Валерий Смит
От матроса до дважды капитана
Вестовые тоже ребята не простые, они обслуживали офицеров корабля, прибирали в офицерских каютах и кают-компаниях. Были всегда информированы обо всём и вхожи везде. С одним я подружился и он часто таскал меня по кораблю, показывая изнутри жизнь и быт офицеров, заглядывая туда, куда мне никогда было бы не проникнуть.
Прибыли на место, познакомились с ребятами из боцманской команды. Их было десять человек под командованием главного боцмана в звании старшего мичмана. Быстро подружились, конфликтов у нас не могло быть, службу мы не тянули, ну какие претензии могут быть? Мы и так были непонятно чем, с нами не знали как быть. К службе не привлечёшь, тут надо индивидуально учить военной специальности и не один месяц, просто так не оставишь – от безделья попадут в какую-нибудь переделку. Передали нас под присмотр годков (старослужащих). Они нас тяп-ляп чему то учили, в основном как приспособиться к бытовой жизни на корабле. Поначалу старались соответствовать, потом приспособились и в последствии особой лихостью было умение исчезнуть с глаз начальства, не мешая процессу боевой службы.
А быт был более чем не привычен. С утра зарядка на верхней палубе в одной тельняшке, а там всё- таки зима и морозец бывало с ветерком. Потом завтрак – обязательно огромный кусок белого хлеба с квадратом масла и жаренной скумбрией. Чай с тремя кусками сахара.
Надо сказать что приём пищи заслуживает отдельного описания: для организации питания назначались по очереди два человека, их называли баковый и подбаковый. Старший баковый и помощник подбаковый, на следующий день мы менялись в обязанностях и таким образом все одинаково проходили по служебным делам. Дежурные по камбузу освобождались от зарядки и приборки, требовалось только вовремя организовать питание. Всё начиналось с раскладки убранных в стойки столов и скамеек. Отдельного помещения для питания для матросов на корабле не было. Офицеры питались в своей кают-компании как в ресторане. Потом мы брали баки из шкафа и шли через весь корабль по переходам на камбуз. Там, отстояв в очереди, получали в баки суп, второе, хлеб и так же через весь корабль шли цепочкой, держа баки и сумки с хлебом в руках. Уже в каюте раскладывали алюминиевые миски и ложки и раздавали питание голодающим.
Самое неприятное начиналось потом, когда надо было всё это вымыть и уложить обратно по шкафам и переборкам. Мыли посуду в тех же баках, откуда и доставали еду. Баковый мыл миски, ложки, кружки, подбаковый всё это споласкивал и укладывал на места. Мыли специально сделанной из швартова щёткой, хозяйственным мылом. Ничего другого не было. Соответственно от качества мытья зависела жирность посуды. Хозяйственное мыло было единственным и универсальным средством гигиены. Им мыли посуду, стирали бельё и даже натирали палубу в каюте. Такой же универсальный прибор был алюминиевый бак. В нём носили и раздавали пищу, замачивали и стирали робу, использовали для мытья в душе – незаменимая вещь на корабле.
После зарядки все выходили на главную палубу на корму корабля на подъём флага. Сигнальщик играл на трубе мелодию и по команде – смирно, флаг и гюйс поднять, поднимали флаг корабля. По началу действие выглядело торжественно, потом попривыкли и стало обыденностью. Далее после завтрака по расписанию следовала влажная приборка. В тазике с водой растворялась половинка хозяйственного мыла , взбивалась пена и раскидывалась по палубе каюты. Потом эту пену собирали тряпками и протирали чистой ветошью. Так три раза в день. По субботам объявлялась генеральная приборка, тогда все углы и рундуки проливались кипятком, чтобы избавиться или уменьшить количество тараканов. Тараканы это отдельная песня! Я столько и такого разнообразия до сих пор не видел. Откуда они и чем живут совершенно не понятно, вроде и чисто и борьба с ними регулярная, но как только выключается свет – начинается пришествие. Маленькие, большие, рыжие, чёрные, усатые. Самые храбрые и днём отваживались вылезать. И ещё крысы. Эта живность заводится ещё на стапеле, при постройки корабля и живёт с ним до конца. Не скажу, что уж очень донимали, но пару раз ночью они задевали меня по лицу своим хвостом, пробегая по трубопроводам над моей койкой, благо я спал на третьем ярусе. Говорили, что за отстрел десяти особей можно было получить краткосрочный отпуск с корабля, но я в это не очень верю. Хотя и видел засады на крыс охотников из молодых матросов (карасей) с воздушным ружьём. Наверно старались для годков.
После приборки шло проворачивание механизмов. На всех флотах, на всех кораблях и катерах ВМФ проворачивали, прокручивали, смазывали и чистили всё, что можно провернуть и смазать. На этом стояла и стоит боеготовность флота.
Далее учёба , тревоги, построения, обед, адмиральский час – любимое время, и опять тревоги, приборки и т.д.
По началу мы тоже бегали по боевому расписанию на верхнюю палубу к зенитным артавтоматам, но холод, арктический день без солнца да и пустота вокруг зачехлённых зениток быстро отучила нас от этого безумства. В корме корабля есть надстройка с выходом вентиляционного воздуха из машинного помещения корабля на верхнюю палубу, мощные вентиляторы гнали наверх тёплый воздух, обогревая полярную ночь Североморска. Это место на корабле называлось «Ташкент». Все непричастные к учебным тревогам (то есть мы, курсанты) набивались кучей в этом помещении, прижимаясь к решёткам вентиляции и к друг к другу ожидая окончания этого действия и возможности спуститься в теплые кубрики. Всё было хорошо, пока нас там не обнаружил дежурный офицер и не прогнал обратно наверх к зениткам. Так как эти зенитки были законсервированы до военных действий и стояли зачехлённые всё мирное время, нас там никто не ждал и мы стали искать другие способы откосить от учебных тревог, а тревоги шли одна за другой весь день – корабль и экипаж сдавали проверяющим «задачу К-1», т.е. умение сопротивляться пожарам, пробоинам, химической войне, налётам вражеской авиации и ещё бог знает чему. Это была не наша война – мы всем мешали и путались под ногами, так что отсутствие каких-то курсантов никто не замечал.
Как-то вечером в кубрике я от нечего делать рисовал на клочке бумаги наш корабль, получалось неплохо, к карандашному наброску добавил ретушь чернилами, благо нашелся пенал с чернилами и старинное перо. Класс. Мимо проходил один из старослужащих боцманов.
– Опа, а ты что рисовать умеешь?-
– Ну да- скромно отвечаю.
–Слушай, у меня есть к тебе дело, скоро дембель, а мой альбом ещё не разрисован. Поможешь?-
–Да не вопрос, только в удовольствие-
–Тогда делаем так – идём в шхеру (морской сленг – закрытое помещение неизвестное другим обитателям), я тебя там оставляю наедине с моим альбомом, даю чай, белый хлеб, сгущенку и оставляю до обеда. На сигналы тревог не обращай внимание. Готов?-
–Всегда готов- отвечаю. Могу прямо сейчас.
Так я познакомился с потайными для непосвящённых, помещениями корабля. Мне досталась тентовая, там хранился всякий инвентарь, брезенты, тенты и всякая мелочёвка.
Расположился, начал рисовать. Увлёкся. Время прошло быстро, через пару дней отдал оформленный альбом заказчику. Он похвастался другим годкам и поехало…Образовалась очередь желающих. Тушёнкой и сгущёнкой, которой расплачивались за рисование, мог торговать, но как то в голову тогда это не приходило и мы всем кубриком поглощали всё это богатство вечерами под чай. Завелись друзья и среди коков, появились в рационе и тортики. Красота, служба шла своим чередом. Приближался Новый год. Я всё это описываю, чтобы показать какими оболтусами мы были, какое расслабленное состояние и пофигительное отношение к службе мы имели.
Раннее утро 16 декабря 1983 года, 04:30. Блин..война какая-то! Резко зазвучали колокола громкого боя – тревога! Старпом по общекорабельной связи объявил пожарную тревогу. Наши коллеги – матросы срочной службы, с которыми мы делили кубрик соскочили с коек и взяв одежду, на ходу одеваясь побежали по местам расписания пожарной тревоги. Обычно по тревогам так и делалось, главное прибыть на место, доложить в боевую рубку и потом можно одеться. Захлопали водонепроницаемые и противопожарные двери (броняшки). Помещение наполнилось звуками команд из динамиков, шелестом разворачивающихся шлангов, докладов. Выключилась вентиляция.
Мы, курсанты, до которых никому не было дела, расслабленно, не торопясь слезли с коек, оделись и хотели расползтись как обычно по шхерам, но не тут то было. Все двери оказались заблокированы. Хочу добавить, что по боевой тревоге, все помещения корабля, где существуют водонепроницаемые переборки, наглухо закрываются и экипаж борется с водой или пожаром самостоятельно – такие правила уменьшают или предотвращают возможность распространения воды или пожара по судну.
Нас 10 человек, растерянно переглянувшись, расселись по рундукам. Что-то начали соображать. Тревога то не учебная!
Помещение кубрика начало заполняться белым дымом, палуба под нами как то потеплела, хотя там под палубой находились места хранения ящиков с чёрными сухарями и буханками чёрного хлеба в спиртовой пропитке, запечатанные в целлофан. Волнение передалось всем. Дым шёл откуда то снизу, что делать – неизвестно. Звуки, команды, крики, стуки борьбы с пожаром разносились со всех сторон, только мы не участвовали в этом. Пришлось лечь, прослойка воздуха под дымом около метра над палубой позволяла кое-как дышать. Лежали, ждали, нервно хихикали. Подшучивали друг над другом. Самое сложное в этой ситуации ждать, понимая, что от тебя ничего не зависит.
Через полчаса дым постепенно начал исчезать. Открыли двери. Включили вентиляцию. Корабль наполнился привычными звуками, только запах гари оставался ещё довольно долго. Выдохнули.
Начали выяснять, что случилось. А было вот что:
Матрос срочной службы (фамилию история не сохранила) только что вернулся из 10 дневного отпуска домой и естественно, как отдохнувший на Родине, был тут же поставлен на «собачью» вахту на верхнюю палубу. В его обязанность входило наблюдение и инспекция на главной палубе корабля в ночное время. В 04:15 он начал обход судна, проходя мимо башни главного орудийного калибра заметил дымок, исходящий из броняшки входа в башню. Пошёл доложить вахтенному офицеру. Тот молодец, долго думать не стал, сыграл пожарную тревогу, чем спас много жизней. Оказалось, что матросы, обслуживающие орудийную башню, затащили внутрь брезент, чтобы просушить его. Не учли только, что мокрый брезент имеет свойство при соприкосновении с источником тепла самовозгораться. Он и самовозгорелся, в самое неудобное время – ночью. Огонь пошёл вниз по элеватору подачи снарядов в пороховой погреб. Там тоже есть чему гореть. Пока разобрались начала гореть краска на стенках перед помещением хранения снарядов. Включили орошения помещения – затушили. Если бы не получилось, вторым этапом было бы затопление погреба. Слава богу, нас хранил ангел. Наш боцманский кубрик находился прямо над пороховым погребом и ежели бы это всё бахнуло нас бы даже не искали.
В 05:30 утра старший помощник командира корабля построил на юте весь экипаж и очень красочно, с применением непередаваемых местных идиом расписал, что бы от нас осталось, в случае взрыва. Тут же поблагодарил вахтенного и наградил отпуском домой на 10 суток, куда тот этим же утром опять и отправился.
Этот случай прогремел по всем флотам, мне о нём рассказывали друзья, которые служили на Балтике.
С тех пор, 16 декабря, мы каждый год поздравляем друг друга со вторым Днём рождения.
Но служба продолжалась. Предстояло отбомбить ещё месяц на корабле. Всё моё время днём занимало рисование. Мои коллеги – курсанты научились у боцманов плести мочалки и тоже, чтобы скоротать время, в шхерах занимались рукоделием. Потом меняли их на сгущёнку или хлеб у коков или складировали у себя, чтобы изумить родных дома.
Приняли присягу. Скоро Новый год. Объявлен конкурс на лучшую стенгазету. Ну тут уж привлекли меня официально, главный боцман дал «добро», меня освободили от службы, выдали инструмент для рисования, лист ватмана и усадили в центре кубрика за работу. Учебные тревоги в это же время не прекращались и помню, как-то раз при химической тревоге в кубрик ввалились проверяющие в химкостюмах и в противогазах и офигели, увидев меня, в одной тельняшке, спокойно рисующим за столом, в то время как все должны были изображать борьбу с заражением. Звание проверяющего не знаю, так как он тоже был в химкомплекте но кто то ему сзади через плечо объяснил, что это курсант, противогаза для него нет и что-то ещё там наплели. Тот матюгнулся так, что из-под противогаза слышно было, развернулся и ушёл в недра корабля проверять дальше.
В такой вот неспокойной обстановке продолжал мужественно наносить на ватман образы коллег – военных моряков . Развернулся капитально. Ребята достали фотографии главного и старшего боцманов, приложили свои. Главного боцмана изобразил толстым Нептуном, державшим в руках трезубец, с бородой и в тельняшке и вокруг него резвящихся чертей. Чертями были его подчинённые матросы, хвостатые, с копытами и в рваных тельниках с развевающимися гюйсами на плечах. Мичмана изобразил русалкой, отгоняющей чертей от жирного тела Нептуна мочалкой. Приписал какие-то стишки, поздравления, лозунги – получилось красочно и весело. Особенно был доволен главный боцман. Газетка, кстати, заняла первое место на конкурсе. Хвастаюсь с гордостью. Мог ведь!
На радостях мой боцман написал на имя командира корабля рапорт и меня, и ещё четверых счастливчиков из других подразделений в виде поощерения досрочно, до Нового года, отправили домой. До отъезда, правда, мы отработали «дембельский аккорд» – вычистили от старого лака здоровенный, деревянный парадный трап с помощью стеклянных осколков битой бутылки. Лучшего инструмента предоставить не смогли, да и никто не собирался. Армия! Нет ВМФ, Северный флот!
Навсегда в сердце с Уважением к экипажу и кораблю!
Списанный на металлолом в двухтысячных, крейсер был продан Китайцам. При буксировке в шторм в Норвежском море порвался буксирный трос. Корабль вынесло ветром и волной на камни побережья Норвегии, где он и упокоился на долгих пятнадцать лет.
Мороженого много не бывает
Таллинн, стоим в порту в ожидании погрузки. Трюма открыты, власти ушли, солнечный полдник. Лёгкий ветерок, тепло. Стоим с боцманом и вахтенным матросом у трапа. Обсуждаем, как быстро добраться из порта в город, выпить пивка, купить местных вкусняшек.
Мимо проходит молодая женщина, в руках картонка с мороженым на литр, на ходу умудряется откусывать от брикета.
Боцман игриво – Девушка, мороженым не угостите?-
–Не угощу- бросает на ходу.
–Идите вон там сами возьмите- показывает на конец причала.
– Там контейнер с мороженым перевернулся, сейчас трактор приедет сгребать всё в мусор. Поспешите!-
Отправляю боцмана на разведку. Минут через двадцать бежит назад, в руках коробки.
–Давай быстро мешки- кричит вахтенному.
– Там тонн пять валяется на земле, трактор уже подъезжает с мусорным контейнером! –
Отправляю за добычей вахтенного матроса в помощь, сам встаю на вахту у трапа.
Возвращаются нагруженные мешками с коробками. Чего там только не было! Мороженое в упаковках от 200 грамм до коробок в 5 кг! Всякие, цветные, фруктовые, шоколадные, разноцветные – на любой вкус. Жаль морозильников на судне мало. От жадности парни хватали коробки побольше размером, не подумали, что опорожнять их придётся полностью, чтобы не растаяло. Раскидали по каютам к тем, у кого стояли холодильники с морозильными камерами. Это были девяностые годы, в Швеции на свалках мы не брезговали набирать всякую бытовую технику. Что то работало, что то сами чинили и потом отправляли с оказией по домам. Соответственно у многих в каютах стоял свой собственный холодильник.
Пошло веселье. Мороженое тает – его надо есть. Весь экипаж в обязательном порядке, после приема пищи, на десерт ел мороженое, на чай то же самое. Поднимался на вахту в рубку и там нас с вахтенным матросом ждала коробка литра на три с разноцветным мороженым и с воткнутыми в него двумя столовыми ложками. Это вошло в обязанность матросов при сдаче вахты.
Через неделю этот десерт перестал пользоваться спросом, наелись, морды воротят. Ещё и холодильник сломался. Без раздумий и сожалений остатки выбросили в мусор.
Через неделю начали вспоминать, как хорошо было бы ещё ложечку…
Самые хитрые оставили НЗ в своих личных холодильниках и понемногу выдавали на посиделках после вахты. Дольше всех мороженое продержалось у старшего механика. Это было уже как вишенка на торте – настоящий десерт на какое-нибудь торжество.
Да уж…с тех пор терпеть не могу импортного мороженого. Особенно клубничного, почему-то, его было больше всего и на вахту нам доставалось именно оно, приторно сладкое, розовое, липкое. Тьфу,… а мама меня учила доедать всё до конца.
Мои девочки
Ой как вышло название! Аж в зубах скрипит! Но тем не менее..
За более чем сорокалетний опыт работы на разных типов судов, я заметил, что каждый пароход имеет не только свою душу, но и свой норов. А так как Англичане считают корабль женским родом, то и я могу каждое своё судно, на котором приходилось бывать и работать, сравнить с женским образом и характером.
Свою плавательскую практику вспоминать не буду, так как это был мой первый , еще не до конца осознанный опыт работы и общения с пароходами. Кстати, для меня, да и для других старых моряков слово пароход наиболее привычно. Сейчас пароходов нет, суда называют теплоходами, так как там стоят дизельные двигатели, но как то название «пароход» звучит мягче и домашнее – и уж не обессудьте, буду использовать его.
Так вот… Первый мой пароход после окончания училища был буксир «Пётр Пахтусов». Кстати изначально он(она?) был пароходом, потом ему поставили дизеля и изменили ему (или ей) ориентацию. Образ похожий на бодрую старушку, нагнувшуюся и быстро бегущую по улице с котомками на автобус. Низенький, длинный для этого типа судов, но крепкий и быстрый.
Дальше буксир «Владивосток». Финская тётка, полная, неторопливая, задумчивая, чуть туповатая. но добрая и тёплая.
Эти буксиры были переданы Финляндией в счёт репараций, отличал их от других судов клёпанный корпус, отличная отделка кают с большим количеством красного дерева и разных бронзовых вещичек типа обоймы иллюминатора или держателя графина на переборке каюты. Графин, кстати тоже был произведением искусства – чистый хрусталь. Душевный корабль и экипаж. Со многими ребятами мы до сих пор дружим. Работая на этом пароходе я познакомился с будущей женой, так что воспоминание от работы на нём остаются тёплыми.
На следующую навигацию меня перевели на работу на ледокол «Нева». Предназначался этот речной ледокол с малой осадкой для проводки судов во льдах в весенне-осенний ледовый период на Онежском озере и на Беломорско-Балтийском канале. Говорили, что его стальной корпус был сварен из броневой стали танка Т-34. Поэтому мне он(она) напоминал(а) женщину в гимнастёрке, перетянутую крест-накрест кожаной портупеей. Низкий серый корпус овальной формы, деревянная маленькая холодная рубка, огромный аварийный руль за рубкой, пар от отопительного котла на морозном воздухе, треск горячей воды в отопительных батареях каюты, иллюминаторы на подволоке (потолке) каюты, забранные решёткой – воспоминания о работе. Как-нибудь я вернусь к описанию работы на нём. Было интересно и познавательно. Этот ледокол, после списания в утиль долго стоял у причала в «Полярном Одиссее», из него хотели сделать музей, но что то не срослось. Жаль.
В 1986 году мне предложили перейти на новый для меня тип судов – Волго-Дон. Тут и перспективы в служебном росте были получше, да и район плавания более интересный – вся Западная часть России. Через пару месяцев я стал старшим помощником капитана – должность больше хозяйственная. Старпома издревле на флоте называли «драконом». Кроме навигации это жизнь экипажа, хозяйство, дисциплина на судне – обязанность старпома. А сами пароходы мне нравились, большие, сильные, легко управляемые. Москва, Ленинград, р.Нева, Свирь, Волго-Балтийский канал, Волга, Ока, Кама, Волго-Донской канал, Волгоград, Астрахань, Ростов-на-Дону, Ярославль, Рыбинск, Кострома, Саратов – где только не бывал! Всего и не упомнишь. Мой старший сын с возраста восьми месяцев и моей молодой женой частенько путешествовали со мной. На этих судах я дорос до капитана, считаю, что работа на судне этого типа дала мне опыт, позволяющий в будущем быстро осваивать любые типы пароходов и не боятся никаких манёвров.
Если говорить про женский образ – он (она) мне напоминает большую, толстую тётку с котомками, не спеша ползущую с базара домой.
В 1996 году, с перестройкой, новое руководство пароходства решило, что перевозки по внутренним водным путям не приносят прибыли и надо все суда перевести на круглогодичную работу в море. Так-как эти суда предназначались для работы по рекам и внутренним озёрам потребовалось их переделать. Под эту лавочку попал и мой «Волго-Дон 5090». Его отправили в Германию на верфь в город Эмден, где его уменьшили на 33 метра, выписали морские документы и отправили с богом в новом качестве зарабатывать деньги новым коммерсантам.
Мне же пришлось заново учиться в ПРУ, получать новый диплом штурмана дальнего плавания и начинать карьеру заново.
Не буду описывать всю линейку судов, которую пришлось пройти, чтобы вновь подняться по служебной лестнице от третьего штурмана до капитана морского судна. Настал тот день, когда меня вызвали в отдел кадров к руководству и предложили взять под командование бывшее учебное судно «Василий Калашников». До этого момента я уже довольно долго работал старпомом на судах типа «Волга», ждал повышения. Обычно опытного старпома никто не хочет отпускать из своей команды. Помог случай.
Судно стояло на рейде Чёрная речка на р. Нева перед Санкт-Петербургом. Туда никак не могли найти капитана. Бывшее учебное судно ранее предназначалось для прохождения учебных практик курсантов морских и речных училищ. Ныне, в перестройку, коммерсанты посчитали, что совсем не выгодно катать курсантов и надо теплоход использовать для перевозки грузов. Владелец в то время была администрация Ленинградского Института Водного Транспорта (ЛИВТ). Ректор института посчитал, что судно можно пустить на коммерческие рейсы Роттердам – Санкт-Петербург возить подержанные машины, заодно продавая билеты в каюты корабля будущим покупателям, благо кают было достаточно как и желающих скататься купить себе машину. Правда с командирами не везло. Один из них собрав деньги за билеты, сбежал со всей наличностью, другой не правильно подал документы и судно надолго задержали в порту. До всей кучи проблем судно шло с ремонта. Ну как с ремонта – сделали самое необходимое, лишь бы выдали документы на право плавания, а дальше экипаж должен был сам доделывать.
Все, кому предлагали это чудо, категорически отказались. Вспомнили обо мне. Мне деваться некуда – надо принимать пароход. Другого случая могло не представиться.
Прибыл, ужаснулся состоянием корабля, принял командование – начал работу. Не буду рассказывать обо всём, что приключилось на этом корабле, скажу только, что он (она) напоминала мне сиротку или бедную родственницу, вечно обделённую вниманием, в поношенном платьице, ждущего своего часа или богатого мужа.Скажу сразу, не дождалась. Через пару месяцев «Василий Калашников» был поставлен к причалу Балтийского завода, где потихоньку мучительно скончался.
Следующим «моим» пароходом стала «Сандра-1», в девичестве «Ладога-14», прекрасный теплоход финской постройки. Самые тёплые и уютные ощущения. Несмотря на возраст, напоминает мне молодую, светлоокую девчёнку, лёгкую на подъём, быстроногую и весёлую. В лёгком белом платье с распущенными волосами, смело бегущую по волнам. Я был влюблён в этот корабль. Подобрался экипаж, на который можно положиться. Кстати, я этот экипаж старался перетащить за собой на новые пароходы в новые компании. Привели в порядок судно и несмотря на некоторые возникающие технические проблемы, с удовольствием проработал на ней три года капитаном. Рейсы тоже были под стать молодой девушке: Италия, Греция, Турция, Алжир, Франция – вся Средиземка! Какая девушка не хочет покрасоваться на фоне Апеннин? А виды Мессинского пролива между Италией и Сицилией! Фон острова Стромболи с постоянно текущей к подошве острова раскалённой лавой, особенно красивый в ночное время! Греческий остров Лесбос с маленькой рыбацкой деревней, в которой по необычайному случаю, пришлось выгружаться прямо на городскую набережную. Я тогда сидел в местной кофейне напротив и пил красное вино, наблюдая за выгрузкой моей прекрасной девушки.
Закончился и этот период, похожий на медовый месяц. Мне неожиданно предложили новый теплоход о котором я рассказывал выше – «Святой Князь Владимир». Повторятся не буду, тяжело он(она) мне дался. Какие женские образы от неё? Трудно сказать, наверно это капризная дама без возраста, холодная, смотрящая на всех с высока, в модной иностранной одёжке, получившая ПМЖ в Западную страну, но никак не избавившуюся от вредных привычек. Ну и всё о ней! Забыли.
Дальше пошёл период работы в иностранных компаниях. Мы все стремились вырваться на вольные хлеба из загребущих рук наших новых бизнесменов, которые нещадно эксплуатировали пароходы и экипажи, мало давая взамен. Подтянул Английский и после долгих поисков и некоторой протекции получил под командование теплоход Норвежской компании под названием «Wani Will». Не знаю, что это значит, но на ней я учился работать на новом для себя судне, приобретая знания и опыт общения с иностранными судовладельцами, операторами и суперинтендантами. Судно было очень старое (1978 г.р.), но вполне бодрое и адекватное, как Норвежская старушка в самом расцвете не в модном, но чистом и ухоженном костюме своей молодости. Далеко на пенсии, но ещё огого! Кстати, через пару лет её действительно не стало. Списали в металлолом.
После отработанного контракта я, понимая, что это не предел мечтаний, продолжил поиски лучшей доли. Моряки, кстати, наиболее свободны в своём выборе. Абсолютное большинство никогда не держаться за что то одно. Где наиболее выгодное предложение, туда и направляем наши знания и опыт. Сначала мы работаем на репутацию, потом репутация начинает работать на нас. Правда всегда есть опасность эту репутацию неосторожно потерять и тогда поиск работы превращается в нервный процесс.
Связался с менеджером компании «Северный путь» в Калининграде и очень удачно попал. Там срочно потребовался капитан на теплоход «Jomi», тоже Норвежского судовладельца под Багамским флагом.
Это судно мне понравилось. Экипаж семь человек, хорошая надёжная машина, прекрасная мореходность. Капитан, которого я менял, оказался моим знакомым и даже однокашником, учились в ПРУ в параллельных ротах.
Надёжная баба, без изысков и каких то супер требований. Даже когда сломалось подруливающее устройство, мы продолжали с ней сотрудничать без соплей и капризов. Боевая подруга! Многому меня научила.
И вот подошёл к последнему своему кораблю. Это самый, самый любимый мной пароход.
«Fri Sea»
Стремительный корпус, отличная мореходность, надёжная машина, скорость! Я влюбился с первого контракта. Надо было немного приложить руки, чтобы привести судно в порядок. Подтянул своих людей в экипаж, настроил работу. Судно преобразилось. Никогда, ничего плохого о ней не скажу. Три года, пока я работал на этом судне, она отвечала мне взаимностью. Не подвела ни разу. Как у всех людей были и свои болезни, были и капризы, но я всегда знал, что всё пройдёт, подлечим, успокоим и всё наладится. Даже сейчас, по прошествии восьми лет, я узнаю через своих коллег, как чувствует моя красавица, где она, что с ней, кто присматривает, как лечится в доках. Расстраиваюсь, когда болеет своими морскими болезнями. Вот вспомнил и потеплело на душе. Больше уже и не увижусь. Долгих лет тебе жизни!
Рецепт приготовления печени трески
1.Для начала надо найти нужное судно. Как? Через отдел кадров круинговой компании. И это не обязательно должен быть рыбацкий бот, даже предпочтительнее не рыбацкий. У штурманов есть шутка или правило, как посмотреть – бойся дурака, рыбака и военного моряка. Ну дурака понятно почему, а остальные категории очень уж не предсказуемые, для них в правилах плавания есть свои послабления, которыми они активно пользуются. Лучше быть подальше от них. Судно должно иметь район плавания и рейсы по крайней мере в Англию, Францию или Норвегию.
2.Подобрать капитана методом опроса экипажа. Капитан должен обязательно быть с рыбацкой душой, или старшего механика-рыбака, у которого есть влияние на командира. Это нужно для того, чтобы капитан, в нарушение правил и норм капиталистического труда, остановился на пару часов для рыбалки.
3.Дождаться рейса в Северное или Норвежское море. Раньше можно было остановится на рыбалку в двух местах в Балтийском море, но сейчас там сделали районы в которые нельзя заходить, находящиеся под бдительным присмотром диспетчерских служб, которые начинают нервничать, увидев, что судно остановилось без причины. В Северном море есть отличная рыбная банка, в просторечии называемая «Копейка». На карте она обозначена кружочком, очень похожим на монетку в одну копейку. Эту банку знают многие моряки, она находится достаточно далеко от берега, чтобы ее могли отследить диспетчера или береговая охрана. Глубины там порядка 15-28 метров, что очень способствует рыбалке, да и рыбы там немерено, надо только попасть на неё в хорошую, желательно безветренную погоду. Перепад глубин тоже имеет значение, рыба ловится на склоне и очень важно начинать ловить с глубины наверх банки, тогда улов гарантирован. Ветер, да, это проблема. Почему то рыба плохо ловится при всех восточных направлениях ветра, это тоже надо учитывать.
Второе уловистое место для нас есть на севере Норвегии, в районе острова Фрейа, и достаточно далеко от берега, чтобы не привлекать внимания. Правда и глубины там солидные, до 80 метров! Здесь самая серьёзная рыба и самая увлекательная рыбалка. Ловим треску, зубатку, пикшу. Отдельные экземпляры попадаются до 24 кг! Тащишь такую на борт – как бревно из глубины. Рыба появляется на поверхности с выпученными глазами и не особо сопротивляющаяся, всё таки перепад давления даёт знать. Тут нужен сачок или багор, чтобы вытащить рыбу и перевалить её через фальшборт. Нет ничего азартнее этого процесса.