Vexlorian Grift
Эхо Древних Земель
Люциан всегда отличался от своих сверстников глубокой привязанностью к истории своего народа. Рассказы о древних битвах и героях, которые защищали их земли от вторжений, заполняли его вечера у костра. Его отец, заметив этот интерес, часто брал его с собой на долгие прогулки по священным местам их племени, где они вместе изучали забытые алтари и покинутые храмы. «Знание – это мост между прошлым и настоящим, и только понимая прошлое, мы можем влиять на будущее,» – говорил он Люциану. Эти экскурсии в прошлое не только укрепили в Люциане чувство гордости и принадлежности к своему народу, но и закладывали фундамент его нынешних убеждений и действий.
После короткого периода отдыха и размышлений реальность внезапно напомнила о себе с новой силой. Тени в углах пещеры вдруг ожили, когда в пространство ворвался Морвейн, его тяжёлые шаги отдавались эхом по каменным стенам. Его глаза сверкали холодным огнём, а в руках он нёс инструменты пыток, металл которых угрожающе блестел в свете факелов.
«Наконец-то ты проснулся, Люциан,» – прозвучал его голос, наполненный ядовитой насмешкой. «Я надеялся, что ты не пропустишь самую интересную часть нашего маленького собрания.»
Морвейн шагнул ближе, и каждый его шаг казался отголоском неизбежности. Люциан почувствовал, как по его спине пробежал холодок; страх, казалось, сжимал его сердце, но он глубоко вздохнул, стараясь подавить его.
«Я выбрал путь воина, и я готов стоять перед тобой, как равный,» – с трудом произнёс Люциан, каждое слово казалось ему весом горы.
На полу пещеры разбросаны различные, более громоздкие пыточные устройства: деревянные колоды с металлическими ограничителями для запястий и щиколоток, а также крупные винты и рычаги, используемые для растягивания или сжатия частей тела. Несмотря на их примитивность, эти механизмы ужасающе эффективны и ярко демонстрируют жестокость методов Морвейна.Морвейн ухмыльнулся, видя в его глазах тень боли. «Мужество – это редкость, но оно не спасёт тебя здесь,» – ответил Морвейн, доставая из своего чехла железные клещи. «Давай посмотрим, как долго ты сможешь сохранять свою гордость.»
Морвейн, чей взгляд сочетает в себе безжалостность и профессиональный интерес, внимательно изучает физическое состояние своего пленника. Он решает, с какого инструмента начать следующий этап допроса. Его подход к использованию инструментов – ключевой элемент психологической игры, направленной на слом воли пленника, ещё до начала физического воздействия.
Люциан ощущает холод, проникающий прямо в кости. «Как я сюда попал? Неужели мои попытки собрать людей против Морвейна так быстро привели к этому?» – задаётся он вопросом, вспоминая последние события перед поимкой. Мысли о брате, Элгаре, который, как он надеется, уже ведёт поиски, чтобы его спасти, дарят Люциану силы не падать духом. «Я должен выдержать. Элгар не оставит меня. Вместе мы сможем изменить ход этой войны,» – утешает он себя, готовясь к лицу с лицом столкнуться с Морвейном.
Морвейн медленно подходит, его шаги отдаются гулким эхом в сырой пещере. Остановившись перед Люцианом, он склоняет голову, изучая его лицо. «Ты думаешь, твой брат придёт за тобой? Ты слишком надеешься на других, Люциан. Это может стать твоей слабостью,» – холодно произносит Морвейн, пытаясь усилить страх перед предстоящей пыткой.
Люциан встречает его взгляд, его глаза полыхают вызовом. «Моя вера в брата – это моя сила, Морвейн, а не слабость. Ты никогда не поймёшь, что такое настоящие узы и лояльность,» – отвечает он твердо, готовясь к любым испытаниям, которые предстоит пройти.
Морвейн холодным и ровным голосом произносит: «Ты знаешь, чего я хочу. Скажи мне, где находится артефакт, и я могу обещать, что твои страдания скоро прекратятся. Так же как прекратятся и дни твоих товарищей, если продолжишь упорствовать.»
Люциан, сохраняя решимость, несмотря на ослабевающий голос, говорит: «Я ничего не скажу, старик. Моё молчание крепче твоих пыток. Делай что хочешь, но я умру с честью.»
Морвейн с почти дружелюбной усмешкой отвечает: «О, это именно то, что я и планировал. Но подумай, стоит ли твоё молчание потерянных жизней? Твои друзья не смогут укрыться от моего гнева, как не сможешь укрыться и ты.»
Люциан вздрагивает, но быстро восстанавливает самообладание: «Мои братья знают, что делать. И ты никогда не найдёшь артефакт, сколько бы крови ты ни пролил.»
Наклонившись вплотную, Морвейн опасно тихо прошептал: «Понимаешь, у меня много терпения, а мои методы…» – он поднимает инструмент, – «они очень убедительны. У тебя ещё есть шанс сохранить жизнь. Хорошо подумай.»
Люциан закрывает глаза и стискивает зубы: «Смерть будет мне радостью, если это приведёт к твоему поражению.»
Морвейн усмехается, в его взгляде мелькает жестокость: «Такая гордыня… Жаль, что она приведёт тебя к падению.» Он приближается к уху Люциана. «Ты действительно думаешь, что твои друзья пожертвуют собой ради тебя? Или они уже отвергли тебя, как ты отказываешься сотрудничать со мной?»
Люциан открывает глаза, в которых читается непоколебимость: «Они никогда не предадут меня, и я не предам их. Можешь мучить меня сколько угодно, но я буду молчать до конца.»
Морвейн медленно подошёл к Люциану, его тяжёлые ботинки едва слышно стучали по каменному полу пещеры. В его руках были инструменты, каждый из которых мог причинить невыносимую боль. Он остановился, взглянул на Люциана сверху вниз и начал разговор, его голос звучал почти убаюкивающе: «Знаешь, Люциан, я часто задумываюсь, почему такие сильные люди, как ты, так боятся признать свои страхи. Может, стоит открыться, и ты почувствуешь себя лучше?»Морвейн отступает, пристально вглядываясь в Люциана: «Посмотрим, насколько долго ты сможешь удерживать свой язык.» Обернувшись к стене с инструментами, добавляет: «Пришло время показать тебе, что такое настоящая боль. Возможно, когда ты будешь близок к смерти, твой язык развяжется.»
Несмотря на болезненные ощущения от связей, сжимающих его запястья, Люциан поднял голову и встретил взгляд Морвейна. Его голос был слаб, но решительный: «Мои страхи не для того, чтобы ими делиться с теми, кто их использует против меня. Ты думаешь, что можешь манипулировать мной, но ты ошибаешься, Морвейн. Ты думаешь, что пытки делают тебя сильным, но на самом деле они показывают твою слабость. Сильный правитель не нуждается в страхе для управления.»
Морвейн кратко засмеялся, его взгляд стал ещё холоднее: «Очень храбро с твоей стороны, но глупо. Ты думаешь, что твои слова могут меня остановить? Ты просто пешка в большой игре, Люциан. И я использую каждый инструмент, который у меня есть, чтобы добиться победы.»
«Истинная победа не та, которую ты добываешь через боль,» ответил Люциан, его взгляд оставался твёрдым, несмотря на усталость. «Победа, завоёванная страхом, никогда не принесёт уважения, только ненависть. И однажды, когда ты ослабеешь, те, кого ты запугивал, восстанут против тебя.»
Люциан зажмурился, стиснул зубы в ожидании новой боли, в то время как Морвейн с извращённым удовольствием наблюдал за ним, готовясь продолжить свои мрачные дела. На его лице заиграла улыбка человека, который чувствует себя полным хозяином ситуации, уверенного в своей способности наводить ужас и причинять боль.
В невидимой пелене разума зазвучал холодный, металлический голос Морганы, пронзающий тишину мрачной пещеры: «Морвейн, твои затяжные игры начинают раздражать. Артефакт необходим нам как воздух, и каждая минута на вес золота. Не испытывай моё терпение.»
В ответ лишь мысли, плывущие сквозь мрак: «Моргана, твоя поспешность может всё испортить. Мучения требуют терпения, каждое движение должно быть продумано. Скоро он заговорит, все карты будут раскрыты.»
«Оставь эти фантазии для слабоумных. Действуй решительно и без лишних сантиментов. Мы не можем позволить, чтобы артефакт оказался в чужих руках,» – сипло шептала она, и её слова вибрировали с грозной угрозой.
Люциан собрал все силы для последней попытки изменить ход событий. «Морвейн, не задумывался ли ты когда-нибудь о последствиях?» – начал он, его голос был слаб, но чёток. «Ты оставляешь за собой след из пепла и крови. Стоит ли оно того?»
Морвейн замер. «Я делаю, что должно быть сделано. Власть требует жертв,» – отрезал он, не отрывая взгляда от острых металлических предметов.
«Но это делает тебя монстром,» – продолжил Люциан, постепенно приходя в себя. «Помни, каждый, кто добивался власти через страх и ужас, в итоге оказывался забыт и презираем.
Неужели ты готов пожертвовать собственной душой ради иллюзии контроля?»
Морвейн отвернулся, словно борясь с внутренним противником. «Ты не понимаешь… Всё это ради большего блага. Иногда для сохранения порядка требуются темные дела.»
«Истинный порядок не строится на страданиях невинных,» – заключил Люциан, закрывая глаза и готовясь к худшему. «История помнит героев, а не тиранов.»
Морвейн медленно подошёл к столу, на котором аккуратно лежали инструменты его зловещего ремесла. Среди них его внимание привлекла деревянная дубинка с металлическими шипами – созданная для того, чтобы причинять боль, не оставляя конца пыткам. Этот выбор мог означать разницу между мгновенным исповеданием и длительной агонией.
Моргана, наблюдая за ним сквозь пространство и время, телепатически и насмешливо процедила: «Не дай себе заблудиться в лабиринте своих методов, Морвейн. Помни, что каждый инструмент должен служить цели, а не удовлетворению твоего честолюбия.»
Морвейн склонился, и его голос стал леденящим: «Понимаешь ли ты, мой мученик, что моё терпение иссякло? Мои методы… они убедительны,» – медленно, с обещанием боли, он поднял дубинку.
Люциан, закрыв глаза, ответил через стиснутые зубы: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях перед тобой.»
«О, как трагично,» – Морвейн усмехнулся, видя в этом вызове лишь ещё одну возможность для жестокости. «Но позволь мне показать тебе, что такое истинные страдания. Ты узнаешь их на вкус, прежде чем мы закончим.»
«Посмотрим, как долго ты ещё сможешь терпеть», – сказал Морвейн с холодной усмешкой, возвращаясь к Люциану. Он осторожно прижал шипы дубинки к пальцу пленника и медленно увеличил давление. Хруст сопровождался ужасающим криком, который эхом разносился по стенам пещеры, усиливаясь мрачным эхом.