Vexlorian Grift
Эхо Древних Земель
Затем Морвейн перешёл к более изощрённым методам. Он взял мелкие стальные зажимы, каждый из которых был предназначен для особо чувствительных мест. Начиная с кончиков пальцев и постепенно продвигаясь вверх по руке, он закреплял каждый зажим с прецизионной жестокостью художника. С каждым новым зажимом крики пленника становились всё более отчаянными, но Морвейн не обращал на это внимание, наслаждаясь процессом.
Все это время Морвейн внимательно следил за состоянием своего пленника, контролируя каждую деталь процесса, чтобы убедиться, что пленник остаётся в сознании и способен испытывать каждую боль. Его целью не было убийство, а сломать волю пленника, заставить его говорить. Этот допрос был искусством мучений, в котором Морвейн являлся непревзойдённым мастером.
Тем временем, в его сознании разверзлась бездна, и голос Морганы раздался холодным эхом: «Ты медлишь, Морвейн. Артефакт должен быть нашим. Ускорь процесс, не заставляй меня ждать».
«Терпение, великая Моргана, – мысленно парировал Морвейн. – Искусство пытки требует времени. Он скоро сломается, и тайны его уст прольются рекой перед тобой».
«Твои муки должны были завершиться вчера. Я требую результатов, не извинений. Действуй решительно», – в голосе Морганы чувствовалась угроза.
В полумраке пещеры, озаряемой лишь мерцающим светом факелов, Морвейн приблизил раскалённые щипцы к испещрённому испугом лицу своего пленника. «Скажи мне, где находится артефакт, и возможно, я смилуюсь над тобой,» – его голос не выражал сочувствия, каждое слово звучало как приговор, отражая холод и безразличие его души.
Как медленно тянулись секунды ожидания ответа, Морвейн мысленно возвращался к дню, когда заключил сделку с Морганой. «Моргана, твои требования становятся всё более тягостными, но обещанное превращение даёт мне силы продолжать. Амулет должен быть найден, чтобы моя судьба и сила были восстановлены, ведь только так я могу доминировать над тенями». Его раздумья прервал голос пленника, отрезвляющий его от внутренних монологов.
Люциан, пленник, едва дышащий от боли и усталости, встретил его взгляд с непоколебимой решимостью: «Действуй как знаешь, Морвейн. Ты уже проиграл, просто пока не осознал этого».
Саркастический смех раздался в ответ, когда Морвейн приложил щипцы к обнажённой коже Люциана. «Проиграл? Каждый твой крик наполняет меня лишь удовольствием. Посмотрим, как долго ты выдержишь».
Люциан сжал зубы, скрывая боль, и произнёс через силу: «Моё молчание – твоё поражение».
Морвейн на мгновение остановился, вглядываясь в мученика перед собой: «Ты думаешь, твоя стойкость что-то значит? Я знаю, ты ведаешь, где артефакт. Сделай это проще для нас обоих».
Люциан, улыбнувшись сквозь боль, отрезал: «Ты ошибаешься. Моё молчание – моя крепость. И ты её не пробьёшь».
На лице Морвейна появилась ироническая улыбка: «Очаровательно. Но посмотрим, насколько ты вынослив».
Люциан, испытывая острую боль, встретил его взгляд с вызовом: «Не ты первый, кто пытается меня сломать. Я скорее умру».
Морвейн подошёл ближе, его голос зазвучал мягче, но в нём чувствовалась угроза: «Если бы ты знал, сколько уже пали передо мной, говоря то же самое… Ты не уникален».
Пленник, несмотря на мучения, спросил: «Почему так важен этот артефакт? Если я всего лишь один из многих?»
Морвейн, сев напротив, с невозмутимым спокойствием произнёс: «Ты знаешь об амулете Вечной Зимы, который может переломить исход войны. Где он?»
«Ищи сколько угодно, но без меня,» – с издёвкой откликнулся Люциан.
Морвейн встал, его взгляд стал ещё более пронзительным: «Возможно, амулет действительно существует. И я найду его, с тобой или без тебя. Ты мог бы уже закончить свои мучения… просто скажи».
Люциан отвернулся, стараясь избежать его пронизывающего взгляда: «Я сказал всё, что хотел. Делай что хочешь».
В паузах между жестокими криками и скрежетом цепей Люциан пытался отыскать в себе искру надежды. Его мысли неизбежно возвращались к прошлым битвам, когда он с огнем в глазах противостоял врагам, не зная страха. «Как я мог допустить, что страх захватит меня сейчас, когда столько всего на кону?» – терзал он себя вопросами, чувствуя, как его решимость калечится под весом неопределённости. В эти моменты он видел каждое лицо, за которое он воевал, каждую улыбку, которую он обещал защитить. «Нет, я не могу позволить себе уступить страху. Я должен выстоять ради них, ради всех, кто верит в меня», – напоминал он себе, пытаясь вновь обрести ту уверенность, которая когда-то наполняла его перед лицом невозможных вызовов.Морвейн медленно взял новый инструмент – длинные щипцы с острыми концами: «Хорошо. Ты выбрал свой путь. Но помни, каждый выбор влечёт за собой последствия».
Морвейн медленно обошёл вокруг Люциана, его шаги были размеренны и тяжелы. Остановившись перед ним, он внимательно посмотрел в глаза, выискивая признаки слабости. «Твой отец был мужественным воином, Люциан, но в конце концов он пал, не так ли? Так же, как и ты упадёшь передо мной», – произнёс он холодно.
Люциан сжал челюсти, стараясь сохранить самообладание. «Мой отец учил меня быть справедливым и честным, Морвейн. Это то, что ты никогда не поймёшь. Ты используешь страх, а я выбираю уважение», – медленно и чётко ответил он, каждое слово было взвешено для максимального эффекта.
Морвейн усмехнулся, его глаза засветились призрачным блеском. «Уважение? Насмешка. В конце концов, все кланяются силе, и я покажу тебе это на твоём примере». Он подошел ближе, его дыхание стало слышно. «Расскажи мне, Люциан, о твоих братьях. Они ждут тебя? Или уже отвергли, зная, что ты не сможешь их защитить?»
Люциан закрыл глаза на мгновение, собираясь с силами. «Мои братья знают, что я сделаю всё возможное, чтобы защитить их, как и они меня. Твоя попытка разжечь во мне страх – пустая трата времени», – с достоинством произнёс он, открывая глаза и смотря прямо в лицо Морвейну.
Несмотря на то, что каждый удар щипцов приближал его к получению желаемой информации, сомнения продолжали мучить Морвейна. Моргана требовала результатов, но каждая минута мучений пленника напоминала о возможной неудаче. «Этот амулет больше, чем просто ключ к моей силе. Он символизирует и моё рабство, и мою свободу одновременно», – размышлял он.
Люциан закрыл глаза, сжимая зубы от боли, готовясь к новой волне пыток. Морвейн, держа в руках новый инструмент, был готов продолжить свою мрачную работу. В его руках блестели зловещие стальные щипцы, каждое движение которых предвещало нечеловеческие страдания. Пещера наполнилась тяжёлым, холодным воздухом, который казалось становился ощутимо тяжелее под грузом надвигающейся жестокости.
Когда напряжение в пещере достигло апогея и каждый скрип или шелест начал восприниматься как предвестник новых мучений, воздух внезапно наполнился другими, непривычными звуками. Сначала раздался глухой грохот, затем последовал мощный взрыв, эхо которого отразилось от стен узкого грота. Ударная волна взрыва с треском снесла морозный иней, который долгие годы украшал потолок пещеры, словно белоснежный каменный налёт.
Ледяные кристаллы, оторванные от своих давних мест, начали обрушиваться вниз, падая на каменный пол с характерным звонким звуком разбивающегося стекла. Мелкие частицы инея поднялись в воздух, создавая вокруг свирепую пелену мельчайших кристаллов, которые сверкали в свете мерцающих факелов, придавая пещере вид зимнего чуда, внезапно ожившего в самый неожиданный момент.
За инеем начали откалываться и более крупные куски породы, которые веками надёжно держались на своих местах. Стены пещеры, пошатнувшиеся от неожиданной силы взрыва, отдавали новые осколки, падающие на пол с грохотом и поднимающие облака пыли и мелкой гальки. Звуки падающих камней смешивались с продолжающимся эхом взрыва, создавая грозное и хаотичное аккомпанемент к уже напряжённой атмосфере.
Морвейн на мгновение отвлёкся, оглядываясь на источник неожиданного шума. В проёме двери пещеры появились силуэты воинов. Это был отряд, возглавляемый братом пленника, люди, которые разделяли не только его кровь, но и судьбу. Они были вооружены до зубов, каждый снаряжён так, чтобы максимизировать ущерб и защиту. Их оружие блестело в свете факелов, отражая их решимость и готовность к бою.
Эти воины носили массивные меховые доспехи, украшенные символами своего клана – волками и медведями, символизирующими силу и выносливость. Символы, вышитые серебряной и золотой нитью на тёмной коже доспехов, сверкали в свете факелов, придавая внешности воинов угрожающую величественность. Мех, покрывающий их плечи и спины, был заготовлен из шкур самых свирепых зверей их земель, символизируя близость к природе и мастерство охотников.
Их оружие – от остро заточенных мечей до массивных боевых топоров и длинных копий – блестело в мерцающем свете факелов, создавая иллюзию грозового облака над их головами. Мечи с уникально изогнутыми клинками были закалены в горных потоках и заточены для решительного рубящего удара. Топоры, утяжелённые на концах, украшены рукоятками из редкого дерева, инкрустированными камнями и руническими знаками, призванными усилить удары воина. Особенно впечатляли копья – их длинные, гибкие древки, завершённые широкими лезвиями, могли использоваться как для метания на дальние расстояния, так и для ближнего боя.
Каждый воин носил щит, мастерски изготовленный из дерева и усиленный металлическими полосами. На щитах красовались символы клана, а их края были окованы железом для дополнительной прочности. Эти щиты не только служили надёжной защитой в бою, но и демонстрировали гордость и идентичность воина.
В голове Морвейна раздавался гневный голос Морганы, её телепатическое сообщение было полно раздражения: «Морвейн, твои методы разочаровывают меня. Ты должен был уже добыть артефакт. Не заставляй меня сомневаться в твоей компетентности!» Её слова были как ледяные кинжалы, пронзающие его сознание, заставляя сердце биться быстрее от накопившегося давления.
Застуканный врасплох, Морвейн инстинктивно схватился за свой меч, лежавший неподалёку на каменном столе. Этот меч, с тяжёлым изогнутым лезвием и рукояткой, украшенной драконьей резьбой, словно ждал момента, чтобы вновь вступить в бой.