Виктор Балдоржиев
Вне времени и пространства
Южное Гоби. 1974 год.
Мне снится Гоби: мы с друзьями
В объятьях знойной тишины
Стоим, прожженные ветрами,
В преддверье ядерной войны.
Радары выявили горы,
Страну песков Такла-Макан…
Но ни к чему сегодня споры,
Мы смотрим, как летит сапсан.
И птица падает отвесно,
И всадник мчится на коне,
Поёт, смеясь, беспечно песню
О мире, дружбе, тишине…
Снова осень…
Снова осень над степью пожухлой,
Снова тучи и птицы над ней.
Только чувства мои не потухли,
От невзгод разгораясь сильней.
Диоген ли в рассохшейся бочке
Или Публий Овидий Назон
Из какой-то немыслимой точки
Полонили пространства времён?
Будет Рим! И четвёртый, и пятый,
Чингисхана сровняется вал.
У шумящего Понта когда-то
Старший Плиний, смеясь, проживал.
В небе волглом чудесные птицы,
Ломкий клин молодых журавлей.
И ночами сверкают зарницы
За границами тёмных полей.
Заключаю пространства и время,
Расширяю, беру их в полон
С дальней точки, живущий со всеми,
Продолжение вечных имён.
Всё обычно и всё необычно,
И уроки не в сроки, не впрок.
Что мне делать с такою добычей,
Утекающей словно песок?
Прописные истины
Сколько желаний на свете!
За каждым желаньем – беда…
Но солнце всем ласково светит,
Есть воздух, огонь и вода.
Какие страданья, невзгоды!
Но только всё это пройдёт –
Сквозь годы и мрак несвободы
Счастливою жизнь предстаёт.
Обидам и злу потакая,
Ты веришь ненужным словам.
Всё это никчёмность такая,
Которую выдумал сам…
Себя и потомство увеча,
Ты полон желаний войны.
Но как ты живешь, человече,
Не зная томлений вины?
Чего бы тебе опасаться,
Рождённому жить и творить?
Несчастье – всё время казаться,
Но счастье – трудиться и Быть!
Где-то в Сибири…
Остов дома поплыл за вагонным окном,
Вместо окон – провалы чернее ночи.
Но в проёме одном, за разбитым стеклом,
Чуть дрожит ещё зябкое пламя свечи…
Гарнизон ли исчез или было село?
Лишь от света идей так сгущается мрак!
Догорает огарок, как всё ГОЭЛРО,
И не воск от империи, только – зола.
То ли будет ещё, коли было вчера,
Серый сумрак уже не отбросит теней.
А колёса стучат: «Спать пора… спать пора…
Утро вечера, всё ж, мудреней… мудреней…»
Урок
Тебя обманули до срока… Так выверни вовремя вспять.
Не выполнив снова урока, ты жить начинаешь опять.
Опять всё с нуля! Спозаранок встаёшь, собираешься в путь,
Упавший с распятья подранок, не чуяший боли ничуть.
Лишь тот удостоится смерти в самим им назначенный срок,
Кто знает, что полностью где-то он выполнить должен урок…
Не отправленное письмо Алексею Ивантеру
Вся степь в огне и всё в дыму,
Но обещают дождь и снег.
И кто, мой друг, рассеет тьму,
Где этот божий человек?
Откуда, друг мой, эта злость?
Горит погост и русский крест.
И чёрный ворон, давний гость,
Кружит над нами и окрест…
И пусть слепые соловьи
Порхают в клетках золотых,
Не чуя запахов хвои,
Дождей спасительных, степных.
Но тем, кто в клетках, не перечь:
Им петь, ослепшими, в дыму.
Нам речь и зренье здесь беречь,
Не зная даже почему…
Бег
Ничего мне от жизни не надо.
Кто познал бытие пустоты?
Я прорвался сквозь ужасы ада
И взорвал за собой все мосты…
Никакой теперь нету преграды.
Почему же бегу и бегу?
Потому, что все ужасы ада
Все маячат на том берегу.
Жизнь на развалинах империи
Над этой белёсой травою,
Не ведают тени покоя,
Под этой солёной землёй
Не ведом останкам покой…
Какие руины и свалки,
Где строили что-то они!
И жалко потомков им, жалко,
Бредущих в пыли и в тени.
И кружат они над травою,
Ворочаются под землёй,
И нет им ни сна, ни покоя.
Но как же им нужен покой!
Врасплох – по живому! Ранимо
Империй кончается путь.
Спят зодчие Древнего Рима,
А эти не могут уснуть…
Здесь утром кровавы туманы,
И плачет росою трава,
Шевелятся космы бурьяна,
И слышатся чьи-то слова.
Драма
Когда закрываются храмы,
А мир помолился и спит,
Невидимый где-то, упрямо,
Комар, торжествуя, звенит.
Он знает куда опуститься,
Коснуться до плоти слегка,
И кровушки чьей-то напиться.
Убудет ли крови река?
Веками во имя пророка,
Каких-то идей иль любви
Кровавые льются потоки:
Всё хищное жаждет крови!
И следует в пище призванью,
Таинственный точен расчёт.
Но лишь человек оправданья
Придумал убийствам и лжёт.
Лукаво убежище храма,
Не скроет намерений скит.
Над ними, венчанием драмы,
Комар неразумный зудит…
