Валерий Столыпин
Компромисс
Девочка торопится, тараторит, иногда снова срываясь на слёзы, временами хохочет, как ненормальная и всё время крутит локон волос с правой стороны, наматывая его на палец, мусолит во рту, потом закладывает за ухо, смахивает слезу, почти неслышно сморкается в смятый в левой руке платок, извиняется и опять принимается рассказывать.
Её речь я почти не воспринимаю, слушаю на автомате, больше наблюдая за мимикой, нервными движениями очень красивых рук с белоснежной кожей и тонюсенькими аккуратными коготками.
Из повествования понял только одно – девушка страдает, как ей кажется, от неразделённой любви. Во всяком случае, экзальтация и перевозбуждение свидетельствуют об этом.
Всё, что она рассказывает, вынуждает считать, что связалась она якобы с настоящим мерзавцем, хотя ни одной причины в повествовании для такого вывода не нахожу.
Видимо, мальчишка посмотрел как-то не так, наговорил глупостей, не подумав, не сумел интуитивно подстроиться под ход её эмоций и мыслей. Или она от избытка чувств навыдумывала того, что в реальных событиях отсутствовало.
Итог – молодые расстались, сделали это чересчур поспешно, на вспыхнувших вдруг негативных эмоциях, наговорив друг другу нелепостей, способных разрушить что угодно, не только хрупкие, зарождающиеся чувства.
Почему всё это она решила вывалить именно на меня? Я ведь не психотерапевт, не психолог. Сам мучаюсь неразрешимыми проблемами не меньше. Порой становится невыносимо тошно от Лизкиных несуразных выходок. Что если всё-таки попытаться успокоить девушку по-мужски, заткнув течение откровений лекарством от всех болезней – страстным поцелуем?
В мозгу вибрировал невидимый зуммер, голова кружилась. Снова галопом пронеслись видения, от которых я моментально вспотел, даже почувствовал эрекцию.
– Ни фига себе реакция! Чего же сразу не в постель? Неужели всё-таки поплыл, решил воспользоваться девичьей слабостью, болезненным состоянием души, физиологической ломкой! Еще бы: несколько месяцев без женской ласки превратили меня в неврастеника, в похотливого самца, в сексуального маньяка.
Подобная пикантная ситуация, да ещё в состоянии анабиоза, кого угодно заведёт.
Стараясь выскочить из глубин бессознательного незаметно, задерживаю дыхание. Напрягаю волю, пытаюсь купировать эротический шок, перемещая возбуждённые мысли с неожиданной похоти на сентиментальные девичьи проблемы, что удаётся с большим трудом.
Разве это беда, если толком разобраться? Мальчишка – деревянный дровосек, не сумел погасить пустяковый конфликт: такое случается на каждом шагу. И сразу рубить сплеча, срываться в бега! Ну, дура и только! Не может справиться с собой – пусть учится выбирать. В конце концов, он не единственный. Распереживалась она!
Мои мысли унеслись в недавнее прошлое, когда подобные конфликты чуть не разрушили наши с Лизой отношения. О тех событиях смешно вспоминать, но тогда даже незначительные мелочи казались фатальными.
Я не советник. Пусть сами разгребают. Справятся. Думаю, мальчишка уже всё понял и поступит правильно.
Или расстанутся… на то и жизнь, чтобы находить, терять, делать ошибки, потом исправлять их, корректировать. По тропе судьбы обычно зигзагами ходят да кругами.
Мои мысли с проблем девочки перескакивают на собственные, превращая их в поток неразрешимых противоречий.
Случайная знакомая никак не унимается. Правда накал страстей помалу стихает. Нет уже слёз на глазах, да и шмыганья носом прекратились. Платок перекочевал в карман, волосы оставлены в покое…
– Меня Лариса зовут. Спасибо, вы такой… вы самый лучший собеседник, которого я в жизни встречала…
Лариса поправила причёску, вынула из сумочки зеркальце, осмотрела себя, удовлетворённо хмыкнула, просветлев моментально взглядом, вскочила с места, засуетилась, наклонилась к моему лицу, чмокнула в лоб, как младенца, благодарно прижалась щекой, отчего по моему телу вновь пробежала волна вожделения.
– Извините! Я вам так благодарна. Вы подсказали правильный выход. Наверно я не права. Да, точно, это моя вина. Ну, зачем нужно было скандалить, срываться, куда-то ехать, портить замечательные отношения с человеком, которого я очень-очень-очень люблю? Вот сойду на следующей остановке и поеду к нему обратно. Я знаю, он меня ждёт… но сначала нужно позвонить, чтобы не волновался. Он у меня такой впечатлительный, такой ласковый, такой…
– Слава богу, пронесло, – с облегчением отметил я, – чуть было не сломал жизнь влюблённым идиотам. И себе заодно. А ради чего? Да мало ли какими оленьими глазами на тебя смотрят!
Девчонка взывала о помощи, а ты едва не предложил ей секс. Или мне так показалось? Чего только не померещится в приступе обострённого сочувствия.
С чего она решила, что я хороший собеседник, ведь за время её трогательного повествования я ни слова не произнёс?
Чудеса!
На следующей большой станции Лариса сошла, обняв меня, попрощалась поцелуем, теперь в щёку.
Я стоял на подножке тамбура и махал ей рукой, пока можно было рассмотреть растворяющийся в расширяющемся пространстве силуэт.
Отчего-то стало очень грустно.
– Лучше бы она ехала до конца, – подумал я, – успел к ней привыкнуть.
Расставаться всегда так непросто…
Судьбу не обманешь
Скрипел смущённо диванчик старый,
Дремал в стакане остывший чай,
И прикипали с тревожным жаром
Твои ладони к моим плечам.
Мария Хамзина
Погода стояла отвратительная. Третью неделю подряд круглосуточно шёл ледяной дождь со свистящим ветром, проникающий к каждую щель полевого военного обмундирования.
Лейтенант Игорь Шилкин руководил хозвзводом. Дел в части было невпроворот: размещение в складах и ледниках провианта, подготовка котельной, ремонт свинарника.
Голова пухла от обилия свалившихся на его голову проблем. Вопрос даже был не в том, что их необходимо решать немедленно и быстро. Это как раз нормально.
Хуже было на личном фронте.
Лида, его милая подружка, раз за разом становится мрачнее, уходит в себя, ничего не желая объяснить.
Позавчера, после романтического ужина, уже в постели, разрыдалась без видимых причин, бросила в него подушку, собрала в комок трусы и колготки, швырнула в сумочку и в таком неприглядном виде, даже не смыв потёки косметики, хлопнула дверью.
С тех пор Игорь её не видел.
Придя домой, он скинул с себя набухшую влагой плащ-палатку, повесил на лосиный рог в прихожей, и застыл как изваяние, глядя, как под ней образуется грязноватая лужа.
Жизнь его странным образом не желала складываться в нечто цельное, законченное.
Несколько обнадёживающих событий, дающих надежду на лучшее и опять облом. Причём, всё хорошее и всё плохое непременно связано именно с Лидой.
В детстве они ходили вместе в садик. Сидели на соседних горшках, дружили, спали, тайком строя друг другу рожицы в тихий час, даже, стыдно признаться, демонстрировали, когда никто не видит, письки, удивляясь их странному несоответствию.
У них тогда было много общих секретов и тайн.
Игорь был твёрдо уверен, что когда они подрастут, обязательно поженятся.
Однажды он даже признался ей в любви открытым текстом. Так и сказал шёпотом, – я тебя люблю!
Девочка встала в позу леди, картинно закатила глазки и сделала губы слоником.
Игорь обрадовано поцеловал Лиду в щёчку.
Женщины, есть женщины. Подружка обиделась, надулась и ответила с вызовом, – а я тебя, нет!
После этого Лида долго от него отворачивалась, жёстко выказывая неприязнь. Он так и не понял, почему.
Конечно, в итоге они снова стали дружить, но уже совсем не так. Игорь теперь постоянно боялся обидеть девочку.
В школе, как это обычно бывает, уже с первого класса определились девичьи предпочтения. Хотя мальчиков и девочек было почти поровну, все девчонки хотели дружить лишь с двумя лидерами, которым наперебой оказывали знаки внимания.
Игорь был неказист, лопоух, да и учился не очень, а Лида во всех направлениях была отличница.
Иногда и ему удавалось проводить девочку домой, неся тяжеленный портфель, в котором кроме учебников и тетрадок была большая коробка из-под конфет, заполненная плоскими картонными куклами, одеждой и мебелью.
Лида любила играть в отношения между мальчиками и девочками.
Она была воспитана на традиционных семейных ценностях, как их понимали папа и мама.
Восемнадцать девочек из двадцати одной в классе были влюблены в Ромку Куркаева.
Лидочка обмирала по нему до десятого класса.
На выпускном балу её кумир неожиданно это заметил.
Они танцевали весь вечер, потом пропали.
Игорь переживал, пытался разыскать свою подружку.
Напрасно.
В ту ночь она познала таинство интимной близости, без сожаления расставшись с девственностью.
На следующий день, когда весь класс отправился в поход на острова, чтобы отметить начало новой, свободной от школы жизни, Ромка при всех рассказывал, как она неуклюжа в постели.
Игорь, хоть и был на голову ниже соперника и килограммов на двадцать легче, затеял с ним драку.
Не для того, чтобы чего-то доказать. Он пытался защитить честь своей дамы.
Лида прямо в одежде переплыла на другой берег реки, убежала в лес, замёрзшая, обескураженная жестоким поступком любимого, чудом нашла дом.
Ей было плохо. Такого предательства она не ожидала.
Девочка до утра пребывала в трансе, но решилась-таки на уход из жизни: выпила залпом стакан уксусной эссенции.
Мама вовремя заметила неладное. Лиду спасли.
Игорь дневал и ночевал в больнице.
Потом был институт. У Лиды тоже.
Там кумиром девочек был Вовка Постников. Баскетболист, гитарист и вообще лихой парень.
Лида и в него влюбилась без памяти.
Вовке в принципе было без разницы, с кем целоваться, с кем спать. Он любил разнообразие.
История с предательством повторилась.
На этот раз любовь закончилась истерикой и абортом.
Рядом опять случился Игорь. Подставил своё плечо, поддержал.
Дружба потихоньку переросла в романтическую привязанность. Затем в любовь.
Но однажды Лида при встрече с Игорем шарахнулась от него, как от прокажённого, пустив слезу.
Сколько не пытался юноша выяснить причину, ничего не вышло.
Потом девочка совсем исчезла из посёлка.
Игорь страдал, писал сентиментальные стихи.
Девочек в его окружении было много, но Лидочку не мог заменить никто.
Это была единственная любовь его жизни. Он и сам не мог объяснить, почему так.
Попытки отыскать Лиду не увенчались успехом.
Жили они в военном городке, где все офицеры время от времени меняли один гарнизон на другой. Её родители тоже отправились на новое место службы.
Однако судьба продолжала свои игры.
Они встретились через четыре года, когда Игорь после окончания института отправился служить на два года офицером (у них на курсе была военная кафедра).
По воле судьбы вышло так, что он попал именно в ту часть, где служил отец, где он жил и взрослел. Прослужив положенный срок, Игорь так и остался в части.
Лида в тот период времени была замужем за капитаном Ерёменко.
Она и сама не знала, зачем вышла замуж. Скорее всего это было продолжение игры в кукольную семью.
Мужа она никогда не любила, но хозяйство содержала в порядке, и семейный очаг по-своему ценила, как традиционную духовную реликвию.
Встреча у старых друзей вызвала обоюдный шок.
Они долго бродили по окрестностям посёлка, потом сидели у костра. Сами не заметили, как очутились во взаимных объятиях.
Неистовые поцелуи органично перешли в страстный секс.
С тех пор они начали встречаться постоянно, вот уже скоро пять лет, каждый раз, как у Лиды уезжал в командировку или на учения муж.
Это случалось часто. У Вадима постоянно проходили испытания, учения, стрельбы.
Лида любила одного и уважала другого.
Муж, хоть и не вызывал в ней романтических чувств, был постоянным, надёжным и верным.
Оказалось, что тогда Лида уехала из-за того, что лучшая подружка “по секрету” рассказала ей, что якобы переспала с Игорем и что это ей ужасно понравилось.
Она живописала эту процедуру в деталях, от которых у Лиды случилась истерика. Она до сих пор не понимает, зачем Ирке это было нужно. Ведь они с Игорем даже не были знакомы.
Вместе влюблённые чувствовали себя единым целым.
Игорь ни на чём не настаивал. Ему было достаточно даже такого крошечного счастья.
Половину своего жалованья он тратил на любимую.
Личные потребности у него были весьма скромные. Еды было достаточно той, которой питались солдаты в части, обмундирование он носил казённое. Обстановка в квартире выглядела спартанской.
Единственное отступление от минимализма – шикарная кровать огромного размера, которую он специально приобрёл для встреч с любимой.
Всё было замечательно. До недавнего времени, когда милая девочка начала грустить и кукситься, не объясняя причины.
Игорь был готов на всё, даже намекал, что способен решиться с ней на побег от мужа.
Лида молчала, но становилась всё мрачнее.
Игорь смотрел, как грязные капли плюхаются в лужу на полу, когда раздался звонок в дверь.
На пороге стоял Вадим, за его спиной Лида.
– В гости пустишь?
Игорь посмотрел на Лиду. Та молчала, глядя в сторону, но нисколько не волновалась.
– Заходи… те. Чем обязан?
– Так, потрещать. О любви, о жизни. О нашей… общей, так сказать, общесемейной.
– Не разувайтесь. У меня тут сырость и грязь. Служба, мать её растак. Сам понимаешь.
Лида и Вадим прошли на кухню.
Капитан вытащил из бездонных карманов две бутылки водки и бутерброд.
– Вот. Разговор серьёзный. Одним пузырём не обойтись. Стаканы давай. Ты, Лидка, тоже присаживайся, не отсвечивай.
– Мне утром на службу. Я пить не буду, – сообщил Игорь.
– Будешь. Ещё как будешь. И знаешь, почему.
Игорь спорить не стал. Достал две солдатские кружки, банку тушонки. Откупорил бутылку, разлил.
Причина визита была ясна без слов – настучали.
Пить не хотелось. Тем более без закуски, о чём он и сказал.
– Давайте я картошечки поджарю, – спокойно предложила Лида и уверенно полезла под раковину.
– Красиво, ничего не скажешь. Она даже не спрашивает, где у тебя чего. Хозяйка, блин.
– Может, отпустим её, сами разберёмся, – предложил Игорь.
– Чёрта с два, пусть вникает, пусть слушает. Ты за какую футбольную команду болеешь?
– Я не болею.
– Понятно. А любишь, к примеру, чего, по жизни.
– Читать люблю, спать, мечтать.
– И мою жену, так ведь!
– Вадим…
– Не встревай. Бабье дело ноги правильно раздвигать, больше вы ни на что не годны. Вот мы сейчас с любовником твоим договоримся, и отымеем тебя совместно. Как думаешь, тебе понравится ?
– Хам! Я для этого повода не давала.
– Разве… вы что, платонически прелюбодействовали, на расстоянии?
– Не твоё собачье дело. Виновата – бей, а хамить не смей.
– Я оттуда, а он туда… и это меня не касается, а если зараза какая… долго ещё картошку ждать!
– Торопишься?
– Не то, чтобы очень. Нервничаю. А ты бы на моём месте как себя вела, как чувствовала? Сравнить хочу – для кого вкуснее готовишь. Как она тебе, Игорёк, знойная бабища? Ты её с какой стороны больше любишь – традиционно, или по-собачьи?
– Не нужно её оскорблять. Ты же ко мне пришёл, со мной и разбирайся. Я её просто люблю. Всегда любил. Мы с ней с детского сада пожениться хотели. Не наша вина, что вышло иначе.
– Твоя очередь слово вставлять, тем паче жениться, ещё не подошла. До нужной кондиции дойдём, тогда делить будем. Вздрогнем.
– До дна пей. Посмотрю, какой ты питок. Может, зря приревновал. С виду ты так себе, не очень.
Мужчины мелкими глотками опростали кружки, загрызли бутербродом.
– Лидка, конечно, баба знойная. Мне ужас, как нравится, когда она подо мной квохчет. Красивая, аппетитная, вкусная. А тебе она как, подмахивает? Впрочем, не важно.
– Вадим!
– Замолкни, сказал. Мне вот интересно, ты что-нибудь слышал про офицерскую честь?
– Кто бы говорил. Я ведь тебя самого с поличным поймала. Юлечка, между прочим, жена целого подполковника.
– Я же тебе толково объяснил. Совратила она меня, курва. Я даже не хотел.
– Нисколько не сомневаюсь. Поэтому она и визжала под тобой… как порося раненая. Негодовала, поди, что не туда вставил. Я с тобой и тебя, когда и сколько хотел… он и сейчас хочет, по глазам вижу. И штаны у паразита топорщатся. Картоху давай!
– На, жри! Между прочим, у него лучше стоит… и дольше.
– А вот я ему рожу бесстыжую раскурочу, тогда посмотрим, у кого чего стоит. Наливай!
Мужики выпили вторую бутылку. Пышущая жаром румяная картошка стояла нетронутой.
Игорь открыл холодильник, достал бутыль самогона, настоенного на корне колгана. Ему уже было всё равно. До утра протрезветь по любому не удастся.
Выпили ещё. Закурили.
– Я готов, дошёл до нужной кондиции. Теперь драться будем.
– Только не здесь. На улицу пошли.
– Нет! Лидка, стервь, смотри, как я твоего любовничка отоваривать буду. Или он меня. Но это уже не важно. Кто первый пощады попросит – тот к тебе больше не подойдёт.
– Делайте, что хотите. Хоть убейте друг друга.
Вадим встал, шатаясь, размахнулся и врезал Игорю по скуле, затем кулаком в лицо. Рассёк ему губу.
– Всё, удовлетворён, – спросил Игорь, вытирая полотенцем кровь.
– Нет. Я должен тебя убить.
– Кому, долже, служивый, а если я тебе со всей дури врежу?
– Это моя баба, слышишь – моя!
– Согласен. Конечно, твоя. По документам.
– Тогда почему ты её топчешь, причём много чаще, чем я, законный супруг?
– Потому что люблю. И никто не может мне это запретить.
– А я всех молодых баб люблю… и что… со всех нужно пробу снимать?
– Дело твоё, про других не знаю, и знать не хочу. Я Лиду люблю. Всегда любил.
Вадим повалил Игоря на пол, принялся не на шутку дубасить. Он был тяжелее и намного сильней.
Хозяин квартиры отбивался, но не слишком усердно, надеясь, что капитану надоест противоборство, но Вадим разошёлся, молотил кулаками всерьёз.
Один из ударов оказался слишком болезненным. Игорь машинально схватил упавшую со стола сковородку с картофелем и треснул противнику по лбу. Звук был впечатляющий.
Вадим как-то странно посмотрел, слишком уж трезво, поднялся, надел фуражку и хлопнул дверью.
– Откуда он узнал, Лида?
– Сама рассказала. Все вы кобели ненасытные.
– И я тоже?
– Откуда мне знать, я что – слежу за тобой! Про него тоже думала, что верный, а оно вон как.
– И что теперь, как дальше жить будем? В следующий раз он стреляться предложит, или на шпагах отношения выяснять.
– Думай.
– Я могу эти слова понимать как согласие на моё решение? Раз так – оставайся. Больше ты к нему не пойдёшь.
– А меня спросил!
– Даже не собираюсь. Я тебя люблю. И не вздумай, как тогда, сказать, что ты меня – нет. Судьбу, Лидочка, не обманешь.
Сказал, что я клеевая
Мёрзнет внутри душа.
"Шарф, – говорит, – надень."
Но не поможет шарф -
Это не мой день.
Ветер поёт: "Вперёд,
Вышла, и по прямой"
Думаю, ветер врёт,
Чувствую, день не мой.
Сола Монова (Юлия Соломонова)
– Люська, будь человеком – расскажи, как он. Было у вас чё? Из-под носа ведь увела мужика.
– Ага, чтобы ты потом в твиттере или стограммах про меня чего-нибудь похабное начирикала. Чай мы с ней пили… с баранками, на небо смотрели.
– Так я и поверила. Я тебе всё-всё про себя, а ты мне ничего. Такая, значит, дружба!
– Да ладно. Конечно же, было.
– Колись! Только, чур, не врать. Ужас как люблю подробности.
– Ну-у… пришёл. Розы, пятнадцать штук приволок. Красные, с кулак величиной. Шампанское. С виду настоящее. Не удалось отведать.
– Свежесть небось, от букета на всю комнату? Признайся – визжала от восторга, на шею кидалась, такого красавчика заорканила!
– Глупости. Я цену себе знаю. Какой аромат… так – ничего особенного. Рот до ушей, глаза в кучку. Уставился в переносицу, словно паралитик какой, и молчит.
– Не томи, Люсь, куда уставился-то?
– На платье наверно.
– Грудь что ли взглядом облизывал… раздевал?
– Откуда мне знать. Может просто стеснялся. Ну… я и прикололась… слегонца, ты же понимаешь.
– Типа, отдамся за умеренную цену в хорошие руки? Понимаю. Потом ужин при свечах, три аккорда на гитаре… романс о неразделённой любви с нечаянно оброненой слезинкой, “а напоследок я скажу-у-у…”, как ты умеешь: с чувством, с толком, с расстановкой. Даже я иногда рыдаю. Плакал наверняка, в ногах валялся, клялся в вечной любви. Ведь клялся, да? Люська… ты просто супер!
– Готовила я. Утку по пекински, салат “Любовница”, королевскую ватрушку размером со сковородку.
– С ватрушкой ты здорово придумала. Тонкий намёк на толстые обстоятельства. Инь-ян… А он… со спины такой подкрадывается, поцелуй в ямочку на плече, ты дрожишь, … он руку нагло в запретную зону. Ещё бы: фигурка у тебя аппетитная. Губами ласкает шею, ушко языком теребит. Ты вся в экстазе, конечно. Стонешь вполголоса, цену себе набиваешь. Завидую. А, каков, шельмец! И ведь не скажешь, что хват. Что дальше-то было… танцевали впритирку… или того… сразу в постель?
– Музыку слушали. Цоя. Когда твоя девушка больна.
– Клюнул? Меня бы кто так вылечил!
– Шампанское минут двадцать открывал. Облил с ног до головы.
– Как романтично! Разделись, конечно, и под душ. Он тебя пеной, интимный массаж. Безумно люблю заводиться под душем. Офигеть! Дай руку, слышишь, как сердце стучит! Стихи ему читала?
– Как бы да… пока он пол протирал.
– Какой нафиг пол, когда эмоции бурлят, когда любви хочется! Свои стихи-то читала или те, дай вспомню: “голова предательски горяча, ты лежишь в рубашке с его плеча, он в своей дали допивает чай, красный «Marlboro» мнёт в руке. Наливает виски и трёт виски, защищаясь рифмами от тоски, разбивая вдребезги ветряки в неуютном своём мирке. За окном туман, впереди рассвет, из душевных ран льётся маков цвет, вытекает жизнь, исходя на нет, но не им будет сорван куш. Ядовитым дымом струится ночь, в кружке горький чай, а в стакане скотч…” забыла, что там дальше. А, неважно. Романтика на грани. Даже я поплыла… представляю, что он с тобой творил. Дальше давай, не томи… из тебя клещами тянуть надо?
– Так нечего рассказывать. Утку целиком схомячил, полчаса в салате ковырялся. Нахваливал. Потом кофе попросил.
– Силушку богатырскую наедал. Понимаю. Ну-у! Это всё прелюдия, присказка, так сказать. Сказку давай… давай сказку, подруга, я уже на грани. Сама сказала – было. Что именно было-то, как он тебя… э-эх, почему не меня, почему всегда кому-то везёт!
– Выпил кофе. Три чашки. Взял за руку, в глаза смотрел. Долго-долго смотрел.
– Дальше, дальше, что… наверняка до утра куролесили, кровать-то целая? Предохранялась… тест сделала? Когда душа отлетает, о себе не думаешь.
– Сказал, что ещё придёт. Хозяйка, мол, я хорошая. Как мама готовлю, даже лучше. В щёку чмокнул. И ушёл.
– Да ладно…. и всё!
– Нет. Ватрушку попросил с собой завернуть. Сказал, что я клёвая.
В миниатюре использованы стихи Алексея Порошина
