Темнота могла быть разной, он стал различать ее оттенки, во время мучительно долгого окружающего безмолвия, она могла сгущаться, стать то жидко – серой, то рыхлой и вялой, как сумрачный снег и очень редко непроницаемой, словно вулканическое стекло. Иногда наступал рассвет, неяркий, тревожный, с переходом от темно-коричневого до темно-красного и приходил откуда-то снизу, а уходил вверх. Приходил, куда реже, и сумрачный свет, во время рассвета открывалась нечетная щель, от края до края, и лился мутный поток неясных теней, темных и светлых полос, затем все исчезало. Сначала ему казалось, что он падает и все кружится вокруг него, затем стоит на месте, а окружающий мир поднимается вверх. И еще были слова, странные, непонятные, чужие:
…как следствие нарушения работы дофаминовой нейротрансмиттерной системы головного мозга…
…нарушается цикл трикарбоновых кислот, окисление глюкозы, снижается содержание в клетках мозга АТФ…
…Ишби-Эрра царь Исина жертвует богине Гула плененных амореев…
… Это моя шизофрения и мне решать, чем бредить…
… Абракадабра сплошная…
У него не было тела, не было головы, ничего не было. Просто сознание. Новые необычные ощущения, свобода от боли, от тесного мешка желаний и непомерных фантазий. Свобода! Он был свободным! Абсолютно! Он был везде и нигде, как бестелесный дух. "Святой дух",– добавил он и захихикал. Как это приятно! Он захотел похлопать в ладоши и пуститься вприпрыжку галопом, как новорожденный жеребенок… нет, он не животное… как ребенок. Да! Счастливый новорожденный ребенок! Он родился заново, совершенным, чистым, незамутненным пережитками и предрассудками. Обновленная версия, с устраненными багами, новыми функциями и прочими полезными изменениями. Постепенно у него стало проявляться тело, легкое, полупрозрачное, словно он обитатель подводного мира, он даже оглянулся, ожидая увидеть некое подобие хвоста, но кроме пары ног, у него ничего не отросло. Забавно было смотреть через свою руку на другую руку, потому что больше смотреть не на что. Понемногу стали появляться необычные световые эффекты. Мельчайшие блестки вспыхивали и медленно таяли, создавая иллюзию морозного тумана. Он проводил рукой, и туман оживал огоньками и искрами. Созданное завихрение света продолжало жить своей жизнью, извиваясь и заворачиваясь петлями, и тихо расплываясь. Далеко вверху или внизу, он еще путался в пространстве, стали видны бледные вспышки. Что-то не торопясь пролетало мимо него, оставляя за собой световой след из отдельных огоньков. Вот еще, и еще. Вскоре световыми нитями было пронизано все пространство. Он и сам начал светиться, а из кончиков пальцев слетали звездочки мягкого неяркого света. Взмах руки, снова и снова и теперь, размашистые следы огоньков были рождены им и отличались по цвету от других. Его огоньки плавно улетали вверх. Совсем рядом проплыл клубок, оставляющий светло-пепельные шарики. Он присмотрелся в пушистый клубок, это был кот. Обычный серый кот, свернувшийся калачиком. Может не совсем обычный, скорее подобие кота, светящийся образ. Он помнил, что настоящее животное другое, оно теплое и его можно погладить. Рядом пролетела неясный контур собаки, а вон, кажется, олень и еще какая-то непонятная животина. Радость узнавания сменилась недоумением. Свинья, мышь, слон, антилопа. Что это? Потоки становились плотнее и были похожи на обильный снегопад. Обильные осадки в виде бегемотов и жирафов. Неправильно это. Он что, в осадок выпадает? Будет создавать осадочные породы миллионы лет? Чтобы потом его откопали, разрезали, отшлифовали и украсили фасад здания? Это его… самого…так … он же помнил… должен помнить… Кто он? Он посмотрел на шлейф света, вытекающий из его рук. Красиво. Махнул рукой, искорки разлетелись в разные стороны. Он теряет их. Ему нельзя терять свой свет, это важно, это часть его. Огоньки не слушались и продолжали ускользать. Он взмахнул руками, пытаясь остановиться, но только закружился вокруг себя, фейерверком разбрызгивая вспышки. Нужно успокоиться. Он представил себя на берегу утренней реки, еще до рассвета, шлейф тумана и спокойно свинцовая гладь воды. Забрасывает удочку и ждет. Поплавок запрыгал, пуская круги и замер. Тишина. Ага, вот и поклевка, еще одна и поплавок резко уходит под воду. Он подсекает. Есть! Рыбка на крючке. Крупный огонек вернулся к нему, лежит на руке и мерцает. Он прикрывает его другой рукой и слегка нажимает. Небольшое упругое сопротивление и все исчезло. Его рыбалка была удачной, улов был неплохим. Можно было обходиться и без удочки, а просто представлять длинную соломинку. Один вдох и очередной огонек возвращается на свое место. Наконец, в ближайшем пространстве не осталось его бледно-кремовых блесток, и он решительно поплыл вверх. Махать руками, как выяснилось, было лишним. Он был будто сноубордист, скользящий по склону горы. Чуть отклоняясь, он выбирал направление и скорость, наслаждаясь иллюзией полета. Он даже мог представить упругий ветер в лицо и солнечные очки. Световые цепочки уменьшались, исчезали, и он, скользя между редкими огоньками, оставлял после себя шлейф света, будто снежную пыль. В конце концов, и эти последние огоньки растаяли. Вокруг снова была безрадостная серость. Три вопроса встали перед ним во всей красе. Кто? Зачем? Откуда? Он не помнит кто он, зачем он здесь и откуда пришел. Вопросы были шершавые на ощупь и значительные по размеру, такие на кривой козе не объедешь. Надо сесть и обдумать хорошенько. Он сел на высокий стул за стойку бара и похлопал ладонью по гладкому полированному столу. Старый седой негр по-отечески улыбнулся и налил стакан молока. Мыслей у него не было, думать было нечего. Должен быть выход. Он оглянулся и увидел дверь с надписью "Выход". Ему туда и он вышел без раздумий. Его встретил песчаный морской пляж, ласковое бирюзовое море и пальмы. Пальмы были кривые, с них падала хвоя и шишки, песок был в кочках и почему-то проваливался под ногами, море казалось нарисованным. Он развернулся и побежал босиком по теплым досочкам на мягкую траву. Она была такой приятной, что он упал и еще перевернулся. Пушистая кошка толкнула его головой и провела хостом по лицу. Раздался далекий голос: «Сынок, иди в дом, пора обедать!"
Он лежал на спине, смотрел на облака и улыбался. Наступило бездумное апатичное забытье. Сколько времени прошло, он не знал, здесь не было привычного времени, ни суточного, ни сезонного, серый постоянный сумрак. Возникла мысль, но как будто не его собственная: "…Сегодня среда…". Что это дает? Ничего. Он очнулся и поглядел вокруг. Та же картина, написанная бездарным художником, предпочитающего из всех красок цвет бетона. Он обречен, скитаться здесь, совершенно один, без памяти. Никто его не ищет и никому он не нужен. Вокруг потемнело, помрачнело. А бывает здесь дождь? Над ним зависла тяжелая туча, и начался дождь. Моросящий, осенний, бесконечный дождь. Он шел по лужам и хлюпал носом. Дорога из грустного ниоткуда в тоскливое никуда. Кроме шлепков ног о мокрое ничего не было, не слышно ни звука. Хотя нет, какие-то звуки появились. Он пошел в сторону звука, который с каждой минутой становился громче и громче. Многотонное пыхтение и сипение, ритмичный стук тяжелого неподъемного механизма. Вибрация проходила через ноги, была в воздухе, заполняла все пространство. Звуки стали объемными, распадались и расслоились на более сложные. Это была симфония для скрипучего механизма с оркестром. Новые ритмы множились и распадались на отдельные группы. Перед ним стояли огромные кованые ворота, он взял за черное кольцо и потянул на себя. Створка нехотя, с жалобным скрипом отворилась. Звуки усилились и заставляли дрожать все его существо. Огромный железный организм предстал перед ним во всей своей красе, он жил своей непонятной механической жизнью. Крутились колеса и шестерни, скрипела натянутая цепь, что-то ухало и стонало. Было абсолютно непонятно, что это и для чего все работает. Вскоре он стал замечать закономерности и определенные циклы в жизни стального монстра. Вывод был абсурден и не имел никакого смысла. Вся работа сводилась к перетаскиванию огромной кучи песка на верхний лоток, откуда она распределялась по мелким ведеркам, доставляющие песок на наклонные желоба и далее в большие емкости, при переполнении которые переворачивались и восстанавливали кучу песка на нижнем уровне. Что это? Песочные часы неизвестной конструкции? Чей безумный мозг сотворил такое? Он, совершенно обессиленный, вышел вон и побрел неведомо куда. Звуки постепенно стихали, только визгливый скрип долго еще преследовал его. Кто он,… что он такого сделал,… за что его так наказали,… он не мог все забыть, откуда-то он знал старого негра, стойку бара и кошка его признала за своего. Сколько ему лет? … Ммм, он не помнит, но скорее поменьше, чем побольше. Пол? Мальчик, это точно. Объяснить трудно, но есть уверенность. Откуда он? С юга, но вспомнил не настоящее море и откинул это предположение. Город… городок… поселение… хутор… село… деревня… Может деревня? Ему там понравилось. Там коты водятся под деревянным крыльцом с перилами и вкусные запахи. Выходит мальчик с деревни. Он обрадовался, это лучше, чем совсем ничего. Окружающий серый тон сменился более теплым и светлым светом. Он взмахнул рукой и взлетел. Брызнул дождик, летний, освежающий, обнадеживающий. Ему надо в деревню! Сейчас же, быстрее!
Деревню он не нашел, но зато обнаружил след. Едва заметный, местами исчезающий, вьющийся дымок от трубки курильщика, странный шлейф мелкозернистого тумана. Он шел по следу и мог уверенно сказать, где курильщик останавливался, а где мчался прыжками. Ему на ум пришло сравнение с охотничьей собакой, что вынюхивает дичь. Он видел запах или что-то иное и ему нравилось новое качество. Он летел над шлейфом и, если был рядом, мог ощущать его мысленно, словно проверял рукой натянутый канат через переправу. Вскоре след закончился возле вкопанного бревна с закрепленным на нем толстым красным тросом. Он походил вокруг столба, крепкого с виду, хотя и полупрозрачного. Трос уходил куда-то далеко в туман и вызывал неясные раздумья. Что на том конце? Он подошел к концу троса и взглянул на него, трос оказался пустотелым. Вглядываясь в темное красноватое нутро и незаметно для себя, он очутился в небольшом тоннеле. Тут же поднялся сквозняк, и его сухим осенним листком втянуло в темноту. На этом конце троса все было по-другому. Этот мир был наполнен или даже переполнен любопытными вещами. Во-первых, светом, живым, ярким. Во-вторых, цветом и не просто цветом, а предметами. Разноцветными, яркими вещами. Он вытащил тонкую белую ниточку и прикрепил к концу троса, чтобы не потеряться. Нить тянулась за ним, он проверял это несколько раз, и совершенно не мешала. Вдалеке восходило сияние, и он направился в ту сторону. Вскоре открылся чудесный вид непонятного, странного сооружения. Больше всего, это походило на скопление мыльных пузырей, но каждый пузырь светился своим оттенком и на ощупь был приятно упругим. Он посильнее нажал на красный большой пузырь и эффект его ошеломил. Пузырь сменил оттенок на угрожающий темно-красный, внутри него побежали огни, и стала заметной сетчатая структура пузыря. Неожиданно пузырь заколыхался, как желе и из него выскочили глянцевые ярко-красные шарики. И еще шарики, целая новая россыпь. Свет от окружающих пузырей потускнел и посерел, словно они затаились. Он подобрал красивый блестящий шарик и понял, что он проголодался, так аппетитно выглядел "колобок". На вкус шарик был слегка острым, но вполне съедобен и он подобрал все шарики, какие были поблизости. Чувствовал он себя отлично, даже слегка раздулся и увеличился в размерах. Захотелось пошалить, и он с размаху упал на красный пузырь. Открылся целый фонтан ярких шариков, но из всех пузырей теперь светился, а вернее пульсировал, увеличившийся до огромных размеров кроваво-красный пузырь. Ему наскучило, и по белой нитке он вернулся к началу путешествия, а затем и в свою привычную серость. Теперь он знал, что искать и вскоре обнаружил новые следы, приведшие к красным трассам. Их оказалось неожиданно много, и каждый вел в свой мир. Он побывал почти во всех и при большой разнице в формах, размерах и цвете, все они неуловимо были схожими, как камни на морском пляже. Одинаковых миров нет, но общее происхождение угадывалось. Чаще всего ярко горел красный пузырь, иногда голубой и совсем редко фиолетовый или темно-желтый. Все светящиеся пузыри выдавали в ответ на нажим маленькие вкусные шарики, но если фиолетовый был горьковатый, то голубой шарик отдавал сладким. Разница была в реакции на возбужденный красный пузырь. Иногда свет других пузырей не исчезал, а уходил внутрь и медленно затихал или пузыри начинали быстро перемигиваться, огоньки бегали по паутине прожилок, а вокруг летали красные шарики. Но однажды все сломалось. Он резвился на раздутом красном пузыре, будто на надувной батуте, весело ловя на лету блестящие шары, когда внезапно свет потух. Он очутился в полумраке, вдалеке разгоралось небольшое свечение, напоминающее отблеск пожара. Веселье ушло, и он решил, что не стоило так безудержно забавляться, можно и сломать интересную игрушку. Он побрел к точке соединения с его скучным миром, там он прилег и долго бездумно лежал, пялясь в никуда. Неожиданно подул прохладный сквозняк и возник звенящий, вибрирующий звук. Он присел и огляделся. Гудел натянутый, словно струна, красный трос, из него же веяло, теперь уже холодным, ветром. Стало тревожно, чувство опасности звенело колокольчиком предупреждения, а края троса покрылись ледяными кристаллами. Он подлетел к трубе, и ему пришлось преодолевать яростное сопротивление завывающего ветра. Борясь изо всех сил, он с огромным трудом протиснулся по трубе к себе домой и тут же упал, совершенно выбитый из сил. Вовремя он это сделал, так как трос чудом держался в натянутом состоянии и через мгновение, с пронзительным свистом, сорвался с крепления и исчез. Разом упала тишина. Оглушенный и испуганный, он смотрел на место, где был трос и представлял, что было бы, если бы он не вернулся. Его серый мир может и скучный, но это его мир. Неосторожно он поступил, не понимая последствий. Безобразно поступил. Он дал себе слово обдумывать свои поступки, прежде чем что-либо ломать или заниматься ненужным делом, и попробовать разобраться в окружающем мире.
Марина составляла конспект по анатомии за домашним столом, освещенным настольной лампой. Родители с бабушкой спали, сестра закрылась в своей комнате, наверное, общалась с друзьями в интернете. Из открытого окна тянуло легкой свежестью, на подоконнике лежала кошка Мурлыка и лениво, вполглаза, следила за Мариной. Официально она была Муркой, но так ее звала только бабушка, остальные кто Мур-мур, кто Мурзилкой или вот, как Марина, Мурлыкой. Девушка прекрасно знала, чего ждет домашний питомец. Однажды ночью она имела неосторожность налить сливки Мурлыке, настроение было такое и с тех пор каждый вечер кошка, как на работу, приходила к ней в комнату и ждала. Иногда запрыгивала к ней на стол, разваливаясь на тетрадях, но чаще всего выбирала подоконник. Там было свежо, уличные запахи проникали в квартиру, был виден двор с деревьями и отличный обзор на письменный стол, за которым и сидела девушка. Иногда Мурлыка коротко спрашивала ее: "Не пора ли поужинать, дорогая?" И у них обычно происходила следующая беседа:
– Нет.
– А может пора?
– Нет.
– А может?
– Нет.
– А…
– Ну ладно.
И они шли на кухню, искать в холодильнике что-нибудь вкусное, находили и возвращались, вполне довольные собой.
Сегодня они уже посещали заветное место, и перед Мариной стояла ее любимая кружка с чаем. Работа над конспектом шла быстро, и она надеялась закончить его через пару дней. Вдруг что-то изменилось. Она подняла голову, взглянула на кошку, та спокойно лежала, закрыв глаза. Значит не в квартире и не рядом, иначе Мурлыка бы уже открыла глаза и развернулась в сторону звука. Девушка замечала за собой такое и раньше, некое предчувствие события. Когда бабушка, в прошлом году, поскользнулась во время гололедицы и сломала ногу, Марина, буквально места себе не находила. Металась по квартире и, не выдержав напряжения, помчалась в сторону магазина. Там, по дороге и нашла, плачущую от боли, бабулю. А однажды потерялась Мурлыка, как-то получилось так, что входная дверь не была закрыта и любопытная кошка решила прогуляться по лестничной площадке, а заодно проверить лестницу. Когда хватились, ее и след простыл. Марина сильно переживала, бегала искать по двору, и не по одному разу, расспрашивала людей, расклеила объявления, но бесполезно, кошка пропала. А через несколько дней, вечером, Марина сидела на диване с книжкой и почувствовала нечто зовущее. Она, не говоря никому ни слова, обулась и спустилась на первый этаж и уверенно позвонила в левую дверь, там жила пенсионерка Варвара Ильинична. Старушка долго возилась с цепочками, замками, наконец, дверь приоткрылась, и показался глаз Варвары, он просканировал площадку, лестницу и только потом сфокусировался на девушке:
– Чего тебе, родная?
– Моя кошка у вас.
– Какая кошка? Ты что, девочка, нету у меня никаких кошек.
– Ее зовут Мурка. Мурлыка.
– Да хоть Борька, иди-иди, девочка, отсюда по добру.
Пенсионерка уже собиралась захлопнуть дверь, но в глубине квартиры раздался громкий кошачий крик. Это ее Мурлыка, услышала, узнала хозяйку. Марина громко позвала кошку и та немедленно откликнулась еще громче и орала уже не переставая. Девушка возмущенно уставилась на старушку и расставила руки, уперев в бока.
– А это кто?!
Варвара Ильинична засуетилась, стала шмыгать носом, вытирать платочком края глаз.
– Ааа… это… я думала ничейная, приблудилась… на лестнице сидит,… замерзла, бедная… ну я и приютила ее, пригрела, между прочим, корм купила дорогой…
– Я же объявления везде повесила, у соседей спрашивала. А вы?!
– Да совсем она не похожая была, на той картинке, я думала, другая какая пропала. Забирай, милая, вишь как ластится, соскучилась по хозяйке. А что мне с кормом-то делать? Он дорогой!
– Сами съешьте, раз дорогой!
– Ууу, грубить-то зачем?
Марина, красная от гнева, вернулась с кошкой домой, порадовала всех родных находкой и поведала о коварной пенсионерке Варваре Ильиничне.
Сейчас было другое. Она прислушивалась к себе, пытаясь разобраться, но пока не могла понять причину. Неясно и немного тревожно, как неожиданный туман поздним вечером на дороге. Марина в ожидании, опустила ручку на стол, потрогала карандаш, стирательную резинку, точилку, это иногда помогало сосредоточиться. С закрытыми глазами и склоненной набок головой, словно она прислушивалась, она наткнулась пальцами на что-то, тронула, это был ее телефон. Открыла глаза, посмотрела на него и он громко зазвонил. От неожиданности Марина вздрогнула, никак не может привыкнуть к подобным эффектам. Наверное, то же самое испытывают рыбаки, когда в напряжении, в полной тишине, следят за поплавком, его вибрацией, дрожанием, кивками и наклонами, и все же когда.… Звонила Наташа, ее глупая напарница с работы, которая громким шепотом и дрожащим от возбуждения голосом поведала ей очень странную историю. Ее срочно вызвали на работу, была не ее смена, чтобы принять ночное дежурство. За это пообещали хорошую премию в конце месяца, только ей было непонятно, что значит хорошая премия и каков ее размер, а то в конце месяца и так сулили некоторое поощрение и не будет ли поощрение из-за этого меньшим. После нетерпеливого междометия Марины, Наташа вернулась к основной теме. На дежурстве была неопытная медсестра Светлана, которая была принята всего месяц назад и производила впечатление робкой, излишне впечатлительной девушки. Ни с кем не успела близко сойтись, в свободное время сидела с книжкой модного писателя. Однако Марина успела, заметила дорогие туфли, в которых девушка приходила на работу и, не менее дорогие украшения, под стать своей хозяйке, с виду скромные и непритязательные. Что точно случилось, никто не знает, но дежурный врач решил пройтись по палатам, может поговорить захотелось, а может сговорчивых девушек потискать, кто его, кобеля белобрысого, разберет. Так вот, не найдя медсестры на рабочем месте, он попробовал открыть сестринскую, но не смог. Кабинет оказался запертым изнутри, на стуки и его крики никто не откликался. Тогда врач спустился вниз, узнал в приемной, кто сегодня дежурит, вызвал охрану и они сначала попытались дозвониться, а потом и достучаться до Светы. Ничего не помогало, мысли приходили самые мрачные и неприятные, там хранились многие препараты, пусть не самые мощные, но в умелых руках и они бы сгодились. Спустя час, с разрешения зама главного, дверь была взломана, и как выяснилось, попасть в кабинет они не могут. На входе была сооружена баррикада из стульев, стола и шкафа. После разбора завала ошеломленными сотрудниками, которых Наташа, с искренним порывом, обозвала шокированными, на грани истерики, и довела их количество до средних размеров пожарной части. Марина слишком хорошо знала подруга и разделила услышанное число на пять, а также мысленно удалила сотрудников экстренных служб спасения. Девушку обнаружили в металлическом шкафчике с лекарствами, к тому же закрытом изнутри. Как она смогла там поместиться без посторонней помощи, совершенно загадочно и не может такого быть никогда. Марина, слушая возмущение крупной и полноватой Наташи, понимала ее волнение, представляя, как крепкие спасатели в форме пытаются запихать одну слишком болтливую медсестру в небольшой шкафчик. Вернувшись к событиям ночи, Наташа продолжила, что Светлана была без сознания. Ее аккуратно извлекли и поместили в свободную палату. Теперь, когда честные девушки, в свой законный выходной, пашут за нее и еще за кого-то, она в отдельной палате, между прочим, с телевизором и холодильником, отдыхает в тишине и покое. Марина, не скрываясь, усмехались над завистливой медсестрой, благо телефон позволял это делать незаметно, и прервала стенания и тяжелые воздыхания, вопросом о причине происшествия. Наташа охотно откликнулась и перечислила все версии, от очевидных до невероятных и что сама она склоняется к теории посещения дежурной медсестры таинственным ночным гостем, естественно, мужского пола и высокого роста. Далее, последовали вариации по поводу роста и внешности, но Марина, зная о безответной любви Наташи к высоким парням, не стала выслушивать до конца ее фантазии и поспешила закруглить затянувшийся разговор.
Итак. Если отбросить предположения о таинственных гостях и прочую мистику, то версия выглядела просто и страшно. Девушка была напугана до такой степени, что закрылась в кабинете, перетащила всю мебель к двери, залезла в маленький шкафчик, а после всего этого отключилась. Марина пыталась представить ту степень ужаса, заставившую ее потерять сознание, но ничего не выходило. Самый страшный момент она испытала в детстве, по дороге в школу. В безлюдной аллее, за ней увязался взрослый незнакомец. Дело происходило зимой, рано утром было темно, фонарь светил только в начале и конце аллеи, и как назло ни одного попутчика. Она, маленькая девочка, стараясь удержать свой страх и не сорваться на бег, постоянно оглядывалась и видела за собой темную фигуру. Человек не торопился на работу, размахивая руками или не прогуливался, подобно неспешному пенсионеру. Он шел за ней. Она чувствовала это и вот тогда, впервые, колючий страх пробежался по спине и сжал ледяными пальцами ее трепещущее сердце. Подойди тот незнакомец к ней и возьми за руку, у нее бы сил закричать не было, так сжалось горло, а еще по ногам побежала теплая струйка. Больше она не оглядывалась, приподняла плечи и опустила голову. Только слушала скрипучие чужие шаги по снежной дорожке. Она дошла до конца аллеи со светлым пятном фонаря, дошла до улицы с пешеходами и машинами, дошла до школы, но так и не оглянулась. Как прошел тот день в школе, она совсем не помнила, ни одной детали. Больше она по той дороге одна не ходила. Марина поежилась и передернула плечами от нехорошего воспоминания. В тот раз она могла бы забиться в любую маленькую норку, чтобы спрятаться. У нее не возникло вопроса о виновнике переполоха, и тут она почувствовала укол острого стыда. Самая умная девушка, хихикала про себя над чужими страхами, поглаживая камешек в кармане. Не ее собственный камень, между прочим, а взятый потихоньку, без спроса. Рано или поздно, что-то похожее должно было случиться, тем временем она считала себя укрывшейся в невидимом домике, под надежной защитой. И невольно подставила бедную девочку Светлану. Какая же она дура! Не понимая, с чем имела дело и, воображая, что справилась с неведомой опасностью. Надо с кем-нибудь поговорить, знающим, толковым и тощим профессионалом. Да. Завтра. Обязательно.