Василий Панфилов
Эффект бабочки
Глава 29
– Добро пожаловать в Фи Бета Каппа, кандидаты, – вещал с балкона общежития президент братства выстроившимся перед домом новичкам, – этот день вы запомните навсегда! Кто-то будет вспоминать его с ностальгией, ну а другие – как самое больше разочарование в своей жизни! Хочу предупредить, что не все из вас пройдут испытания и потому запомнят эти месяцы как самые унизительные и неприятные в своей жизни. Месяцы, которые не хочется вспоминать… месяцы, которые потратили зря.
– Здесь и сейчас вы можете отказаться, – вступил старейшина, – и у вас не будет пяти месяцев унижений и неприятностей. Многие успешные политики и предприниматели нашей страны не были членами Братств…
Старейшина неожиданно заржал, чуточку напоказ.
– Хотел соврать ради спокойствия слабаков, но не вышло. Мало таких, парни… мало!
– Испытания могут показаться вам бессмысленными, жестокими и унизительными, – снова президент, – и я хочу уверить вас… что так оно и есть!
Действительные члены братств засмеялись и заулюлюкали, всячески развлекаясь за наш счёт.
– Так оно и есть, парни! Но одновременно мы будем смотреть – как вы справляетесь в сложных ситуациях. Насколько вы находчивы, смелы, готовы выручить члена братства.
– Хочу напомнить, – подхватил старейшина, – что все здесь присутствующие прошли через испытания. Прошли их большинство президентов, сенаторов, конгрессменов, успешных предпринимателей, инженеров и учёных. А успешными они стали во многом потому, что взобраться наверх помогали им старшие члены братств, которые помнили их новичками. Помнили как людей находчивых, смелых… Как своих братьев!
– Станете ли вы нашими братьями, увидим через пять месяцев, – подытожил президент, нехорошо усмехнувшись.
Слова Берти о переезде в дом братства оказались несколько… преждевременными. Комфортабельный особняк с прислугой предназначался исключительно действительным членам братства, новички сюда попадали исключительно для развлечения старших.
Впрочем, всё это я знал заранее, так что особо не расстраивался. Да и проходил уже схожую программу в Берлинском университете… но в ежедневнике записал Отомстить Берти по-крупному. Забыть и отомстить ещё раз. Такую рассеянность нужно наказывать.
Берти, оказывается, отвечает в братстве за набор перспективных новичков, вот и нашёл перспективного меня. Уважаю такую преданность братству… но мы-то в недавнем прошлом компаньоны, которые прошли через реальные опасности и заработали большие деньги! Вместе.
Так что… преждевременных выводов делать не буду, но для Берти братство однозначно важнее меня. Галочку в мысленном ежедневнике…
– Жаба! – Прохаживающийся вдоль ряда из одиннадцати новобранцев старейшина вглядывался в лица и давал клички.
– Опоссум!
– Сопля! – Это Зака…
– … Команч[122]! – Это меня так припечатали, по мнению старейшины – метко и обидно… немного смешно.
Теперь, согласно законам братства, нужно представляться не как Эрик Ларсен, а как Команч Эрик Ларсен. Да-да… при знакомстве с девушками тоже, и преподавателям представляться именно так.
Прикрепив жетон новичка к шляпе, жду дальнейших указаний. Не мелочь, нет… новичок должен быть виден издалека, чтобы его можно окликнуть и послать за поручением. Или покуражиться перед девушкой, не без этого.
– … пей, пей, пей! – Скандировала толпа и я пил. Одно из испытаний братства, да… Проверка – сколько ты можешь выпить не теряя человеческого облика? Сколько вообще? И шантаж, не без этого.
Выпив порядка трёх литров пива, пьяненько улыбаюсь и воплем, – Вау! – раскидываю руки с оттопыренными большими пальцами в стороны.
– Ты так? – Подошёл улыбающийся Берти, внимательно заглядывая в глаза.
– Нормально, дружище, – показываю чуть большую степень опьянения, чем есть на самом деле. Не скажу, что очень уж устойчив к алкоголю, но как и любой студент со стажем, знаю массу мелких хитростей, позволяющих пьянеть не так сильно. Ну и свою дозу знаю, не без этого.
– Замечательно, – и тут же, без перехода, – а теперь танцуют все новички!
Очень театрально члены братства начали расступаться волной, открывая ровную площадку и стоящих рядышком улыбающихся чернокожих музыкантов. Повинуясь взмаху рукой, музыканты заиграли чарльстон, и Берти толкнул меня на площадку.
Наверное, выпитое пиво оказалось с добавками, и как я позже догадался, не совсем алкогольными. Так или иначе, но тело задвигалось под быструю музыку, и это однозначно не был чарльстон.
– Вот Команч даёт! – Одобрительно выкрикнул через полминуты худенький парнишка в сдвинутой на затылок шляпе, – не знал, что дикие аборигены могут так дрыгать ногами!
После слов комментатора послышался хохот, но вполне одобрительный. Танец пусть и не был знаком членам братства, но движения его вполне укладывались в существующую ныне танцевальную культуру.
– Силён! – Восхитился президент, – ну а чарльстон?
Киваю пьяненько (и чего это меня так ведёт?!) и показываю движения чарльстона. Не сказать, что я прямо-таки мастер, но в двадцать первом веке был завсегдатаем клубов, не пропускаю танцы и здесь. Больше года в этом времени, была возможность научиться!
Дальнейшее видел уже будто со стороны, с трудом контролируя тело-марионетку. Если бы не опыт медитативных практик, даже не знаю, как далеко бы зашло… тело.
– Вставай, – растолкал меня Зак, сонный и взъерошенный, со слипающимися глазами, – тебе к Маккормику сегодня.
– Твою… – начал было ругаться я, но компаньон сунул мне в рот тост с поджаренным яйцом и пихнул в спину.
– Ванна там. Братство вызвало такси[123], машины будут через десять минут. Давай!
Душераздирающе зевнув, Зак обдал меня непередаваемым ароматом перегара и нечищеных зубов и отправился будить остальных.
– Я всю ночь не ложился, – доложился он мне зачем-то, – моё задание на сегодня – разбудить и доставить вас на учёбу и стадионы.
* * *
– Братство? – Понимающе хмыкнул Маккормик, завидя мою помятую физиономию в строю будущих спортсменов, – ты не рухнешь на бегу от сердечного приступа?
– Не… – вяло мотаю головой, – ток разомнусь.
Похмелье потихонечку проходило, спасибо выпитым таблеткам от головной боли и главное – фляжке с коньяком. Окосел немного на старые дрожжи, ну да ничего, прорвёмся!
Проведя тщательную разминку, на которую некоторые спортсмены посматривали с пренебрежением, собрался. Испытания пока простые – прыжки с места в длину, метание копья и диска, прыжки в высоту и в длину с разбега, забеги на короткие дистанции… всё, что можно сделать быстро и оценить подготовленность спортсмена в общем.
– Силён, – задумчиво проговорил тренер, меряя рулеткой результаты прыжка, – мне Келсо говорил, да признаться, не поверил ему. В команду по футболу пойдёшь?
– В этом году точно нет.
– Братство, – понимающе кивает Маккормик, чуть скривив упитанную усатую физиономию, – да… времени у новичков оно много отнимает. Ладно, не буду настаивать. Но в сборную по лёгкой атлетике я тебя записываю, и не возражай!
* * *
Максим напивался – медленно, но методично. Пил он третий день, не в силах соотнести заскорузлую реальность с романтическими мечтаньями.
Детство его пришлось на конец восьмидесятых и начало девяностых. Время, когда героями становились бандиты, белогвардейские офицеры и антисоветчики. Белогвардейщина Парахина не зацепила, а вот антисоветчина прошлась по краешку души, приняв образ ленинской гвардии.
Прадедушка-революционер, репрессированный в страшных тридцатых, считался в семье безусловно романтическим героем. Родственник всё-таки. Соответственно – невинная жертва, оклеветали…
Аппарат Коминтерна, в коем и работал Прохор Семёнович до ареста… работает сейчас… выглядел в глазах Максима этаким блистательным Молохом Революции.
Сотрудники его сплошь Че Гевары и Фидели, этакие романтичные барбудос[124]. Подготовка революций в других странах, добыча ценных разведданных с риском для жизни… Люди, безусловно смелые и благородные, не думающие о себе.
Жизнь в спортивной школе-интернате, армия и зона романтический флёр ленинской гвардии даже не приглушили – задавили! Да и бандитская жизнь не способствует поискам справедливости для всех, а не для избранных.
Попадание в эти романтичные времена всколыхнули воспоминания детства. Когда Максим созрел для поисков агентуры, ожидания его были теми – детскими.
Реальность же оказалась куда прозаичней. Прежде всего, выйти на след коминтерновцев оказалось до обидного просто. Они даже не скрывались…
Совершённая в тысяча девятьсот двадцать третьем году попытка переворота в Германии, в которой Коминтерн принимал самое деятельное участие, казалось бы, обязывал коминтерновцев к тщательно маскировке.
Но нет… они спокойно посещали отделения коммунистической партии Германии, митинги социалистов и, вот уже верх идиотизма – праздновали в ресторанах дни рождения и другие знаменательные даты. Вместе!
А ещё почти были если не родственниками, то близкими друзьями или как минимум хорошими знакомыми[125]… Да быть такого не может, чтобы агенты спецслужб не переписывали участников таких вот посиделок! Достаточно установить слежку за единственным коминтерновцем и он приведёт тебя к остальным.
Вот и как верить потом детским воспоминаниям о ленинской гвардии? Если только о гвардии, как о янычарах… гвардии Российской Империи образца восемнадцатого и начала девятнадцатого века, без которой не обошёлся ни один переворот или цареубийство! Каста.
Тронь одного и получишь всеобщий бунт, к которому присоединятся придворные – как же, родственников обижают! И улыбаются натужно императоры выходкам пьяных[126] гвардейцев, а знаком высочайшего неудовольствия остаётся ссылка в родное поместье.
Исправно идут чины, выслуга лет с пелёнок, премии… за лояльность! За отсутствие бунта вот прямо сейчас, за спокойствие императорской семьи…
– Блять! – Гранёный стакан полетел в стену, оставив влажную вмятину на обоях и разлетевшись на осколки, – да что же это за хрень!? Какие, на хрен, разведданные?! Либо пиздёжа много про ценные источники из Коминтерна, либо данные так же свободно текут и от Коминтерна… по родственному, блять!
Трясущимися (от злости, исключительно от злости!) руками мужчина налил себе грамм пятьдесят крепкого спиртного напитка на горных травах и выцедил через плотно сжатые зубы, пролив добрую половину.
– Это что получается, – вслух рассуждал Максим, – там же агентуры вражеской должно быть немеряно, при такой-то работе! Вербуй, не хочу… А раз агентуры, то организовать обмен данных несложно… непонятно, правда, в чью пользу[127]. И что-то мне говорит, что ни хера не в пользу СССР! Раз уж так начало войны встретили… И дед…
В стену полетела стопка, а мужчина сел, обхватив голову руками. Когда ломаются детские представления о чём-либо, больно и обидно. Но вдвойне обидней, когда кумир детства, героический прадед, оказывается то ли приспособленцем и подлецом, то ли прекраснодушным идиотом…
Глава 30
– Никак не могу привыкнуть к твоим переодеваниям, – хмыкнул Родригес, разглядывая меня, – такой ашкеназ[128] получился, на загляденье! Кем в следующий раз предстанешь?
Пожимаю плечами, я и сам не знаю, да и… надо ли? Хосе могут вести и не учитывать возможное наличие заинтересованных наблюдателей просто глупо. Под маскировкой даже анархист узнаёт меня только по росту да условленным знакам.
Возникнут вдруг сомнения, так пущу вперёд с полдюжины мужчин моего роста и типажа, ФБРовцы или мафиози не смогут не среагировать нужным образом. Благо, при наличии денег это несложно, прикормил уже с десяток парней – инкогнито, разумеется.
Подкидываю изредка деньжат, да прошу то мелькнуть где-то, то припугнуть кого. Планово-убыточное предприятие ради успокоения паранойи. Но… я не я буду, если они мне ещё и прибыль приносить не начнут!
Сам же Хосе… так-то всё может быть, но недаром он носит с собой яд. Что уж там было в его прошлом, не знаю, но тюрем и плена боится с тех пор панически – настолько, что готов покончить жизнь самоубийством. Не лучшая характеристика с точки зрения психолога, но для Бондианы – самое то.
Заурядное забегаловка, полупустая по рабочему времени. В углу для не белых[129] сидит парочка уставших чернокожих мужчин, вяло жующих оладьи и обсуждающих боссов. Полицейский шутит за стойкой с продавцом – зашёл получить привычную дань в виде бесплатной булочки и кофе.
Мы с Хосе выглядим как два мелких торгаша, явление насквозь знакомое и понятное. Для достоверности выкладываю на обшарпанный стол дешёвый чемоданчик с образцами канцелярской продукции. Анархист очень серьёзно перебирает их со скептическим видом прожжённой канцелярской крысы.
– Что за дело-то? Неужто предложишь канцелярские скрепки распространять?
– Большое, – с излишне дружелюбной улыбкой типичного коммивояжёра протягиваю интересный образец шариковой ручки, – нужно устроить войну между ирландской и еврейской группировками мафии.
– Что?!
– Ладно, на пять процентов дешевле! – Нивелирую домашней заготовкой выкрик Хосе, – если будете брать большую партию, то на десять! Но учтите, партия должна быть серьёзной!
Полицейский теряет интерес, смерив напоследок ироничным взглядом мой слегка засаленный от долгой носки костюм.
– Объяснять, зачем нужна эта война, нужно?
– Нет, – Родригес начинает перебирать образцы продукции более интенсивно, – когда итальянская и еврейская мафия нашли общий язык, независимые профсоюзы первыми почувствовали негативный эффект такой смычки. Будет в Штатах не единая мафия, а пять-шесть враждующих, профсоюзам и социалистам станет жить немного проще.
– Сто тысяч фунтов[130], – выкладываю козырь, – при необходимости добавлю.
– Сто… – Хосе откидывается на спинку стула, – солидно.
– Не сразу, – уточняю на всякий случай, – сперва десять тысяч, а как докажите свою возможность решать проблемы, так последуют дальнейшие вливания. Сразу говорю – не буду требовать отчёта досконально, только в общих чертах. Нужно – подкупай, переплачивай в два-три раза за услуги.
– Сложно… сложно, но реально, – задумчиво ответил анархист, – Меер твоя работа? Хотя нет, не отвечай! Не важно, ты ли это начал или намереваешься только подхватить знамя… берусь!
– Отлично. Теперь другое… посмотрел я недавно на скаутские лагеря, и грустно стало… Капиталисты нашли возможность работать с молодёжью, формируя мышление в нужном ключе.
– Мы работаем…
– Знаю, знаю! А как ты смотришь на то, чтобы расширить охват? Представь себе лагеря по образцу скаутских, только что не дети, а молодёжь студенческого возраста. Лет хотя бы…
– От шестнадцати, – подхватил анархист, – а я сам в четырнадцать идеями социализма заинтересовался, но это редкость. А в шестнадцать самое то, ребята к этому времени успевают поработать и понять, какой же несправедливый мир вокруг.
– Тебе видней, – спорить нет желания. Привитые в двадцать первом веке убеждения кричат, что в этом возрасте они ещё дети, что нужно учиться и развиваться… Но время сейчас другое и реалии немного не те. Да и сам…
– Лагеря, где молодёжи будут разъяснять немного политику – не анархизм! Социализм вообще, заработай себе и анархическому движению немного очков в глаза приверженцев других социалистических идеологий.
– Не анархизм, но лагерь от анархистов? – Хмыкнул Хосе, – это само по себе будет отменной агитацией.
– На то и рассчитано. Курс – недели три, как и положено нормальному скаутскому лагерю. Бокс, борьба… тут указывать не буду, кто из хороших тренеров под рукой окажется, того и берите. Всё равно за такое короткое время серьёзных бойцов не сделать. Так… самооценку немного поднять.
Протягиваю листочек с начерно набросанным планом.
– Здесь вкратце. Физическая подготовка по большому счёту не нужна, но важна как часть подготовки психической.
– Это ясно, – пробормотал Хосе, бегло пробегая строки глазами, – тяжёлые переходы, физкультура до обморока… Самоуважение само проклёвывается – я смог! Проще потом смотреть страхам в глаза и ставить для себя куда более значимые цели.
– Да. Ну и всего по мелочи – горная или лесная подготовка – от местности, сам смотри. Стрельба, основы сапёрной подготовки, ножом немного работать, автомобиль водить, слежку вести и слежку замечать, как освободиться от наручников и верёвок, вскрывать замки.
– За такое время только азы… но понял – лучше, чем ничего, а там и присмотреться можно. А требование тайны зачем?
– А зачем посторонним знать, что анархисты готовят потенциальных боевиков? Так вы набрали молодёжь… кого в скаутские лагеря, кого на работы краткосрочные завербовали. Здесь главное – по рекомендациям. Живут где-то твои товарищи и не могут не видеть, что вокруг есть достойная смена. Заводить разговоры рискованно хотя бы потому, что возраст такой – проболтаться могут от глупости молодой. Ну или просто выдадут себя… знаешь, у причастных к тайне в этом возрасте даже походка меняться может.
– Да уж знаю, – усмехнулся Родригес криво, явно вспоминая что-то своё.
– Прекрасно. Главное здесь – тайна. Свои имена говорить нельзя, имена инструкторов неизвестны, лица неплохо бы закрывать. Ну и своих товарищей в эти лагеря можно – из тех, кто молод, да проверен. Или молодо выглядит, это уж сами сообразите.
– Вроде как студенты, но изнутри будут приглядывать? Интересно… с двух сторон пригляд.
– Главное – никаких постоянных лагерей! Подготовили группу молодняка, сняли ферму там старую или вовсе – палатки на природе. Погоняли несколько недель, да и свернули деятельность.
– Каждый раз заново?
– По ситуации. Если власти в районе вовсе уж мышей не ловят, то можно и на пару месяцев, но дальше всё – опасно. Кто-то проболтается непременно, ну а если и нет, так углядят недозволенное. Не стоит рассчитывать на идиотизм властей.
– Ещё можно с вербовкой на работу интересно сделать, – воодушевился Родригес, – предприятие какое-нибудь небольшое, да на нём и готовить парней. Полдня работают, полдня учатся, даже на самоокупаемость можно поставить.
– Можно и так, вполне дельно. Но это, мне кажется, скорее для проверенных товарищей – из тех, кто уже доказал свою стойкость, но ничего пока не умеет.
– Или в горах где-нибудь, – продолжил Хосе, делая пометку в блокноте.
– Тоже вариант. Отдалённая ферма, где нет возможности вести нормальную слежку со стороны или если вдруг окажется внедрённый провокатор – передать донесение. Несколько месяцев поучатся, да все под псевдонимами и легендами, а потом бах – предприятие закрылось, рабочих распустили…
– Всё-таки настаиваешь на легендах? – Хмыкнул анархист, – параноик.
– Зато вы не параноики, – отвечаю ядовито, – вообще о понятии тайны слышать не хотите. И много наработали? Не отвечай… знаю, что немало! Но скорее громко, чем много, очень уж многие твои товарищи жизни отдают в борьбе – просто потому, что не привыкли язык сдерживать!
Хосе вздохнул, не споря – дисциплина у анархистов и правда неважная. Вожаков у них… деленьем размножаются! С одной стороны плохо, серьёзные дела так не делаются, а с другой стороны, властям и прижучить особо некого. Нет Центра!
– Легенда, Хосе! И чтоб каждый из молодняка свято уверовал, что это только он такой особенный, потому как надеются на него в будущем.
– Вскроется…
– Не везде и не сразу, зато хоть какие-то представления о конспирации получат на практике. Ну и присмотритесь заодно, кто язык держать на привязи может, а кто так… хлопушки одноразовые.
– На дело их нужно будет кинуть сразу после учёбы, – начал рассуждать Хосе, – чтоб не перегорели и самодеятельностью заниматься не вздумали. Кинуть на акцию или серию, да чтоб подальше от родных мест – меньше шансов, что опознают.
– И убрать на пару-тройку месяцев, – подхватываю я, – да чтоб с пользой время провели. На судно устроить можно на несколько рейсов. Случись что серьёзное, так шанс появится из страны морем уйти – если знать будут, как там всё устроено.
– Суда, порты, железные дороги… да, пригодится. И связи какие-никакие могут появиться.
– Самых перспективных можно пропаровозить, – и видя непонимание у собеседника, поясняю, – акция или серия акций – на судно. Акция – на железные дороги или в порт. С рабочими прощё общий язык будет находить, да и случись что – уходить от властей такому проще. Знать будут, как в порт или на вокзал проникнуть, как местным работником притворить, как на борт проникнуть. И учить! Книги нужные подкидывать, с умными людьми сводить.
– Масштабно, – с сомнением высказался Хосе, – на годы рассчитано.
– На годы, – соглашаюсь с ним, – здесь и сейчас от тебя только война мафий, столкни их лбами! И учти, здесь ни ты, ни социалисты вообще засветиться не должны! Повторюсь: переплачивай, работай чужими руками… Даже своих когда подряжать будешь, они должны быть свято уверены, что их мафиози наняли. Работают же ваши анархисты на сторону иногда?
– Не так всё просто, но… а, чёрт, да можно! Вроде как мститель наймёт, а от него провести ниточки к конкурентам… Да, можно и так.
– Отлично! А вот лагеря уже сам, от своего имени. Единственное, что прошу – обставь так, чтобы со мной не связали. В Каракасе ты слегка засветился, при серьёзной работе выйдут на меня. Если что, то обо мне ты догадался потом, но не уверен – наниматель Хесус Герреро.
– Тот бандит? Он вроде как революционера изображает?
– Он самый. Прирезали его недавно, так что следов не найдут. Я с Герреро контактировал, но кто, чего… пусть ко мне подходят, найду что ответить. А с лагерями… дескать, первые деньги от Хесуса, а потом… Если сильно настойчиво спрашивать будут…
– Найду что ответить, – перебил Хосе, – есть у меня старые задумки. Пущу по ложному следу, заодно и правительственных агентов выявить можно будет.
Взяв чемоданчик с образцами продукции, Хосе протянул мне руку, скрепляя сделку рукопожатием.
– Удачно? – С лёгкой усмешкой уверенного в завтрашнем дне государственного служащего, поинтересовался коп.
– Очень, – раздуваясь от важности, отвечаю мужчине, – считайте, тридцатку уже заработал, а при удаче и побольше!
