bannerbannerbanner
полная версияНежданный подарок осени

Валерий Черных
Нежданный подарок осени

Полная версия

– Ничего я не думал, – смущённо отмахнулся Миха. – Я и телек последний раз не помню когда смотрел. А если и смотрел, то уж явно не новости.

– Понятно. Не заморачивайся. Это не ваша война.

– Не наша? Сомневаюсь. Люди-то наши. Ты сам как в армии оказался?

– Да как-то всё само собой получилось! Когда вокруг заполыхало, решил, что нужно. Я в Харькове работал в четырнадцатом году. Вдруг майдан, новое правительство, новые порядки. Когда Россия Крым отжала, мы тоже поднялись. Митинговали, пока нас не разогнали в апреле. СБУ начала отлавливать и сажать активистов. Я прикинул, что к чему, забрал семью – и в Донецк к родителям. А там тоже митингуют, народную республику провозгласили. Референдум провели и ждут, когда Россия по крымскому сценарию их себе заберёт. Только никто не торопился. Потом пошли захватывать города. Обе стороны были слабыми и всё это было вялотекущим, без намёков, что может начаться полномасштабная война. Ну, а потом, когда реально стрелять начали, в Славянске, Мариуполе, других городах появились первые убитые – и понеслось. Я свою семью в Ростов к тёще отправил, а сам остался. Ну не бросать же родителей? А они рогом упёрлись и ни в какую уезжать не захотели. А после всё уже по-взрослому завертелось, и я записался в ополчение. Из Россия силы подтянулись, бронетехника. Короче, дали мы им просраться. Под Иловайском вначале, осенью под Дебальцево столько хохлов положили – ужас! Потом соглашения эти долбаные минские подписали. Ну, думаем, всё – мир. Куда там, закатай губу! Как долбили по Донецку, так и долбят до сих пор. Вот и нам прилетело. Теперь я уже туда не вернусь, надоело. Слишком много смертей и горя, да и сестру лечить нужно.

– В Ростове осядешь?

– Не знаю. У тёщи места маловато, двушка всего. А со мной ещё и сеструха. Посмотрим. Жена тоже с мамой жить задолбалась, ноет всё время.

– А дети у вас есть?

– Дочка, пять лет. Хорошо хоть она войну не видела. Там, на Донбассе, пацаны уже выросли, которые без войны ни дня не жили. Так-то.

– Ладно… – протянул Миша. – А ты кто у нас по специальности?

– Инженер-строитель. Я в Харькове дома строил.

– Ну тогда в тему. Переезжай к нам. Мы тут стройку затеяли, так что будешь надзирателем от нашей конторы. С зарплатой разберёмся, не обидим. Ну а с жильём… Пока на съёмной хате пожить придётся – а там видно будет.

Рома, немного полусонный ввиду позднего часа, а также от количества выпитого за вечер, при последних словах Михи встрепенулся и озабоченно нахмурился. Когда Гена вышел в туалет, он прищурился и поинтересовался у друга:

– Это какую мы стройку затеяли? Что ты там нёс?

Миша выпучил на него глаза и тихо выругался.

– Ром, ты вообще-то отчёты хоть иногда читай и слушай меня, когда я тебе о делах рассказываю. Тогда бы ты был в курсе, что мы в августе фундамент залили.

– Какой на хрен фундамент? Что мы вообще строим?

– Автосалон, – коротко бросил Миха и прикрыл глаза, словно потерял интерес к этому разговору.

– Какой автосалон?!

– Автомобильный!

Миша тяжело поднялся со своего места и принёс из комода в гостиной документы.

– Вот, смотри!

Он вытащил из огромной стопки несколько папок, шлёпнул на стол перед Романом и снова скрипнул своим стулом. Рома приоткрыл одну из папок, прочитал первую страницу, перелистнул, воззрился на вторую, но, видимо, передумал читать, захлопнул папку и отложил в сторону.

– Так расскажи.

– Да что рассказывать. Рассказывал уже. Я тебе попугай, что ли, одно и тоже повторять? – надулся Миша.

– Давай-давай!

– Хорошо. Наш друг, чиновничек из мэрии, предложил хороший вариант с участком провернуть. Там денег нужно было мизер занести, а участок прямо за нашим сервисом находится. В принципе, они его и пихнуть никому не могли. К нему подъехать неоткуда, кроме как наши два бокса сломать. Они хотели сервитут установить и обязать нас самих помещения демонтировать, но сперва решили по мирному перетереть. Тогда мы с Гогой прикинули и купили его.

– А я где был?

– Как всегда, в облаках витал. Я тебя в известность поставил, ты башкой мотнул. Зуб даю! Кстати, на тебя оформили. Помнишь, бумаги подписывал у нотариуса?

– Подожди. Ты говорил, подъезда к участку нет, и как мы к нему подберёмся? И откуда деньги на стройку?

– Боксы снесли. Это складские боксы, они нам погоды не делали. Деньги… – Миша запустил пальцы в бороду, подёргал её и смущённо пояснил: – Мы кредит взяли.

– Понятно. Кредит, значит. Ну, надеюсь, вы всё продумали.

– Продумали. Не сами, конечно, экономистов подтянули. Так вот они считают, тема выгодная. Не потянем – стройку в любой момент продать можно вместе с кредитом, притом с хорошей прибылью. Только мы всё по деньгам рассчитали. Кое-где своими прибылями подвинемся, зато к весне охрененное здание получим. Не захотим автосалон, в аренду под офисы сдадим. Это же, считай, рядом с администрацией.

– Хорошо, – зевнул Рома, на которого разговоры про бизнес всегда нагоняли жуткую скуку, и решил поменять тему: – Ну, а Гена чем заниматься будет?

– Технадзорить. Слышал про такую должность?

Рома неопределенно повертел в воздухе ладонью, скорчил умную мину и согласно качнул головой.

– Короче, решили, – подытожил Миша.

– Что решили? – поинтересовался Гена, возвращаясь за стол.

– Решили, что ты у нас работать будешь.

– А подробнее можно, про куда меня сосватали?

– Будешь у нас технадзором.

– Ты это на ходу придумал? – подозрительно уточнил Гена. – Я на шею никому садиться не буду.

– Это не ты на шею садишься, – криво усмехнулся Миша. – Это мы на тебя ярмо норовим одеть. Ну, не совсем ярмо, так – хомут ослиный.

– Чего-о-о? – не понял Гена, приподнимаясь из-за стола. – Ослиный?!

– Ну а какой ещё подойдёт такому упёртому мерину? Тебе дело предлагают, а ты выёживаешься, как малолетка. Буду, не буду…

– Сам ты мерин, – обиженно буркнул Гена. – Я и так себя неловко чувствую. Вломился ночью со своими проблемами…

– Ну, это ты, конечно, нехорошо поступил. Ночью к чужим, незнакомым людям вломился, наверное, поживиться чем-то хотел. Нехорошо добрых людей беспокоить, – продолжил стебаться Миша, войдя в раж. – Мы же великими делами занимались, а тут здрасьте-приехали. Ты, Гена, не тупи, мы тебе не за Христа ради. Нам действительно свой, грамотный человек для дела нужен, чтоб строители нас не обобрали. Мы же в этой стройке как слепые котята.

– Ладно, извини.

– Извиняю. Ты лучше скажи, чего сразу не позвонил?

– Да у меня ещё в Харькове полицейские телефон отобрали. А номер Игоря наизусть не помню. Когда выпустили из тюрьмы, не до того было – семью в охапку, и ходу.

– Из тюрьмы-ы-ы? В смысле? – удивился Миха.

– В коромысле! Забрали меня. Пять дней рихтовали, но я дурачком прикинулся, мол, случайно на митинг попал – и отпустили. Ссал потом кровью неделю. Думал, отбили на хрен всё, но обошлось.

***

Первые минуты пробуждения дались сознанию Даши с большим трудом. Было очень жарко, мысли путались, и она не сразу сообразила, где находится. Если судить по тому, что спала в одежде – они ещё в дороге. Взмокшее, трое суток немытое тело начинало неприятно зудеть и очень хотелось в туалет. Через неплотно задёрнутые шторы в окно пробивался желтый свет уличных фонарей, пол не подрагивал, не качался, и она наконец начала что-то соображать. Пару минут пыталась освежить воспоминания о вчерашнем вечере, отделить явь ото сна. Даша чётко помнила, как вошла в квартиру, разделась, прошла в гостиную и… Дальше следовал абсолютный провал. Нет, нет! Ещё парень, хозяин квартиры – любезный, галантный, с таким бархатистым взглядом красивых глаз. В какой-то момент она даже физически ощутила, будто этот взгляд коснулся её. Парень точно ей не приснился, и еще был второй – Генкин друг, похожий на шкаф. Она в жизни не видела таких огромных людей, а ещё он показался ей очень добрым и весёлым. Весёлые люди редко бывают злыми. Даша была на сто процентов в этом уверена, хотя весёлые редко попадались ей в последнее время. Это раньше, до войны, когда они жили обычной жизнью, было пропорционально, всех понемногу: грустных и весёлых, терпеливых и не очень, смелых, трусливых, общительных, замкнутых. Война изменила горожан. Нет, они не стали злыми – но людей, которые просто радуются жизни, стало намного меньше. По крайней мере, так ей казалось, а Гена не разделял её пессимизма – пока были живы родители. Живы… Туманное, ушедшее в небытие понятие. После их гибели они с братом больше не спорили, вернее, он не спорил, не хотел говорить ни о чём, кроме её здоровья. Всё время, пока Даша находилась в госпитале, Гена жутко переживал, хотя никак не выказывал этого в её присутствии, был заботлив и спокоен. Однако за пределами палаты доводил персонал госпиталя до белого каления своими вопросами и подозрениями в неправильном лечении сестры. Зато, когда ей стало лучше, отношения брата с врачами кардинально изменились. Гена умел располагать к себе людей, умел быть благодарным, и уже к моменту выписки был на короткой ноге с главврачом. Когда случился рецидив болезни, он без лишних формальностей обратился к нему.

Даша прислушалась к равномерному дыханию брата, откинула тёплое одеяло, осторожно сползла с кровати и выскользнула в коридор. Добравшись до открытой двери в гостиную, она заглянула туда. Маленький ночник, вставленный в розетку на стене, позволил рассмотреть похрапывающего на диване Мишу, их чемодан сбоку от двери и спортивную сумку рядом. Стараясь не шуметь, девушка открыла её, достала кулёк с бельём, халатик, полотенце и косметичку.

Стоя под горячими струями душа, с удовольствием смывая с себя дорожные запахи, Даша вдруг поняла, что за всё время путешествия ни разу не подумала об Андрее. Как ни странно, но сейчас мысль о нём не доставила ей боли.

Они познакомились в Донецком волонтёрском центре, где раздавали еду, теплые вещи, медикаменты, помогали восстанавливать разрушенное жилье и делали еще кучу всего полезного. Там было много школьников, студентов, просто молодых ребят, чьи интересы выходили за пределы собственной квартиры. С самого первого дня появления Даши в центре Андрей оказывал ей всяческие знаки внимания. Андрей не тянул на сказочного принца: обычные глаза, круглое лицо, нос с лёгкой горбинкой, но при этом парень обладал невероятным обаянием и, как казалось Даше, открытой душой. Она сама не заметила, как влюбилась. Однажды после вечерней смены, проводив до подъезда, Андрей поцеловал её. По-настоящему. По-взрослому. Это был первый такой поцелуй за всю короткую Дашину жизнь.

 

Андрей – ласковый, романтичный, нежный – стал для неё идеалом. Она просыпалась с мыслью о нём, засыпала с этой же мыслью, и искренне думала, что иначе жить уже не сможет, что если Андрей исчезнет – всё потеряет смысл. Она любила беззаветно и трепетно, радуясь, что судьба подарила ей такое счастье. Спустя пару месяцев после их первого поцелуя Андрей вначале осторожно, а затем уже настойчивее стал намекать на более близкие отношения, но она была не готова, и до постели так и не дошло. Казалось, в их отношениях ничего не изменилось, но однажды вечером, когда Андрей, как всегда, проводил её до дома, и она замерла в предвкушении обычного ритуала прощания с жаркими объятиями и поцелуями, он неожиданно выдал:

– Прости, но я полюбил другую. Мы должны расстаться

Он произнёс это буднично, словно бесстрастный судья, зачитывающий приговор, приговор их любви. Сухим, деловитым тоном, без жалости и сомнений подвёл итог их отношений и поставил точку. Его слова, как острые иглы впивались в мозг, не давая сосредоточиться и трезво осознать происходящее. Полгода безумного полёта, волшебной эйфории – и вдруг падение, страшное падение в пропасть. Даша испытывала боль, стыд, разочарование, и не могла понять, за что ей всё это, что она сделала не так? Она слегка коснулась руки Андрея, но он резко отдёрнул её, словно от удара током. Изображение вдруг стало мутным, Даша почувствовала влагу на глазах и поняла, что ещё секунда, и слёзы ручьём покатятся из глаз. Захотелось отключиться, чтобы не чувствовать ничего. Однако ей хватило сил и гордости не умолять его, не выяснять подробности, ни о чём не просить. Она просто повернулась и пошла прочь. Только дома, запершись в своей комнате, Даша дала волю слезам. Плакала взахлёб, тихо подвывая, чувствуя, как её душит противный, жёсткий комок в горле. Тело стало непослушным, словно оцепенело от ужаса. Ей казалось, что опять, как много лет назад, она провалилась под лед и тонет в жгучей холодной бездне.

Тогда Даше было четырнадцать. Неподалёку от их посёлка имелся старый карьер, его давным-давно затопило водой из подземных источников и образовалось небольшое, но довольно глубокое озеро. Летом дети тайком от родителей бегали туда купаться, зимой катались на коньках. Была середина декабря, и мальчишки уже несколько дней гоняли по застывшему озеру. В это время молодой лёд, как правило, набирал достаточную прочность, хотя местами ещё прогибался и тихонько потрескивал, но бесшабашные ребята не обращали на это внимания. Даша появилась на спускавшемся к озеру пологом склоне поздним утром, когда на импровизированном катке уже пестрели разноцветные куртки местных пацанов. Взрослые на работе, а детвора на озере. Девочка сняла с шеи связанные за шнурки коньки, уселась на торчащий из земли огромный камень и быстро переобулась. Она каталась не очень хорошо и поэтому на лёд вступила с опаской, оттолкнулась левой ногой и плавно заскользила по гладкой поверхности. Ещё один осторожный толчок, затем ещё: правой, левой, правой, левой. Неожиданно она почувствовала на своей талии чужие руки и скорость скольжения резко увеличилась – кто-то из мальчишек толкал её вперёд. Это было их любимым развлечением на катке: пристроиться к кому-нибудь сзади, разогнаться, а затем резко вытолкнуть его перед собой. Те, кто умел хорошо кататься, лихо тормозили перед берегом, поднимая в воздух тучу ледяной крошки, другие просто падали на бок – и то и другое всегда сопровождалось громкими криками и смехом. Только в этот раз Даша не успела завалиться на лёд: пулей пролетев два десятка метров, она угодила прямо в полынью. В этом месте били ключи, лёд появлялся только в самые лютые морозы и то очень тонкий. Глубина была небольшая, Даше примерно по грудь, но от неожиданности она с головой погрузилась в воду, которая ледяными тисками мгновенно сдавила тело и отключила дыхание. Казалось, что в кожу впились сотни острых иголок, набрякшая одежда не давала двинуться, встать на ноги и тянула ко дну. Даша попыталась закричать, не понимая, что, когда вода ворвётся в открытый рот, наступит конец… И тут что-то огромное бухнулось в воду рядом, сильные руки подхватили её, приподняли над поверхностью воды и выбросили на берег. Девочка шлёпнулась на каменистую осыпь, глубоко вдохнула морозный воздух и потеряла сознание. Её спас случайно оказавшийся рядом с озером мужчина, который не раздумывая прыгнул в ледяную воду.

Тогда Даша отделалась довольно легко: кашель, насморк, упрёки родителей – вот и все неприятности. Осталось только воспоминание о пережитом страхе, но и оно со временем стёрлось, стало зыбким и далёким. Теперь же она вновь ощутила нечто подобное: мертвящий ледяной холод, страх тонущего человека и отчаянное желание вынырнуть из этого омута. Потянулись томительные дни, наполненные тоской и надеждой на возвращение любимого. Она практически не выходила из дома. И вдруг, спустя неделю – новый кошмар, который окончательно перевернул всю её жизнь.

Даша очнулась в больничной палате, не понимая и не помня, что произошло. Только через день Гена, срочно вызванный с передовой, рассказал о трагедии, постигшей их семью. По сути, ей очень повезло: взрывная волна, ворвавшаяся в открытое окно, сбила Дашу с ног и отбросила в угол комнаты за платяной шкаф, который и спас её от обломков дома. Гене пришлось заниматься похоронами и поминками родителей, но всё остальное время, пока сестра лежала в стационаре, он не отходил от её постели. Две трагедии, случившиеся за столь короткий срок, слились в одну большую беду и практически парализовали у Даши волю к жизни. Она перестала есть – не отказывалась от пищи, еда просто не лезла в неё. Через десять дней доктор разрешил забрать девушку из больницы при условии соблюдения постельного режима. Впрочем, Даша была так слаба, что об ином не могло быть и речи. Гена перевёз сестру к своим друзьям, семейной паре хорошо за сорок, единственный сын которых погиб два года назад – они жили в собственном доме довольно далеко от линии фронта. Супруги радушно приняли Дашу, а она была безмерно рада, что наконец вырвалась из пропахшей лекарствами больницы и вновь оказалась в домашней обстановке. Забота и терпение хозяев её нового пристанища постепенно возвращали девушку к жизни. По выходным Гена привозил врача, который осматривал её глаза и корректировал лечение. К середине сентября физически Даша уже чувствовала себя отлично, но в душе царил полный мрак. Однако она старалась не показывать этого, чтобы никому не докучать своими проблемами. Её и так тяготило иждивенческое положение, и несмотря на протесты со стороны хозяйки, она начала помогать ей по дому. Именно это и стало роковой ошибкой. Врач категорически запретил напрягаться, а она таскала вёдра с водой и поливала грядки с овощами. Болезнь вернулась. На глазах вновь появились кровоизлияния, зрение ухудшилось. Доктор предложил пройти повторный курс в местной больнице, но Гена уговорил его дать направление в Москву.

Они добирались до места три долгих дня. Две ночи в поездах Даша практически не спала и к концу путешествия была абсолютно измотана, но не жаловалась, старалась держаться из последних сил, мечтая, что выспится в квартире, которую Гена снял через интернет. Однако их ждал неприятный сюрприз: в квартире жили люди, не собиравшиеся ее сдавать и понятия не имевшие ни о каком агентстве по найму.

Тщательно растеревшись махровым полотенцем, Даша прошла на кухню, устроилась на маленьком диванчике, поджав под себя ноги, и принялась полой халата протирать тёмные очки, в которых принимала душ. Освобожденное от грязи и пота тело дышало каждой клеточкой, медленно остывая после горячего душа. Через несколько минут Даша ощутила, что в квартире довольно прохладно. Чистый свитер лежал в чемодане в гостиной, но она решила не соваться туда второй раз, чтобы не разбудить Мишу, поэтому тихо прошмыгнула в прихожую, сняла с вешалки пуховик, накинула его на плечи и вернулась на место. Она не стала включать свет и сидела в темноте, разбавленной только падающим из окна светом уличных фонарей.

В тиши спящей квартиры она вспоминала о том, как была счастлива еще совсем недавно. Счастлива несмотря ни на что: ни на прилетающие снаряды, ни на экономические неурядицы, ни на круто изменившийся после четырнадцатого года город. Они все давно привыкли к этим неудобствам, привыкли не замечать их или просто игнорировать. Однако для Даши судьба уготовила еще более страшные испытания. Но почему именно для неё, почему её мечты были стёрты, как стирают мокрой тряпкой надписи со школьной доски? Ей казалось, что она даже ощущает этот неприятный, тошнотворный запах – смесь мела и гниющей материи.

Как же нелегко забывать свою любовь… Только недавно она начала понимать, что эти отношения с самого начала были лживыми. По крайней мере со стороны Андрея. Он хотел от неё только одного – и отнюдь не любви и романтики. Подруга рассказала Даше, что он променял её на местную потаскушку, за которой тянулся широкий шлейф грязных сплетен, и от этого стало ещё больнее и обиднее. Она чувствовала себя униженной и никак не могла избавиться от мерзкого чувства, как будто об неё вытерли ноги и втоптали в грязь. Но здесь, в данную минуту она осознала, что переезд практически освободил её от чёрных мыслей о парне – словно они застряли там, в городе, где произошли самые страшные события в её жизни. Осталась только боль от утраты родных.

Будто что-то вспомнив, Даша встрепенулась, похлопала по карманам пуховика и извлекла из правого мобильный телефон. Она надела очки, нажала кнопку и экран засветился. Медленно пролистала контакты, нахмурилась и положила гаджет на кухонный стол. Решила, что не будет никому звонить, не нужно звонить в прошлое. Может быть, потом, когда-нибудь… Неожиданно она поняла, что вообще не хочет возвращаться назад. Девушка подняла лицо вверх, пошевелила губами и перекрестилась.

Роман проснулся словно от толчка в бок. Несмотря на то, что они засиделись далеко за полночь, сна и след простыл, оставалось только некоторое отупление и тяжесть сознания. За окном ещё царила непроглядная темень. Он ткнул пальцем в экран смартфона и тяжело выдохнул. Получалось, что он спал не более пяти часов. Мало. Рома покрутился на смятой простыне, поправил подушку и нашёл, как ему казалось, идеально удобную позу для продолжения сна. Но тут в голове предательски зашевелились мысли о видеоклипе с его песней, поднимая со дна души досаду и раздражение. Эти два чувства разбудили адреналин и всплеск гормона окончательно выдернул его из объятий Морфея. После вчерашнего позднего ужина под водочку во рту ощущалась непереносимая сухость. Еле ворочая языком, Рома с трудом добыл слюну, немного погонял влагу между зубов и нервно сглотнул. Наверное, надо вставать.

Из глубины квартиры слышался еле различимый шум в водопроводных трубах. Вскоре он стих, спустя несколько минут скрипнула дверь, раздались осторожные, крадущиеся шаги, шуршание, и вновь наступила тишина. Рома выполз из-под одеяла, натянул штаны от спортивного костюма, домашний свитер, нашарил ногами комнатные тапки и потащился к выходу. В коридоре царил полумрак, подсвеченный мягким и тусклым светом бра. Он прошлёпал в туалет, справил малую нужду, сполоснул руки и направился на кухню. Войдя, потянулся к выключателю, но опустил руку, разглядев в полумраке, как сидящая на диванчике Даша быстро схватила со стола очки и водрузила их на переносицу.

– Доброе утро, – поздоровался он. – Не спится на новом месте?

– Доброе утро, – ответила она почти шёпотом. – Я просто выспалась. Ты включай свет, я очки надела.

– Можешь их снять. Я и без света обойдусь.

На своей кухне Рома и в темноте прекрасно ориентировался, что было естественно, ведь он жил в этой квартире с самого рождения. Тем более, света от висящего в коридоре бра вполне хватало, чтобы не натыкаться на мебель и даже рассмотреть лицо девушки. Достав из холодильника литровую пластиковую бутылку с водой, он наполнил стакан и стал пить медленными глотками, испытывая блаженство оттого что холодная влага смягчает пересохшую глотку. Только вернув бутылку в холодильник он обратил внимание, что девушка сидит, завернувшись в пуховик, и поинтересовался:

– Замерзла?

– Немного. Мои чистые вещи в чемодане, в гостиной, а там спит твой друг. Не хочется лишний раз беспокоить человека.

– Во-первых, это теперь и твой друг, – нарочито назидательно заметил Рома, – а во-вторых, его очень трудно побеспокоить. Миша спит так, что его и рота барабанщиков не разбудит. Однажды я задержался на работе в ресторане, а этот гад забыл ключ в замке и заснул перед телевизором. Так я весь подъезд перебудил, а ему хоть бы хны! Зато утром ни свет ни заря начал названивать мне. Разволновался, куда это я подевался среди ночи.

 

– А ты под дверью ночевал?

– Ещё чего! Мне есть куда пойти, – гордо заявил он.

Рома вдруг захотел похвастать перед этой девчонкой, какой он зажиточный парень, но сдержался и просто пояснил:

– У нас тут имеется пара номеров в гостинице. Там и переночевал.

Он несколько секунд постоял в раздумье, затем пошёл к себе в комнату и вернулся с тёплым свитером в руках.

– Это мой. Не переживай, он чистый. Будет удобнее, чем в пуховике.

Даша и не думала возражать: скинула пуховик, сняла очки и натянула через голову свитер. Она не стала возвращать очки на место и Рома наконец смог полностью оценить её хорошенькое личико. Красивая – мысленно констатировал он. Накрученный на мокрые волосы тюрбан из полотенца и широкий свитер с засученными до локтей рукавами придавали девушке дополнительный шарм, и она выглядела очень эффектно. Сегодня утром Рома воспринимал Дашу несколько иначе, спокойно, без романтического восторга. Очарование вчерашнего вечера улетучилось вместе с алкоголем, развеянное мыслями о том, что ему предстоит сегодня.

Как мучительно тянется время, как долго не наступает рассвет… Ему нужно срочно увидеть Аллу и расставить всё по местам. Услышать правду, открыть глаза любимой на истинную сущность человека, который украл у них не только частицу его творчества, он украл их совместное будущее…

Вырвавшись из плена путающихся мыслей, он ещё раз внимательно всмотрелся в Дашино лицо и не смог удержаться от вопроса:

– Тебе сколько лет?

– Через два месяца будет двадцать, а тебе?

– Я уже старый. Мне двадцать семь, – усмехнулся он. – А давай чаю выпьем, или кофе. Ты что по утрам пьёшь?

– Я всё люблю, но мне доктор советовал воздержаться от кофеина.

– А как насчёт травяного чая? – спросил Роман, вспомнив, что озабоченная сохранением цвета лица Алла пила только травяные чаи и покупала в огромном количестве.

– Пожалуй. Скажи, где что лежит, я заварю, – предложила Даша.

– Сиди. Ты гостья, позволь мне поухаживать за тобой.

Рома заметил, как её губы тронула благодарная улыбка, поднялся, долил воды из-под крана в никелированный чайник, поставил его на плиту и чиркнул спичкой. Даша с интересом наблюдала за его манипуляциями. Он перехватил этот взгляд, расценил его по-своему, и извиняющимся тоном пробормотал:

– Да, у меня всё по старинке. Всё хотел заменить плиту, да руки не доходят.

Его немного коробило, что приходится оправдываться за свою бесхозяйственность. Он не раз отказывался от настойчивых предложений Михи сделать евроремонт и поменять технику в квартире. «Хорошо хоть стиралка последней модели», – думал он, копаясь в шкафу и пытаясь разглядеть в полумраке надписи на коробках с травяным чаем.

Поменять стиральную машину пришлось на второй день после появления в его квартире Аллы. Её требования были сродни ультиматуму, каковыми, впрочем, и являлись. Тогда и появились в квартире: современная стиральная машина с сушкой, модерновый утюг, мультиварка, микроволновка, электрочайник и прочая кухонная утварь. Но до замены плиты руки так и не дошли. Впрочем, плита не интересовала его возлюбленную. Она на ней ничего не собиралась готовить. Ей вполне хватило мультиварки, где без особых изысков и заморочек можно приготовить практически всё что угодно. Мультиварка и чайник были разбиты во время одного из приступов бешенства, с завидным постоянством накрывавших Рому в первые дни после отъезда Аллы в Москву. Он собирался продолжить погром, но Миха вовремя остановил его, затолкал в спальню и заблокировал дверную ручку спинкой стула. Буяну пришлось просидеть там без малого три часа, пока не успокоился.

Когда свисток чайника затянул свою нудную мелодию, Рома выключил газ и разлил кипяток по кружкам, в которые предварительно положил пакетики с чаем. Кухня мгновенно наполнилась приятным ароматом горных трав. Он полез в холодильник, словно не знал, что к чаю там ничего нет, постоял в задумчивости, наконец взял круг копчёной колбасы и показал его гостье. Девушка согласно кивнула. Он достал полбуханки вчерашнего хлеба и через несколько минут на тарелке красовались бутерброды с колбасой, а парень, вполне довольный собой, уселся напротив Даши. Девушка принялась жадно уплетать их, прихлёбывая из кружки ароматный сладкий чай. «Чёрт, она же голодная спать легла», – мысленно прикинул Рома и тут же предложил:

– Может, тебе яичницу пожарить?

Даша отрицательно помотала головой, доела очередной бутерброд и сосредоточилась на чае.

За окном постепенно светлело. Рома встал и выглянул на улицу. Дождь, беспрерывно моросивший несколько дней, прекратился, тучи поредели, но не исчезли совсем, продолжая толпиться в небе рваными серыми лохмотьями. Ему вдруг подумалось, что может нужно как-то выразить соболезнования гостье. Он обернулся, взглянул на красивый профиль, проступающий в рассветном полумраке, и слова застряли в горле. Он вспомнил собственные переживания два года назад, когда он пребывал в полной прострации. Идиот! Наверняка она уже переварила весь этот кошмар, смирилась с потерей, как-то успокоилась, а он может разбередить затягивающуюся рану, напомнить о невозвратимой утрате. Сам он даже сейчас, по прошествии двух лет, не терпел, если кто-то чужой лез со своими сопливыми утешениями и соболезнованиями, пытаясь изобразить вселенскую скорбь по поводу смерти Игоря. Рома был совершенно уверен в неискренности таких «участливых», и только от близких друзей мог воспринимать слова утешения – но они были уже сказаны. А те, кто промолчал, просто делом доказали своё отношение к произошедшему.

– А ты в ресторане кем работаешь? – поинтересовалась Даша.

– Посуду мою, – попытался пошутить Рома, но встретившись с обиженным взглядом девушки понял, что шутка не удалась, и продолжил: – Я музыкант. Но в ресторане я не работаю, просто иногда подменяю коллег. А вообще-то у нас с ребятами общий бизнес: автосервис, бар и всё такое.

– Чаёвничаете? – послышалось сзади. – Привет.

– Привет, – повернулся Роман на голос Гены. – Завтракаем. Без малого твою сестру голодом не уморили.

– Нормально, сегодня наверстает. Правильно, Дашутка? – бодрым тоном спросил Гена, поглаживая сестру по спине.

– Вы бы меньше со мной носились, – заявила Даша и выбралась из-за стола. – Пойду переоденусь.

– А с кем нам ещё… – практически хором воскликнули ребята, тут же переглянулись и громко заржали, но Рома, давясь от смеха всё-таки закончил: – как не с тобой.

В дверном проёме нарисовалась заспанная Мишкина физиономия.

– Жрёте? – прохрипел он вместо приветствия, не сводя глаз с бутерброда, одиноко лежащего на тарелке.

Он сгрёб его свое лапищей, целиком запихнул в рот, пару раз двинул массивной челюстью и проглотил.

– Запить есть?! – спросил требовательно.

Рома достал из холодильника начатую бутылку и налил воду в свою чашку из-под чая. Гена придвинул чашку сестры, он наполнил и её.

– Наше здоровье! – рявкнул Миша, чокнулся своей чашкой об Генкину и опрокинул её в рот. – Сушняк долбаный, – выдохнул он, возвращая чашку на стол. – Дашка спит?

– Поспишь тут с тобой. Храпишь, как слон. Девчонка глаз не сомкнула, – пошутил Рома.

– Хорош гнать, умник. Куда девушку дели, ироды?

– Да переодевается она, – бросил Гена, проверил воду в чайнике и зажёг конфорку под ним, а после принялся выкладывать на стол продукты из холодильника.

Рейтинг@Mail.ru