Вероника Тутенко
Бабочки улетают в рай
Я, кстати, тоже мастер по проведению незабываемых праздников. Дресс-коды, необычные поздравления, тосты, оригинальные подарки – это всё ко мне.
Но, конечно, нужно искать и постоянную работу. Желательно, как-то связанную с литературой, но без норм строк и скучных заданий…
В общем, show mast gone…
Да, женский клуб назывался «Happy Lady’s»…
9.
… Если раньше приезжая в Воронеж, я попадала с пресс-конференции прямиком в гостиницу на служебном транспорте, то в этот раз маршрут был иной.
Уже на вокзале возникло странное ощущение, как будто непостижимым образом я оказалась отброшенной на несколько десятилетий назад, в советское прошлое. Во всяком случае, доски, служившие своеобразным мостом, чтобы не наступить в грязь, к туалету на улице, характеризуют Воронеж отнюдь не городом будущего, как гласит надпись на стене пресс-центра атомной энергетики. Впечатление усилила прогулка по ледяным ухабам на центральных улицах до галереи Чижова, где была назначена встреча с режиссером.
В «Галерее Чижова», впрочем, я снова ощутила приятную расслабленность, чему способствовали даже вывески в конце эскалаторов. «Когда депрессия у женщин, они едят или идут за покупками, а мужчины завоевывают другие страны. Elayne Boosler», – сразу бросилась в глаза одна из них.
Время уже поджимало, но опоздать я боялась напрасно. Задерживался режиссер, так что я даже успела купить шарфик, выпить большую чашку капучино и на назначенном месте (у М-Video) тщетно пыталась понять, что хочет от меня подошедший чернокожий парень, который, вероятно, был явно не Валерием. Наконец, появился и он.
– Маргарита? – спросил он, снимая вязаную шапку на бегу. –
Пойдемте!
Мы вернулись туда, где пятнадцать минут назад я пила капучино.
За столом уже теснились на пододвинутых стульях человек десять – в основном, студенты Воронежского культурного техникума. Большинство хотели стать актерами. Только молодой человек с длинными белыми волосами, похожий на художника, оказался профессиональным осветителем.
Режиссер начал с актеров, выслушал их по очереди, записывая в толстую тетрадь, кто что умеет.
Будущие актеры умели петь, танцевать, а двое – молодой человек и девушка – даже жонглировать и показывать фокусы.
– Это хорошо, – одобрил режиссер. – У вас будет возможность показать ваши умения на кастинге. Отпустив актеров, режиссер занялся нами. Сначала – молодым человеком.
– Со светом в принципе всё более или менее понятно, это надо видеть в действии…
В ту же тетрадь режиссер записал, каким оборудованием обладает молодой человек, и, наконец, уделил внимание мне.
Предполагалось снимать ремейк на известную картину, и из предоставленных сценариев пока не один не показался режиссёру достойным.
– Перевелись у нас Гайдаи, – посетовал он.
Я, конечно, выразила горячее желание попробовать себя в роли нового Гайдая и на ходу предложила несколько идей.
Режиссеру идеи понравились, но в ответ на вполне естественный вопрос «на какой ящик прислать сценарий?» вдруг отрицательно помотал головой: «Нет, за ящиком постоянно охотятся плагиаторы».
Наконец, мы договорились о таком варианте: какая-то его знакомая присылает письмо на мой ящик, а я в ответ присылаю сценарий.
… Через месяц в сети появилась информация о том, что снимается кавер-версия по старому доброму фильму, но… на другой киностудии.
Конечно, за этот месяц я подыскивала и другие варианты…
10.
– Что за ужасная помада!
От неожиданности я даже вздрогнула, хотя и знала: мой старый приятель Ёжик будет встречать меня на вокзале. Собственно говоря, я видела его всего второй раз в жизни. В первый он безнадёжно залил мой паспорт какой-то масляной гадостью, и неожиданным образом это сблизило нас.
– Я даже узнал тебя не сразу. Ты же на собеседование идешь! – продолжал он ворчать.
Красная помада мне к лицу, но спорить я не стала. В одном Ёжик прав: я приехала в Москву на собеседование и, пожалуй, откровенный акцент на губах был излишним, тем более, что я хотела произвести впечатление уверенной, но умеренной особы. Поэтому помаду я стерла.
– Другое дело, – одобрил Еж. – Успеешь еще находиться с яркой помадой. До собеседования, между тем, оставался час – не так уж и много, учитывая, что я имела весьма смутное представление о месторасположении офиса компании спортивного оборудование и пр. продукции для фитнеса, куда меня пригласили старшим менеджером. А Ёжику через час нужно было быть на лекции в литературном институте, где он, уже довольно взрослый дядя, учится то ли на третьем, то ли на четвертом курсе, потому что поступил с двенадцатого раза, исполнив свою мечту – стать профессиональным поэтом. Тем не менее, минут пятнадцать на разговоры «за жизнь» у нас оставалось. Мы сели на скамейку в метро на Алексеевской, откуда расходились наши пути.
– А у меня в Баку поставят спектакль по моей пьесе, – похвалился Ежик.
– А у меня вышла книга стихов. Сейчас подарю, – я достала сборник из сумочки.
Ёжик раскрыл наугад, пробежал по строчкам глазами.
– Рифмы неточные, – остался недоволен. – Прежде, чем писать стихи, сначала надо знать, как это делается.
Такой тирады я совершенно не ожидала и поднялась со скамейки.
– Рада была тебя видеть, – малодушно солгала я на ходу, торопливо направляясь в сторону указателя «Выход в город».
– Ладно уж, вижу, как ты рада! – обличил Ёжик вслед.
На улице прохожие как будто сговорились подсказывать мне идти не туда, и когда, наконец, я шла по нужной улице и в нужном направлении, последний участок пути мне пришлось проделать бегом, тем не менее, я все равно опаздывала на двадцать минут.
Фирму я нашла с трудом, тем более, что вывески над дверью одноэтажного дома, окружённого многоэтажными каменными собратьями, как гриб кустами, не было. Только табличка со стрелкой «Вход здесь», но он оказался в другом месте.
К моему удивлению, начальник ещё не подъехал. «Попал в пробку», – сообщила секретарша.
Я имела возможность подумать и осмотреться. Фирма, представлявшаяся мне куда более солидной, походила на спортивный кружок пионерских времен. Какие-то плакаты и стенгазеты на стенах в коридоре, фотографии, наклеенные на ватман, и подписи фломастерами. Обшарпанные стулья в коридоре.
Я села на один из них.
– Начальник сказал, подъедет минут через сорок, – сообщила вскоре секретарь. – Вы можете подождать или побеседовать с первым заместителем Владимиром Ивановичем.
Мне хотелось уйти поскорее.
Владимир Иванович оказался приятным мужчиной средних лет с честными голубыми глазами. Я рассказала ему о своих хороших качествах: мобильности, креативности, знании языков, а также хорошем слоге (тоже не лишне в работе старшего менеджера).
– Да, вы нам подходите, – сказал он, ознакомившись с резюме. – Если, конечно, вы будете этим заниматься… Знание языков вам здесь вряд ли понадобится, командировок у нас нет, в основном мы работаем здесь.
Я попросила рассказать побольше о продукции компании. Оказалось, что это не только тренажеры, но и некие полезные для здоровья активные вещества.
– Пищевые добавки?
– Я не стал бы называть это добавками… – не согласился замдиректора.
… Недели через две после моего возвращения домой мне позвонили из Москвы. Звонившая представилась старшим менеджером фирмы с очень похожим названием. Я не сразу поняла, что она от меня хочет.
– Вы предлагаете мне сделать инъекцию ботокса?
– Да! Причем, поскольку ваш телефон есть в нашей базе данных, мы сделаем вам скидку 20 процентов.
– Спасибо, конечно, но у меня прекрасная кожа, – удивилась я.
– Извините.
11.
– Гувернанткой? – реакция родственников была такой, как будто я собралась на панель.
Я выбрала фотографию пострашнее и поприличнее и разместила её вместе со своими данными в базе данных агентства и принялась изучать объявления.
Некоторые мне вполне походили: требовалось знание языков и наличие действующего загранпаспорта, обещали достойную зарплату. В общем, я позвонила. Оказалось, во всех объявлениях были указаны телефоны агентства.
– Нет гарантии, что вы понравитесь именно этим семьям, – ввели меня в курс дела. – В любом случае вам надо приехать в Москву.
Для начало требовалось заполнить какие-то бланки, естественно, не бесплатно, после чего претендентки ожидали у моря погоды в общежитии, соответственно, за отдельную плату.
– Никто не может точно сказать, как долго вам придется ждать, пока вами заинтересуются, – честно сказала представитель агентства.
Пока я сомневалась и раздумывала, объявление «требуются няни и гувернантки» появилось и в местной газете. Номер телефона показался мне знакомым не случайно. Менеджером агентства по нашему региону оказалась одна моя хорошая знакомая, но от этого было не легче, потому что телефон долго и упорно находился вне зоны доступа. От отчаяния я позвонила в Москву в главный офис агентства.
«Ваш агент сейчас с семьёй работодателя за границей, и вернётся где-то через месяц. Но вы можете позвонить также в соседний город, во всяком случае узнаете, какие нужно собрать документы», – сообщили мне в агентстве.
Собрать документов предстояло немало: от медицинских справок до ксерокопии паспорта и дипломов. В общем, заняться было чем. Больше всего пришлось поломать голову над тем, как подтвердить знание трёх языков, учитывая, что французский я изучала по дискам, а польский в костеле на занятиях общества любителей польской культуры, однако соответствующей печати у пана научителя нет.
Но пока я ломала голову над этой проблемой, неожиданный сюрприз преподнесла наш новый домочадец трёхцветная кошечка Сонька. Оказалось,
мама взяла её «с приданным» – лишаем, прелести которого я очень скоро ощутила на себе. Так что когда знакомая, наконец, вернулась из Турции и пригласила меня в школу гувернанток, должной радости я уже не ощутила.
Тем более и рассказы её о буднях гувернантки не вдохновляли:
– Накупалась? О чем ты?! Только один раз смогла поплавать. За детьми нужен глаз да глаз, тем более дети состоятельных людей разбалованные, учти. Работа не самая лёгкая, но платят достойно. Зато загорела отлично!
Про лишай я распространяться не стала. Хорошо хоть осень, под одеждой не видно. Зато трёхцветные кошки приносят не только кожные болезни, несовместимые с работой гувернантки, но и счастье. Так что стоит подождать ещё немного…
Глава II
12.
Итак, «Happy Lady’s» на тот момент был для меня не столько лучшим, сколько единственным вариантов, который я, конечно же, рассматривала как промежуточный, «пока не найду что-то более достойное», в смысле, более высокооплачиваемое. Но, во всяком случае, новая работа была интересной.
У нас уже появился свой сайт, а соответственно, мне стали поступать заказы на статьи от хозяек клуба, и для начала предстояло взять интервью у них самих. Как обычно, мы сидели в кафе, считавшемся одним из самых престижных в городе.
О самих себе и о том, как свела их судьба, Настя и Эмма почему-то говорили как-то неохотно. Выяснилось только, что Настя косметолог, бывшая студентка иняза. Благодаря знанию языков она и познакомилась с Эммой, возглавлявшей какую-то фирму, где требовались переводчики. Так и свела судьба напарниц. Поэтому, так как всё-таки материал был рекламным, а хозяин, как известно, – барин, мне не оставалось ничего иного кроме как задавать отвлечённые вопросы об увлечениях, жизненной философии и, конечно, женском счастье
– Какой должна быть современная успешная женщина? – спросила я.
– Ухоженной, – начала медленно Настя.– Иметь любимую работу и приличный доход и быть замужем…
У меня не было мужа, в сумочке осталось денег ровно на проезд и постоянной работы в ближайшее время не предвиделось. И от всего вышеперечисленного мне вовсе не хотелось улыбаться. И все же именно мне предстояло стать лицом «Happy Lady”s» .
Вы, может быть, подумали, что я дурнушка? Нет, нет, нет… У меня лицо манекена, голубые большие глаза, аккуратный, чуть вздернутый правильный нос, и верхняя губа тоже немного вздернута, а нижняя капризна.
У меня высокая чёткая линия скул, изящный подбородок.
Так обычно лепят манекенов, стремясь придать им сходство с реальными людьми. И золотистые нарциссы я люблю даже больше, чем красные розы.
Но о цветах тогда я не думала. Я отчаянно старалась заглушить кошек, скребущих на душе, и усилием воли заставляла себя улыбаться. Но мысль о том, что Эмма с Настей и судьба выбрали именно меня лицом «Happy Lady’s», действительно, придавала мне весёлость. Мрачный вид был просто неуместен.
И потому я снова и снова мысленно возвращалась к интервью и ответу Эммы на вопрос об уверенности:
«Уверенная женщина и сильная женщина – не одно и то же. Быть сильной – непростительная слабость. Быть сильной – значит быть счастливой и интересной. Живите интересно. Вы даже не догадываетесь, сколько интересных мест в радиусе пяти километров. Живите полной жизнью, наполняйте жизнь других – и будет вам счастье».
(С сайта «Нарру Lady’s»)
13.
Настя на время выбыла из строя (как она сама сказала) по причине свадьбы и все вопросы приходится решать с Эммой.
Нет, грубоватой она мне показалась только на первый взгляд. На самом деле это лишь одна из её многочисленных граней. Причём, каждая из них тоже изменчива, как будто поворачиваешь камень настроения.
Мне тоже предстояло открыть свою новую грань, и я была этому даже рада. Мне хотелось радостных перемен, вероятно, поэтому, решая утром, что надеть, я остановила выбор на голубом костюме, сшитом пару лет назад специально по очень важному случаю, так как вообще деловой стиль я не люблю. Но сейчас мне просто необходимо было чувствовать себя увереннее.
– Классно выглядишь, – похвалила Эмма.
Мы встретились в том же кафе, где в первый раз обсудить детали мешала трансляция футбольного матча. В этот раз атмосфера здесь была гораздо более умиротворённая. Все остальные столики были свободны. Дух горячего кофе поднимался над чашкой кофе к потолку и смешивался с голосом Леоны Левис. «I’m just trying to be happy, yeah…» Музыка и кофе смешивались в единый аромат предвкушение чего-то большего, чем можно было бы выразить просто словами.
Аккуратно подколотые в жёлтую папочку договоры только и ждали, когда я приступлю к делу. А делать предстояло следующее: к каждой золотой (годовой) и серебряной (полугодовой, соответственно) клубной карте прилагалась единая дисконтная карта на скидку в элитных заведениях города, с которыми мне и предстояло подписать договоры.
За столиком в кафе я неожиданно для себя самой разоткровенничалась с Эммой. Возможно, мне хотелось доказать ей, что я живу полноценной жизнью. А возможно и себе. Я решила рассказать ей про Густаво…
– И лягушку!
– И лягушку?
– Да, недостаточно прикоснуться к руке Эверарда т’Серкласа. Нужно потрогать ещё и лягушку, и тогда счастье неизбежно, – пообещал незнакомый лысеющий брюнет с моложавым лицом. Особенно хороша была улыбка.
Я потерла лапку лягушки. Мужчина смотрел на меня и смеялся.
Примерно так выглядела наша встреча в моём исполнении. На самом деле лягушку мы трогали позднее, когда гуляли по Гран Пляс. Но я начала именно с лягушки, потому что рассказывать, что мы познакомились на сайте знакомств и банально договорились встретится в холле гостиницы «Хилтон» мне не хотелось.
Тем более, что в Бельгию я прилетела по делам.
И в первый день командировки свободных было целых полдня, которые со своей новой знакомой, тоже журналисткой и начинающей писательницей, мы решили провести в Париже.
… Ещё не вздрогнул, не поплыл вокзал за стеклом, а мои мысли уже опережают время на два часа.
То же выражение предвкушения затаилось и во взгляде Тани.
В дверях вагона плачет девушка, длинноволосая, в джинсах. Плачет навзрыд, не стыдясь окружающих. Её красота и горе притягивают взгляды пассажиров, даже не любопытных к чужой частной жизни европейцев.
На платформе врос в девушку глазами молодой человек и тоже плачет. До отправления экспресса остается полминуты – не больше. Страх разлуки пересиливает страх не успеть вернуться в вагон, и девушка снова выбегает на платформу, и вот влюбленные плачут в обнимку. Даже самому ненаблюдательному свидетелю драмы расставанья понятно, что увидятся они ещё не скоро. И вот она едва успевает запрыгнуть в вагон, кричит прощальные слова по-французски. Но поезд не остановить. Остается только ожидание, а секунды продолжают неумолимо увеличивать расстояние…
– Любовь… – многозначительно вздыхает Таня и достает из черной дорожной сумки камеру.
Живой репортаж из экспресса «Париж-Брюссель» пригодится ей для сюжета о российско-европейских отношениях, который она собирается сделать, вернувшись в родной Екатеринбург из загранкомандировки. Таня работает в информационном агентстве.
(«Some questions for press, please») Я не спешу доставать диктофон. Вряд ли зарисовка из поезда пригодится для будущей статьи.
Объектив Таниной камеры тактично отворачивается от трагедии юных влюбленных и останавливается на смуглом широком лице соседа.
Он широко и белозубо улыбается в объектив и охотно рассказывает, что зовут его Джон, и что во Францию он приехал с семьей из Эфиопии. Семья – темнокожая молодая женщина с мальчиком лет трёх на руках сидят напротив за столиком, рядом со мной.
Камера смущает Эстер, и только когда аппаратура скрывается под молнией в чёрной сумке, моя соседка широко сверкает искренней улыбкой.
– I like Russian very much…
Огромные глаза, доверчивые и в то же время как будто слегка испуганные, излучают мягкое тепло. Эстер говорит о том, что европейцы очень вежливы и доброжелательны, но у них нет той открытости, которая позволяет вывернуть душу нараспашку перед первым встречным, как у русских и африканцев.
Брюссельский пейзаж незаметно переходит во французский. Совершенно незаметно, но какие-то едва уловимые приметы пространства безошибочно подсказывают женскому сердцу, что оно пересекло невидимую черту, разделяющую страны.
– Мы уже во Франции! – улавливает эти ультразвуки и Таня и тут же начинает планировать предполагаемый маршрут.
Четыре дня, проведенные в Париже два года назад, дают мне право беззаботно задуматься на несколько секунд и предложить начать прогулку с Монмартра (только вопрос, далеко ли он от вокзала).
– No far, – радует Джон и протягивает нам полезный презент – карту французского метро.
Осень шелестела над Монмартром страницами книги перемен.
– Если бы… скажем, в понедельник, тебе сказали, что в воскресенье ты будешь гулять по Парижу, ты поверила бы? – Таня даже закрывает глаза от наслаждения.
Мне тоже верится с трудом, но факт остаётся фактом: жизнь прекрасна и удивительна.
Тане не терпелось увидеть всё и тем самым доказать всем, кто не верил, что это так, обратное.
Как будто ветер рассыпал колоду карт, замелькали кафе и бутики, и не совсем согласна с тем, кто скажет, что два часа в Париже не удовольствие, а сплошное расстройство.
Возле Лувра мы сделали, наконец, небольшую передышку, даже сфотографировались.
– Пришлите фотографии мне, – попросил какой-то месье.
– Пришлем, – легкомысленно пообещали мы и поспешили дальше, в направлении Эйфелевой башни, забыв (и даже не нарочно) взять у навязчивого, но довольно приятного незнакомца e-mail.
Символ Парижа мягко вспыхнул в поздних сентябрьских сумерках и будто хотел нам напомнить «Поторапливайтесь».
Время, действительно, поджимало, и можно было с чистой совестью нырять обратно в метро.
– Только не выбрасывай билет, пока не выйдем из метро, – благоразумно предупреждаю я Таню.
Я довольна собой и жизнью. Сувенирная футболка с котом в сумочке, достигнута и главная цель сфотографироваться с розовым зонтиком на Мормартре. Причем, сидящей на ступенях. Правда, дождя не было и в помине, а фото получилось слегка размытыми, зато я вышла на них похожей на Мерелин Монро. Что ещё нужно для счастья?
Таня счастлива не вполне…
– Я хочу увидеть еще Нотр-Дам, – не оставляла упрямой надежды объять Париж за два часа Таня. – И тогда уже – можно на вокзал с чистой совестью. Мы только выглянем из метро, как зайцы, и сразу назад…
– Как зайцы не получится… Красотища такая, что захочется побывать и внутри…
Мы итак едва успевали на последний экспресс. Как назло у турникета на выходе со мной приключилось то, от чего я предостерегала Таню: куда-то запропастился талончик. Оставалось одно: перелезть через турникет, что, собственно говоря, я и сделала, но пару драгоценных минут тем не менее мы потеряли и, когда запыхавшись, прибежали на платформу, поезд предательски тронулся, но Таня успела нажать кнопку на двери, и створки (о чудо!) распахнулись перед нами, пропуская в вагон первого класса, но об этом мы узнали несколько позднее, когда под строгим взглядом контролёра допивали вино, полагающееся пассажирам, севшим в свой вагон…
– Может быть, судьба дает нам знак, что нам пора переходить в первый класс, – попыталась я посмотреть на недоразумение философски.
– Моя тётя усмотрела бы в этом другой знак, – не согласилась Таня.
Вы, может быть, скажете, что я легкомысленна, но тем же вечером я ехала с Густаво по ночному Брюсселю, а он восхищенно повторял, что я «beautyfull» и «as angel», и что мужчины в России слепые, и потому красивейшие женщины уезжают из страны эшелонами в Европу. Последнее особенно льстило, потому что я только что я только что рассталась с одним занудой, который тоже говорил сначала, что я ангел и собирался даже жениться на мне, но прежде мы решили проверить наши чувства и пожить гражданским браком. Тогда-то всё и началось… Мы плакали друг от друга каждый вечер, потому что он ставил мои тапки симметрично, а я симметрию вообще терпеть не могу, как, впрочем, и тапки, тем более глупо отороченные мехом, как он подарил. В общем, не будем о нём, по крайней мере, до того места, пока мне снова не придётся упомянуть его в романе.
Ночные города, в них есть особая сила, особая власть, особая магия… Густаво – историк и автор семи книг, что-то из области археологии, потому он не совсем доволен обликом современного Брюсселя, в котором, на его взгляд, слишком много деловой помпезности и слишком мало от старины.
Дальше были Гранд Пляс и лягушка, о которой я рассказывала в самом начале, а потом мы оказались поблизости в изумительном французском ресторанчике, который даже днём с огнём не найдёт ни один турист, потому что находится это маленькое чудо на чердаке, куда ведут деревянные ступени.
Небольшие картины на стенах как всплески влюблённости – крыши какие-то, подсолнухи – не помню точно, чему, наверное, виной фирменный коктейль заведения с кусочками фруктов. Но, конечно, я не погрузилась в состояние бесшабашности настолько, чтобы целоваться с Густаво в первый или, может быть, даже уже второй час знакомства, хотя все вокруг только этим, как истинные французы, и занимались, вызывая зависть моего спутника.
Целовались мы следующим вечером уже в другом ресторане и даже поехали к Густаво домой. Четырёхэтажный, с красивейшей верандой, увитой виноградом, тем не менее, он не казался просторным внутри, а больше напоминал скрипучий скворечник с лестницей, стонущей от каждого шага.
– Don’t make noise! – испугался Густаво и показал мне взглядом на огромную фотографию на стене, с которой улыбалась прехорошенькая девчушка.
Весь второй этаж, до которого мы добрались, был завален игрушками, а по дороге на третий мы миновали ещё три фотографии малышки. В доме они попадались буквально на каждом шагу – на стене, на столе, на подоконнике.
Малышку звали Марисабель, и, как обычно и происходит в Европе после развода, она живёт с отцом, а её мама приходит к ним в гости в назначенное время каждую неделю.
Однако её фотографии не наблюдалось нигде.
Конечно, я не могла не поинтересоваться, почему Густаво расстался с женой.
– Она очень, очень серьёзная женщина, – он сделал постное лицо. – Мы разные и не понимаем друг друга. Мне нужна русская женщина, такая, как ты, забавная и женственная… Русские женщины знают, как сделать мужчину счастливым.
– Ты не чувствуешь себя счастливым? – удивилась я.
– Нет, – погрустнел он ещё больше. – Да, у меня есть всё. Но я не счастлив.
И всё-таки (любопытство – порок!) мне очень хотелось увидеть эту серьёзную самодостаточную женщину, и я попросила Густаво показать их семейный альбом. Он не хотел его показывать. Я поняла это по тому виду, с каким он произнес I don’t know were is…
Он знал. И я выжидающе смотрела на него, пока он не извлёк откуда-то сверху изрядно запылившийся альбом.
– Это наше свадебное путешествие по Франции, – начал Густаво нехотя перелистывать страницы. Вопреки моим ожиданиям Анна оказалась довольно привлекательной особой, итальянкой, о чём я и сказала Густаво.
– Да, – не стал он спорить. – Первые годы мы были счастливы.
И перевернув последнюю страницу, заговорщицким тоном пообещал показать что-то особенное.
Мы поднялись на четвёртый этаж, служивший одновременно чердаком и спальней.
– Ложись, – весело командовал Густаво, показывая взглядом на кровать.
– Что? – не поняла я.
– Я не имею в виду… – засмеялся Густаво. – Посмотри наверх.
Я посмотрела наверх и, на секунду замерев от восхищения, легла на кровать. Густаво примостился рядом. Мы лежали обнявшись, как дети и смотрели на спелые звёзды сквозь прозрачный круглый люк из стекла в крыше, и это было безумно красиво.
Не знаю, какая связь между звёздами и Россией, но почему-то я думала о ней, и о том, что не хотела бы остаться в Европе навсегда. Чинная, глянцевая, как огромный супермаркет накануне Нового года, нафталинная, средневековая, уверенная, модная, мне нравится в ней бывать, как ребёнку в магазине игрушек. Но жить… Жить я хотела в России.
Назад в гостиницу мы ехали молча, и по выражению лица Густаво я поняла, что мыслями он унёсся на семь лет назад, во Францию. Да, согласна, это было довольно бездарно, а любовь – наивысшее искусство, но главным героем романа суждено было стать другому мужчине…
Почему-то больше всего Эмму заинтересовало, на каком языке мы общались с Густаво. А узнав, что я довольно прилично знаю не только английский, но и французский, а также польский, оживилась ещё больше…
Почему-то я до сих пор не рассказала об Эмме, хотя если бы она осталась в Москве, этой книги не было бы вообще.
В Москве она училась, там и вышла замуж. Вообще традиционная биография в духе «родился, учился, женился» – это, конечно, не об Эмме. У неё всё иначе, вернее, изящнее и ярче.
Нет, она не производит впечатление этакой хрупкой особы не от мира сего. Отнюдь. Мягкость в ней тоже есть, но не видна. Как моллюск в раковине.
Точнее, как жемчужина. Редкая розовая, а может быть, чёрная жемчужина.
Ассоциация с драгоценными камнями не случайно. Эмма была директором ювелирного магазина.
Вообще о себе она рассказывала мало. Упомянула только, что муж, тоже деловой человек, сначала радовался вместе с ней её успехам, а потом вдруг начал ревновать к работе. Так незаметно отношения докатились до развода, который Эмма, конечно, восприняла как возможность перевернуть ещё одну страницу своей жизни, ведь если долго сплошная проза, значит, по теории вероятности, скоро будет иллюстрация. А если нет, Книга Жизни тем и хороша, что можно самим рисовать иллюстрации к своей судьбе. И Эмма решила: хватит искать счастья в Москве, надо возвращаться в свой город и украшать его собой и своими делами. С приездом статной рыжеволосой красавицы с точёными губами и носом и чуть раскосыми зелёными глазами, он, семисотлетний старец, и правда, как-то по-иному молодецки засверкал, точно хотел доказать вернувшейся москвичке, что ничуть он не хуже, а может, и лучше белокаменной, многоэтажной, грохочущей своим суетливым метро.
Вечером позвонила Эмма и с ходу обрадовала:
– Я нашла тебе работу.
– Какую? – заинтересовалась я.
– Искать мужа, – огорошила Эмма.
– Где???
– Об этом не беспокойся . Я предлагаю тебе работать переводчицей в моем брачном агентстве для vip – персон.
– А-а… И кого я буду переводить?
– Саму себя.
– Это как? – удивилась я.
– Понимаешь, больше всего мужчины платят за общение в чате с видеокамерой. Сама понимаешь, если девушка общается через переводчика, то с ней больше мороки. Поэтому мне выгоднее, когда переводчик является клиентом агентства.
– А если мне не будут писать?
– Будут, – со знанием дела заверила Эмма. – К тому же, я оплачу тебе фотосессию у лучшего фотографа города, а ты возьми тот костюм, в котором ты была сегодня, и парочку вечерних платьев…
14.
График у лучшего фотографа города Марии Говорухиной был расписан на неделю вперёд. И за эти дни со мной приключились две неприятности – одна из них – фурункул под глазом. Вдобавок по глупости я пыталась прижечь противный нарыв спиртом и теперь огромный, фиолетовый, с корочкой, он отнюдь не украшал моё заплаканное лицо. Почему, вы спросите, заплаканное?
О, на это тоже была веская причина. Чуть выше я уже упомянула, что неприятности было две… Так вот…
Если бы я была президентом, первое, что бы я сделала, это запретила социальные сети и вообще приняла все меры по борьбе с Интернет- зависимостью. Предвижу, вы скажете, есть куда более важные дела насущные и опять- таки есть зависимости гораздо посерьезнее: алкоголизм и наркомания.
Но зайдите-ка на страницу в социальных сетях своего бывшего или бывшей, и, возможно, вы измените своё мнение раньше, чем вернётесь из мира виртуального в мир реальный.
Да-да, я зашла на страницу бывшего, и, вы только вообразите: тот самый зануда, который ставил симметрично мои тапки, отороченные мехом, и как-то даже навёл порядок в моей косметичке – счастливейший папаша с огромной коляской, из которой выглядывала голубоглазая плаксивая двойня. Словом, я была очень зла. Нет, злость была сначала, а потом слёзы потекли сами и, как говорится, рекой. И унять их не было никакой возможности. Так продолжалось три дня. Я даже на улицу старалась не выходить, чтобы не расклеиться невзначай где-нибудь в людном месте. И в то же время было стыдно: мало ли на свете зануд? Нет, мне нужен мужчина иной…
В общем, если бы не фурункул, я была бы очень даже рада предстоящей фотосессии, которая (я была уверена в этом!) выведет меня из депрессии, в которую я сама себя загнала.
Предполагалось, что причёску и макияж мне сделает сама Мария, поэтому на фотосессию я пришла в джинсах и чёрной водолазке, придававшей моему лицу ещё более болезненный вид. Но Эмма сказала прийти вне образа.
Мария уже в нетерпении покачивала ногой у элитного ресторана, где должна была проходить фотосъемка.
Мы с Эммой подошли почти одновременно, и уже через пять минут я сидела в вечернем платье, а моя первая неприятность была надёжно скрыта под слоем тонального крема, а красноту вокруг глаз надёжно скрывал макияж smoky eyes.