Василий Панфилов
Эффект бабочки
Глава 15
– …несмотря на наветы врагов… – закончил диктовать дон Бургос, расхаживающий по кабинету с видом полководца, – всё записал?
Показываю ему тетрадь со скорописью, наниматель подслеповато вглядывается и важно кивает. Будто понимает что-то…
– Наветы врагов, – повторят он, – таким образом…
– Дон Карлос, – пожилой слуга входит без стука, – пришло письмо от дона Кастро, вы велели доложить без промедления.
– Ступай, – величавым жестом отпустил меня старик, – на сегодня всё.
Слегка поклонившись, ухожу в свою комнату переодеваться. Служба секретарём у дона Бургоса необременительна и позволяет хорошо ознакомиться с высшим светом Каракаса[82], пусть даже из тени.
В старинном, изрядно обветшавшем особняке, расположившемся в аристократическом пригороде, достаточно уютно. Огромная библиотека, ценная скорее старинными томами. Довольно большой и изрядно запущенный сад, пара лошадей в конюшне.
Всё говорит о том, что времена славы для рода Бургос прошли. Состояние растранжирено и ушло на взятки после участия в ряде неудачных переворотов. Для среднего обывателя годовая рента дона Карлоса – предел мечтаний. Но на ренту эту он содержит особняк, внука-офицера и пару престарелых слуг, так что деньги эти скорее виртуальные. Живёт в долг, расплачиваясь иногда услугами. Одежда старая, купленная ещё лет двадцать назад. Еда самая скромная, в основном из собственного сада, зато на старинном серебре и драгоценном фарфоре.
Вопросов, почему не переедет в более скромный особняк, даже не возникало – спасибо маме с её воспитанием. Пусть в долг, пусть на грани нищеты, но род Бургос соответствует ряду требований и входит, пусть и не без скрипа, в высший свет Каракаса.
Опустившись ниже по социальной лестнице переездом в более экономичный особняк, Бургос автоматом лишится ряда старинных друзей и приятелей. Они не прекратят с ним общаться, но общение будет уже не на равных, а сверху.
Другое отношение, другие возможности… Дон Карлос предпочитает жить в долг, но иметь вход в высшее общество.
Нищета и понты… но мне это на руку. Секретарь старику в общем-то и не нужен, даже мемуары он надиктовывает не от лютой графомании, а потому что должно. Все приличные люди в его окружении делают это или хотя бы рассуждают иногда о таком намерении.
Наличие секретаря повышает статус дона Карлоса, а поскольку денег жалко, старик расплачивается статусом уже для меня. Жалованья не получаю, но проживаю в особняке Бургосов не на правах наполовину слуги, а гостя.
Я молодой человек из хорошей семьи, заинтересовавшийся интересной биографией дона Карлоса – ни больше, ни меньше. Недостаточно для представления высшему свету как ровню, но достаточно для того, чтобы ввести меня туда с чёрного хода. Ранг пониже, но возможность произвести впечатление имеется.
Получить место секретаря помог Хосе, Санчесы и правда пользуются определённой известностью. Сложная система родственных, экономических и дружественных связей оплетает всю Латинскую Америку, Карибский Бассейн и большую часть Центральной.
Короткий разговор на границе с Венесуэлой, и вот таможенник с плутоватой физиономией профессионального шулера и холодными глазами убийцы улыбается вылезшим из джунглей оборванным бродягам, именуя сеньорами. Разговор с приехавших полицейским чином – рыхлым усатым толстяком, и Хосе называют дорогим родственником и даже не думают досматривать. Как же, троюродный кузен со стороны второй жены дядюшки Олива!
Знакомо и понятно… примерно такая же ситуация была недавно в Европе. Первая Мировая разорила многие аристократические семейств и крепко подорвала привычный мир, но до сих пор родственник в третьем или четвёртом колене воспринимается как очень близкий. Погостить несколько недель, помочь устроиться в хорошую школу, университет или на работу, выручить из сомнительной истории – норма.
В Латинской Америке это выражено много сильней. Иногда это мешает, а иногда… Санчесы всё-таки подгребли под себя прииск.
Жалею ли я, что три месяца назад отказался от доли? Нет! Доля Санчесов, доля многочисленным родственникам, оказавшим помощь… Больше двух-трёх процентов не досталось бы ни в коем случае, а это уже деньги не то чтобы маленькие… но в мегаполисе легко заработаю больше. Да и сидеть в джунглях, контролируя старателей, не придётся.
Переодевшись для прогулки, проверяю трость с коротким клинком и револьверы. Подарок дона Бургоса, между прочим, остатки от былой роскоши. Подобного барахла здесь… не видел бы собственными глазами, так и не поверил бы.
Кажется, будто латиноамериканцы в принципе не выкидывают и не сдают в утиль старое оружие. А если они более-менее зажиточны, то стараются покупать всё новые образцы. Старые же отправляются в кладовки или на стены, услаждать взоры хозяев и гостей.
Часто даже самый завалящий нож сопровождается красивой историей о том, как прадедушка убил им ягуара, опасного бродячего пса (даже если пёс был размером с кошку) или преступника. Если верить этим историям, то латиноамериканцы выходят прямо-таки эпическими героями.
Делить всё приходится минимум на десять, но всплывает иногда такое, что оторопь берёт. Участие в перевороте для латиноамериканского бомонда едва ли не в обязанность входит. Хоть один раз в жизни поучаствовать в перевороте, повоевать в одной из бесчисленных войн… Добавить сюда нередкие дуэли, вылазки в джунгли по разным надобностям, клановые разборки. Интересно живут состоятельные латиносы, с огоньком.
В обрывках разговоров друзей дона Карлоса встречаются порой то хищные ящеры, то затерянные в джунглях города. Верить, нет ли… но буднично ведь говорят – не для меня, а о былых приключениях и деловых проектах.
Знаю уже, что байки и легенды в Латинской Америке переплетаются с реальностью так, что не разделишь. Учусь, как нужно вплетать явные враки в реальную историю, ни капли при этом не солгав.
Клинок на месте и вытаскивается всё так же легко, барабаны у револьверов проворачиваются… Страсть к мужским игрушкам? Если бы… Каракас опасный город, один раз уже ограбили, причём до исподнего. Идти через город в кальсонах, это знаете ли… до конца жизни запомню.
Районы богатые безопасны более чем абсолютно – полиция, частная охрана, вооружённые слуги. Подозрительные чужаки быстро оказываются под прицелом, и не дай бог это не племянник дядюшки Гарсия со стороны сводной сестры первой жены, заехавший в гости!
Пуля в лоб в таких случаях – акт милосердия… потом. Сперва же чужака расспросят хорошенечко в подвале – кто он, да откуда, да что забыл в этом районе… Понятно, что это если чужак и в самом деле подозрительный, а не обычный турист, заблудившийся в незнакомом городе. Но перегибов хватает… крови здесь не боятся ни своей, ни тем паче чужой.
Районы бедные – обратная сторона полюса, преступность поразительная. Ты или в банде и участвуешь регулярно в перестрелках и поножовщинах, или платишь за охрану. Не обязательно наличными, порой расплачиваются и услугами – предоставлением крова по необходимости, медицинской помощью, лжесвидетельством.
Платят если не все, то почти все. Есть немногочисленные нейтралы, отвоевавшие себя это право, да люди уважаемых профессий, прежде всего школьные учителя.
Поразительно, что почти нет золотой середины, сравнительно безопасных районов, где проживает средний класс. Расслоение общества очень сильное.
С тоской смотрю на пиджачную тройку из чесучи[83], как же надоело… Но увы, до эпохи шорт и шлёпанец ещё очень далеко. Последнее отребье из барриос[84] такого не носит. В долги залезут, но постараются одеться прилично. Язвами от потницы[85] покроются, в обмороки от перегрева падать будут, но прилично…
– Мария! – Окликаю возящуюся в саду старую служанку, – я в букинистический[86]!
– Да, сеньор, – флегматично откликается та, не отвлекаясь от прополки.
Букинистический магазинчик сеньора Кордобы расположен в районе, который весьма условно можно назвать местом, где обитает средний класс. На улицах средь бела дня грабят редко, но вскрывают чужие дома и квартиры постоянно, порой не смущаясь присутствием хозяев.
Оттого дома больше похожи на картонные коробки с немногочисленными окнами, непременно забранными решётками. Архитектура самая убогая, какие-то достопримечательности можно встретить разве что на нескольких центральных улицах, да за высокими заборами в аристократических районах.
В лавке Кордобы окна почти отсутствуют, специфика заведения. Чем платить многочисленным уличным бандам за охрану и опасаться пожара, ему дешевле показалось оставить немногочисленные продухи для вентиляции, замуровав окна.
Освещение электрическое, на стенах масляные светильники в качестве аварийных. Электроэнергия отключается по несколько раз на дню, а хороших электриков в городе мало. Собственно, электриков вообще… сложная профессия для местных, ещё сложней профессии водопроводчика.
– Сеньор Сушков, – поклонился слегка охранник на входе, почти не коверкая фамилию. Приподнимаю ответно шляпу, большая любезность с моей стороны.
– Я смотрю, ты стал ещё здоровее, Санчо, – остановившись и оперевшись на трость, делаю комплимент толстяку. Тот довольно скалится и с силой хлопает себя по животу.
– Кираса, что ли? – Удивляюсь металлическому лязгу.
– Она, сеньор, – улыбается метис, вежливости ради отодвигаясь от стены, на которую опирался, – надоело дырки в брюхе штопать. Пусть на нём слой сала в локоть толщиной, но рано или поздно найдётся какой-нибудь ухарь, что решит пощёкотать старого Санчо не навахой, а мачете.
– Тогда тебе и воротник стоячий нужен, вроде ошейника.
– Да, сеньор, Пабло уже сделал чертежи, заказали в другом городе.
– В другом? Умно. Нечего здешней шантрапе знать, что у тебя новая броня появилась. Как Пабло?
Толстый метис расплылся в улыбке, и промокнув потное лицо грязным носовым платком, принялся многословно повествовать об успехах любимого племянника. Выходец откуда-то из дикой глуши, Санчо сперва сам пристроился в городе, а потом и родню потащил потихонечку.
Пабло – надежда семьи, грамотей. К двенадцати годам он не только с отличием закончил обучение в бесплатной деревенской школе, но и прочитал все книги, имевшиеся у учителя в деревенской школе – все девять! На семейном совете приняли решение дать парнишке настоящее городского образование, и вот он работает в лавке Кордобы.
Работает почти бесплатно, фактически за еду и кров. Зато возможность читать книги и говорить с образованными посетителями. Долгосрочная стратегия, но лет через пять-десять, если Пабло не сорвётся, то сделает какую-никакую, а карьеру. Пока его мечта – стать секретарём у знатного дона.
Вхожу наконец внутрь, в лавке на удивление прохладно после жаркой, влажной улицы. Хитрая система вентиляции, владелец выписывал умельцев откуда-то из Перу. Говорят, настоящие потомки индейских умельцев – тех, что строили пирамиды и дворцы у инков. Вполне возможно, ведь конкистадоры если кого и резали, то в первую очередь жрецов и воинов, а никак не ремесленников.
– Сеньор Кордоба, – здороваюсь с немолодым хозяином, сеньоры…
Присутствующие в лавке посетители так же негромко здороваются. Публика у букиниста собирается приличная, люди всё больше образованные да любознательные.
– Сеньор Алехандро, – доверительно берёт меня букинист под локоть, – есть интересные поступления.
Кордоба изрядно шепеляв – последствия двух переломов челюсти в молодости, да и старше меня лет на тридцать, так что для него вот уже пару месяцев я Алехандро, а не Сушков. Слушать фамилию кузена в исполнении букиниста сущее мучение, пусть лучше так. Тем паче, называя меня по имени, он вроде как ввёл меня в число если не приятелей, то хороших знакомцев. Ближнего круга. А там и скидочки последовали…
– Карты, сеньор, вы такими интересовались?
Пролистываю старинные карты, выискивая несоответствия. Почти девяносто лет форы сказываются, и пусть я студент недоучка…
– Вот эти три сомнительные, – откладываю старинные карты, – а вот эти восемь подделка однозначная.
– Гм… – Кордоба смотри на меня серьёзно, без привычных смешинок, притаившихся в углах карих глаз, – вы хорошо разбираетесь в сувенирах.
Пожимаю плечами, не отвечая на подначку. Новичок непременно начал бы оправдываться или выдумывать легенду, да непременно детальную. На том и прокалываются.
* * *
– Так вот, – неловко сказал отец вечером, собрав нас всех после ужина, – Переезжаем. В Мюнхене работу предложили, да по специальности, инженером.
– Переезжаем, – повторил я тупо, уставившись в вытертый ковёр на полу.
– Да ладно, сына, – шагнул отец, прижав мою голову к груди, – не переживай! Понимаю, что ты здесь друзьями успел обзавестись и вообще… Но сам видишь, не складывается в Москве у нас с матерью. Ни гражданства, ни работы толковой. А там не только работу, но и помощь на первых порах фирма гарантировала. Дом нам сняли, с документами помогать будут.
– Ладно, пап, нормально всё.
– Ну раз нормально, ступай собираться, через три дня вылетаем. Такое дело… понимаю, что школа у тебя и все дела… Может, мать до конца года в Москве с вами?
– Не надо! – Вырвалось само и видно, отец почувствовал что-то неладное. Отстранившись, он внимательно оглядел меня и произнёс успокаивающе:
– Что, пристают задиры школьные? Ничего, в Германии этого нет, говорят. Да и как приедем, я тебя на секцию запишу! Так через три дня?
– Ага!
– Ну давай! А я пока в интернете доставку еды закажу, отпразднуем!
Запершись в комнате, кружусь волчком – свобода! Через три дня меня не будет в России и значит, все проблемы решены. Не настолько я ценный кадр, чтобы кавказцы в Германию… свобода!
И никакой больше уголовщины! Ни хрена это не круто и романтично…
Глава 16
Тренер из дона Карлоса неважный. Старик когда-то был знатным фехтовальщиком, но времена эти давно канули в лету. Да и метод обучения, заключавшийся в делай как я, то и дело сбоил. Дон лет десять как не тренировался регулярно и от того совершал ошибки, гневаясь на старческую немощь и на меня заодно.
В нормальной ситуации от услуг столь неквалифицированного сенсэя давно отказался бы, но увы. Легенда обязывает изображать жажду войти в Свет и от того терпеть выходки старика, бывающего подчас довольно противным. А что может быть естественней в такой ситуации, как не личное ученичество у некогда известного в Венесуэле фехтовальщика?
Сперва секретарь, представленный высшему обществу Каракаса, теперь вот ученик… Да и внук дона Карлоса, навещавший недавно деда, отнёсся ко мне пусть и снисходительно немного, но в общем-то на равных.
Всё говорит о том, что в Каракасе я почти свой. До чего же обидно, что максимум через несколько месяцев придётся умереть! Внедрение настолько успешное, что могло бы стать началом новой жизни. Могло бы…
Сейчас я вижу, что при побеге от РОВС изрядно перестарался, переоценил их возможности. Сойти с парохода Сушкову и пропасть, что может быть естественней? Или погибнуть в джунглях после похищения работорговцев… всего-то сбрить бороду, заговорить на английском, да назваться другим именем!
Но нет, я же самый умный, решил отыграть до конца, по всем правилам! Вынырнул аж в Венесуэле и… снова засветился как Сушков, не хватило ума воспользоваться услугами Санчесов и получить документы на другое имя. И всё, можно было бы начинать жизнь заново, не опасаясь преследования РОВС. Да и о спецслужбах можно было бы забыть.
Это сейчас я понимаю, как много Санчесы должны мне за освобождение представителя их семьи из рабства. Да и такой шикарный (пусть даже по большому счёту случайный) подгон, как алмазное месторождение, они не забыли.
Поделиться деньгам от алмазов, выделив большую долю… это немного другое! Сансесы хоть и влиятельная семья, но не богаты, отказаться от плывущего в руки капитала они не смогли бы. А вот чистые документы и хорошая легенда – минимум, который они были мне должны.
В Латинской Америке так много переворотов, революций и интересных происшествий, что моей просьбе никто бы не удивился. Подумаешь, очередной юнец, крепко вляпавшийся в Большое Приключение!
Сейчас не то чтобы поздно… просто смысла нет. Морду засветил по всему Каракасу, так что теперь в Латинской Америке уже не приживусь. Изобразить выходца отсюда – легко, знаю уже местные особенности. Даже встречаться с земляками смогу при необходимости – благо, всего-то бороду сбрить да кое-какие привычки поменять.
А вот жить постоянно или вести серьёзные дела уже нет, могу засветится. Голос опознают, манеру двигаться… Не сказать, что риск прямо-таки совсем большой, но если уж начал скрываться параноидально, то нужно доводить дело до конца.
* * *
– Резче, – скомандовал дон Карлос, прохаживающийся сбоку от меня, – да на правую ногу припади! Так… и кистью двигай, кистью! Что ты как боксёр, от плеча выпады делаешь?
Встав в стойку, старик в замедленном темпе продемонстрировал выпад.
– Понял? А ты вот так… – снова замедленный темп, – кистью двигай, кистью! Ты силу вкладываешь, будто кирасу пробить пытаешься, зачем? У тебя шпага в руках, и даже если ты её на трость сменишь, всё равно любого атлета на землю уложишь.
Для наглядности дон Карлос продемонстрировал мизинец.
– Вот такого диаметра наконечник трости, не больше. Физику помнишь? Укол тростью по правилам фехтования равен удару кулаком опытного боксёра. Тебе не нужно силы прикладывать, это ничего не даст! Убить – да, проще так, если со всей силы бить, как ты сейчас работал. Голову расколешь, туловище насквозь пробьёшь… даже тростью!
– Но это потеря скорости, понимаешь? Если на тебя напали на улице, бой всегда скоротечный и всегда при численном преимуществе. Быстро надо реагировать, моментально! Всегда учитывать, что у нападавших есть нож, пистолет… Есть! Не может быть, а непременно есть!
– Твоя задача – не дать им воспользоваться оружием. Потом, когда враги обезврежены, ты можешь добивать их как хочешь. Но сперва – скорость, скорость и ещё раз скорость! Понял?
Киваю, отчего с лица срываются капли пота, и старательно повторяю выпады. На деревянном полу фехтовального зала подо мной уже лужица. Жарко… жарко и влажно. Физические нагрузки не представляют собой ничего особенного, пусть и несколько непривычны. Но сочетание жары, влажности и фехтовального костюма выматывают.
Дон Карлос категорически не признаёт занятия с голым торсом или даже в лёгкой рубахе. Либо полноценное обмундирование фехтовальщика, с весьма плотной защитной курткой и перчатками, либо и вовсе костюм-тройка.
Не спорю, дон Карлос непосредственный участник трёх переворотов (не только в родной Венесуэле), полудюжины мелких войн и нескольких десятков клановых разборок. И нигде, по его словам, не предоставляли возможность подготовиться к схватке. Будь то замаскированная под дуэль попытка убийства, нападение с ножом уличного бандита или перестрелка – всегда приходилось сражаться в чём есть.
Звучит дико, но здесь даже воюют так, что по одежде можно отличить – к какому классу принадлежит воюющий. Дон Бургос, как и все представители правящего класса, должен носить исключительно подобающую одежду.
Военное обмундирование, если ты на службе действительной или в армии революционной. Пиджак с брюками как лицо гражданское. Пиджак и брюки могли быть дешёвыми, застиранными… но носить их положено даже при вылазке в сельву. В противном случае окружающие моги усомниться в твоём праве на лидерство.
Лазеек полно… но только для своих, для представителей старых семей. Тех, кто доказал своё право на отдельные причуды.
Мне нельзя…
* * *
– Экая скотина, – слышу брезгливый голос крепкого немолодого господина в некогда хорошем, но ныне сильно поношенном костюме из английской шерсти, неуместном в климате Каракаса, – обворовать меня вздумали?
Говоря это, господин лениво тыкал тростью в двух скорчившихся под его ногами оборванцев, нимало не беспокоясь собирающейся толпой, настроенной откровенно недружелюбно. Горячие местные парни, решившие выручить незадачливых земляков из лап несомненно плохого гринго, скорее развлекали его.
– Русский? – Удивлённо спрашиваю господина. Удивление не наигранное, как-то не сталкивался с представителями русской общины в Каракасе. Русскоговорящих полно, но это всё больше евреи-переселенцы из Российской Империи, совершенно отдельный микрокосм.
– Русский, – доброжелательно отвечает господин, – Семёнов Илья Тимофеевич. С кем имею честь?
– Сушков Александр Викторович, – так же доброжелательно представляюсь, после чего вытаскиваю револьвер и стреляю в воздух, – сейчас полицейские подойдут, да и местная шантрапа охолонет.
– В участок мерзавцев передать? А не отпустят за взятку-то?
– Коль найдутся средства, так непременно отпустят, – смеюсь, – власти здесь удивительно коррумпированы.
Трое полицейских с капралом во главе появились через несколько минут. Обмундирование не новое, давно нестиранное, с разводами соли от застарелого пота. Все изрядно под хмельком, в глазах усталое раздражение людей, которых оторвали от хорошей трапезы и интересного времяпрепровождения.
– Сеньоры, – обдав ароматами пота, лука и перегара, кисло приветствует нас опытный капрал, с первого взгляда опознавший чужаков. Чужаков с определённым положением в обществе, так что проигнорировать нас нельзя, – капрал Диас, приветствую вас.
– Хорхе, – кинув взгляд на оборванца, сказал полицейский, – старый знакомый… Что он натворил, сеньоры?
– Семёнов Илья Тимофеевич, – представился эмигрант, – ограбить недоумок попытался.
– Воевали? – Поинтересовался капрал, – действительно недоумок… Ограбить боевого офицера… ха! Да наши офицеры из солидарности все барриос вверх дном перевернули бы! Полки подняли бы и… пусть даже вы в другой армии служили, но всё равно… нельзя офицеров трогать, понял, собака?!
Попинав бандитов, полицейские записали наши данные – исключительно по моему настоянию, неприятно удивившись настойчивости.
– С оформленными бумагами больше сдерёшь, – говорю негромко капралу, – пусть проникнется поганец!
– Диас к вашим услугам, сеньор, – полицейский скривил толстую, давно не бритую физиономию в ухмылке, которую он считал дружелюбной.
– Илья Тимофеевич, – раскланиваюсь с земляком, не делая попытки продолжить знакомство.
– В Гражданской не участвовал, – донёсся голос с хрипотцей, – знаю уже, прошёл… Раз знакомство продолжать не хотите, так опасаетесь, что не на той стороне воевал. Или скорее, раз вы тоже в эмиграции, что не тех убеждений придерживаюсь. Нет убеждений, кончились.
– Рад знакомству, Илья Тимофеевич, – снова поворачиваюсь к нему. – Не имел чести быть гражданином Российской Империи, как и все мои предки до пятого колена включительно. Так что не в убеждениях… но отчасти вы правы. Знакомство моё с русской эмиграцией не заладилось, все почему-то считали, что я кому-то должен. Романовым, Белой Идее… Прошу прощения, был несколько предвзят.
– Сталкивался, – протянул новый знакомый, устало оперевшись на трость, – живут идеей и всё больше идеей мести, мда… Потому в Венесуэлу из Парагвая и переехал, что поднадоели людоедские высказывания лидеров тамошней русской общины. Понять, что в Революции виновны не только иностранные агенты и жиды, но и не в меньшей степени мы сами, как правящий класс, не хотят. Жаждут возвращение и мести. Всю Россию кровью залить готовы, лишь бы вернуть всё, как прежде!
Знакомец мой оказался человеком симпатичным – из тех, с кем хочется если не сдружиться, то хотя бы регулярно общаться. Филолог по образованию, до начала Первой Мировой успел поработать учителем гимназии. Затем война…
– Добровольцем пошёл. Сдуру, признаюсь. Патриотизм, статейки в газетах. Понять, что война эта России не нужна и участием в войне царь отрабатывает французские кредиты да провалы во внутренней и внешней политике… но об этом тогда не думали в моём кругу. Фанфары, пафос, отстоим Русь-Матушку!
Пока он рассказывал, мы как раз подошли к небольшому кафе и присели за столик. Жестом подзываю официанта.
– Кофе и… что тут у вас фирменного? Принесите.
– До капитана дослужился, – продолжал тем временем Илья Тимофеевич, – да в конце шестнадцатого года во Францию командировали, в состав Экспедиционного корпуса[87]. Европа, союзники… как вспомню, вздрогну. Фош[88] лично не раз отмечал, что наш корпус наиболее боеспособный на Западном фронте, а отношение меж тем самое скотское. Питание скверное, снабжение вообще.
– А на дыбы подняться? – Интересуюсь негромко, – неужто представители Корпуса такие… вялые были?
– Вы действительно не из России, – вздохнул новый знакомец, – об этом столько в газетах писали, да меж собой обсуждали… Вялые, да, это вы хорошо сказали. Да и с чего им быть иными, если царь наш во всё союзникам потакал? Союзнички… оплаченные боеприпасы и вооружение не поставляли вовремя! На полгода-год сроки задерживали, сотни миллионов рублей присвоили.
Несколько раз глубоко вздохнув, Илья Тимофеевич отпил кофе.
– Извините за горячность, больная тема. А на дыбки поднимались, да ещё как! Не слыхали о восстании в Лагере Ла-Куртин? В сентябре семнадцатого аккурат. Три дня бои шли, с артиллерией… свои же и подавили, вместе с французскими жандармами.
– После Революции и вовсе… кровью искупить вину предложили. Дескать, раз Россия их предала, то нам нужно компенсировать её вину. Кого по французским частям разбросали… догадываетесь, как их там использовали? Мясо пушечное! Иных в Алжир, в колониальные войска. Были и иные… но сладко никому не елось, если только верхушку не считать. Те-то да… патриоты на чужих костях.
– А вы?
– Алжир, – вздыхает собеседник, – да гражданство французское после войны получил, там же осел. Потом в Парагвай переманили, зря соглашался! В Алжир теперь возвращаться, так заново всё начинать, а в Парагвае с нашими расплевался так, что мало до дуэлей не дошло.
– Помотало… у меня биография сильно попроще. Работаете-то кем?
– Кем? Хм… сложно даже сказать, – несколько напоказ задумался отставной капитан, – лекции читаю в здешнем университете. Поверите ли, если желающие прикоснуться к тайнам русского языка и литературы. По военному делу офицерам и курсантам курс прочёл. Я, знаете ли, некоторым образом авторитет в военном деле.
– Даже так? – Смотрю на него с любопытством.
– Случайно по большей части, откровенно говоря, – кривовато усмехнулся он, – прибедняться не буду, военные таланты наличествуют. Но большую роль пресса сыграла – выпал случай попасть в газеты раз, да другой… А газетчикам проще цепляться за знакомое лицо да фамилию. Так и пошло.
– Вполне приличная карьера, – одобрительно киваю, не заостряя внимания на поношенном костюме и прочих деталях, кричащих о режиме жесточайшей экономии.
– Карьера? – Явственная самоирония без ноток надрыва заставила приглядеться к Илье Тимофеевичу внимательней, – два-три часа преподавательской деятельности в неделю дают почёт, но не наполняют карман. Жду вот, пока военные местные созреют, вроде как в училище преподавать позвать хотят. Что-то там не срастается… боюсь, парагвайская община наша воду мутит. Не любят они благополучных соотечественников, не зависящих от РОВС.
– О как! – Настроение моё стремительно портится, и здесь эти белогвардейцы силу набирают! Была бы возможность укоротить… а ведь есть!
– Илья Тимофеевич, а познакомлю-ка я вас с доном Бургосом…
