Около двух лет назад
Снежана
– Как оказалось, у вашей супруги с репродуктивной системой все в порядке, – заявляет доктор Ильясов, переводя многозначительный взгляд с меня на Антона.
Эта новость окрыляет меня. Около года напрасных попыток забеременеть. Угроза бесплодия. Жестокие слова мужа, что виновата я. УЗИ, анализы, осмотры у гинеколога.
И, наконец, я могу выдохнуть.
Но…
– А вот вам надо было сразу сдать анализ, тогда бы мы не мучили так долго вашу жену. Знаете ли, мы всегда рекомендуем сначала обследоваться супругу, чтобы исключить мужской фактор. Однако в вашем случае именно в нем проблема…
– Что? – мрачнеет Антон, а я беру его за руку.
Ильясов листает папку с нашими анализами, достает листок, протягивает его мужу.
– Судя по всему, вы не сможете стать отцом, – сообщает он, пока Антон в показатели всматривается.
– И что это значит? – выдергивает свою ладонь из моей. Нервно. Будто я сделала что-то не так.
Вжимаюсь в спинку стула, складываю руки на коленях. И не отвожу глаз от врача.
– Причины могут быть разные: генетика, перенесенные заболевания, воспаления, – поясняет Ильясов. – Но итог таков. Вы бесплодны.
– Как это? У меня по мужской части все отлично. Без осечек, – с какой-то неуместной гордостью выдает Антон, заставляя меня залиться краской и потупить взгляд.
Не то, что у меня какие-то претензии. Мне вообще сравнивать не с кем. Первый и единственный. Мой муж. Но… Как же неловко говорить об этом…
– Это не связано, – качает головой репродуктолог. – Как бы понятнее выразиться… вхолостую все работает, – пожимает плечами.
Антон умолкает, погружаясь в свои мысли. Недобрые, судя по витающему вокруг напряжению.
Тем временем я не могу не задать главный вопрос.
– Можно ли что-то сделать? – тихо лепечу я, опасаясь реакции мужа. – Есть ли у нас шанс стать родителями?
– Скажем так, – Ильясов подается вперед, сцепив руки в замок. – Я вижу только два пути. Или взять ребенка из детдома, – задерживаю дыхание, понимая, что Антон никогда не пойдет на это. – Или сделать ЭКО с донорским материалом. Есть у нас клиника с мощной базой, там можно выбрать по описанию, чтобы на вас был похож донор. Фотографии, само собой, не предоставляются. Но основные черты указаны. И…
– Нет, – резко поднимается Антон, с грохотом отодвинув стул. – До свидания, – небрежно бросает репродуктологу.
Хватает меня за руку и дергает на себя, заставляя встать. Быстро шагает на выход, волоча меня следом, словно куклу. Успеваю промямлить доктору слова прощания – и вылетаю за дверь.
– Антон, – жалобно зову, путаясь в каблуках и спотыкаясь.
– Что «Антон»? – рявкает он на весь коридор. – Хочешь ЭКО от донора, здоровая ты моя? – со злобой кричит. – У нас нет таких денег, – быстро находит причину отказать, хотя даже стоимость не уточнил.
По пути мы чуть ли не сбиваем с ног какую-то женщину. Она изучает нас некоторое время: не каждый день увидишь подобное «шоу». А потом возвращается к беседе с рыжеволосой девушкой, что стоит ко мне спиной.
– Все образуется, – заверяет ее.
С грустью смотрю на подрагивающие от всхлипов плечи и вздыхаю. Видимо, у девушки тоже какие-то проблемы. В этой клинике собираются несчастные вроде нас с Антоном…
***
Домой мы возвращаемся в полной тишине. Пока я переодеваюсь и принимаю душ, Антон скрывается за дверью кухни. И это не к добру. Мне бы переждать, пока он остынет.
Но я не могу оставить мужа одного в такой момент. Аккуратно толкаю пластиковое полотно, бесшумно подхожу к столу. С жалостью наблюдаю, как Антон наполняет стакан и опустошает залпом. Муж привык топить проблемы. А я терпеть не могу, когда он пьет.
Тем не менее… Делаю вдох и опускаюсь на стул напротив.
– Антош, мы справимся, слышишь? – отодвигаю бутылку, что стоит между нами, в сторону.
Муж вонзается в меня бесцветными, опустошенными глазами.
– Как? Что родителям и друзьям говорить? Какой я ущербный? Или объявим себя чайлдфри? – вливает в себя еще одну порцию, морщится. – Или в детдоме непонятно кого с плохой генетикой возьмем? – каждое слово ядом пропитано.
Абсолютно не согласна с Антоном. Все от воспитания зависит. Но я здесь не для того, чтобы спорить. Договориться хочу. Найти компромисс, чтобы сохранить семью нашу.
– Ну, можем же рассмотреть возможность сделать ЭКО. Пусть нам подберут донора в базе, на тебя похожего, – накрываю его крепко сжатый кулак ладонью. – Цвет волос, глаз, группа крови… Это будет наш с тобой малыш и больше ничей, – закусываю губу изнутри и умолкаю, наблюдая, как муж багровеет от злости.
Отпускаю его руку и на всякий случай отодвигаюсь от стола. Боюсь, когда он такой.
– А почему бы тебе не рассмотреть возможность пойти и переспать с кем-нибудь? – с уничтожающей яростью цедит Антон, будто я когда-то ему изменяла. – Это будет дешевле. Вообще бесплатно. А если постараешься хорошо, так еще и заработаешь, – ухмыляется зло.
– Антон! – подскакиваю с места возмущенно. – Это не одно и то же!
– Пф-ф, – закатывает глаза. – Для меня одинаково. Я не собираюсь столько бабла вываливать за ребенка от чужого мужика. Бред! – раздраженно смахивает со стола стакан, и он разбивается вдребезги о плитку на полу.
Вздрагиваю от его грубых слов. Все-таки мы о ребенке говорим. Но Антон настроен категорично.
– Успокойся, дорогой, – прошу мужа. – Не будем об этом.
Окинув его взглядом, разворачиваюсь, чтобы уйти.
– Короче, так, – бросает мне в спину так холодно и цинично, что невольно покрываюсь мурашками. – Никаких ЭКО, доноров и детдомов! Или так живем, или проваливай к чертям. Ищи себе быка-осеменителя!
Больно от его слов. Обидно дико. Но я подавляю эмоции. Продолжать разговор, когда муж в таком состоянии, бессмысленно. Антона не переубедить.
Сбегаю. Запираюсь в спальне, прячусь под одеялом. И плачу. Ведь точно знаю, что никогда не предам любимого человека. Не смогу бросить его в беде.
Буду рядом…
Но это значит, что у меня не будет детей. Я не стану матерью, не прижму к груди крохотный пищащий комочек. Не буду наблюдать, как он растет и превращается в личность.
Антон и я. Только вдвоем. Без всякой надежды.
Без будущего.
Готова ли я на такую жертву ради любви? Не знаю… Ничего не знаю!
Поэтому утыкаюсь носом в подушку и реву надрывно.
***
Спустя время Антон вдруг заявляет, что передумал. И нашел деньги на процедуру ЭКО. Ставит единственное условие – сделать его в клинике за границей, чтобы в России никто не узнал об этом. Потому что хочет сохранить свой диагноз в тайне.
А я согласна на все, что прикажет муж. И готова лететь с ним хоть на край света. Ради НАШЕГО малыша.
***
Сейчас. Снежана
На протяжении всех выходных мой истерзанный мозг пронзали воспоминания. Крутились в сознании, словно в мясорубке. Мучили меня, били больно.
И вот сейчас я вновь «просматриваю» кадры прошлой жизни с Антоном. Понимаю, насколько глупа была. Как много я ему прощала. Чем жертвовала ради него.
А взамен получила жуткий синяк на пол-лица, который я старательно пытаюсь замазать тональным кремом…
Я любила своего мужа. Искренне, немного наивно, без памяти.
А он меня?
Второй слой тоналки ложится на скулу. Гематома становится бледнее, однако царапина от обручального кольца все еще проступает коричневато-красной полоской.
Замираю. Опускаю взгляд на безымянный палец правой руки. Одним движением проворачиваю колечко из белого золота, что крутится внутри красного. Так называемый «антистресс».
Шумно выдыхаю – и рывком снимаю обручалку. Откидываю на столик.
Кольцо катится по поверхности и улетает куда-то на пол. А мне плевать.
– Что ты решила, дочка? – на пороге комнаты появляется мама.
Опирается плечом о косяк двери и обхватывает себя руками. Заметно нервничает.
– Разве есть варианты? – фыркаю я и продолжаю наносить макияж. – Я подаю на развод.
– Хорошо подумала? – уточняет чуть слышно, а я яростно сжимаю кисть в руке.
– Мама, – поворачиваюсь к ней и скулу демонстрирую. – Антон помог мне определиться, – возвращаюсь к зеркалу. Яростно провожу кистью по коже. – С ним мне зарплаты на косметику не хватит. Кстати, сам он в финансах меня ограничил. И прогнал работать.
– Как же так, – сокрушается мама и садится на край кровати позади меня. – Такая семья была. Такая любовь… Может, Антон на эмоциях? Зацепила ты словами его грубыми? Наверное, он жалеет теперь…
– Все выходные «жалел». Так сильно, что не позвонил даже, – выдаю с обидой в голосе. – А что если в следующий раз он… на Риту руку поднимет? М-м-м, мам? – опять оглядываюсь.
Она взгляд опускает, молчит задумчиво.
Я же мельком смотрю на часы и подскакиваю мгновенно.
– Черт, опаздываю! Сегодня мой первый рабочий день! Не хватало еще проштрафиться из-за синяка, – стискиваю кулаки со злостью.
Хватаю сумку, бросаю в нее косметичку, не забыв взять тональный крем. На всякий случай. Чтобы подправить «грим».
Чмокаю грустную маму в щеку, мчусь в комнату к Рите, чтобы поцеловать ее спящую на прощание. И только потом со спокойным сердцем направляюсь в офис. Доказывать новому боссу, что он просто жить не сможет без такой помощницы, как я.
Надеюсь, Шторм не пошутил тогда в кондитерской?..
Некоторое время спустя
В приемной непривычно пусто. Само помещение кажется мне незнакомым, чужим, ведь в день собеседования у меня не было ни возможности, ни моральных сил рассмотреть его. Я запомнила лишь гудящую толпу, духоту, бешеный стук собственного сердца и… карамельные глаза босса. И еще его слова об акулах. Тогда, в лифте, я не придала им особого значения, но сейчас…
Я растерянно переминаюсь с ноги на ногу, оглядываюсь. Но табличка на дверях кабинета свидетельствует о том, что я пришла по адресу.
Вадим Шторм, генеральный директор.
И мой единственный шанс встать на ноги после полутора лет декрета.
Сделав глубокий вдох, стучусь в дверь. Не дождавшись приглашения войти, опускаю ладонь на ручку и надавливаю. Заперто.
Нахмурившись, скольжу взглядом по циферблату своих часиков: босс опаздывает на десять минут. Впрочем, как о начальстве говорят? Задерживается?
За спиной раздается частый цокот каблуков. Не успеваю повернуться на звук, как меня припечатывает стервозный голос:
– А вы, собственно, кто?
Оглядываюсь и сканирую тонкую фигуру, облаченную в блузку с расстегнутыми пуговками в области декольте и облегающую юбку. Выглядит прилично и вызывающе одновременно.
Поднимаюсь к лицу девушки. Оно могло бы быть симпатичным, если бы не слой макияжа и кривая гримаса. Впрочем, сегодня и я, благодаря стараниям Антона, выгляжу, как фарфоровая кукла.
И как назло гостья впивается взглядом в мою распухшую скулу. Импульсивно поправляю волосы, прикрывая «подарок» от мужа, отворачиваюсь от света и молюсь, чтобы слой тоналки не успел размазаться.
– Меня зовут Снежана. Новая помощница Вадима Шторма, – руку протягиваю, но мой жест нагло игнорируется.
– Мне о вас ничего не говорили, – надувает девушка губы, отчего они кажутся еще пухлее. – Выйдите и подождите в общем отделе, пока я узнаю, – приказывает неожиданно.
Тон такой, будто она здесь хозяйка. Или… любовница босса. Надеюсь, что не последнее.
– Нет, пожалуй, я останусь на своем рабочем месте, – складываю руки на груди. – И вы не представились.
– Думаешь, если на собеседовании всех обскакала, то хамить можешь? Не с того ты знакомство с коллективом начинаешь, выскочка, – цедит она надменно.
Чувствую, что у меня сдают нервы, и без того расшатанные поступком мужа, беспокойством за дочь и в принципе страхом перед первым днем в медиахолдинге.
Мысленно считаю до семи (мое счастливое число) и обратно. Слегка приподнимаю уголки губ, но в свои слова вкладываю максимум строгости.
– Мы с вами не переходили на «ты», – и улыбаюсь шире. – Мы не подружки, а коллеги…
– Ненадолго, – звучит угроза.
Затихаю, не желая продолжать бесполезный спор. И так утро не задалось. Молчит и девушка, испепеляя меня взглядом.
Но тяжелые мужские шаги приковывают внимание нас обеих.
– Лизонька Геннадьевна, марш к себе, можешь больше не сторожить кабинет главного, – голос звучит строго, но с издевкой. – У него теперь личная охрана, – внимание обращается на меня.
Лиза молча обходит меня, намеренно плечом задев, и, улыбнувшись мужчине мило, покидает приемную.
Я же окидываю взглядом незнакомца средних лет, упакованного в деловой костюм. Лихорадочно вспоминаю, где я его видела. Перебираю образы в голове. Нахожу нужный. Кажется, это он приглашал «блондинку в бежевом платье» на собеседование.
– Доброе утро, я… – откашлявшись, хочу представиться.
– Снежана? – узнает сразу же. Хотя мы виделись не дольше пары минут. – Меня зовут Роман, – пожимает мне руку. – Я заместитель Вадима.
– Очень приятно, – тяну настороженно. – А… Лиза Геннадьевна? – киваю на выход.
– Начальник отдела по связям с общественностью, – называет ее должность, заставив меня напрячься. – Но тебя это не должно беспокоить, – отмахивается, заметив мою растерянность. – Запомни, ты находишься в непосредственном подчинении у Вадима. Слушаешься только его приказов, – чеканит серьезно. – Даже меня можешь лесом посылать, – выдает со смешком.
– Пожалуй, воздержусь, – улыбаюсь в ответ. – Послушайте, Роман… – делаю паузу и многозначительно смотрю на него.
– У меня сложное отчество.
– И все-таки?
– Роман Редиванович, – сдается мужчина.
– Я запомню, – киваю поспешно, а сама бережно сохраняю эту информацию где-то между детскими песнями и графиком питания Ритки.
– Послушай, Снежана. Ты допущена в святая святых холдинга – личные покои Шторма, – смеется он, наблюдая, как я мрачнею от подобного сравнения. – Так вот. Тут или пан или пропал. Или Вадим принимает тебя в качестве личного помощника – и тогда все в пределах этого помещения будут на «ты». Ему так проще. Или увольняет. Так что расслабься.
– Легко сказать, – вздыхаю я. – А где сам Вадим Дмитриевич?
– В последний год он отвратительно распоряжается своим временем. Для этого и нужна ты, – довольно голову задирает, словно наконец-то сбагрил непутевого подопечного. – В общем, жди его здесь. Если придет кто-то или позвонит – Шторм «на важном совещании в Мининформ», – поднимает палец вверх и брови сводит.
– Да, поняла, – машу головой. – Спасибо.
– Пока не за что, – пожимает плечами Роман. – Вода, чай-кофе там, – указывает рукой в сторону угловой стойки для приемной. Заглядываю за нее и замечаю напольный кулер в углу, ближе к окну. – Располагайся, – кивает довольно. – Да, если вдруг решишь сделать приятное боссу…
– Кхм-кхм! – кашляю предупреждающе.
Что за двусмысленные намеки?
– Та-ак, с чувством юмора придется что-то решать, иначе не протянешь здесь долго, – хмурится Роман, но вскоре его лицо опять проясняется. – Так вот, вопреки стереотипам, наш босс не пьет кофе. Только чай, только зеленый и только холодный.
– А холодный-то почему? – хлопаю ресницами недоуменно.
– Вадим после рождения дочки отказался от кипятка, перешел на все холодное. Панически боялся забыться и ошпарить ее, у него в семье были случаи… Практически сразу привычка распространилась и на офис, – охотно сообщает, а я продолжаю «записывать» новые сведения на подкорку.
При этом невольно улыбаюсь и хмыкаю задумчиво.
Антон никогда не беспокоился о подобной, как он говорил, «ерунде». Делал так, как ему удобно. Так что нам с Ритой приходилось ускользать из кухни, когда он обедал. А со временем мы и график перестроили так, чтобы не пересекаться с равнодушным папой.
– Если честно, у нашего босса много тараканов, Снежана, – шепчет Роман заговорщически. – Чем смог – помог. С остальными – сама будешь знакомиться. Удачи.
***
Заместитель босса покидает приемную, оставляя меня одну. Захожу за стойку, скучающим взглядом окидываю пустой стол, где не замечаю ни одного документа или плана-графика, цепляюсь за закрытый ноутбук – и не решаюсь включить его без спроса.
Никаких заданий или распоряжений. Вот и чем мне заняться? Терпеливо ждать Вадима? Изредка отвечать на звонки и, как птица-говорун, повторять ложь про Мининформ?
Слишком много нулей в зарплате, чтобы я сидела без дела.
Поэтому… иду делать чай. По пути воспроизвожу в сознании: зеленый, не горячий.
Холодильника не нахожу. Значит, нет и льда. Есть только кулер с красным и синим кранами. Что же, приготовим боссу чай по методу Ритки-маргаритки, смешав воду.
Со стойким ощущением, что меня наняли не как помощницу, а как няньку, я подхожу к шкафчику. Вижу чай в пакетиках. И выбираю кружку. Останавливаюсь на большой, черной, с надписью «Boss». Честно говоря, она ужасная и безвкусная. Тем не менее, стоит на самом краю, на видном месте. Судя по всему, ею пользуются часто.
Бросаю пакетик в темную бездну, подставляю кружку под красный краник кулера, нажимаю и жду, пока заполнится наполовину. И в какой-то момент понимаю… что вода холодная.
– Кипяток здесь в принципе вне закона? – фыркаю себе под нос, но тут же обнаруживаю свою оплошность: нагрев отключен. Щелкаю кнопку, слышу характерное шипение и выпрямляюсь с чашкой в руке. Намереваюсь пойти и вылить воду, но…
– Да у нас тут лазутчик, – как гром среди ясного неба раздается насмешливый голос.
Но самое страшное, что я мгновенно узнаю его.
От неожиданности подскакиваю на месте. Разворачиваюсь резко, ударяюсь рукой о боковую грань кулера – и опрокидываю кружку на себя. Вода летит прямиком на зону декольте, растекаясь по блузке. Брызги метят в лицо – и я инстинктивно прикрываюсь ладошкой.
Совершив свое мокрое дело, «Boss» падает на пол и раскалывается на несколько крупных частей.
– Мать твою! – с неподдельным беспокойством орет Шторм. – Кипяток?
– Не-ет, – тяну я, опустив голову и пытаясь оттряхнуть блузку. Но тщетно: шелковая ткань мгновенно пропитывается насквозь. – Я для вас чай делала. Холодный. То есть горячий, но… Нагрев не включила. И… – рукой взмахиваю в сторону крупных черных осколков на полу. – Вот…
Могу поспорить, что слышу в этот момент облегченный вздох. Но поднять взгляд на босса не решаюсь. Неудобно вышло.
– Ну, хоть так, – гораздо спокойнее произносит он, огибает меня и подходит к шкафчику. – А то поползли бы слухи, что я помощницу в первый же день сварил. У меня и так репутация среди подчиненных неважная, – переходит на шутливый тон.
Находит на одной из полок пачку салфеток – и мне протягивает. Я послушно принимаю, совсем невесомо касаясь его пальцев. Грубоватых, но теплых. Вадим делает шаг ко мне, и под его подошвой хрустит фаянсовый осколок.
– Кружка дурацкая, – усмехается Шторм. – Давно пора было ее грохнуть. Если бы сама не сделала, то я лично поручил бы тебе это.
– Извините, – шепчу виновато, а у самой руки дрожат.
– Не суетись, – произносит тише и приободряюще. – Нормально все. Бывает.
Но я все равно переживаю. Поворачиваюсь лицом к окну, чтобы разводы мокрые на себе лучше видеть, и принимаюсь лихорадочно вытирать зону груди. Беру свежую салфетку – и промакиваю лицо, которое испариной покрылось от волнения.
– Адрес говори. Роман водителя отправит, чтобы привез тебе блузку сменную и…
Цепкие пальцы вдруг обхватывают мой подбородок и резко вздергивают вверх. Наши с Вадимом лица теперь находятся непозволительно близко. Но он чуть отклоняется и подставляет к свету мою скулу. Ту самую! С синяком и царапиной!
Нервно сжимаю салфетку в руке и чувствую что-то липкое между пальцами.
Черт!
Видимо, я случайно повредила макияж, который и так держался на честном слове. Нескольких касаний оказалось достаточно, чтобы проступил мой «секрет». Гематому скрыть сложно, особенно на третий день, когда она принимает неблаговидные оттенки. И тем более под прямыми лучами дневного света.
– А это еще что? – всмотревшись в мое лицо, Вадим чернеет от злости.
Продолжает стискивать мой подбородок, но больно не делает. Наоборот, держит бережно и аккуратно. Большим пальцем свободной руки легко проводит по скуле. Вздрагиваю от теплого прикосновения и пугаюсь своей реакции. Забота постороннего человека обезоруживает меня. Да и ситуация складывается неоднозначная. Если зайдет кто-нибудь вроде Лизоньки, то может неправильно трактовать нашу со Штормом… почти интимную близость.
Судорожно убираю от себя руки Вадима – и пячусь назад, к стойке, увеличивая расстояние между нами. Упираюсь попой в край стола, хватаюсь ладонями в него, впиваясь пальцами в дерево, – и поднимаю голову, глядя на злого босса.
– Ночью в дверь не вписалась, ударилась об косяк, – вру я, потому что стыдно рассказывать о муже. Я словно из неблагополучной семьи сбежала. Хотя в наших с Антоном отношениях благополучием и не пахнет.
С каждым словом лжи, что слетает с моих уст, лицо Вадима меняется, становится разочарованным, а потом – до неузнаваемости бесстрастным и ледяным. Словно только что Шторм поставил на мне крест.
И подтверждением этому служит его короткий, хлесткий приговор:
– Уволена.
Шумно втягиваю носом воздух и теряю дар речи. Все, что я могу сейчас, – лишь ошеломленно ресницами хлопать.
Жду объяснений, но Вадим молча пролетает мимо, шагает к двери своего кабинета, с грохотом открывает ее – и так же громко захлопывает за собой.
Вздрагиваю, царапаю ногтями край стола, чувствуя боль, но это меня мало волнует сейчас.
Уволена?
Касаюсь пальцами щеки, что отдает резким импульсом, мысленно посылаю мужу самые изощренные проклятия и едва слезы обиды сдерживаю. Как глупо получилось!
Что теперь делать? Опять работу искать? А до того момента с дочкой затянуть пояса, которые и так были застегнуты на последние дырочки с легкой руки Антона.
Всхлипнув, обреченно тянусь за своей сумочкой, но тут же отбрасываю ее.
У меня жизнь из-за этого увольнения ломается. Но главное – по Ритке мое безденежье ударит.
Я хотя бы должна знать… ЗА ЧТО?
Собрав внутренние резервы, я рискую без стука ворваться в кабинет Шторма.
– Вадим Дмитриевич, вы не имеете права уволить меня без повода! – фыркаю с порога.
– Серьезно? – иронично изгибает бровь.
Встает с кожаного кресла, неторопливо обходит стол и останавливается, уперевшись бедром в его край. Руки на мощной груди складывает и делает вид, что готов меня слушать. При этом заранее зная исход.
– То есть… – проглатываю слова от волнения, но отступать не намерена. – Если у меня немного… подпорчена внешность, это не значит, что я неквалифицированный работник! Вы даже шанса мне не дали проявить себя
– Подпорчена внешность? – недоуменно брови сводит. – Снежана, мне плевать, как выглядят мои подчиненные.
– Но…
– Все просто, Снежана. В роли помощницы я хочу видеть бойкого и надежного человека. И поначалу ты мне показалась именно такой, – опускает руку и барабанит пальцами по столу. Раздражает. – Мне здесь не нужна жертва, которая мало того, что терпит побои, так еще и оправдания мужу ищет. Это ведь его рук дело? – взглядом на скулу указывает и опять злится. – Сама подумай, зачем мне запуганная, глупая девчонка, которая может не явиться в один прекрасный день на работу, потому что… ее муж убил. На черта мне эти нервы? Своих забот хватает, – добавляет задумчиво.
– Моя личная жизнь вас не касается, – бубню я и голову опускаю, вспомнив о синяке и желая его спрятать. – И мои проблемы не должны вас волновать. Никто меня не… убьет, – сиплю, боясь этого слова.
О Ритке думаю. И в голове тот роковой вечер прокручиваю. Хорошо, что ребенка у мамы оставила. Боже…
Шторм отходит от рабочего места и меряет шагами пол.
– Продолжаешь прикрывать урода? «Случайно», «один раз», «сама виновата», «это он так меня любит»… Типичная реакция жертвы, – выплевывает с разочарованием. – Ты в курсе, что домашнее насилие – основная причина смерти и инвалидности женщин в возрасте от 16 до 44 лет: от него погибают или теряют здоровье больше, чем от рака или ДТП, – чеканит, приближаясь к окну и разворачиваясь спиной ко мне. А тон такой равнодушный, будто он одну из своих журналистских статей озвучивает. – А ты дальше терпи, – подводит итог, будто все обо мне знает. – Однако за пределами холдинга.
Ком обиды подкатывает к горлу, но я заталкиваю его обратно. Вместо него из глубин души вырывается нечто более темное и отчаянное.
– Знаете что! Хватит! – прикрикиваю я. – Вы, Вадим Дмитриевич, хам, деспот и самодур! С ужасным чувством юмора! – Шторм оглядывается и прищуривается, смотря на меня с любопытством. – Вам плевать, что ваши слова или действия могут ранить. И еще, я не жертва. Это… – указываю на свою скулу, – …случилось со мной впервые. И я подаю на развод. Теперь мне как никогда нужна работа. Любая. Чтобы обеспечивать дочь.
– Где она сейчас, – перебивает резко. – С ним?
– Нет, конечно! – бросаю возмущенно. – С мамой моей.
– Развод? – уточняет и глаз с меня не сводит, будто считывая каждый мой импульс, как детектор лжи.
– Да! – выпаливаю искренне.
Сложив руки в карманы, идет ко мне. Останавливается буквально в паре метров, карамельным взглядом испепеляет. И это очень дезориентирует. Но одновременно сил придает, потому что я опять вспоминаю свою булочку Риту. Настолько, что я даже лицо свое побитое приподнимаю, чтобы смело встретить взгляд босса.
– Я хочу, чтобы ты впредь честно отвечала на мои вопросы, – выделяя каждое слово, говорит Вадим. – Если мы планируем работать вместе, то доверие обязательно!
Прокручиваю его фразу в голове снова и снова. Подвох ищу.
– А мы… – сглатываю нервно, – …планируем?