспросим. Еще новости?
– Наши агенты из Конторы докладывают, – сообщил полковник Трубенков, – что там также перехвачена эта информация и ведется проработка.
– Что еще за проработка? – вскипел Корсовский. – Соедините меня с директором Конторы.
Спустя несколько минут, вырвавшись из селектора, комнату заполнил густой бас Анатолия Мартьянова.
– Как живете-можете, Игорь Михайлыч!
– Вашими молитвами, Анатолий Лукич, – отвечал тот.
– Здоровье-то как?
– Вы насчет позавчерашнего? Пустяки, перекурил. Врачи советуют переходить на более легкие сорта табака.
«После того, как ты всю страну посадил на махорку…» – устало подумал Трубенков. Ему было откровенно противно все в этом кабинете, и болван Солдатов, всю жизнь занимавшийся диссидентами и ставший его начальником на посту службы безопасности вице-премьера, и явно уголовные личности, которые были в его окружении, да и делишки, которые проворачивались на этом этаже, персональном этаже вице-премьера.
– … просто я узнал, что кое-кто в твоей конторе чересчур интересуется моим грешным здоровьем, – продолжал вице-премьер.
– С чего бы это? – удивился Мартьянов. – Я вроде бы такой установки не давал.
– А ты енто… дай, дай, Лукич, установочку! – хрипло пролаял Корсовский. – Оченно интересно мне знать, кто это из твоих сексотов пасти меня вздумал. Так им и передай – роги поотшибаю, мля, на хрен!
Он бросил трубку и жадно закурил «Яву», сорт, к которому прикипел сызмальства, и к которому прибегал в кругу своих, забывая про сигары.
И вновь зазвонил звонок – телефона, возглавлявшего орду телефонных аппаратов, сгрудившихся на боковом столике. На его диске сиял золотом свежеотчеканенный двуглавый орел, лишь недавно сменивший герб СССР.
– Привет, Владя, – ласково сказал в трубку Корсовский.