Василий Гонзалес
Голубая эскадрилья
– Как вас зовут? – спросил доктор.
Я назвал первое пришедшее в голову русское имя: Павел Пантелеевич Смирнов.
___________
Точно! Смирнов. Полковник авиации Смирнов Павел Пантелеевич. Я спросил у него, разве это не настоящее его имя?
___________
Нет, молодой человек, это не настоящее мое имя. Мое настоящее имя – Ефим Соломонович Гельфанд. Я много лет не произносил это сочетание звуков. Позвольте еще раз представиться: Ефим Соломонович Гельфанд, одна тысяча девятьсот пятнадцатого года, уроженец города Минска, из мещан, еврей. Приятно познакомиться.
Мне очень повезло с внешностью: несмотря на карие глаза, я не был похож на еврея: ни горбатого носа, ни толстых губ, ни вьющихся волос. «Почему обрезан?» – спросил врач. «Фимоз» – ответил я. Врача мое объяснение удовлетворило. Он задал следующий вопрос, как оказалось, самый важный во всей истории: Homosexuelle? Скрывать было глупо, они ведь обследовали меня всего, плюс отсутствие передних зубов… Я ответил Ja. Gut, – сказал врач, – Приходите в себя, мы вас подлечим, восстановим. Побольше кушайте и побольше гуляйте.
Этим я занимался следующий месяц: ел, гулял, много читал. Я снова становился человеком. Немцы действительно меня подлечили, вставили отличные зубные протезы, где нужно подшили, все мои раны затянулись, мышцы окрепли. После трех лет кромешного ада немецкий госпиталь казался мне раем на земле. Но Судьба несла меня дальше, и это движение было невозможно остановить или замедлить. Через месяц снова объявился субтильный врач. Это был Йозеф Менгеле, Доктор Смерть. Слышали, наверное. Тогда я не знал, что это за человек, для меня он был врач, он был тем человеком, который меня спас. И сегодня он для меня человек, с которого началась моя новая жизнь.
Идея доктора Менгеле заключалась в том, что организм мужчин гомосексуальной ориентации должен обладать большей устойчивостью к перегрузкам, чем организм гетеросексуальных мужчин. Именно мужчин, на гомосексуальных женщин это не распространялось. Я не знаю, на основании каких данных он сделал такой вывод, не хочу даже думать, какие опыты он проводил и сколько народу отправил на тот свет, чтобы сделать такой вывод, но он получил добро от самого рейхсминистра авиации Германа Геринга на продолжение экспериментов. Целью этой работы Менгеле было создание уберпилотен – сверхлетчика. Такого летчика, который мог бы выжимать из самолета максимум, маневрируя на запредельных скоростях, с запредельными перегрузками, при этом не теряя сознания, сохраняя боеспособность. Эскадрилья таких летчиков могла бы захватить господство в небе, даже переломить ход войны, об этом тогда грезили руководители рейха.
Из госпиталя меня перевели на закрытую засекреченную исследовательскую базу. Я и сейчас не представляю, где она находилась. Вокруг были горы, поросшие густым сосновым лесом – это единственное, что я могу сказать. В первый же день по приезду меня подвергли испытанию в центрифуге. Не знаю, сколько g была перегрузка, но она была очень большой. Сознания я не потерял, но мне было очень плохо. Еле вылез из кабинки, долго не мог отдышаться. Доктор же был определенно рад моим результатам.
Позже я узнал, что для экспериментов доктора Менгеле по созданию сверхлетчика по концлагерям, госпиталям, лагерям для военнопленных было отобрано триста двадцать семь мужчин, явно гомосексуальной ориентации. В рейхе такие считались генетическим мусором и подлежали немедленному уничтожению, но по запросу Геринга заказ доктора был исполнен, и всего триста двадцать семь мужчин были доставлены для экспериментов. По приезду на исследовательскую базу всех сразу же подвергали испытанию на центрифуге. Если человек не выдерживал определенной перегрузки, а она была чрезвычайно высокой, то его в тот же день расстреливали. Менгеле считал, что если мужчина вступал в гомосексуальные отношения по принуждению, но по натуре остался гетеросексуалом, то никаких особенностей в его организме нет, и такой мужчина не интересен для дальнейшей работы. А потому подлежал уничтожению. Да, молодой человек. Я гомосексуален по своей природе, несмотря на троих детей, внуков и правнуков. Иначе меня пустили бы в расход еще тогда, на базе в горах.
Из трехсот двадцати семи человек для дальнейшей работы было отобрано сорок два. Остальные были уничтожены. Оставшихся в живых одели в форму люфтваффе без знаков отличия и поселили в больших коттеджах по десять-двенадцать человек. Нас хорошо кормили, мы много занимались спортом, тренировались, много спали. Медики постоянно следили за нашим самочувствием, регулярно обследовали, брали анализы. Примерно недели через три нам стали колоть какой-то препарат. У меня от него шел жар по всему телу, и сердце билось с такой скоростью, что я боялся, что оно не выдержит. Еще были судороги, но не сильные. У большинства других все было гораздо хуже. У некоторых температура поднималась выше сорока двух, и они умирали от жара за несколько минут. У некоторых лопались сосуды, и они умирали от внутренних кровоизлияний, разрывов сердца, инсультов. Но самое жуткое – это когда у людей были такие судороги, что от них рвались связки и ломались кости.
