На реке ватажники пробыли неделю, выметывая в указанных ими местах сети и вытаскивая их полными осетра со стерлядью. Устроив чуть выше по реке свой стан, добытчики потрошили, солили и укладывали улов в бочки, набивая деревянными киянками в тугую крышки. Заготовили и бочонок икры, хороша зимой с кашей.
Когда работу закончили и пошли проститься с чудинами, Гарду передал Деяну малый туес, доверху наполненный жемчугом, – держи, как договаривались. Еще собирать?
– Собирайте, – рассматривая на солнце самую крупную, ответствовал Деян. – Цена та же самая. Ну а теперь до следующего лета, прощайте.
Назад плыли в хорошем настроении (поездка удалась), Годимир звонко затянул
Нашей песней, всех древнее,
Чашей полной Род восславим.
Родину, супругу Рода,
С грозною судьбой поздравим!
Под дружные удары весел его поддержали остальные.
Пусть земля сурова наша,
Ты одна у нас такая,
За тебя налита чаша,
Нет ни дна у ней, ни края!
заполнила речной простор удалая песня…
Минуло четыре года. Стояло лето. Коч Деяна, как обычно, готовился на промысел.
В трюм судна ватажники грузили охотничью справу – рогатины, остроги, топоры, луки с запасом каленых стрел на всякий случай, кули с сухарями и вяленое мясо с рыбой. К ним теплую одежу – лето там было много холоднее.
За прошлое время они еще дважды сплавали на Волхов, доставив туда грузы шкур и зуба морского зверя, соль и получаемый от чудинов речной жемчуг. Все выгодно продали Тишиле. Он, став посадником, дал изрядную цену. А еще Велибор познакомился на игрищах в ночь на Ивана Купала с купеческой дочкой Любавой на три года моложе. Прыгали вместе через костер, водили хороводы и приглянулись друг другу.
Купив на торжище груз высушенного пиленого дуба, и доставив в Мезень, братья заказали плотникам еще один коч, он теперь строился близ погоста. Стучали топоры, шуршали струги и скрипели пилы, дело подвигалось. Руководил всем Путята. Изрядно понимавший в этом деле, он оставался на берегу.
На этот раз, посоветовавшись с ватажниками и тестем, Деян решил пойти далеко на север, к Груманту*. Это был большой, частью покрытый льдом остров, в окружении малых, там морского зверя водилось больше, и он был крупнее.
Закончив погрузку, распрощались с семьями и друзьями, земно поклонившись им, взошли на судно. Два парня отдали чалки, налегли на весла, отчалили. Шли на них пока не задул ветер, по воде побежали пенные барашки, подняли парус. Вскоре берега залива раздались шире, а потом исчезли. Кругом без конца и края, синела вода.
Спустя четыре дня Студеное море кончилось, вошли в Ледовитое*, так звали мезенцы промеж собой. Оно было много больше, где кончалось, не знали.
Днем сверялись по солнцу, а ночью с главной звездой на небе – Маткой*, бывшей, хотя и малой, но отличной от других. Те всю ночь ходили, а она стояла на месте до самой утренней зари. Навстречу катили длинные пенные валы, но судно под парусом уверенно шло вперед, ведомое опытным кормчим. Порой встречались истаявшие ноздреватые льдины, тоже указывающие путь к северу.
На второй неделе плавания в легком серебристом мареве открылись первые острова Груманта, пошли к ним. На скалах орали птичьи базары, спускающиеся вниз долины, прорезанные ручьями, розовели мхами, бледно зеленел кустарник. А у подножий многих виднелись лежбища морского зверя – нерпы, тюленя и моржа. За последним и пришли мезенцы.
Эти величиной с быка гиганты вместе с гаремами и потомством предпочитали отдельные места. В море у них был только один враг – касатка, а на берегу белый медведь, так что ластоногие никого не боялись, но любили уединение. Старые и самые большие особи имели саблевидные клыки длиной в руку человека, длинные щетинистые усы и более светлую окраску. Молодые – темнее, с коричневатым отливом, а щенки с черным.
Миновав два мелких острова с небольшими лежбищами, подошли к третьему, крупнее, там звери лежали вплотную, пристали к мели на оконечности. С борта в воду плюхнул из камня якорь, на скальный береговой обломок двое завели канат.
– Помоги нам Перун! – взмахнул на восток кованой рогатиной Деян и спрыгнул за борт, следом остальные. У каждого тоже была в руках такая, позади за поясом топор.
В кожаных сапогах до пахов выбрели из воды, разошлись поперек, выставив вперед стальные жала, начали приближаться к стаду. Не обращая внимания на людей, оно мирно помукивало, нежась на солнце, тут и там раздавался храп, на спинах, многих сидели чайки.
Первым ударил в бок здоровенного моржа, лежавшего с краю, Деян. Рогатина с хряском вошла по крестовину, раздался громогласный рев, со скал сорвалась стая птиц, охота началась. Идя цепью, ватажники на выбор кололи зверя, рев стал сильнее, впереди заволновалась вся масса тел и, придя в движение, поползла к воде.
Но на суше звери были неуклюжи, преследователи не отставали. Рогатины в сильных руках точно били в цель, галька и песок покрылись кровью, в лужах которой оставались неподвижными или бились в конвульсиях самые крупные из зверей.
Когда спустя час все было кончено, на берегу лежали два десятка туш, остальное стадо, блестя головами, плыло в открытое море. У уреза воды, в розовой пене, колыхались задавленные во время бегства несколько щенков.
– Почитай взяли полный груз, – утерев шапкой со лба пот, окинул добычу взглядом Кий.
– Это да, – положил на окатанный валун рогатину, тяжело сопящий Ропша.
– Деян с Сваргом ходили по берегу, подсчитывая добычу, а Велибор присел на корточки перед заколотым им самцом. Он был меньше того, что убил отец, но для него первый, и отрока распирала радость.
– С почином тебя, – проскрипев галькой, подошел молодой ватажник Ярило, с которым дружили. – Не забоялся.
– Да вроде нет, – поднялся на ноги. В росте он почти догнал отца, раздался в плечах, на верхней губе золотился пушок.
С первого удара лишить зверя жизни у отрока не получилось, тот, щелкая зубами, ринулся на охотника и едва не переломал хвостом ноги. Пришлось, отскочив, нанести второй. Этот оказался смертельным – рогатина дошла до сердца.
– Ну что, ватажные? – сказал Деян, когда они со стариком вернулись, – давайте за работу.
С коча на берег перетаскали все нужное для нее, разбив стан, занялись свежеванием зверя. Орудуя ножами, снимали шкуры, вырезая раздельно пласты жира и мяса, которыми присаливая, набивали бочки. Морской зуб вырубали топорами. Когда солнце в небе померкло, и наступила белесая ночь, на берегу запылал жаркий костер из плавника. На нем поджарили свежей печени, выпили по берестянке горячего жира и, подкрепив силы, продолжили до утра.
А когда оно настало, и на горизонте возникла алая полоса, груженое судно отошло от берега. До его отплытия, посовещавшись, решили обойти еще несколько островов, присмотрев новые лежбища. Деян вновь стал у правила, команда вздела парус, и он наполнился свежим ветром.
Одни ватажники спали, другие наблюдали, в их числе Велибор. Его всегда тянуло к новым местам, отрок любил просторы, а в эти попал впервые. Нос коча резал зеленую волну, в снастях пел ветер, за кормой расходился пенный след.
За несколько часов, идя к северу, и озирая с борта куски суши, нашли еще два лежбища моржей, а потом слева открылся длинный, с ледником вверху, затянутый облаками остров. В средней части меж двух остроконечных скал, у которых вскипал прибой, внутрь узился залив, над которым вились стаи чаек.
– Там для них пожива,– приложил к глазам мозолистую ладонь Сварг.
– Похоже на то, – согласились Ропша с Ярилой, кормчий направил судно к заливу.
Когда подошли ближе он оказался шире, в облаке брызг скользнул внутрь.
Впереди расстилалась мелкая зыбь (волны сюда не добирались), за ней пена накатывала на низкий, длиной в версту, полого уходящий вверх берег, на котором лежали россыпи костей. То было кладбище моржей, которые мезенцам никогда не встречались. Шагах в тридцати справа, бакланы расклевывали тушу громадного самца, еще один, белый от старости, выползал на скалы.
Все смотрели на диковинное зрелище открыв рты, первым опомнился Деян.
– Спускай парус! – гаркнул на ватажников, те, выйдя из оцепенения, бросились к снастям, коч пристал к берегу.
– Заводи чалки! – последовала новая команда.
Велибор с Кием прыгнули за борт и, выбредя на сушу, закрепили ременные канаты за гранитные осколки, команда поспешила на берег.
Раздались возгласы восхищения, хотя мезенцы отличались сдержанностью, все поняли, что нашли богатство. Костяков моржей, целых и разрушенных временем громоздились тысячи, видно звери приплывали сюда умирать испокон века. Ватажники разбрелись меж них, удивляясь и обмениваясь впечатлениями.
– Ну, что будем делать? – подошел спустя короткое время Годимир к Деяну, мерявшему ладонью зубы на лобастом моржовом черепе, лежавшем отдельно от костей.
– По семь пядей будут, – разогнулся тот. – Никогда такого не встречал.
– Тут их на тьму грузов, алчно блеснул глазами младший брат.
– И что мыслишь?
– Опростать трюм от шкур с жиром, вместо них взять зуб.
С таким же мнением вернулась вся команда, нельзя терять небывалую удачу. Деян, чуть подумав, согласился. На берегу закипела работа. Освободив малую часть для стана, на нем установили палатку на жердях, сложив рядом топоры, полкуля сухарей и початую бочку солонины, разожгли костер. Сварг наполнил водой котел из бежавшего с ледника ручья и повесил на таган, остальные принялись разгружать судно.
Для начала вытащили на скальную площадку кипы шкур, бочки опорожнили в море, где на дармовой корм тут же набросились косяки рыб и слетелись чайки. Затем все кроме старика, оставшегося кашеварить, разбрелись по берегу, где стали топорами вырубать зубы у костяков моржей. Брали самые длинные, с желтизной, такие считались спелыми, за них давали самую высокую цену.
Взвалив по несколько штук на плечи, относили к стану, где укладывали рядом с палаткой, туго перевязывая сыромятными ремнями по четыре. Когда счет достиг нескольких десятков (кость с трудом подавались топорам), Сварг кликнул всех на обед, пришли распаренные и возбужденные. Стянув с плеч промысловые кафтаны ополоснули лица с руками в морской воде, усевшись вокруг котла, заработали ложками, заедая горячее варево хрусткими сухарями.
Поев, чуть отдохнули и снова принялись за работу, она спорилась. К вечеру наломали под сотню зуба, поужинали вяленой треской и завалились спать, одни на коче, другие в палатке. Ночью подул ветер, принеся с собой снег (такое в этих местах летом случалось часто), к утру растаял.
Спустя еще три дня ценного груза заготовили достаточно, а когда вечером собрались у горящего костра и точили лясы*, к нему подошел все еще бродивший среди костей Годимир, уселся рядом и оглядел всех, – непорядок.
– Какой такой непорядок? – уставился Деян на брата, на лицах других тоже проявился интерес.
– Очень уж богатые тут запасы, надолго хватит. Но можем не сберечь.
– Это еще почему? – раздались сразу несколько голосов.
– Вот мы их нашли, это могут и другие. К примеру, те же варяги.
– Это да, – кивнул бородой Сварг, – они тоже плавают на Грумант за китами.
– Островов тут не счесть, искать все одно, что иголку в стоге сена, – не согласился Кий, а остальные задумались. В словах Годимира был резон, нежданно привалившее счастье терять не хотелось.
– Ну и как быть? – снова спросил Деян брата – младший был умен и к нему прислушивались.
– А так, – подался тот вперед. – Задержаться еще, наломать зуба, сколько можем впрок и надежно спрятать. Место глухое, скал тут предостаточно.
– Точно, – зашумели ватажники, приходя к согласию.
Схорон назначили искать Молчуна, оправдывавшего имя и хорошего следопыта, а в помощь ему дали Велибора, самого молодого и легкого на ноги. Остальным продолжать работу.
Утром оба встали пораньше, прихватив на всякий случай рогатины, сунули за пазуху по сухарю, трубке свернутой бересты и пошли к окружавшим залив скалам. Вблизи они оказались в трещинах, малых и больших, с провалами и ущельями. Схорон нашли к полудню.
Это была с неприметным входом пещера рядом с осыпью, в двух полетах стрелы от лежбища. Молчун высек огня, подпалив бересту, вошли внутрь. Неверный свет высветил широкое пространство с уходящим вверх куполом.
– Да тут поместится целая ладья! – взглянул на спутника отрок, тот молча кивнул. Зажгли от первой вторую бересту, внимательно осмотрели. Пещера была сухая и прохладная, лучше не пожелаешь. Когда огонь стал догорать, вернулись к стану, где обо всем рассказали ватаге. Та тоже пожелала посмотреть, место понравилось.
Спустя еще неделю с полным грузом отборного зуба, коч вышел из залива. Позади осталось кладбище и тайная, набитая таким же пещера. Надежно укрытая осколками скал и камнями с осыпи.
Два дня погода благоприятствовала, а потом стала портиться. Навстречу задул сильный ветер, по нему поползли тучи, грянул шторм. Лавируя в тучах брызг и адском вое, судно с трудом шло вперед.
– Навались! – орал с кормы Деян, едва удерживая правило, ватажники, спустив парус, рвали на веслах спины, идя встреч волне. Нос коча, исчезая в ней, с трудом поднимался, судно валило с борта на борт, потрескивала обшивка. Затем у горизонта возник темный вал, стал, увеличиваясь в размерах приближаться, и всей массой воды обрушился на судно сверху.
Когда понесся дальше, мелькнуло черное днище, а потом исчезло. Словно его и не было.
Глава 3. Подарок Одина.
По спокойному морю от Груманта в сторону запада шли два драккара. Головной, звавшийся «Змеем», насчитывал восемнадцать румов*, на каждом сидели четыре варяга. Под ритмичный звон гонга размерено опускались и поднимались весла, позади расходился веером пенный след.
На длину полета стрелы, за первым шел второй драккар, меньший, на двенадцать румов, оба носили следы шторма. У первого в верхней части борта имелся пролом, на втором изнутри черпали воду.
Рядом с кормчим и двумя его помощниками, ворочавших рулем, на приподнятой кормовой надстройке стоял со скрещенными на груди руками ярл Вестейн. Это был стройный, лет сорока мужчина с длинными волосами, в кожаном кафтане, таких же штанах и с загнутыми носками сапогах. На запястьях ярла блестели серебряные браслеты, пояс с такой же отделкой оттягивал короткий меч.
Ярл со своими командами возвращалась с охоты на китов в водах Груманта, которая началась удачно. Команда загарпунила двух великанов, на которых завели канаты, и драккары потащили добычу назад. А спустя два дня их догнал пришедший с севера небывалой силы шторм, канаты пришлось обрубить и бороться с разбушевавшейся стихией.
Когда утихла, недосчитались двух варягов, их смыло за борт, суда получили повреждения, пришлось возвращаться.
Мысли Вестейна прервал крик впередсмотрящего на носу драккара, – он указывал рукой на что-то мелькавшее вдали среди мелкой зыби. Ярл пристально вгляделся и обернулся к кормчему, – Рагвальд, следуй туда.
Заскрипело правило, судно изменило курс, спустя сорок ударов в медный гонг, сблизились. В десятке альнах* от борта на воде покачивался обломок мачты, на котором обвисло тело.
– Поднять! – приказал ярл.
Один из гребцов на среднем руме завертел над головой абордажный крюк, тот свистнув, засел в мачте, подтянули. Еще двое свесились вниз, уцепив за одежду, выдернули тело на судно.
– Хороший будет раб,– ухмыльнулся варяг с бронзовым кольцом в ухе, когда после нескольких хлестких пощечин тот закашлялся. Ярл с Рагвальдом спустились с кормы, пройдя меж румов остановились перед лежавшим на настиле.
– Кто-нибудь, разотрите его, – приказал Вестейн.
Тот же варяг рванул на спасенном ворот рубахи, и все застыли. На выпуклой груди, слева, розовела отметина.
– Знак Тора…– прошелестело на ближайших румах и стихло.
Первым опомнился ярл. По его знаку двое ухватив неизвестно за ноги и подмышки, отнесли в тесное помещение под короткой носовой палубой и уложили на постель из шкур. Рагвальд, умевший врачевать, достал из замшевой, висевшей на переборке сумки небольшой сосуд, вынув пробку, налил в ладонь чуть маслянистой жидкости и стал втирать человеку в грудь.
Все это время ярл молча стоял рядом, вглядываясь в знакомые черты.
Год назад в набеге на саксов* он потерял сына, этот напоминал его, но был моложе.
– Похож на Рюрика, – словно читая мысли ярла, закончив, сказал кормчий.
Находившийся без сознания, между тем глубоко вздохнул, снова закашлялся и открыл глаза.
– Кто ты? – наклонился к нему ярл.
– Велибор,– шевельнулись запекшиеся губы.
Рагвальд напоил спасенного водой из меха, тот, ровно задышав, уснул. Оба вышли наружу и поднялись коротким трапом на нос, где Вестейн сказал впередсмотрящему – оставь нас, а потом долго молчал.
– Что ты на все это скажешь? – обернулся к кормчему.
– Думаю, Один послал тебе подарок со своим знаком.
– Но почему он похож на моего умершего сына?
– Этого я не знаю.
– Может по возвращению стоит съездить в священную рощу к Провидцу, пусть растолкует?
– Верное решение, – одобрил Рагвальд. – Его волшебные руны* не ошибаются.
Спустя неделю драккары входили в обширный залив, именовавшийся Варангер. Его окружали изрезанные фьордами хмурые скалы, на которых гнездились тысячи птиц, внизу с гулом катились пенные валы, разбиваясь о гранит.
Держась восточного берега, суда последовали дальше, а на заходе солнца вошли в узкий проход меж пустынным мысом и горой, за которым начинался Меск-фьорд, Вестейн являлся его владетелем. Когда то здесь поселился его дед Инвар с дружиной, ведущий свой род от Одина, отец – Гуннар, расширил владения, а внук, успешно воюя на море и суше, стал одним из влиятельных ярлов.
Вскоре впереди открылась широкая коса, на котором темнел горд*. Он был обнесен дубовым частоколом со рвом, и имел свайный причал, уходящий в воду. Рядом на подпорках стоял драккар, на причале в ярких одеждах толпа встречающих.
Коротко ударили гонги из бронзы. Весла сделали последний гребок и втянулись внутрь. Оба судна подав на берег канаты, привязались с двух сторон.
Первым на настил ступил ярл с Велибором, закутанным в плащ. За ними два личных охранника – берсерка* Калле и Мунк, богатыри на голову выше других, потом кормчие.
Впереди встречающих стояла жена Вестейна Астрид, с трехлетней дочкой на руках и управляющий, кряжистый старик, служивший еще у отца ярла.
– С возвращением хозяин, – чуть поклонился он.– Я вижу, охота была неудачной?
– Ты прав Фроуд, – ответил ярл.– Море отобрало у нас добычу, но Один послал подарок – положил руку на плечо юноши.
Астрид пристально вглядываясь в его лицо, внезапно побледнела и, прижав к себе дочь, убежала. Остальные (некоторые с возгласами удивления), расступились. Команды в это время тоже сошли на берег, послышались радостные приветствия и смех, с родными и близкими не видались месяц.
Вслед за своим ярлом и Фроудом с кормчими, толпа двинулась в горд. За его тяжелыми, распахнутыми воротами в центре стоял большой рубленый дом, с высокой, крытой соломой крышей, длинной в пятьдесят и шириной в двадцать шагов. Боковые стены – глухие, с запада и востока имелись два входа. По сторонам, ближе к частоколу стояли еще два десятка, меньше и ниже, меж них хозяйственные постройки с загонами, в самом конце длинный бревенчатый сарай для рабов – трэллов.
По случаю возвращения и необычного подарка, после захода солнца в главном доме Вестейн устроил обильный ужин. Внутреннее устройство жилища было традиционным: у одной из продольных стен помост, с двумя резными креслами, чуть ниже длинная скамья со столом для кормчих и почетных гостей, по периметру настилы для сна, застланные шкурами.
Перед ними длинные дубовые столы с лавками и ниже чисто выметенный глинобитный пол. На нем жарко пылали два обложенных камнем очага с уходящим в продухи меж стеной и крышей, синеватым дымом. Стены дома и опорные столбы были увешаны топорами с копьями, щитами, луками, мечами и рогатинами. В восточном углу имелось отдельное помещение для семьи ярла, с ведшей наверх короткой лестницей.
Когда приглашенные собрались и уселись на отведенные каждому места (это были только мужчины), на помост поднялись ярл с женой в праздничных одеждах. Приняв от виночерпия оправленный золотом кубок, Вестейн, обведя всех взглядом, произнес тост за счастливое возвращение и подарок Одина.
– Скьоль! – дружно грянуло под крышей, викинги подняли свои, все выпили. За первым тостом последовал второй – кормчий Шварн провозгласил тост за ярла с женой, веселье разгоралось. В разных концах возникли разговоры и смех, трэллы едва успевали таскать на столы блюда с жареным мясом, окороками и копченой рыбой, всяческие другие закуски, бочонки с хмельным медом и ячменным пивом.
Не веселились только двое – жена ярла Астрид, изредка пригубливавшая свой кубок и Велибор, сидевший чуть ниже с Фроудом и тремя кормчими. Он был в новой одежде выданной управителем и хмуро смотрел в зал. Память рисовала гибель близких, все что окружало, напоминало дурной сон.
Затем по желанию пирующих скальд из команды «Ворона» Фрей подыгрывая на лире, спел песню, которую сложил когда возвращались домой. В ней говорилось об удачной охоте и добыче, которую отняло море, а еще чудесном подарке, что послал Один. К полуночи веселье стихло, одни спали за столами, другие на настилах, под которыми собаки рыча, грызли кости.
На утренней заре из узких западных ворот горда, выехала группа всадников. Впереди, на высоком черном жеребце, в броне и при оружии следовал ярл, за ним на мохнатых и коренастых Фроуд с Велибором, позади десять викингов с копьями при двух вьючных лошадях. Путь их лежал к югу, в священную рощу.
Она находилась в двух конных переходах, туда каждый год на стыке осени и зимы, из ближних и дальних фьордов и усадьб съезжались викинги с бондами. Приносили жертвы Одину, а взамен просили удач в походах и хорошего урожая.
Сразу за гордом, волнилась с небольшими озерами тундра, где паслось оленье стадо, охраняемое трэлами и собаками. При приближении кавалькады пастухи низко согнули спины, псы, оскалясь, зарычали. Миновав их, поскакали дальше. Под копытами пружинил ягель, розовели мхи с россыпями ягод, из ползучего кустарника порой вылетали куропатки.
Через час пересекли неглубокую реку, начали встречаться перелески, в полдень устроили привал. Рядом с вросшим в землю валуном, у которого побулькивал родник, викинги задали лошадям овса, затем все подкрепились копченым мясом, а когда кони отдохнули, двинулись дальше.
К вечеру владения Вестейна закончились, начинались земли свободных людей. Таких у варягов именовали бондами, они занимались хлебопашеством, охотой и разводили скот. Местность меж тем менялась, начинались хвойные леса. На опушке первого, в лучах закатного солнца, темнела обнесенная частоколом усадьба. Здесь жил ближайший сосед ярла по имени Агвид со своим родом.
При приближении отряда вооруженных всадников, наверху ограды появились несколько человек с луками, один из которых громко прокричал,– кто вы?
Ярл Вестейн! – подскакал к ней оруженосец Свейн. – Открывай!
Стоявшие наверху исчезли, через короткое время ворота усадьбы со скрипом отворились, всадники въехали внутрь.
На утрамбованной площадке за ними стоял Агвид, крепкий низкорослый человек средних лет, по бокам на голову выше три его сына, позади домочадцы, слуги и рабы.
– Рад тебя видеть, Вестейн, – протянул руку спешившемуся ярлу (пожали друг другу запястья).
– И я рад, Агвид, еду по делам, хочу остановиться у тебя на ночь.
Бонд молча кивнул, слуги приняли у викингов лошадей и увели в конюшню, гости проследовали дом. Он был такой же, как у ярла, но поменьше. Вскоре мужчины сидели за длинным столом у пылающего в центре очага, угощаясь жареным бараном, ячменными лепешками и домашним пивом.
По какому делу и куда следует ярл с отрядом, Агвид не спрашивал, у варягов это было не принято, если надо скажет сам. Вестейн же рвал зубами мясо, запивая пивом и помалкивал, немногословными были и его спутники. Когда ужин завершился, ярла определили на лучшее место в доме, поближе к очагу, всех остальных вместе с Велибором проводили в конюшню спать на свежем сене, покрытом овечьими шкурами.
Улегшись, викинги тут же захрапели, к юноше сон не шел. Он поглядывал на вороного жеребца ярла в стойле, прикидывая, можно ли сбежать. Когда въезжали в усадьбу, увидел в одном месте ограды два вынутых бревна, не иначе сопрели и их собирались менять.
– Даже не думай, – тихо сказал, лежащий по соседству Фроуд. – Догоним и вернем.
Скрипнув зубами, Велибор отвернулся, поворочавшись, уснул.
Утро выдалось ненастное, с неба моросил дождь, похлебали горячей овсянки с коровьим маслом, запив кислым молоком, попрощались с хозяевами и тронулись в путь. Теперь он пролегал по едва видной лесной тропе, меж деревьев клубился туман, где-то тоскливо ухал филин.
К полудню морось прекратилась, туман рассеялся, в небе проглянуло солнце. На соснах прыгали рыжие белки, впереди пробежал олень. Местность же менялась все больше, впереди открывались широкие долины, вверху гряды гор, хвойные деревья сменился лиственными, тропа почти исчезла.
Наконец впереди открылось место, куда ехали – ниже скалистого серпантина, уступами теряющегося вдали, зеленел массив раскидистых дубов в несколько охватов. Таких Велибор не видел никогда, ни на Ильмене, ни в Мезени. Выехав на опушку, ступили под высокие, с густой листвой своды, едва пропускающие дневной свет, копыта лошадей мягко ступали по мху и прошлогодним листьям, вокруг стояла мертвая тишина.
Потом за деревьями открылась большая поляна с вкопанными по краям столбами, на которых скалились лошадиные и человечьи черепа. В центре пустоглазо пялился в длину копья идол, грубо высеченный из камня, перед ним чернела базальтовая плита.
Ярл, за ним другие, суеверно коснулись амулетов на груди, Велибор нахмурился. Подобное капище* имелось и у его родичей, но без человеческих останков.
Неожиданно меж деревьев что-то замелькало, и на поляну выскочил серебристый волк. Громадный и с желтыми глазами (викинги едва удержали вздыбившихся коней). Встав напротив, сморщив нос, рыкнул и, развернувшись, неспешно потрусил обратно.
– За ним, – поднял руку ярл, тронулись иноходью следом. У Велибора прошел мороз по коже, «оборотень» мелькнуло в голове.
Вскоре волк вывел всадников на лесную прогалину, в конце которой стояло дерево-великан. С неохватным стволом, уходящей высоко вверх кроной, и у самой земли дуплом. Туда, не пригибаясь, могли въехать два всадника.
Мелькнув тенью, зверь исчез в проходе, Вестейн за ним, остальные спешились. Фроуд извлек из переметной сумы своей лошади, укутанный в кусок парчи сверток, передав ярлу. Тот, взяв в руки, приказал Велибору следовать за собой.
Оба вошли в темный зев, за ним открылось мерцающее, уходящее вверх пространство, освещенное двумя торчащими из древесных стен факелами. В его дальнем конце, на помосте покрытом лосиной шкурой, сидел с костяным посохом в руке старец, рядом опустил на мощные лапы голову белый волк.
У старца были длинные седые волосы на голове и такая же борода, на морщинистом лице с орлиным носом, выцветшие глаза. Одет был в мантию из белого песца с серебряной фибулой на груди, в ушах кольца. Таким Провидец был всегда, неизменным его видели многие поколения варягов.
– Прошлой осенью Вестейн тебя не было здесь, – раздался негромкий голос.
– Совершенно верно, мудрейший – чуть поклонился тот. – Я ходил в поход на саксов, откуда привез для тебя подарок. Вслед за этим развернул парчу и извлек оттуда золотую чашу, инкрустированную драгоценными камнями.
– Это взял в их капище, именуемом храмом (поставил у ног старца на помост).
– А само капище?
– Сжег во славу Одина.
– Достойно, – чуть качнул головой жрец. – Что привело тебя ко мне?
– В том походе я потерял сына Рюрика, а когда недавно возвращался с Груманта, подобрал после шторма в море юношу. У него на груди знак Тора.
– Этого? – уставил жрец посох на Велибора.
– Да.
– Хочу видеть.
Ярл подвел того ближе и раздернул на груди кафтан с рубахой.
– И чего ты хочешь? – после долгого молчания вопросил старец.
– Пусть твои руны скажут, что все это значит.
Тот снова помолчал, а потом тронул рукой голову волка, – Фенрир, принеси.
Все это время наблюдавший за гостями зверь исчез в темноте за спиной Провидца, а затем вернулся с замшевой сумкой в зубах. Опустил рядом с хозяином и снова улегся рядом.
Тот отложил посох в сторону взял в руки и что-то пробормотал. Раздернув шнурок, потряс, запустив внутрь пальцы, извлек на свет три окатанных морем плоских осколка янтаря, с вырезанным на каждом знаком. Бросил перед собой и впился в них взглядом. В той же последовательности повторил трижды и надолго задумался. Вверху из мрака скользнула летучая мышь, бесшумно исчезнув в пятне входа. Ярл с Вестейном застыли в напряжении.
– Эти три говорят, что юноша дар Одина, – прервав молчание, показал на руны пальцем жрец. – Следующие – он заменит тебя сына. А последние – станет владетелем многих земель.
– Каких? – подался вперед ярл.
– Не знаю,– бесцветно ответил Провидец.– Об этом они молчат.
– Вернувшись, я могу объявить дар сыном?
– Да, можешь. А на осеннюю встречу доставь мне молодого трэлла, он будет принесен в жертву.
Слышавший все это Велибор оцепенел, поскольку как ярл и все люди того времени верил в гадания. Быть сыном ярла он не желал, но того хотели высшие силы.
– А теперь идите, я устал, – опустил голову старец.
Поклонившись, оба попятились и вышли на дневной свет. Там Вестейн приказал викингам снять вьюки с заводных коней и отнести к Провидцу. В них были съестные припасы. Далее, усевшись в седла, отряд направился назад. Следовавший позади Фенрир проводил его до границы рощи.
С этого дня у Велибора началась новая жизнь. По возвращению в горд ярл приказал выстроить перед главным домом облаченную в доспехи дружину и всех других жителей, огласив найденного в море своим сыном Рюриком.
– Об этом рассказали священные руны Провидца! – обвел всех взглядом. – Ему будете повиноваться как мне!
После этих слов в воздухе повисла тишина, а потом ее разорвали удары рукоятей мечей по щитам и приветственные крики. Столь знаменательное событие отметили небывалым пиром, шедшим весь день. Ярл не поскупился на франкское вино, мед с пивом и всевозможные закуски.
Фрей, звеня арфой, снова исполнил несколько древних саг, десяток викингов встав в круг меж очагами, исполнили боевой танец, а затем за столами грянула песня
Стремительный удар меча,
укол стрелы, блеск топора, -
и мир исчез в твоих глазах,
и моря нет, и нет друзей,
и ты один.
Но ты один на краткий миг,
Валгаллы луч бежит к тебе.
Дорога дивная небес,
она тверда, она верна,
как меч, как викинга рука.
По ней летит могучий конь,