Валерий Столыпин
Любовь на каникулах
Случайный поцелуй
Между строк
кроет истину мрак,
Между строк
Правит разумом страх.
Между строк
чувства прячутся вновь
Между строк
притаилась любовь.
Таня Снежина
Машенька неловко побежала на высоченных, по последней моде тонюсеньких каблучках, испугавшись, что сейчас этот страшный дядька с грубым шрамом через всю щёку догонит её.
Сердце девушки трепетало, сама она задыхалась. Хорошо, что дальше улица ярко освещена, возле витрин с разноцветной иллюминацией тут и там стояли люди. Если что, она будет сопротивляться, громко кричать.
Она сама не знала, зачем пришла в этот поздний час в центр города. Какое-то неясное томление, ощущение одиночества и ненужности вот уже несколько дней не давало покоя.
Девушке не спалось. Она пребывала в состоянии беспросветной меланхолии, чувствуя пустоту в душе и гнетущие вибрации в теле.
Хотелось, чтобы хоть кто-нибудь развеял её тоскливое настроение, помог преодолеть гнетущую безысходность.
Наверно поэтому она и пришла сюда, где в любое время суток было полно людей, где резвились молодёжные компании и влюблённые парочки.
Удивительно, но вид оживлённых, со счастливыми лицами людей, сделал многократно больнее. Зачем она так нелепо вырядилась? Этот, со шрамом, словно следил за Машей, повторяя маршрут её движения по улице.
Неожиданно он догнал девушку. Подкрался совершенно беззвучно, бесцеремонно схватил за запястье, довольно больно, отчего её сердце сразу провалилось в чёрную бездну страха, развернул к себе и спросил, – сколько стоишь, малышка? За любовь такой шикарной красотки готов отслюнявить сколько скажешь.
Маша попыталась вырваться. Мужчина был сильнее. Стоял и улыбался, отчего ужасный шрам становился белым, и бесцеремонно заглядывал в глаза, не отпуская её руку.
Машенька от такого вопроса, от дерзкого обхождения и неприличной настойчивости, чуть не лишилась сознания.
Драматизм ситуации усугубляла темнота именно в этом месте.
По её телу пробегали волны дрожи, по позвоночнику тёк холодный пот, в ушах шумело, ноги подкашивались, отказываясь держать тело вертикально.
Мужчина довольно хмыкнул, перехватил запястье другой рукой, подзывая правой рукой такси.
– Уверяю – тебе понравится. Я умею доводить симпатичных малышек до точки кипения. Ещё добавки попросишь.
Машенька от отчаяния сделала единственно правильное в таком положении действие – ударила его носком туфли по голени, затем вонзила острый каблук в стопу.
Мужчина спокойно перенёс болезненные удары, но руку девушки на мгновение отпустил. Этого оказалось достаточно, чтобы добежать до громко веселящейся компании, а затем скрыться в магазине, откуда Маша принялась звонить Ромке.
Друг долго не брал трубку, что было не удивительно. В два часа ночи нормальные люди обычно спят.
Ромка ответил сонным голосом, в явно недовольной интонации.
– Ромочка, миленький, забери меня отсюда, пожалуйста! Мне так страшно.
– Машка, это ты? На часы смотрела?
– Не нужно ничего спрашивать, Ромочка. Он может меня отыскать. Тогда, не знаю, что со мной будет. Поторопись, он такой страшный!
– Машка, ты чокнутая. Два часа ночи. Два! Кто страшный, почему? Ладно, жди. Куда подъехать-то?
Они дружили с начальных классов. За это время Маша сближалась и расставалась с кучей друзей и подруг. Каждый из них в своё время оставил на душе шрам предательства, подлости или коварства.
Лишь Ромка неизменно был предан, честен и верен. Он умел дружить как никто другой. На него можно было положиться в чём угодно, кроме любви, в которой мальчишка ни грамма не смыслил.
Маша всегда пользовалась этой дружбой, особенно не задумываясь о том, что не очень-то балует его взаимностью. Его присутствие и участие были привычным, обыденным, само собой разумеющимся обстоятельством.
Девочка звонила ему в любое время. Знала, что отказа не последует. Ромка выручал всегда, порой ввязывался ради неё в опасные и весьма сложные ситуации. На этот раз он захватил с собой баллончик с перцовым газом и миниатюрный электрошокер. Мало ли что там произошло, рассуждал юноша? На всякий случай.
Бледную как полотно подругу он отыскал в подсобке магазина. Маша обхватила Ромку руками, зарыв лицо в ворот рубашки, завыла, расслабившись в его присутствии. Никогда ещё она не была ему настолько рада.
Девушку лихорадило и знобило. Однако в присутствии друга к ней медленно возвращалось самообладание. Юноша прижимал её щуплое тельце, гладил по головке, шептал что-то дружелюбное, почти сюсюкал.
Вдыхая аромат Машиных волос, ощущая всем телом родное тепло, Ромка разволновался не на шутку. В юношу вливался поток неведомых энергий, будоражащих кровь, заставляющих как можно дольше продлить состояние этого невероятного единства.
Его тоже трясло, хотя было совсем не холодно. Он был счастлив, не понимая, откуда и почему его накрывает волной нежности, желанием защитить, успокоить.
От невероятной близости с телом девочки у него перехватило дыхание. Сердце застучало, выбивая чечётку. Машенька успокоилась, затихла, уютно устроившись лицом на его шее. Ромка напрягся, с силой прижимая девочку.
В этот момент она очнулась, резко отстранилась.
– Я хочу домой. Отвези.
В машине Маша рассказала, что Андрей, её парень, когда в субботу развлекались в ночном клубе, положил глаз на яркую девицу довольно вольного поведения.
Несколько раз он приглашал её на танец, забывая про Машу, потом целовал в шею, нагло прикасался к груди, гладил попу. В завершение жуткого предательства, помахал Машке рукой и ушёл с этой девицей совсем. Мало того, не заплатил за заказанные напитки и закуски. А ведь они были так близки, даже собирались пожениться.
Маша опять разревелась. Когда подъехали к её подъезду, Ромка открыл дверь машины, подал девочке руку. Она упала в его объятия, во второй раз за короткий промежуток времени.
Этот запах, это тепло, эта неведомая энергия, заставляющая чувствовать немыслимое блаженство. Ромка не удержался, взял Машенькино лицо в ладони, притянул к себе и поцеловал в губы. Реакция подруги была неожиданной, и резкой: она залепила ему звонкую пощёчину.
– Ромка, идиот, ты что, совсем ополоумел… мы же с тобой друзья, как ты мог!
Машка отскочила на пару шагов, присела и зарыдала в голос.
Ситуация резко изменилась. Теперь он боялся подойти к подруге, не понимал, как дальше себя вести. Ему было обидно, стыдно: за глупый поцелуй, за Машкину странную реакцию, за то, что впредь не сможет относиться к ней как к обыкновенной подруге.
В нём проснулось иное чувство. Оно захватило целиком и полностью мужскую сущность.
Неожиданно и вдруг он увидел в ней девушку, которая не просто близка, необходима, как объект обожания, как любимая.
Это что, всё, конец их дружеским отношениям, но почему!
Машка встала, сердито посмотрела Роману в глаза, осуждающе махнула рукой и скрылась за дверью подъезда.
Руки и ноги юноши дрожали, в голове стало мутно и муторно. Он почувствовал резкое опустошение, словно шарик, который перекачали и лопнули.
Оставив машину прямо здесь, под Машкиными окнами, Ромка, шатаясь, пошёл в сторону своего дома. Хотелось напиться до состояния обморока, стереть из памяти умопомрачительной притягательности запах подруги, от которого по телу распространялся жар.
Сладкий вкус поцелуя, ощущения от прикосновений – всё это стало несостоявшейся мечтой.
Какой же я дурак, – думал Ромка, – Дон Жуан, ловелас. Машка, она такая ранимая, такая хрупкая. Разве можно с ней так!
А как, как можно? Наверно я влюбился. Если бы она знала, как мне больно от её любовных похождений, от откровенных рассказов о романтических приключениях. И что теперь!
Вопреки желанию всё забыть, эмоции юноши нарастали, становились ярче. Он представлял Машу в своих объятиях, чувствовал вкус поцелуев, мысленно объяснялся в любви. Увы, она не его девушка и никогда ей не будет.
Ромка невыносимо страдал.
Неожиданно в дверь забарабанили.
Так могла стучать только Машка.
Ромка сник, на глаза навернулись слёзы, которые невозможно было остановить.
Он открыл дверь. Это была она, Мария Леонидовна Коршун, его единственная подруга.
– Извини, Машка. Я не хотел тебя обидеть. Не подумал.
– Какого чёрта! Можешь ты мне объяснить, что это было. Я должна знать. понимаешь, должна знать, что это было!
Ромка, молча, пропустил девочку в квартиру, понурив голову. Лучше бы она сейчас не приходила. Как это невыносимо больно, объясняться и объяснять.
Маша скинула туфли, прошла в его комнату, уверенно уселась в кресло.
– Машенька, у меня нет сил на разборки. Извини! Конечно, я неправ. Только вернуть всё, как было раньше, не могу. Лучше уйди сейчас. Я должен переболеть, разобраться в себе. Давай выясним этот неприятный инцидент в другой раз.
– Так уж, и неприятный! Я бы так не сказала. Неожиданный – да, соглашусь. Что за инфекция может заставить человека целоваться? Тебе не кажется странным, когда друзья ведут себя как влюблённые… и почему об этом нужно говорить в другой раз? Я хочу знать правду, знать немедленно, сейчас. Отвечай, что это было!
– Полагаю, это нереализованные, тщательно запрятанные в глубине души эмоции, искренние романтические чувства, Машенька, мальчики иногда влюбляются… в девочек. Тебя это удивляет?
– Неожиданно, непонятно. Меня напугал именно этот поцелуй. Ты же никогда не относился ко мне как к девчонке, потому, что мы друзья. Разве что-то изменилось?
– Ты уже не девочка, ты стала девушкой. Прежде я этого не понимал.
– Забавно, но всё равно непонятно. Нечто похожее на реплику из фильма. Шёл, упал, очнулся – гипс.
– Не пытай меня, Машенька. Мне без этого больно. Твои сумасбродные влюблённости заставляли меня болеть, мучиться. Видно сегодня наступил предел терпению. Прости. Больше подобное не повторится.
Маша вскочила на ноги, заглянула Ромке в глаза.
– Божечки, да ты меня ревнуешь… а ещё, ещё хочешь… целоваться?
Ромка застенчиво воткнул взгляд в пол, сжал кулаки до хруста. Ему было настолько лихо, что смысла её слов юноша не понимал. Было ясно одно – Машка пришла окончательно рвать отношения, что было для него подобно смерти.
– Не слышу ответа, Ромик. Да или нет?
Парень очнулся, с мольбой во взоре посмотрел на любимую, прижимая ладони к груди.
– Машенька, не мучай. Больше я не смогу называть тебя подругой. Я тебя люблю. Понимаешь, люблю! А это совсем другое.
– Вот как, любишь… почему я об этом до сих пор не знала? Какие же вы, мужики, трусы. Я даже мечтать об этом боялась, Ромочка.
Юноша застыл в нерешительности, не понимая, что происходит. Маша встала на цыпочки, нежно притянула его лицо к себе, впилась в Ромкин рот поцелуем, теряя от наслаждения сознание.
Утром следующего дня Ромка никак не мог собраться на работу. То и дело подходил к кровати, где раскидав звездой руки и ноги, потешно посапывала любимая.
Она была так прекрасна в своей наготе, что Ромка не мог оторвать взгляд.
Несколько раз он накрывал Машеньку простынёй, она тут же сбрасывала её, обнажаясь для него, для Ромки, но делала вид, что спит.
Он был предельно счастлив. Наконец-то исполнилась самая большая мечта его жизни.
Для того, чтобы тебе ответили взаимностью, нужно, по крайней мере, сделать первый шаг – не молчать о том, что тебя волнует. Молчание – не всегда золото.
Последний день лета
Вечер тёплым покрывалом
Пеленает перелесок.
Звёзды капают устало
С бриллиантовых подвесок.
Гаснет музыка заката,
Тонкий звук её – как стебель.
Летний день ушёл куда-то,
Может – в быль, а может – в небыль.
Вадим Хавин
Это был самый последний день…
Не только лета и беззаботного детства – всего, чем стоило дорожить.
Если и сегодня так тщательно выверенные иллюзии бесконечного счастья не станут реальностью, значит не судьба, значит незачем дальше жить: бесполезно, бессмысленно, глупо.
До начала осени оставалось несколько невероятно коротких часов, бег которых пульсировал во всём теле, воспринимался как внезапное головокружение, как неприятное гудение некстати затёкшей, потерявшей чувствительность руки, как болезненное пробуждение в ночи от мысли о конечности всего, в том числе себя любимой.
Наверно каждому знакомо физически осязаемое ожидание перемен, дни, когда цветущее, играющее разнообразием красок событие внезапно превращается в заиндевевшую, обнуляющую всё живое хмурую свинцовую серость, за пределами которой неизвестность, небытие. Или напротив – всё вокруг начинает расти и плодоносить, не смотря на то, что к тому не было предпосылок.
Даша органически не переносила осень в любых её проявлениях, исключая разве что цветные фантазии на тему раскрашивания уставших, навсегда прощающихся с земным воплощением листьев.
Почему именно осень вгоняла её каждый год в депрессию, понять было сложно. Ведь если внимательно присмотреться, можно в любом сезоне найти позитивные моменты, но девушка истово отсекала ободряющий вид рдеющих на голых ветвях гроздей рябины, загадочно тоскующий клёкот журавлиных стай, грибное изобилие, яркие кустики астр и хризантем.
У Даши было чуткое сердце, богатое воображение: она летала во сне, сочиняла стихи, до краёв наполняла жизнь фантазиями, умела искусно разгонять и взращивать яркие, сочные фонтаны эмоций.
Возможно, именно изобретательность в сфере создания миражей была причиной затяжных осенних расстройств, но это лишь гипотеза, предположение.
С наступлением сентября, буквально в первый его день или накануне она начинала бурно, истово оплакивать не произошедшее, не случившееся, но многократно чувственно пережитое в причудливых воображаемых воплощениях недостижимое блаженство.
Сколько себя помнит, Даша истово ждала наступления лета, сезона, когда должны были исполниться самые смелые, самые романтические мечты, дерзость и красочность которых порой ошеломляла даже её саму.
Наваждения были настолько живыми, что подвергнуть сомнению их реальность было невозможно в принципе, но даже приблизиться к их воплощению никак не получалось. Обстоятельства упрямо сворачивали реализацию куда угодно, но всегда не в ту сторону.
Тем не менее, девушка вновь и вновь зачарованно ваяла затейливые сценарии: вдохновенно лепила, выправляла, изменяла насыщенность и разнообразие красок, пестовала совершенство и гармонию безукоризненного, идеального будущего, в котором ей обязательно предстояло жить.
Увы, счастье раз за разом упрямо ускользало именно в этот день – первого сентября.
Даша взрослела, видения обретали объём, гармоничный ритм, совершенствовали пространственную навигацию, достоверность: вот же он – Ромка Егоров, мальчишка от которого она без ума с седьмого класса.
Он так и не пригласил Дашу танцевать на выпускном балу, несмотря на то, что девушка по всему периметру игрового поля предусмотрительно расставила кричащие сигнальные флажки: изумительного великолепия платье, модельная причёска, возбуждённое воодушевление и прочие знаки внимания, которые невозможно было не заметить.
Тщетно. Не случилось. Благосклонность досталась Катьке Васильевой. Она кружилась с Ромкой в белом и прочих разноцветных танцах, нежно щекотала кудряшками его раскрасневшееся лицо, позволяла неподобающие случайному контакту вольности, кокетливо подставляла алые губы.
Счастье было так близко.
Стоило протянуть к нему руку, как оно испарилось, истаяло, как закатное светило.
Даша тайком глотала слёзы, страдала, но рук не опустила – внесла коррективы в сценарный план прекрасного будущего и приступила к реализации. Любовь, тем паче первая, не желает мириться с обстоятельствами.
Чего невозможно сделать наскоком, можно завоевать упорством.
Как бы случайно одноклассники оказались в одном институте. Общие интересы, стремление поступить, во что бы то ни стало, сблизили, подружили.
Ещё немного усилий и…
Первого сентября Ромка провожал после занятий Люсю Бражникову, многообещающе положив руку на хрупкую девичью талию. Когда только успели сблизиться?
Прощаясь, он дружески, как мальчишке, пожал Даше руку.
Опять первого сентября.
Ужасный, гадкий день.
Заглянуть бы хоть одним глазком в Книгу Судеб!
Ярко светило солнце, заливисто щебетали жизнерадостные воробьи и синички, полыхали цветными пятнами клумбы, сияли спелыми боками яблоки в садах. Да-да-да – сияли!
Не для неё. Опять не для неё. Для какой-то там Люськи.
“Тоже мне, принцесса нашлась. Ни кожи, ни рожи. Он что – слепой?”
Даша улеглась на кровать в позе эмбриона, сотрясаясь всем телом, не в силах расслабиться. Мыслей не было, точнее, они скользили по незначительным фактам, совсем не важным деталям.
Наплакавшись вволю, девушка незаметно уснула.
На берегу лесного озера, точнее стоя в нём по пояс, Ромка целовал её в шею. Было ужасно щекотно, но до жути приятно, несмотря на то, что разгорячённые тела плотно облепили комары.
Даша очнулась от мысли, что сейчас может случиться нечто важное, а она даже целоваться не умеет.
Сердце зашлось так, словно она, как бывало не раз, ощутила во сне дыхание смерти, её преддверие, понятие того, что жизнь продолжается, окружающее остаётся неизменным, а тебя больше нет, и никогда не будет.
– Витька, – шептала девочка в телефонную трубку школьному товарищу, чтобы не подслушали диалог родители, – только не смейся, ты… целоваться умеешь?
– С какой целью интересуешься?
– Тебе не всё равно?
– А если понравится… тебе или мне? У меня, между прочим, девушка есть. Я её люблю.
– А меня никто не любит. Мне только попробовать.
– Ладно, уговорила. Когда?
– Лучше скажи – где?
Целоваться Витька не умел, это Даша поняла сразу, но отступать от задуманного было поздно. Оказалось, всё предельно просто, но не очень приятно: восторг, испытанный во сне, отсутствовал.
Так или иначе – Даша поняла, зачем люди целуются. Закрывая глаза, девушка настойчиво редактировала сценарий развития отношений вплоть до…
Экспериментировать дальше она не решилась, да и не знала, что происходит в финале.
Ромка постоянно был рядом: соблазнял присутствием и близостью, дразнил Дашино возбуждённое воображение возможными вариантами развития выдуманных событий, но стойко держался на пионерском расстоянии.
То, что это любовь, она была уверена на все сто процентов, иначе давно плюнула бы на мечту. Ромка был необходим как воздух, как вода.
Вечерами Даша бродила в резиновых сапогах по осенним лужам, наполненным отжившими, загнивающими листьями, мечтам которых не суждено уже сбыться. Она снова ждала лета, когда обязательно всё сбудется. Нужно набраться терпения, стать незаменимой, единственной, нужной.
Случай такой представился. Родители любимого уехали в санаторий, а он заболел. На исходе лета это случилось, за день до начала учебного года, до ненавистной даты, когда заветные мечты с небывалым постоянством обращаются в прах.
– Чем могу помочь, – спросила Даша по телефону, узнав о недуге товарища.
– Приготовь чего-нибудь поесть, если умеешь. У меня температура под сорок, штормит. Впрочем, могу обойтись молоком и бутербродами.
– Я приду.
– Дверь открыта. Буду обязан.
– Напомню при случае, за язык не тянула.
– О чём ты, подруга? Проси что хочешь.
– Женись на мне. Детишек нарожаем, в счастье купаться будем. Я верная.
– Мне не до шуток.
“Я не шутила”, – про себя прошептала Даша, а вслух спросила, чего бы он с аппетитом поел.
– Не поверишь, Дашка, манную кашу хочу. Со сгущёнкой. Чай с малиновым вареньем хочу. Тебя хочу.
– Ты серьёзно?
– Забудь. Это горячка, болезненный бред. Извини.
– Проехали. Это всё меню? А назавтра?
Ромка был болен по-настоящему. Его бросало то в жар, то в холод. Простыня и одеяло насквозь промокли.
– Чем лечишься?
– Имбирный чай, горячее молоко с мёдом, аспирин. Два-три дня и всё пройдёт.
– Я тоже так думала.
– Тоже болеешь?
– Можно и так сказать. Где у тебя что лежит? Постельное бельё, тёплые носки, футболки.
– Так опять намокнет.
– Значит, снова поменяем. Стиральная машина работает? Я не развлекаться пришла. Лечить буду.
Ромка наелся и заснул. Даша грезила наяву.
“Тебя, сказал, хочу. А если это правда? Пошло, вульгарно, неправильно… не про любовь. Ну и что? Кто-то начинает так, другие иначе. Пусть наш роман закрутится с конца, с самого интимного, но необязательного. Пан или пропал. Может такой сценарий развиваться наоборот, не как у всех, от финиша к старту, к настоящей любви? Почему нет!“
Дарья уверенно разделась, хотя трясло её не по-детски, нырнула под одеяло, обняла горячего до невозможности Ромку.
Удивительное дело – от него исходил аромат материнского молока.
– Зачем, – спросил очнувшийся от прикосновения холодной девичьей кожи юноша, – я не готов к серьёзным отношениям, мне это пока не нужно.
– Пусть так. Моё решение, мне и отвечать.
– Лучше уйди. Не хочу тебя обманывать.
– И не надо. В конце концов я тоже тебя хочу. И вообще – ты мне обязан.
Ромка прикусил губу, силясь ещё остановить неизбежное продолжение, но основной инстинкт уже посылал в мозг невидимые импульсы, превращая друзей разного пола в страстных любовников.
Непредвиденный гормональный шок заставил Ромку забыть про недуг, про его неминуемые следствия – болезненную лихорадку, слабость.
Сколько времени длился трепетный поединок, друзья не ведали. Эгоистичное я того и другого было без остатка растворено, подчинено общей цели, смысла которой они ещё не понимали. Это был магнетизм высшего порядка, состояние мистического транса.
Вконец обессилившая от страсти парочка заснула не в силах разомкнуть объятия.
Самым удивительным было то, что пробудившийся первым Ромка чувствовал себя абсолютно здоровым и счастливым.
Он смотрел на спящую подругу, нет, на любимую, с неожиданной для его характера нежностью.
– Можно я тебя поцелую, – покраснев неожиданно до кончиков волос, спросил Ромка.
– Ты серьёзно?
– Серьёзнее некуда.
– Отвернись и не подглядывай. Я мигом. Только зубы почищу. Кстати, хорошо выглядишь.
– Ты тоже… любимая.
– Повтори!
– Чего именно?
– Похоже, нам теперь есть чего повторять. Я счастлива…
– Знаешь, Даша, тут такое дело… если что… ну, это, сама знаешь… кажется… да чего уж там, точно… я готов взять на себя ответственность за всё это…
– За что именно?
– За тебя, за себя… за него. Кто знает, мы же не предохранялись.
– Всё равно отвернись. Я всё-таки девушка.
– Забудь, это было вчера, летом, а сегодня первое сентября – осень и ты… может нам правда пожениться?
– Неплохая идея. Детишек нарожаем…
– Никогда бы не подумал, что болеть так приятно. Ты, Дашка, волшебница, фея грёз.
– Я тебя тоже люблю! У нас полтора часа до начала занятий. Или ты ещё поболеешь?
– Не раздумал, – лукаво подмигивая, спросила посвежевшая, озарённая очаровательным сиянием сбывшейся мечты Даша.
– Чего именно?
– С этого места подробнее. Ты выпрашивал поцелуй. Речь об этом?
– Об этом тоже. Никогда не понимал, для чего люди женятся. Молодой был, глупый. Ты согласна… стать моей?
– Собственность что ли?
– Любимой, невестой, в перспективе женой.
– Подумаю. Не знаю, готова ли я к серьёзным отношениям.
– Не доверяешь?
– Осторожничаю. Доступные девушки не годятся в жёны. Как и ветреные мужчины. Разве что поклянёмся считать отныне точкой отсчёта первое сентября, самый счастливый день в жизни.
