Веста Ильская
Люди войны
– Не знаю мамо, сердце стукотит. И в душе тревожность. – опустила глаза девушка.
– Ох ты! Влюбилась в немца. Дурёха. – покачала головой мать.
Ординарец – совсем мальчишка. Двадцати трёх лет от роду, был хорош собой. Высокий, нордический бог. С яркими, голубыми глазами. На второй день они столкнулись на крыльце. Марийка выносила помойное ведро, а он шёл с поручением. Увидели друг друга и пропали. Их души потянулись навстречу с неистовой силой узнавания.
– Мамочки. – прошептала Марийка.
– Oh, mein Gott – ответил Дитрих.
Война, разлучница людей, на этот раз соединила две судьбы.
– Ой мамо, что же мне делать? Пропала я совсем. – вздыхала Марийка на груди у матери.
– Это любовь дочка. Сейчас бы радоваться, да не можно. Он супостат. Немец.
– Знаю мамо, оттого и боязно. – закрыла девушка глаза. – Но у меня всё внутри обмирает, как только думка об нём.
Прошло две недели. Немцы продвинулись дальше и село оказалось в глубоком тылу. Однажды ночью, в окно домика кто-то постучал.
– Дитрих. – задохнулась от счастья Марийка. – Мамо, он пришёл.
– Господи помилуй. – закрестилась мелко мать. – Что же робить? Вот принесла нелёгкая на нашу голову.
Марийка открыла дверь и впустила грязного и усталого немца.
– Шёл тебе. – юноша обессиленно опустился на скамейку. – Шёл тебе.
Марийка плакала от охвативших её чувств и ничего не могла сказать в ответ.
– Шёл тебе. – повторял и повторял Дитрих.
Эта необыкновенно-обыкновенная история, открылась для меня в 1993 году. Советский Союз распался и миллионы наших соплеменников, подались в заморские страны, ловить свою птицу удачи. Моя мама сделала ход конем, вышла замуж за немца и укатила в Германию, забрав с собой старушку-собачку Дэзи. К слову сказать, Дэзи перенесла на чужбине несколько операций и скончалась в довольно приличном для собаки возрасте – 18 лет. Это маленькое животное, всегда мнило себя в душе, огромной овчаркой, поэтому испытывала слабость к представителям данной породы.
У маминого соседа, на только что приобретенной родине, жил огромный немецкий овчар. Холёный, мощный, яркий. Дези естественно влюбилась в него моментально и бесповоротно. Нашла дырку в заборе и протискивалась в неё по несколько раз в день. Таким «ненавязчивым» образом, собаки подружили хозяев. В один из моих приездов, герр Кляйн, хозяин овчарки, пригласил нас в гости.
– Я ошень любу руссия. – так он озвучил своё приглашение.
Мы славно посидели в его готическом доме, перед камином. Поболтали, так сказать. В основном, общались мамин супруг и хозяин. Я мило улыбалась, не понимая ни бельмеса.
– Я любу руссия. —опять сказал загадочную фразу герр Кляйн и протянул фотоальбом. На старой, выцветшей фотографии, сделанной в Польше, судя по штемпелю мастерской, проглядывало изображение двух влюблённых.
– Марийка. – тыкнул пальцем в девушку немец. – Maine frau ( моя жена). Mein Hertz ( моё сердце).
Мёртвый храбрым не бывает
Снаряды рвались с пугающей точностью. Казалось, ещё немного, и кранты.
– Канда-кроу-истра. Канда-кроу-истра. – повторял Митька вжимаясь в вырытый окопчик.
– Канда-кроу-истра. – зажмуривал он глаза и торопливо складывал пальцы в простонародную фигу-кукиш.
– Эй, земляк. Ты чего там колдуешь? – настороженно поинтересовался «сосед», седой, как лунь, Пантелеймонович.
– Да вот, бабка моя, обучила мастерству, помогает. – пряча глаза, ответил Митька.
– А что за мастерство такое волшебное? – перекрикивая вой снарядов поинтересовался мужчина. – Может и мне подмогнёт? Ты скажи, я понятливый, на лету схватываю…
– Смотри. – поднял руку Митька. – Собери кукиш и повторяй: канда-кроу-истра.
– И всё? – недоверчиво протянул Пантелеймонович, всё же скручивая кукиш. – Эх, была не была: канда-кроу, мать его, истра. Канда-кроу-истра.
– Эй, сосед, браниться не надо. – юноша предостерегающе покачал головой. – А то всё напрасно будет.
Грохот снарядов не прекращался ещё минут пять. Смерть, не торопясь пожинала свои плоды. Это был её пик торжества.
– Сосед, ты живой? —Митька на корточках переполз безопасное расстояние. – Ты чего, уснул что ль?
– Погодь, не тряси, живот у меня от страху подвело. – Пантелеймонович закряхтел, как медведь. – Погодь говорю, дай воздуху дохнуть. Ишь ты, опять пронесло. Живёхонький. – он встал во весь рост и оглянулся.
– Бабкино средство завсегда помогает. – расхохотался Митька, сгоняя напряжение.
– Колдовка она у тебя что ль? – также засмеялся в ответ Пантелеймонович.
– Ну почему колдовка? – обиделся за честь бабки Митька. – Ворожея она.
– Колдовка, ворожея, всё одно. – настаивал сосед. – С чёртом знается.
– А ты чего тогда кукиш воротил, да канду вторил? – Митьку аж затрясло от негодования.
