Валерий Ивашковец
Осенний полонез. Сборник рассказов. Лирика, драма, ирония, юмор
В тот день Федька задержался: проходил собеседование и инструктаж на новой работе – официантом в ресторане ночного клуба. Мать возилась на кухне, а отец отдыхал в своей спальне. Бодро поприветствовав родителей, каждого в отдельности, задержался в ванной. Из радио, висевшего в прихожей, доносились звуки модной песенки и рассказ о ходе… предвыборной компании. “Хоть бы что путёвое крутанули! – мысленно отметил Федька, намыливая руки. – Опять какие-то выборы!”
Мать Палёного была тихой, безропотной женщиной, привыкшей во всём полагаться на мужа. Они и работали вместе: когда-то в банно-прачечном комбинате, а теперь в фирме со слегка переиначенным названием известной сказки Михалкова “Мой без дыр”. Он слесарем, она оператором стиральных машин. Звали в эту фирму и сына, но он отказался, сославшись на несовместимость своего организма с бытовыми химикатами.
Мать кормила сына ужином и слушала рассказ о его очередном трудоустройстве, кивая головой в знак согласия. Почему-то именно матери, глядя в её добрые, усталые глаза, Федька мог говорить складно, долго и убедительно. Он даже ловил себя на мысли, что есть у него всё-таки разговорный талант. Вот только бы с другими так…
После ужина довольный тем, что появился шанс слезть с родительских плеч, Федька вошёл в зал и привычно включил телевизор. Пробегаясь кнопками по каналам остановился на передаче, которая вначале показалась как “ток шоу”: слева и справа от разукрашенной ведущей сидели разной комплекции, но, в целом, солидные мужчины, а перед ними то аплодировала, то посвистывала беспокойная аудитория.
Палёный, естественно, задержался на этом канале и стал вслушиваться. Довольно быстро сообразил, что это обычные предвыборные дебаты, и собрался листать каналы дальше, но остановила фраза:
– …к сожалению, для некоторых наших политических оппонентов выборы – это способ заработать огромные деньги на торговле местами в будущем парламенте, – вытирая миниатюрным платочком вспотевшую лысину, басисто говорил тучный мужчина, сидящий слева. – Такой бизнес-подход к важной государственной кампании портит имидж страны, подрывает доверие народа к власти.
– Ну, это надо ещё доказать! – горячо прервал тучного тот, что похудее и сидящий справа. – Вы, “синие”, не гнушаетесь, кстати, платить людям деньги за участие в своих предвыборных акциях! Что не только не законно, но и аморально!
В аудитории засвистели, кто-то стал выкрикивать лозунги типа: “Долой “бордовых”, даёшь “синих”!” и громко хлопать, а Федька даже опешил. “Во дают! А как складно чешут! Надо подумать…” В голове у парня провернулась неожиданная мысль, и он не стал переключать канал…
За окном капало с сосулек, поддувал влажный ветер и наглым образом врывался в открытую форточку. Федька глубоко вдыхал весеннюю свежесть и морщил лоб, пристально вглядываясь в экран.
Шёл мелкий снег, но было так тепло, что на землю падали уже не снежинки, а капельки воды. Лёгкая, прозрачная дымка мягкими хлопьями укрывала посеревший от мокроты город. Перед зданием областного совета шумела и волновалась под зонтиками и без них группа людей с транспарантами. Впереди всех выделялся мужичок с надвинутой на глаза американской бейсболкой и с рупором в руках. Периодически он поднимал вверх левую, свободную, руку и заучено выкрикивал лозунги, которые с рёвом и гамом повторяла толпа. Федька стоял в первом ряду с плакатом, на котором на белом фоне было начертано чёрной краской: “Долой министров-коррупционеров!” Настроение у парня было приподнятое, и он с явным удовольствием старательно кричал со всеми. Благостное состояние Палёного объяснялось несколькими причинами. Во-первых, нагрудный карман приятно согревала денежная купюра с круглой (для него, конечно) цифрой. Во-вторых, здесь было гораздо веселее, чем в ресторане. И в-третьих, самое главное: чем-то эта предвыборная тусовка напоминала разговорное шоу! Во всяком случае, уже за первый час стояния, Федька наговорился столько, сколько и за месяц работы в кафе не получалось. Даже охрип маленько.
Когда акция закончилась, свернули плакаты, сложили их в подъехавший микроавтобус и быстро разошлись. Палёный с улыбкой ребёнка, откушавшего долгожданного мороженого, направился домой, где собирался обрадовать мать, да и отца, заработанным. Однако, на углу площади его остановил молодой человек в безупречно деловой одежде. Из-под воротника модного плаща выглядывала белоснежная рубашка с чёрным галстуком, а на голове красовалась шляпа из очень дорогого материала.
Деловой подошёл вплотную к Федьке, наклонился к уху и зашептал:
– Подработать не желаешь? – и добавил громче. – Работа не пыльная, не требующая особых навыков и тем более образования.
Федька на секунду замялся:
– А по времени?
– Да, прям сейчас и всего на пару часов!
– И за сколько?
– Стольник…
– Замётано!
Вскоре Палёный опять стоял на той же площади в первых рядах, но уже другой взволнованной толпы – более многочисленной, чем предыдущая, – с плакатом “Поддержим “синих” и наше родное правительство! Оппозиционеров на свалку истории!” Настроение у парня совсем окрасилось в радужный цвет. Цифры полученных денежных знаков легко складывались и грели душу простотой приобретения.
На этой акции рупор был мощнее и кричали громче, поэтому Федька натурально охрип, но крепился и от остальных старался не отставать. Окончание митинга прошло, как и в предыдущем случае, только микроавтобусов было двое. С улыбкой первоклассника, которому наконец-то поставили пятёрку по чистописанию, натужно откашливаясь, Палёный отправился домой.
В этот раз шёл и оглядывался: вдруг опять деньжата подвалят! И не ошибся! Когда собирался свернуть в проулок, чтобы сократить дорогу, его остановили две женщины предпенсионного возраста средней упитанности. Сладко улыбаясь подкрашенными глазами и губами, они приветливо спросили:
– Молодой человек! Можно к Вам обратиться как к мужчине?
– М-можно… – с натугой прохрипел Федька и почему-то покраснел откашливаясь.
Женщины проворно окружили парня, взяли его под руки, отвели внутрь двора и по очереди затараторили:
– Как Вас зовут, солнышко?
= Ф-Федька…
– А нас Мила и Люся!
Далее та, которая представилась Люсей, стала уверенно и изобретательно крыть все политические силы, участвовавшие в настоящих выборах. В конце она сказала:
– Надеюсь, Вы согласны с нашими выводами?
Федька в ответ что-то прохрипел и мотнул головой сверху вниз. После чего в дело вступила Мила. Она приобняла парня, наклонилась к его уху и заговорщицки прошептала:
– Подработать хочешь?…
Заметно потемнело от набежавшей чёрной тучи, и площадь перед зданием облсовета помрачнела. Снег сменился на моросящий дождь-ситничек. Федька стоял с непокрытой головой, время от времени тряс ею, стряхивая мокроту с лица, так как руки были заняты плакатом с воззванием: “Долой власть настоящую и прошлую! Голосуйте за Новую силу!”
Хотя толпа представителей Новой силы была реденькая, но кричали так громко, что пробегавший мимо бродячий пёс сначала гавкнул пару раз, а потом поджал хвост, заскулил и опрометью кинулся вон, в ближайшую подворотню!
Палёный уже не хрипел, а только открывал рот. Настроение почему-то упало: то ли от надоедливого дождя, то ли чувства голода, то ли от того, что сумма денежных знаков увеличилась не на много…
Домой вернулся к вечеру. Родители заканчивали ужин, когда Федька заглянул на кухню. Отец глянул на промокшего, уставшего сына вопросительно, а мать тревожно спросила:
– Что-то с работой не получилось? Сегодня же твоя смена…
Федька криво усмехнулся, тряхнул мокрой головой и прохрипел:
– Подробности расскажу позже, а пока…
Он полез во внутренний карман пиджака и протянул матери аккуратно свёрнутые купюры. Лицо женщины просветлело, а отец с сомнением засопел:
– Надолго ли устроился?…
Федька пожал плечами, а про себя подумал, что на этих митингах можно не только заработать, но и приблизиться к своей мечте. Осталось восстановить голос и дождаться телевизионщиков. “Кто-то на этих выборах загребает миллионы, но и мы не лыком шиты! – думал Федька, засыпая в тёплой постели после умеренно сытной еды. – Не только отхватим свой кусок хлеба, но и на телевидение пробьёмся. А там – слава, поклонницы, поездки по стране…” Сладкие мысли плавно перешли в сон, в котором Федькина мечта воплотилась самым причудливым образом: с микрофоном, украшенным изумрудами, он вёл прямую передачу с гарема, сидя голым в бассейне с неповторимыми восточными красавицами. За спинами девушек висел огромный, во всю стену плакат: “Долой синих, бордовых и жёлтых! Вся власть Голой женской силе!” Красотки обнимали Палёного, ласкали и сладко шептали: “Подработать не хочешь?…”
На следующий день, на удивление посвежевший (может после чудного сна!), Федька продолжил свой трудовой марафон на дистанции предвыборных баталий. Трудился допоздна, так как успел ещё на один митинг. Хрипота вскоре прошла. Правда, голос огрубел, но стал зычным. Через неделю Палёный уже хорошо ориентировался в политических раскладах, в плане графика митингов и суммы оплаты за участие в них. Естественно, были такие, что не платили. Но они Федьку не интересовали.
Работал с подъёмом, потому как поднакопил деньжат и уже пообщался с телевидением: не только попал в кадр, но и успел интервью дать, а, главное, познакомился с симпатичным корреспондентом Ниной, девушкой с короткой причёской в синих облегающих джинсах. Федькины доводы о демократичности проводимых выборов были такими “вескими”, что Нина после интервью хохотала до слёз и сама пожелала продолжить знакомство: такого идейного простака она ещё не встречала!
В следующий раз Нина вместе с оператором сама подошла к Федьке (он как всегда был в первом ряду митингующих) и с загадочной улыбкой стала задавать наводящие вопросы. Федька как школьник-отличник заучено восхвалял программу представленной на площади политической силы и предметно ругал оппонентов. Надо отметить, что Федька серьёзно подходил к тому, чтобы не запутаться: кого хвалить, а кого хаять. Для чего – не надеясь на память – строго отмечал в блокнотике, на чьём мероприятии он в данный момент находится.
И после этого интервью Нина искренне хохотала, успев поинтересоваться, где встретить парня завтра.
На эту акцию Федька пришёл загодя, так как предыдущая закончилась раньше запланированного. Он терпеливо выстоял очередь за транспарантами, любовно разгладил полученное полотнище и, примеряясь, поднял его повыше. Мимо него проходил какой-то высокий парень с повязкой дежурного, присматривающего за порядком. Он резко остановился и стал разглядывать Федьку, как осматривают, наверное, привидение или инопланетянина, скажем, с Марса. Глаза у дежурного округлились, губы в негодовании опустились вниз, и он с вызовом рыкнул:
– Не ты ли, морда краплёная, вечером из голубого ящика в новостях крыл нас по-черному? А сегодня уже примазался и на бабки рассчитываешь, гнида волосатая! Ребята! – обратился высокий к тем, кто уже заинтересовался происходящим и подходил поближе. – Среди нас провокатор! Затесался, гад, бабки снимает и нас же и хает! Надо бы проучить подонка, чтобы больше не повадно было! Ату его!
До Федьки не сразу дошёл трагизм происходящего. Не успел он рот открыть в своё оправдание, как получил удар в спину, а потом в живот. Сбитого с ног его не стали топтать, а, взяв за руки-ноги, оттащили к тротуару и выкинули на газон аккурат в лужу…
Очнулся от шума, в котором выделялся знакомый голос. Сел и огляделся: возле газона шумела толпа, в глаза бил ослепляющий свет мощного фонаря, впереди маячили глаз телекамеры и фигурка Нины. Девушка страстно говорила в микрофон:
– Дорогие телезрители! Мы ведём прямой репортаж с места события – газона площади областного совета – где в грязной луже лежит избитая до смерти жертва предвыборной борьбы: молодой активист партии… “синих”! До рукоприкладства в такой изуверской форме “бордовые” ещё не доходили! На место происшествия съёмочная группа канала “Бесцветный” прибыла первой…
Пламенную речь Нины перебил вой сирен подъехавшей “Скорой помощи” и милиции. Ошеломлённый Федька с помощью проходившего мимо старика и кривоногой старушки поднялся на ноги и не знал, как себя вести в этой ситуации. Он озирался, стряхивал грязь и пытался обратится к Нине, которую оттеснили работники милиции, освобождая дорогу медперсоналу. Вскоре при вспышках фотоаппаратов, под объективами вновь прибывших телекамер и спонтанный гул воинственной толпы, Палёного настойчиво уложили на носилки и унесли.
Везли недолго! Как только медицинская “Газель” набрала скорость, Федьку профессионально быстро обследовал врач, крепко сбитый сухощавый мужчина в лёгких очках. Он давил на Федькины ссадины и синяки, которых оказалось немного, и привычно спрашивал:
– Больно?
Голос у парня опять подсел, поэтому он только качал головой, в основном отрицательно.
– Тогда не будем усложнять жизнь ни тебе, ни нам. У нас и так хватает вызовов, чтобы без толку задарма возить таких пострадавших. – Здесь врач презрительно скривился. – Эти корреспонденты из засушенного таракана сделают доисторического динозавра, а нам отдувайся.
После чего врач крикнул, чтобы водитель остановился, и Федьку в мягкой, но настойчивой форме высадили где-то возле нового ночного клуба. Тут гремела музыка, сверкали безупречной краской дорогие автомобили, мялись у дверей заведения девочки в мини юбках – словом, жизнь бурлила в своём вечном, неиссякаемом потоке. На этой оптимистичной картине Федькина карьера платного митингового активиста закончилась.
Однако продолжение было. На следующий день к нему заехала Нина – как она вычислила координаты Палёного, он узнать не успел. Его взяли под руки, извинились перед оторопевшими родителями и срочно увезли для участия в передаче: “Грязные предвыборные технологии”, в которой он не только сидел статистом, но и отвечал на один, заранее подготовленный вопрос: “Как Вас, активиста “синих”, пытались подкупить и запугать нечистые на руку оппозиционные силы?”
У Федьки чудом прорезался голос и память, и он чётко, без запинки, выдал наспех выученный текст. Нина выглядывала из-за телекамер, улыбалась, иногда прикрывала рот, сдерживая смех, и одобрительно кивала парню головой. А он млел: всё же мечта его начала сбываться!
07.09.07 года. Украина.
Не от мира сего
Последние дни июля откровенно баловали людей. Лето словно застыдилось, что так долго и настырно поддавало жару всему живому, и решило смягчиться: вместе с северным ветерком налетели лёгкие серые облака, их догнали свинцовые осколки воздушных айсбергов, и пролился скромный грозовой дождик. Природа с благодарностью восприняла небесный подарок. Она пахнула влажной утренней дымкой, выпрямила тополиные плечи, засверкала зеленью потускневшей, было, травы и удивилась очами просыхающих луж…
Роза, законная жена Наума Дотёпина, с истомой, переходящей в трепетный восторг, при котором сердечко ходит ходуном и намеревается выпрыгнуть из грудных оков, осматривала новую двухэтажную квартиру, купленную накануне в престижном еврорайоне. Это был подарок мужа к троице. Да, Наум почитал церковные праздники и если что-нибудь дарил, то обязательно к “святым” датам.
А муж Розе достался неординарный. Когда они только познакомились, и она столкнулась с этой самой “неординарностью”, то даже испугалась и собралась сбежать от нежданного поклонника. А начинался их любовный спринт с курьёза…
“Была зима, и выпал снег, всё заискрилось белизной…” – когда утром спешила на работу, вспомнились ей строчки, вычитанные прошлым вечером из томика стихов неизвестного советского поэта. Первый снег, как водится, застал врасплох городские службы. Трудящийся народ, в меру поругиваясь, иногда посмеиваясь, а иногда и плача, пытался дождаться общественного транспорта. И только шаловливое солнце выглядывало из-за серого здания завода металлических конструкций и чувствовало себя комфортно.
Роза сравнительно успешно добралась до остановки и, оценив ситуацию, поняла, что день испорчен намертво: непосредственный начальник и так выражал недовольство её чертёжными “трудами” (девушка работала чертёжницей в конструкторском бюро после окончания техникума), а теперь ещё и неминуемое опоздание блестело случайной дорожной колеёй, проторенной по первому снегу перепуганной “копейкой”. Сам смельчак обречённо стоял на тротуаре, куда его занесло на повороте, и уже не дёргался: аккумулятор сел, и бензин кончился после безуспешных попыток выехать на дорогу.
Люди с надеждой поглядывали на поворот и были несказанно удивлены, когда оттуда показалась сначала лошадь, а за ней сани! Послышались первые реплики и комментарии по поводу экзотического пришествия, и сани вдруг понесло на тротуар: очевидно возница не учёл крутизны поворота, а лошадь, радуясь свободной дороге, резвость не убавила, а скорее наоборот.
Роза, находясь под впечатлением сказочного вида, не сразу сообразила, что сани летят на неё! Она даже не ойкнула, как бородатый возница успел подхватить её, избежав таким образом столкновения, и уложить к себе на колени. А лошадь замешкалась лишь на секунды. Она фыркнула, мотнула гривастой головой, заржала, обнажив крупные зубы, и ловко вывернула сани. Под свист и хохот потенциальных пассажиров, Розу усадили поудобней, и она полетела в волшебном снежном вихре, украшенном вожжами, длинным лошадиным хвостом и объятиями нежданного “спасителя”.
На работу прибыла раньше начальника. Но, главное, познакомилась с предпринимателем Наумом Дотёпиным. На тот момент Наум осваивал элитное коневодство и довольно успешно. Вообще, среди городских бизнесменов он был известной личностью и считался “везунчиком”. Была у него своя “изюминка-оригинальность” – на одном деле долго не задерживался. И всё, за что ни брался, приносило ему скорый доход. Опробовал за последние годы свиноводство, частное такси, ресторано-кофейную сеть, автосервис… Такие далёкие друг от друга бизнессферы Наума совершенно не смущали. Он быстро “входил в курс” и через короткое время получал приличный доход. После чего ”дело” становилось ему неинтересным, и он задёшево сбывал его конкурентам. За что и пользовался уважением.
Борода придавала Дотёпину солидности. А русский кафтан покроя восемнадцатого века и хромовые сапоги, в которых он частенько красовался, окончательно формировали образ русского купца того же века. У Наума всё было “не как у людей”. Кроме старинного одеяния, говорил соответственно. Например, мог выразиться в сторону депутатов парламента:
– Им, думским боярам, невдомёк, что народ мается от поганых законов.
Или о банкирах:
– Боле берут, чем в рост дают. Запаршивели, серебряные кошели!
И ухаживал Наум нетипично для современного человека, тем более имеющего кое-какие деньжата. Сражу же после примечательного знакомства, пригласил Розу в выходные покататься по лесу на лыжах (нет бы – в ночной клуб или ресторан “Техас”!). Девушка попыталась отказаться, так как лыжные палки в руках держала один раз ещё в школе, но Наум ободряюще улыбнулся, засветился светлыми глазами и обнадёжил:
– На моих лыжах может кататься любой.
И действительно, себе он прихватил финские гоночные лыжи, а ей – санки с широкими деревянными полозьями и коротенькими палками. Однако даже ими Розе не пришлось воспользоваться: оригинал привязал сани верёвкой к своему поясу и удивительно проворно устремился по просеке. Девушка была неготова к такому повороту, и эта неготовность только усилила её последующие ощущения.
Катание прошло весело, азартно, с комичными эпизодами и завершилось “у чёрта на куличках”.
– Здесь и заночуем… – сказал, отдышавшись, Наум, остановившись у снежной, правильной формы, кучи. Солнце уже спряталось и лишь посылало прощальные красные лучи из-за посеревших верхушек сосен и елей. Надвигавшаяся темень, сверкнувшая первыми звёздочками, и лесная чащоба заставили забиться сердце девушки неровно.
– Э-это как… заночуем? – выдавила она побелевшими губами и невольно сжалась от нахлынувшего холода.
– В берлоге! – ответил Наум тоном, которым предлагают поселиться, скажем, в пятизвёздочном отеле.
После чего воткнул палки в сугроб, отвязался, снял лыжи, подошёл к снежному холму и стал его разгребать… Вскоре показалось нечто похожее на плетёную из хвороста, солидной толщины дверцу. Наум её аккуратно развернул и показал рукой на открывшийся чёрный зев:
– Прошу, боярышня!
Роза, облизывая высохшие губы, робко заглянула… Ступеньки, железная печка, стол, лежак из шкур, в общем-то, подействовали благоприятно, и девушка смело вошла внутрь. Дальнейший ход событий временно её успокоил, даже приободрил. Наум разжёг печку, приготовил ужин с чаем и, улёгшись на шкурах… уснул.
Растерявшаяся Роза кое-как покушала в полутьме, рассеиваемой огоньками, мелькающими в щелях печки, и прилегла рядом. За стенами берлоги стало подвывать, скрипеть, свистеть… Благодаря ворсистой шкуре и печке, холода она не ощущала. Однако уснула не сразу и с твёрдой мыслью – “отшить” такого поклонника. “С этими приколами и до инфаркта недалеко” – мелькнуло последнее.
Однако утро рассеяло тревоги и сомнения. Наум был в высшей степени внимателен, галантен, а, главное, не навязчив и не груб: другой бы воспользовался ситуацией по-другому. Когда после горячего завтрака оставили лесной отель-берлогу и благополучно выбрались из леса, их уже встречали хлопья начинающейся метели. Роза выпрыгнула из санок, подбежала к Науму, обняла и, поцеловав в нос, прошептала:
– Так необычно я ещё не проводила время…
Парень мягко приобнял её:
– Раз ты мои вывихи пережила, знать, пора засылать сватов.
– Засылай…
И, вот, шикарная квартира! У Розы голова шла кругом. Она выглянула в окно и полюбовалась открывшимся видом: возле жилого массива умостилась рощица, за ней виднелся водоём, прямо во дворе переливалась радугой цветов детская площадка, а из-за угла сверкал иномарками кусочек автомобильной стоянки. Проглядывались и новые магазинчики, даже супермаркет мигнул стёклами вдалеке.
– Прекрасно! – вдохнула она полной грудью ещё спёртый, но уже такой родной воздух и вновь вернулась к квартире: предстояла волнующая процедура – расстановка мебели!
В тот знаменательный вечер, когда молодая семья уже обжилась на новом месте и Роза строила грандиозные планы на будущее, Наум пришёл необычайно возбуждённый. Глаза у него сверкали, как вечерние фонари, а борода топорщилась щёткой. Он чмокнул жену в лоб и горячо высказался:
– Обожаю нестандартные подходы!
– Ты у меня неистребимый оригинал!
– Да, это есть, – продолжился разговор уже на кухне. – Сегодня за минуту заработал штуку баксов. Так, мимоходом. Давно вертелась мыслишка, как уменьшить расходы на этой операции. Оказалось – очень просто! – поглощая наваристый борщ, азартно говорил Наум.
Роза с умиленной улыбкой слушала мужа, не вникая в суть его рассуждений: она уже стала привыкать к его увлечённости своим бизнесом, в данном случае, литейным производством.
– Так вот, выхожу из “Амстора” (супермаркет) и вижу приятного старичка, ковыляющего с палкой. Понимаешь, дорогая, как будто по голове кто стукнул. Подошёл и всунул дедушке эту самую штуку баксов…
– ??? – Роза восхищённо-вопросительно округлила глаза.
– Он, конечно, не сразу вник в ситуацию: даже стал отказываться, мол, не фальшивые ли? Я аккуратно подвёл клиента к “обменнику” и убедил в надёжности валюты. После чего пояснил причину моей благотворительности – баксы стали надоедать…
– ??? – лицо у Розы вытянулось в немом вопросе.
– Да, надоели бумаженции зелёные. Тоска от них… – глаза Наума посерели и сникли в цвете…
Этот странный разговор и стал причиной “смутного периода” в благополучно начавшейся замужней жизни Розы.
Поскольку “вывихи” у Наума случались регулярно, то Роза не придала особого значения такому всплеску филантропии мужа. По сравнению с тем, что он недавно сбыл за бесценок хорошо налаженный безнес по выращиванию грибов в городских бомбоубежищах, эпизод со “штукой”, подаренной первому встречному дедушке, выглядел невинной забавой. Однако по истечении недолгого времени “благотворительный зигзаг”, как мысленно окрестила мужнино психическое отклонение Роза, повторился… Причём системы не наблюдалось. Наум дарил баксы совершенно разным людям: студентам, продавцам на рынке, работникам милиции, даже вахтёру в третьесортном кафе. В такие моменты он выглядел повышенно возбуждённым и очень довольным собой. С неизменным восторгом докладывал жене о своих благих деяниях.
И Роза забеспокоилась… Особенно после того, как не хватило денег на американский кухонный комбайн. Здесь она впервые возмутилась:
– Дорогой… Я понимаю, что все преуспевающие люди когда-нибудь становятся филантропами, но не в ущерб же себе! Мы ещё не настолько разбогатели…
– Да, не настолько, – перебил её Наум. – Чтобы стало “настолько”, нужно продолжать трудится с энтузиазмом, подъёмом, желанием и выдумкой! А откуда им взяться, если надоедает ненапряжное добывание этих тугриков. Я, когда отдаю по наитию эту затасканную зелень и вижу, как человек уходит в “отпад” от привалившего счастья, испытываю затихший было подъём, прилив свежих сил и эмоций. Снова хочется чё-нибудь новенькое обмозговать и состряпать. Понимаешь…
– Понимаю… – безнадёжно кивала головой Роза, обдумывая, куда бы ей обратиться за консультацией по поводу психического состояния своего суженного.
– Сходи к священнику, – посоветовала лучшая подруга. – Экстрасенсы уже не в моде, да и развелось много шарлатанов. А этот проверенный мною лично, из модной церкви Первого Пришествия. Видела, наверное, такие молоденькие мальчики ходят в любое время года в ковбойских шляпах и длинных шортах! Стойкие ребята… Так вот, – горячилась подруга, – они с психикой человека могут вытворить всё, повернут её в любую сторону…
– Не преувеличиваешь? – засомневалась Роза. – Не очень-то я доверяю заморским миссионерам.
– Говорю же – проверила на себе, поэтому и рекомендую. Ты же помнишь, у меня не ладилось с мужем. Дело доходило до развода. Отец Смит – так зовут пастора – выслушал меня и пригласил на богослужения. Не буду вдаваться в подробности “божьей терапии”, но муж теперь не слеза… не отходит от меня, даже днём…
– Ты же себя лечила, а мне мужа?…
– Полечат и его, – обнадёжила подруга. – Анонимно.
Прошла неделя после этого разговора…
Как-то в конце рабочего дня Наум вышел из своего офиса, что располагался в центре города на пятом этаже “хрущёвки”, и улыбнулся стайке ласточек. Птички, радостно посвистывая, дружной гурьбой носились над верхушками старых тополей. “Сколько у них энергии, запала и неутомимости. Попробуй на лету схвати эту юркую мошку!” – с гордостью за птиц подумал бизнесмен. Он перевёл взгляд во двор – на него зазывно поглядывало упитанное лицо в ковбойское шляпе и шортах (или укороченных штанах?) странного покроя. Разглядев видение, Наум пожал плечами: эти шляпа и шорты уже примелькались. “Очевидно, господин работает поблизости. Наверное, проамериканец: что-то в нём ковбойское”, – отметил он и направился к своему мопеду, изготовленному ещё в советские времена на каком-то харьковском заводе. “Ковбой” двинулся к шикарному “Форду”-внедорожнику.
После чего центральная улица города отметилась странноватой, мягко говоря, картинкой: за добродушно гудящим маленьким мопедом, плелась чёрная громада джипа. Однако Наума этот “заморский” эскорт никак не занимал – он снова маялся и думал, как бы снять “баксовое” напряжение.
Девушку, прогуливающуюся по скверу с собачкой породы мопс, увидел неожиданно и резко свернул в её сторону с выездом на тротуар. Джип проскочил вперёд и резко затормозил. “Ковбой”, несмотря на раздражённые сигналы и недовольные, с “матовым” оттенком, реплики водителей попутных транспортных средств, резво выскочил из “Форда” и побежал за мопедом, неспешно пыхтящим по краю тротуара в стороне от пешеходов.
Возле тенистого клёна Наум поставил своего железного коня и, передёрнув, как от озноба, плечами степенно направился к девушке. “Ковбой” уже семенил рядом и, выворачивая шею в бок, демонстративно моргая бесцветными глазками, иногда крестясь, пытался обратить на себя внимание. Но Наум видел только свою цель…
– Преклоняюсь перед людьми, которые находят средства и время для братьев наших меньших… – подойдя, низко по-русски поклонился опешившей девушке Наум.
Собачонка задержалась в движении, тявкнула, ослабила поводок и с любопытством повернула голову. Девушка оставалась в замешательстве. Она с интересом разглядывала странного парня, особенно его взлохмаченную бороду. Тот же по-доброму улыбнулся и продолжил:
– Поскольку хлопотное и расточительное это занятие – братья меньшие, то не сочтите обидным и примите скромную помощь в виде заморской доброхотной копейки от неизвестного пока миллионера, рядового промышленника…
Пока Наум произносил свою вступительную речь, Ковбой мялся у молоденькой ели. Он являл собой сонм метаморфоз, внешних и внутренних. Вначале досталось шляпе: “проамериканец” то снимал её, нервно комкая, то опять пялил на голову. Затем пострадали шорты, вернее их внутренне части: мужчина то тёр их коленками, будто ему нестерпимо захотелось по-маленькому, то пытался левой рукой отодрать клок материи возле ширинки. Лицо его то краснело, то синело, а в глазах отражалась внутренняя не борьба, а самая настоящая термоядерная война на тотальное истребление!
Когда же Наум достал пачку зелёных скреплённых розовой резинкой!… “Ковбой” обмяк, шляпа съехала набок, а шорты собрались складками и стало видно, что “проамериканец” не такой уж и упитанный. После этого эпизода Наум больше не видел обладателя примечательной шляпы и шортов. Поговаривали, что представительство церкви Первого Пришествия свернуло свою деятельность в этом районе…
Пик благотворительной деятельности Наума пришёлся на… цыганку!
После провала попытки воспользоваться услугами пастора Смита, Роза решила пойти другим путём – родить мужу дитя! “Родная кровинушка любую дурь выбьет!” – затаилась в себе женщина и активно приступила к осуществлению задуманного. Пока она воплощала свой план, ублажая мужа в любую “свободную минутку”, как-то: после завтрака, ужина, а иногда и среди ночи, Наум с периодичностью, непонятной даже ему самому, продолжал “разряжаться” от финансового напряжения. В этот смутный период он занимался сферой услуг: начиная от “фаст фуд” – быстрых обедов – и заканчивая парикмахерскими, саунами и спортивными клубами. Как всегда преуспевал, даже “Макдональдс”, в лице сына председателя горисполкома, заинтересовался его деятельностью! А министерство по делам молодёжи и спорта, в лице сына заместителя председателя горисполкома, откровенно намекало на необходимость взаимодействия с удачливым коммерсантом.