Валерий Столыпин
Любовь на каникулах
Если повезёт
Ночь покрыла окна чернью, звёзд развесила букеты.
Мысли, чувства сбились в стайки на линованном листе.
Тишина вокруг такая – будто вымерла планета…
Только сердце бьёт набатом в этой вязкой пустоте!
Алина Вельдж
Беззвучно, контурно обозначая тёплое живое присутствие едва уловимым ароматом невероятно сладких греховных импульсов, наполняющих атмосферу холостяцкого жилища, передвигалась Ася по комнате, с лёгким шелестом ныряя под одеяло.
Устоять, продолжить работать над проектом, от которого зависело всё-всё – настоящее, будущее и вообще всё, было невозможно в принципе.
Дышать становилось нечем, мысли сумбурно путались. Кровь мгновенно нагревалась до точки кипения, с гулкой акустикой резонировало сердце, посылая в рептильный мозг приказы, которым ни одно живое существо на планете не вправе противиться.
“Хочу, хочу, хочу!”
Любимая стала безграничным счастьем… и суровым наказанием: блаженствовать, процветать в двух взаимоисключающих плодотворное вдохновение реальностях одновременно Никита не умел. И не хотел.
Любовь – величина временная, профессия – постоянная. Работа – золотой ключик к благоденствию, к процветанию, значит к счастью.
Увлечённо конструируя мельчайшие нюансы любовно разрабатываемых программных модулей, заказчики которых были отчасти щедры, он стал невольно отвлекаться на прогрессирующие пьянящие позывные пульсирующей плоти, которая требовала немедленного удовлетворения.
В момент чувственной эйфории Никита мог внезапно забеременеть навязчивой идеей, мешающей в полной мере насладиться чарующей близостью.
– Бинго! Кажется, я поймал удачу за хвост!
Душевный и физический дискомфорт, вызванный резким переходом из одного творческого состояния в другой, появлялся неожиданно, спонтанно, заставляя тратить драгоценное время на системные настройки, на сканирование ранее достигнутых состояний в угоду примитивной физиологии.
Секс он считал развлечением. Следовательно, от него можно отвлечься в любую минуту. От разработки программ – нет.
В минуты, требующие предельной собранности, дисциплины сознания, мозг неожиданно отказывался сопрягать алгоритмы, производить расчёты, выстраивать, фиксировать и анализировать факты, рассуждать о главном.
Желание интимной близости помимо воли отвлекало потоки бесценной энергии куда-то вниз, где дремало возбуждение иного рода, не имеющее отношения к творчеству. Вожделение заставляло непродуктивно, практически даром бурлить бесценные эмоции и отнимающие жизненную энергию чувства, сосредоточенные в эту минуту на привлекательном, желанном девичьем облике, функции и координаты которого можно запросто разложить на понятные алгоритмы: глаза, губы, кожа, пальчики, грудь – то, что есть у каждого. Стоит ли тратить столько сил и времени на постельные забавы, которые не что иное как шалость!
Нечастые визиты девушки безвозвратно выбивали его из запланированного графика, отдаляя воплощение интеллектуальных амбиций, рождали желание раз и навсегда покончить с магией неведомой до её появления власти, ограничить и упразднить которую иначе как ампутацией не представлялось возможным.
От вибраций мелодичного звучания нежного Асиного голоса, уютно обволакивающего тепла и вообще непонятно отчего, Никита начинал плавиться, утрачивая способность быть самостоятельной личностью.
На территории сочных романтических иллюзий было комфортно, уютно, светло, но…
обосновать растворяющую восторженные эмоции тревожность юноша не мог – не было на поле чувственных наслаждений чётко обозначенных маркеров, опробованных и утверждённых алгоритмов, необходимых для анализа расчётных данных, формул, графиков – всего того, что необходимо для решения любой задачи. Слишком много неизвестных величин, бесполезная концентрация физиологических возможностей, истощающая умственные способности.
Любовь – интересная, но чужая игра.
Вот и сейчас… только начали в стройную цепочку выстраиваться оцифрованный, понятный до осязаемости творческий замысел, как зазвучала противная мелодия, которую в качестве вызова поставила на его телефон Ася.
– Не до неё сейчас, не до неё!
Концентрированная доза адреналина, впрыснутая в кровь удачной идеей, струящаяся по артериям и венам в пылу азарта, подготовила почву для творческого куража – состояния, похожего на яркие цветные орнаменты в детском калейдоскопе. Успевай только поворачивать цилиндр со стёклышками и наслаждаться результатом магических в некотором роде действий.
Комбинации знаков и цифр послушно складывались в гениальные последовательности, обещающие если не открытие, то, как минимум капризную удачу.
– Какого лешего в такую минуту, исчезни! Меня нет, нет для тебя, и больше не будет.
Никита образно представил как неуклюже, спотыкаясь и падая, разбегаются во все стороны формулировки сногсшибательной находки. Заткнул было уши, чтобы не слышать предательскую трель телефона, предотвратить катастрофу, но было поздно – молекулы любви ловко прошмыгнули в растерявшееся от неожиданности сознание, генерируя попутно побуждающие вспомнить о природном предназначении импульсы, запускающие глубинный механизм интимного влечения.
– Извини, любимая, не могу сейчас говорить.
– И не надо… не надо слов! Наверно тебе будет удобнее, проще… носить в больницу передачки… если я не умру, конечно.
– Поговорим вечером. Мне не до шуток. Ключи от моей квартиры у соседки, Веры Павловны. Я ей позвоню.
Никита бросил отвлечённый взгляд за окно. Холодно, ветрено, промозгло. Осень всегда так некстати.
– Где сейчас Ася, почему позвонила в неурочное время! А если она намочила ноги, продрогла, если действительно заболеет и…
Практически воплощённый в стройную систему алгоритм поразительного интеллектуального прозрения покачнулся и рассыпался в прах.
Ловить и спасать стало практически нечего – пустота бессмысленна, в ней ничего нет.
Какое-то время Никита безучастно глядел в экран монитора, силясь понять, какие данные необходимо зафиксировать в первую очередь, чтобы вспомнить позднее, чтобы оставить на виду хотя бы ниточку, за которую можно будет ухватиться.
Увы, стройные рассуждения без остатка растворились в вакууме нереализованных идей.
– Почему Ася говорила про больницу, по-че-му? Чёрт, лучше бы её совсем не было!
– Не о том думаешь, герой-любовник. Приоритетное направление – карьера, профессия, реализация большой мечты. Очень большой мечты. Замёрзла – пусть лезет в горячую ванну, или убирается восвояси. Интересно, как она выглядит в ванне. Шея, грудь, животик, плечи – далее неизвестность, пустота. Ведь я никогда не видел её раздетой.
Упоминания о подобной мелочи хватило, чтобы за несколько секунд на всю мощь разогнать маховик воображения.
Никита вживую представил Асю с красным носом, посиневшими от холода руками. Вот она открывает дверь, с трудом снимает промокшие туфельки, пытается согреться от батареи.
– Иди под душ, – словно под гипнозом шепчет, закрыв глаза, юноша, предвкушая чувственное наслаждение от созерцания обнажённого юного тела, забыв о работе, об ускользнувшем решении сложнейшей задачки, о том, что Ася там, а он здесь, – ну же, ну! Какая ты красивая…
Иллюзии были впечатляющими, яркими, настоящими. Расстаться с галлюцинацией не было сил.
Такое с Никитой случилось впервые. Он и прежде переживал в воображении некие события, порой нереальные, несбыточные. На этот раз юноша продвинулся в фантазиях настолько далеко, что запутался, даже испугался несуразности и размытости представлений о живой девичьей плоти.
Интимная жизнь с Асей носила поступательный, довольно откровенный характер, но ограничивалась территорией выше пояса.
На живое посещение запретной зоны было наложено негласное табу.
Наяву.
А виртуальная экскурсия происходила часто.
Каждый раз неизменно трясло.
Он был так близок к разгадке. Откуда ему было знать, что мозг не способен выдумать того, что скрыто завесой неизвестности, что не успели заложить в базу данных.
После увиденного в бесплотных мечтах, точнее облечённого в притягательную тайну сближения с виртуальной любимой в голографическом мороке, ему стало наплевать на программы и формулы, на карьерные претензии и социальные лифты. Никита хотел знать, точнее, видеть, дотрагиваться и познавать то, что манило и влекло, а именно особенности анатомического строения девушки.
Ася спала в кресле, свернувшись клубком под двумя шерстяными пледами. Она была так соблазнительна, так беззащитна, так желанна.
– Как сказать ей о том, что не даёт покоя, как? Вдруг девочка посчитает искреннее, целомудренное в принципе желание проникнуть за пределы запрета низменным, постыдным, вульгарным поступком?
– Кажется, я заболела, – расплылась в улыбке девушка, раскрывая объятия.
– Где ты пропадал, почему так долго? Мне тут такое снилось!
Ася покраснела, но пристальный взгляд Никиты выдержала.
– Давай поговорим. Откровенно.
– О болезни?
– О ней тоже. Как ты ко мне относишься?
– Я?
– Именно ты. Мы встречаемся почти год. Наша близость… это любовь или дружба? Могу я тебе довериться, рассчитывать на серьёзную взаимность? Я устала прятать желания, чувства, жить с тобой и без тебя. У наших отношений есть будущее?
– Я… я не думал об этом.
– Почему?
– Страшно.
– Шутишь! Ты, мужчина, боишься меня… или… чем обусловлен твой страх? Тем, что всегда буду рядом, что придётся нести ответственность, делиться доходами, территорией, информацией?
– Не тебя боюсь, отказа. Позора.
– А я согласна.
– На что?
– Хочешь… расскажу, что мне снилось… сегодня, вчера? Давно приспособилась жить в выдуманном мире, где ты настоящий, где можно почти всё. Но я не могу делиться сокровенным с первым встречным, потому и хочу знать про тебя всё. Я открылась, теперь твоя очередь.
– Про сны?
– Никита… ты на два года старше меня, не разочаровывай, включи голову.
– Можно, я не буду отвечать, – неуверенно прошептал Никита, – просто сделаю то, о чём мечтаю? Только ты не смейся, если получится совсем не так, как в фантазиях. И да… я тоже согласен, но как быть, если боюсь в этом признаться? И не только в этом. Я тебя, наверно, люблю.
В принципе ничего особенного, чего не случалось прежде, не произошло, но чувствительность эмоциональных сенсоров напряглась до предела, заставляя ловить нюансы невысказанного, основывая выводы на глубине дыхания, оттенках окраски воспаленной кожи, интонациях голоса, выражении взгляда, запахах.
Не раз испытанное, но так и не реализованное волнение внизу живота захлестнуло обжигающей волной, превращая тело в сплошное желание, накатывающее девятым валом невыносимого наслаждения, щедро сдобренного страхом неизвестности.
Никита неумело торопился, боялся то ли не успеть, то ли ошибиться. Избыток страсти и щенячий восторг от вседозволенности не позволил сосредоточиться. Он невесомо прикоснулся к дрожащим губам подруги, почувствовал необычный вкус.
Привычная вроде, многократно опробованная нежность вызвала неожиданной силы шок.
Представьте себе спринтеров, ждущих стартовый сигнал. Именно так оба отреагировали на трепетное послание. Ася поняла, что созрела для любого, даже самого неожиданного развития отношений, а Никита, что отныне ему позволено почти всё.
Юноша немедленно впал в нирвану, автоматически совершая поступки, суть и значение которых были ему неведомы. Позднее он удивлялся, что ничего не напутал, ни в чём не ошибся.
Никита торжествовал, слизывая с тела любимой сладкие капельки добровольно продуцируемого нектара, добываемого с небывалой лёгкостью.
Сначала Никита задыхался от напряжения, затем пришло второе, третье и все последующие дыхания, позволившие быть неутомимым и сильным. Он уверенно вёл Асю к таинственному краю, приближая сладкую синхронную развязку, когда с головой накрывает туманным флёром бесконечного счастья, которое обещает и даёт так много здесь и сейчас.
Так было много-много раз, даже вошло в привычку.
Никита упорно кропал программы, получая за это материальные плюшки, Ася наводила порядок в квартире, готовила, стирала, гладила, когда любимый позволял остаться на ночь, наблюдала за его работой из-за плеча.
Он был молчалив, иногда нежен, чувственно прижимая в минуты близости. Любимый энергично вгрызался в разгорячённую плоть, жадно ловил ягодки сосцов, влажные от неизбывного желания губы, отчего Асю часто подолгу немилосердно терзала сладкая истома, настолько, что в подобные моменты она не способна была унять нереальной силы спазмы, порой орала в приступе блаженства, добавляя тем самым бонусы воспалённому самолюбию партнёра.
Ощущение счастья таяло через несколько минут, когда Никита вновь садился за компьютер, даже не потрудившись надеть трусы.
Фраза “давай поговорим” стала ритуалом.
– Тебя что-то не устраивает, любимая? Если устала – отдохни, поживи отдельно. Чем скулить, лучше рубашки погладь, мне завтра с заказчиками встречаться.
– А со мной, – с грустью спрашивала Ася, – можно обмениваться любезностями даже без трусов? Отвлекись, давай вернёмся к разговору того, самого первого дня серьёзных отношений, когда мы оба были девственниками.
– Мне некогда. Реально. Возьми денег, развлекись, купи себе платье.
– Ты меня любишь?
– Нелепый вопрос. Ни разу не изменял. Неужели так важно повесить на гвоздь в чулане фату и белое платье? Живи, радуйся. У меня есть цель – получить грант и уехать туда, где способности и труд оценят по достоинству.
– Без меня?
– Ты говорила, что согласна, не уточняя чего именно. Я имел в виду секс. На большее не рассчитывал. Ты сладкая, горячая, послушная, о прочем не задумывался.
– Когда задумаешься – позови, – шёпотом сказала Ася, собирая вещи. Я говорила о любви, о семейных отношениях… о детях.
– Бред. Как я могу профессионально расти, когда вокруг орут, когда предъявляют претензии?
– Поживу у мамы. Мне нужно побыть одной, подумать. Возможно, мы поторопились вступать во взрослую жизнь.
– Как знаешь. Уговаривать не собираюсь. Меня всё устраивает. Будем считать, что ты в командировке.
– Пусть будет так. Только назовём это иначе – испытание одиночеством.
– То есть тест. Кто первый сдастся. Считай, что уже проиграла.
Ася ждала визита, звонка, сообщения, надеялась, верила, сама не понимая, чего именно. Одиночество оказалось непосильной ношей.
Собрав волю в кулак, решившись на отношения без будущего, девушка отважилась объявить себя проигравшей стороной, согласиться на совместную жизнь без обязательств, без брака.
– Во всяком случае, нет повода ждать, что Никита изменит. Он постоянный, он верный .
– Ключи, как и прежде, у Веры Павловны, – сообщил, нисколько не удивившись звонку, Никита, – деньги в банке из-под кофе. Приготовь что-нибудь, купи вина. И не кисни. Я знал, что так будет.
Конечно, Ася расчувствовалась, всплакнула, но холод и пустота перестали немилосердно терзать растревоженную душу.
– Наверно так правильно. Он мужчина.
Не сказать, чтобы она порхала на крыльях любви, но фитилёк надежды теплился в готовности поддержать огонь едва не остывшего очага.
Домашние тапочки, халат, нижнее бельё, парфюм – всё покоилось на своих местах, словно не было расставания длиной в несколько месяцев.
Душа едва не запела.
Едва…
Вот только испачканные женские трусики под подушкой (хотела начать уборку со смены белья на кровати), да смачный алый поцелуйчик на зеркале в ванной.
– Он знал, что так будет. Знал! Зато я не знала.
Ася решительно завязала бантик из трусиков со следами чужой страсти на горлышке винной бутылки и вышла за порог.
– А ведь я сама его спровоцировала. И тогда… и сейчас. Никита ничего не обещал, ни в чём не признавался, не клялся. Молча, не заморачиваясь на чувствах, взращивал в себе зрелое мужское эго, поскольку “барыня легли и просют”. Сама придумала, сама озвучила. Про любовь, про семью, про верность, была околдована, окрылена неизведанными чувствами настолько, что доводы разума не могла воспринимать адекватно.
Школа жизни. Неуд тебе, девочка, жирная двоечка ядовито-красного цвета. Даже пострадавшей стороной не могу себя признать, потому, что всё, от начала до конца, сделала сама. Впредь буду разборчивее, осторожней. Если повезёт, конечно, влюбиться в кого-то более ответственного.
Хочет – пусть любит
Не осень, не зима, а нечто между
на улице…. и межсезонье снов…
всё маята… оставьте мне надежду,
не закрывайте на зиму окно
Светлана Севастьянова
Нависая над столом наподобие скалы, Антон сидел за компьютером на высоком кресле, увлечённо выстукивая что-то непонятное для Светланы на клавиатуре.
Девушка, наклонившись, обнимала его за плечи, прижимаясь щекой к небритому мужскому лицу.
Он только тем и занимался, что писал программы, настраивал их, отлаживал, продавал, не вставая из-за стола.
Клиентов было достаточно, денег тоже. Работу эту он любил. Наверно даже больше, чем себя.
Света, миниатюрная, тонкая, как стебелёк полевой травинки брюнетка, с милыми, простодушными чертами лица, детскими пальчиками и доверчивым взглядом, приходила к Антону один, иногда два раза в неделю.
Она покупала ему продукты, за которые он постоянно забывал рассчитаться, поскольку жил в виртуальной реальности, прибиралась, стирала, готовила.
Антон ни разу её не просил это делать. Такова женская сущность – быть матерью.
Света не могла терпеть беспорядок.
И потом, это же её мужчина.
Или всё же не её?
Девушка сама не понимала личный статус в этом доме.
Они жили подобным образом порядка трёх лет.
Конечно, Свету совсем не радовал алгоритм общения. Каждой женщине хочется иметь семью, детей, всё то, что обычно подразумевается под термином дом.
Однако Антон не обращал на такие мелочи жизни внимание.
На вопросы, заданные молча: мимикой, жестами, взглядом, он обычно застенчиво улыбался, поводил недоумённо плечами, явно показывая, что не готов ничего ответить или изменить в своей жизни.
Света глубоко вздыхала, закусывала незаметно губу, пытаясь погасить сразу сгусток печального негодования, застревающий твёрдым комом где-то в горле.
Эмоции девушка выпускала наружу лишь дома, в полной тишине, в гнетущем одиночестве пустой квартиры, которое усугубляла плотно зашторенными тёмно-коричневыми окнами.
Она садилась за стол, выпивала стопку ликёра, не включая освещение, и укладывала голову на сложенные как у школьницы руки.
Мысли её в это время начинали движение, словно в разгонном реакторе, оборот за оборотом набирали скорость и мощь.
Немного погодя Света взрывалась истерикой, дрожала всем телом, извергала водопад слёз.
Ей было до чёртиков обидно, досадно и горько. Только ничего нельзя было с этим поделать.
Антон таков, какой есть.
С тех пор, как они начали встречаться, он нисколько не изменился.
Он не был даже хорошим любовником. Можно сказать, что сильной половиной в отношениях была, как ни странно, именно Света.
Иногда ей казалось, что если не приедет, для него ничего не изменится.
Антон может несколько дней ничего не есть. Если проголодается, закажет чего-нибудь по интернету, как и прочие услуги.
Быт его не трогает.
К сексу он равнодушен.
Моется и переодевается лишь тогда, когда это заставляет сделать Света.
Вместе их свели довольно необычные обстоятельства, о которых она никогда никому не рассказывала: Антон заблудился в городе, где родился и вырос. Даже не мог толком объяснить, где живёт, хотя паспорт с адресом прописки лежал у него в кармане.
Вне дома он был полностью беспомощен.
Теперь-то всё стало иначе. Света водила друга по городу в самые необходимые для него места, научила ездить на транспорте.
Она просто не могла его бросить, не умея даже себе объяснить причину этого упрямства.
Конечно, они целовались, обнимались, время от времени имели тесную интимную близость.
Поначалу Антон даже увлёкся процессом плотской любви, но вскоре охладел.
Сейчас Света ластилась к Антону, целовала в шею, от чего мужчина только ёжился, пытаясь освободиться.
Ей хотелось любви и конкретики.
Дома девушка твёрдо решила поставить вопрос ребром: да или нет.
Здесь, в обстановке его дома, чужого в принципе дома, уверенность и решимость сделать это, улетучилась.
– Антон, скажи, ты меня хоть немножечко любишь?
По стене и потолку ползли зловещие тени. Воздух, напротив, превратился в тягучий гель, который стало сложно проглотить. Было слышно, как тикают часы, как противно жужжит где-то рядом муха, как вразнобой колотится раненое сердечко Светланы.
Антон напрягся, перестал тюкать по клавишам, сбросил с плеч её руки, встал, отряхнулся.
– Пожалуй, чайник поставить нужно. Ты принесла чего-нибудь к чаю?
– Антон, я спросила…
– А… ах, да, ну, о чём ты говоришь, девочка. Ты у меня одна, словно в ночи Луна. Нету другой такой ни за одной рекой. Ты – моё вдохновение, мой талисман. Этого достаточно?
– Нет, я хочу знать, хочу быть уверена…
– Не доставай ерундой, я такое задумал – закачаешься. Получится – оригами из банкнот сможем делать, в шампанском купаться, а ты про какую-то любовь.
На этом диалог закончился.
Света выпила несколько обжигающих глотков чая в полной тишине, затем начала собираться домой.
– Поздно уже. Темно совсем. Мне, пожалуй, пора.
Антон закурил, начал виртуозно пускать в воздух кольца дыма, ловко одевая одно на другое, или пропуская следующее внутрь.
– Я пошла, Антон.
– Ты же чай не допила. Пирожное, вот… сама же купила. Посиди чуток. Закончу – провожу.
– Не стоит. Ты же так занят.
На улице было холодно, ветрено, неуютно, но Света вздохнула с облегчением, отметив отменный вкус чистого воздуха.
Она всё для себя решила: больше никогда, ни за что сюда не приедет. Молчание – тоже ответ, причём довольно конкретно и ёмко оформленный.
Несколько минут до остановки парочка шла на расстоянии двух корпусов друг от друга: щуплая, почти невесомая фигурка женщины и большой, почти вполовину больше её, мужчина.
Со стороны казалось, что это поссорившиеся любовники.
Пошёл нудный моросящий дождь. Зонта не было. Автобуса тоже.
Антон курил одну сигарету за другой, глядя куда-то в темноту.
– Может, такси поймаем?
– У меня денег нет, я на продукты потратила.
– А-а-а. У меня, кажется, тоже пусто.
Автобус подошёл неожиданно, словно подкрался. Зато двери отворились очень шумно.
– Когда тебя ждать?
– Ждать, зачем? Я позвоню, – как-то неуверенно, после паузы, с сомнением в голосе сказала Света.
Неожиданно Антон её развернул и поцеловал. Неловко, слишком громко.
Света шагнула в тёплое чрево автобуса. Мужчина окликнул её.
Девушка обернулась вполоборота, вопросительно поглядев на позвавшего её мужчину.
– Я реально тебя люблю!
В это мгновение двери захлопнулись, автобус тронулся.
Девушка почему-то не подошла к окну, не выглянула, хотя Антону очень почему-то этого захотелось.
Добежав до дома, не раздеваясь, он уселся за компьютер. Там была вся его жизнь.
Сигарета, выкуренная в две затяжки, немного успокоила нервы.
“Чёрт бы побрал её с глупой любовью. Какого лешего я ей соврал? Ладно, придёт в следующий раз – видно будет. Хочет – пусть любит. Мне не жалко”
