Валерий Бурт
Москва предвоенная. Жизнь и быт москвичей в годы великой войны
Тишина в зале
Матч-турнир за звание абсолютного чемпиона СССР по шахматам длился более двух месяцев – с последних чисел февраля по конец апреля. Соревновались шесть участников – ростовчанин Игорь Бондаревский, ленинградец Михаил Ботвинник, Исаак Болеславский из Днепропетровска, москвичи Василий Смыслов и Андрэ Лилиенталь, представитель Эстонии Пауль Керес. Первая половина соревнований проходила в здании ленинградского Дворца имени Урицкого – бывшем Таврическом, вторая – в Колонном зале столицы.
В то время шахматы были исключительно популярны. Любой мало-мальски представительный турнир вызывал большое внимание прессы, специалистов и любителей шахмат. Не стали исключением и эти соревнования. Огромный амфитеатр, балконы и ложи ленинградского дворца были заполнены зрителями, среди которых было немало гостей из-за рубежа. Интерес к турниру был вполне объясним – победитель турнира получал право на матч с действующим чемпионом мира Александром Алехиным.
Несмотря на то что в зале было многолюдно, над досками царила тишина. Специальная комиссия ленинградских мастеров под руководством гроссмейстера Григория Левенфиша во время игры комментировала для зрителей партии турнира по телефону. О встречах несколько раз в день сообщало радио, в центральных газетах страны – «Правде», «Известиях», «Комсомольской правде», «Труде» – регулярно появлялись отчеты о турнирных баталиях.
После первой половины соревнований лидерство захватил Ботвинник, но впереди было еще десять туров в столице – шахматисты проводили по четыре встречи с каждым соперником. «Москвичи с нетерпением ждали начала второй половины турнира, которая после небольшой паузы (необходимой для переезда участников и судейской коллегии в Москву) была открыта 11 апреля в Колонном зале Дома союзов, – вспоминал Ботвинник. – Колонный зал, к сожалению, не телефонизирован, и комментирование пришлось прекратить. Высказывалось опасение, что поэтому в зале уже не удастся поддерживать ту полную тишину, которая была в Таврическом дворце и которая так необходима мастерам при напряженной турнирной борьбе. К чести московских шахматистов следует указать, что эти опасения были совершенно напрасными, – в Колонном зале поддерживалась образцовая тишина».
Секрет «сознательности» зрителей был прост: в Колонном зале дежурил милиционер, который прогуливался по проходу и внимательно наблюдал за зрителями. Однажды у одного из болельщиков не выдержали нервы – он что-то эмоционально выкрикнул и был немедленно выведен вон. К тому же его оштрафовали.
Ботвинник не упустил своего превосходства до конца турнира и стал победителем. Он на два с половиной очка опередил Кереса, который занял второе место. Замкнул тройку призеров Смыслов, получивший за это достижение звание гроссмейстера. Он стал самым молодым обладателем этого титула в Советском Союзе. В то время ему было всего 20 лет.
Однако Ботвиннику так и не удалось встретиться с Алехиным. Сначала их соперничеству помешала Вторая мировая война, а когда она завершилась, чемпион мира неожиданно ушел из жизни. Что же касается Ботвинника, то он стал сильнейшим на планете в 1948 году, выиграв матч-турнир, проходивший в Гааге и Москве…
Стол на шестерых
После возвращения из эмиграции в СССР Марина Цветаева с сыном Георгием – домашние называли его Мур – скиталась по квартирам. Они жили в Доме творчества от Литфонда, в Москве – в Телеграфном (ныне – Архангельском. – В. Б.) переулке, 9, в квартире 11, потом – на Покровском бульваре, 14/5, в квартире 62. Там они занимали комнату инженера Б.И. Шукста, уехавшего с семьей на работу в Заполярье.
В Москве Цветаевой – грустно, одиноко. Муж Сергей и дочь Ариадна – в тюрьме. Рядом – Мур, но общение не получается. Чаще всего она общалась с поэтом Николаем Асеевым, он пытался ей как-то помочь.
На Мура Цветаева опереться не могла – он хоть и рядом, но мыслями далеко. Сын рослый, красивый юноша, умный, начитанный, отменно владевший французским языком. Но – черствый, холодный. Может, это была маска, защита? «Я живу мировой политикой, мировым положением, я живу судьбами Франции и Европы; я сильно переживаю все международные события, пытаясь объяснить их политическую и диалектическую взаимосвязь…» Это для Мура главное. На втором месте – личная жизнь: учеба, книги, музыка, романтические свидания, футбол и прочие увлечения. И лишь на третьем – судьба матери.
Из письма Цветаевой дочери 12 апреля 1941 года: «У нас весна, пока еще – свежеватая, лед не тронулся. Вчера уборщица принесла мне вербу – подарила – и вечером (у меня огромное окно, во всю стену) я сквозь нее глядела на огромную желтую луну, и луна – сквозь нее – на меня. С вербочкой светлошерстой, светлошерстая сама… – и даже весьма светлошерстая! Мур мне нынче негодующе сказал: «Мама, ты похожа на страшную деревенскую старуху!» – и мне очень понравилось – что деревенскую. Бедный Кот, он так любит красоту и порядок, а комната – вроде нашей в Борисоглебском, слишком много вещей, все по вертикали. Главная Котова радость – радио, которое стало – неизвестно с чего – давать решительно все. Недавно слышали из Америки Еву Кюри…»
Цветаеву приняли в профком литераторов при Гослитиздате, она пытается выпустить сборник стихов, но надежды слабы. Как и ее творческие силы – за весь 1941 год она написала всего одно стихотворение «Я стол накрыл на шестрых…». И моральные – на пределе. Страдания несчастной женщины – великого поэта XX века – усиливают коммунальные мучения. 16 февраля Мур записал в дневнике: «Сегодня у матери с соседкой Воронцовой произошел на кухне скандал, который отравил мне весь день, жалею я мать, что ей приходится жить со склочниками и мещанами. Мне-то наплевать, но мне мать жалко, очень-очень жалко. Ее так легко обидеть и уязвить!..»
И позже: «Вчера был скандал с соседями на кухне. Ругань, угрозы и т. п. Сволочи! Все эти сцены глубоко у меня на сердце залегают. Они называли мать нахалкой, сосед говорил, что она «ему нарочно вредит», и т. п. Они – мещане, тупые, «зоологические», как здесь любят писать. Мать вчера плакала и сегодня утром плакала из-за этого, говоря, что они несправедливы, о здравом смысле и т. п.».
Ну а другие поэты сочиняют. На злобу дня, как, например, Ярослав Смеляков:
Мы ждем гостей – пожалуйте учиться!
Но если ночью воющая птица
с подарком прилетит пороховым —
сотрем врага. И это так же верно,
как то, что мы вступили в сорок первый
и предыдущий был сороковым.
Стихотворение звучит оптимистично, но чувствуется какой-то тревожный подтекст. Однако иные сочинители, как другой поэт – Михаил Зенкевич, – ничуть не тревожатся, думают о простых, обыденных вещах:
Который год мечтаю втихомолку —
Сменить на книжный шкаф простую полку
И сборники стихов переплести.
О, Муза, дерзкую мечту прости!..
Напоследок короткая заметка-впечатление от Корнея Чуковского: «Позвонил дней пять назад Шолохов: приходите скорей. Я пришел: номерок в «Национале» крохотный (№ 440) – бешено накуренный, сидят пьяный Лежнев (И.Г. Лежнев – публицист, критик. – В. Б.), полупьяная Лида Лежнева и пьяный Ш-в… Но больно б. видеть Ш-ва пьяным, и я ушел. Сегодня я утром зашел к нему… Принял меня чудесно; говорили о детской л-ре. Оказывается, он читает все – и «Мурзилку», и «Чиж», и «Колхозные ребята»… Согласился написать для наших учебников и об охоте, и о Гражданской войне…»
Именем вождя
В 1941 году впервые были присуждены Сталинские премии. Они носили имя вождя не просто так – деньги на вознаграждения брались из гонораров Сталина за издания его трудов, в том числе за рубежом. Возможно, на поощрение лучших людей страны также уходила и часть зарплаты вождя.
22 апреля 1941 года были объявлены первые лауреаты. Это была «форма поощрения граждан СССР за выдающиеся творческие достижения в области науки и техники, военного дела, литературы и искусства, кардинальные усовершенствования методов работы производства».
На другой день «Правда» сообщила: «Председатель Комитета по Сталинским премиям В.И. Немирович-Данченко поздравил всех лауреатов с высоким званием, пожелал им дальнейших успехов в творчестве. Речь старейшего мастера советского театра была полна горячей любви к искусству и уверенностью в его дальнейшем расцвете… Первые дипломы получают композиторы – автор симфонии-кантаты «На поле Куликовом» Ю.А. Шапорин, автор знаменитого фортепианного квинтета Д.Д. Шостакович, автор оперы «В пущах Полесья» А.В. Богатырев…»
Среди первых лауреатов Сталинской премии – писатель Алексей Новиков-Прибой, артисты Игорь Ильинский, Михаил Геловани, Любовь Орлова, режиссер Григорий Александров, художник Игорь Грабарь, поэты Джамбул, Сергей Михалков, балетмейстер Асаф Мессерер, певец Марк Рейзен, композиторы Исаак Дунаевский, Дмитрий Покрас.
«Долго длится овация в честь лучших мастеров советской культуры, в честь партии Ленина – Сталина, которая воспитала прекрасную плеяду деятелей литературы и искусства, создавших произведения, вдохновляющие советский народ, мобилизующие его на борьбу за процветание и укрепление могущества Советского государства». Это – еще одна цитата из «Правды».
Среди награжденных – агроном Трофим Лысенко. Ему и группе коллег вручили Сталинскую премию за разработку и внедрение методики летних посадок картофеля. Ученый долго не брал денежную часть награды, за что получил замечание от Сталина. Во время войны Лысенко перечислил эти средства в фонд обороны.
22 мая в Кремле состоялся правительственный прием по случаю присуждения Сталинских премий. «По окончании приема ко мне подошел человек в штатском и предложил последовать за ним, – вспоминал Сергей Михалков. – Мы прошли через Георгиевский зал и очутились в небольшой гостиной. Здесь уже находились писатели А. Корнейчук, Н. Вирта, кинорежиссер Г. Александров с Любовью Орловой. Помнится, был еще С. Герасимов с Тамарой Макаровой».
Лауреатов принимал Сталин. Сначала все посмотрели фильм «Если завтра война», затем началась беседа. Вирта спросил: «Товарищ Сталин! А как вы думаете, будет война?» Вождь ответил сухо: «Вы, товарищ Вирта, занимайтесь своим делом, а мы будем заниматься своим».
«Я в разговор не вступал, – писал Михалков. – Впервые видел я Сталина так близко, что мог дотронуться до него рукой. Этого было для меня достаточно.
Тем временем Жданов сел за рояль. Начались танцы. Воспользовавшись паузой, Сталин подошел к роялю и сказал что-то Жданову. Тот улыбнулся и заиграл частушечную мелодию. Сталин вполголоса, но так, что я его хорошо слышал, пропел несколько нецензурных русских частушек…»
День рождения кумира
Новости обрадовались разве что родители новорожденного и его родственники. Он станет знаменитым еще не скоро. А пока в родильном доме имени Грауэрмана появился на свет мальчик по имени Андрей, по фамилии Миронов. Да-да, тот самый…
7 марта актриса Мария Миронова играла в спектакле в Московском театре миниатюр. Во время сценки под названием «Жестокая фантазия» – тут можно усмотреть символ – ей стало плохо. Подруга Мироновой Татьяна Пельтцер услышала, как та, побледнев, прошептала: «Боже мой, кажется, я рожаю…»
Пельтцер среагировала мгновенно. И так же шепотом ответила Мироновой: «Давай, Машка, но только не здесь, а за кулисами». После этого громогласно выкрикнула: «Мы рожать пошли!» Зал взорвался аплодисментами: зрители решили, что эта реплика – эффектный финал спектакля.
Когда супруг Марии Мироновой артист Александр Менакер пришел в театр, ему сообщили: «Ваша жена с Пельтцер рожать поехала». Тот бросился в родильный дом имени Грауэрмана на Арбате. Через несколько часов к нему вышла Татьяна Ивановна и с улыбкой, дымя папироской, сообщила: «У вас сын, папаша!» И потащила растерянного Менакера отмечать радостное событие.
Днем рождения мальчика записали 8 марта. Миронова не любила этот «гинекологический», как она его называла, праздник и решила отмечать в этот день рождения любимого Андрюшеньки. «Он будет подарком всем женщинам!» – пошутила Пельтцер. Ее предсказание сбылось: Андрея Миронова не просто любили – его обожали коллеги, друзья, зрители. И разумеется, подруги…
Он всегда и во всем слушался мать. Она участвовала даже в выборе его пассий! А «контроль» у суровой Марии Владимировны был строжайший…
Кто еще из известных людей родился в сорок первом? 1 февраля в подмосковной Фирсановке появился на свет Анатолий Фирсов, ставший одним из лучших нападающих мирового хоккея, обладателем множества высоких титулов. За два дня до Великой Отечественной в Москве родился еще один мальчик – ему было суждено стать защитником сборной СССР по футболу, бронзовым призером чемпионата мира 1966 года. Это игрок ЦСКА Альберт Шестернев.
День рождения Валерия Золотухина – 21 июня. Он – из села Быстрый Исток Алтайского края. Но прославился в Москве, став звездой Театра на Таганке.
Николай Губенко появился на свет 17 августа, во время бомбежки, но не в Москве, а в Одессе. А проявил себя будущий народный артист России в столице и тоже блистал в Театре на Таганке.
Еще три известных артиста родом из сорок первого – Олег Даль из подмосковного Люблино, читинец Виталий Соломин и москвич Сергей Никоненко. В творческой биографии последнего прозвучит эхо трагических событий – в 1987 году Сергей Петрович сыграл роль в фильме «Завтра была война» по одноименной повести Бориса Васильева. Он исполнил роль учителя Ромахина, который в сорок первом, как и его бывшие ученики, ушел на фронт…
Тревожный Первомай
Последний весенний месяц начинается с праздника. Первомай – это военный парад и демонстрация трудящихся на Красной площади, разноцветье флагов, огромные портреты Ленина и Сталина на здании Исторического музея. Огромное пространство наполняется восторженными возгласами, бравурными маршами.
Повсюду на планете рвутся бомбы, гибнут люди. Только на советской земле царит мир. Гражданам СССР можно спокойно трудиться, растить детей, строить планы. За мир они стоят стеной. Но и врага никто не боится:
Если завтра война —
всколыхнется страна
От Кронштадта до Владивостока.
Всколыхнется страна, велика и сильна,
И врага разобьем мы жестоко.
На другой день «Правда» описала праздничное действо на Красной площади: «Полдень. Солнце ослепительно сверкает на рубиновых звездах. Золоченые стрелки часов Спасской башни приближаются к цифре «XII». Взоры всех обращены к мавзолею Ленина. На трибуну поднимаются товарищи Сталин, Молотов, Ворошилов, Калинин, Каганович, Андреев, Микоян, Берия, Шверник, Вознесенский, Щербаков, Маленков, Димитров, Шкирятов, Булганин, Вышинский, Мехлис…
С исключительным подъемом встретили присутствующие на площади появление руководителей партии и правительства во главе с товарищем Сталиным. Несколько минут длится восторженная овация».
Из репродукторов доносится громовое: «Великому Сталину слава! Ура-а! Ура-а-а!» За марширующими пехотинцами, мчащимися велосипедистами, мотоциклистами, летящими кавалеристами, ревущими танками и бронетранспортерами внимательно наблюдают не только руководители СССР, но и иностранные дипломаты, военные атташе разных стран. К их удивлению, никаких новинок на параде нет – мимо иностранцев проносятся все те же многократно виденные ими краснозвездные машины.
Среди иностранных гостей выделяется посол Германии Вернер фон Шуленбург. У него мощная, обритая наголо голова. Неподалеку улыбающиеся офицеры вермахта, среди них – военный атташе генерал Эрнст Кестринг и полковник Ганс Кребс. Они с любопытством озираются вокруг. Когда над Красной площадью проплывает вереница краснозвездных боевых самолетов, они, прикрывая глаза от солнца, смотрят в небо.
К иностранным гостям для традиционных рукопожатий подходит нарком обороны Тимошенко. Он шагает вдоль ряда иностранцев, почти не задерживаясь, и лишь возле представителя Германии замедляет шаги. Пристально смотрит в глаза Кестрингу, и на его губах словно застывает вопрос: «Так будет война или нет?» В это время на трибуне мавзолея за спинами соратников нервно прохаживается Сталин…
В те дни немцы – военные, дипломаты, представители различных фирм (среди них было и немало шпионов), находившиеся в Москве, – изо всех сил демонстрируют любезность и дружелюбие. Русские отвечают тем же. Однако те и другие понимают – война уже совсем рядом.
После парада началась демонстрация трудящихся. Один из ее участников, немецкий коммунист Вольфганг Леонгард, позже вспоминал, как шел в колонне по Красной площади: «Да здравствует мирная политика Советского Союза!» – неслось изо всех репродукторов. «Мир! Мир!!!» – никогда прежде эти слова не повторялись в Москве так часто и с такой настойчивостью».
В майском номере журнала «Красноармеец» напечатан большой фоторепортаж о военном параде на Красной площади, опубликованы фрагменты из романа Эренбурга «Падение Парижа», отрывки из пьесы Сергея Сергеева-Ценского «Малахов курган». В журнале напечатано стихотворение Алексея Суркова «Отчизна». В нем есть такие строки:
Крылами застит солнце воронье,
Тревогой мир поставлен под ружье.
А мы дворцы для будущего строим.
Мы рубежи храним железным строем
И бережем испытанную боем
Любовь свою и мужество свое.
Вечером 1 мая улицы столицы заполнили празднично одетые горожане. И снова воздух наполнила музыка – оркестранты играли веселые танцевальные мелодии. К слову, большой популярностью в то время пользовался фокстрот «Рио-Рита», танго «Брызги шампанского» и «Жемчуг». В моде были южноамериканские мелодии «Кукарача» и тринидадский танец «Калипсо».
Спустя несколько дней еще один праздник – 5 мая, День большевистской печати. В этот день, 29 лет назад, в 1912 году, вышел первый номер «Правды». По такому случаю лучшие журналисты страны собрались в Колонном зале Дома союзов, где их поздравили руководители партии. В ходу были слова Сталина: «Печать должна расти не по дням, а по часам – это самое острое, самое сильное орудие нашей партии».
На Берлин в сорок первом
5 мая состоялось еще одно знаменательное событие – Сталин выступил перед выпускниками военных академий. Его слова не попали в печать, но по Москве тут же разнесся слух, что он почти прямо намекнул, что скоро придется воевать. Уже после Великой Отечественной войны стало известно, что сказал советский руководитель. К примеру, он произнес такую многозначительную фразу: «Мы до поры до времени проводили линию на оборону – до тех пор, пока не перевооружили нашу армию, не снабдили армию современными средствами борьбы. А теперь, когда мы нашу армию реконструировали, насытили техникой для современного боя, когда мы стали сильны – теперь надо перейти от обороны к наступлению…»
Через несколько дней нарком обороны Тимошенко и начальник Генерального штаба Георгий Жуков предложили Сталину план стратегического развертывания вооруженных сил СССР на случай войны с Германией и ее союзниками. Предусматривался, в частности, упреждающий удар по соединениям вермахта, сконцентрированным на западных границах Советского Союза…
В 1965 году Жуков в беседе с историком Виктором Анфиловым рассказал, что Сталин буквально взорвался, узнав об этом предложении. «Вы что, с ума сошли, немцев хотите спровоцировать?» – раздраженно бросил он. Тимошенко и Жуков сослались на тревожную обстановку у границ и на слова самого Сталина, прозвучавшие перед выпускниками военных академий. «Так я сказал это, чтобы подбодрить присутствующих, чтобы они думали о победе, а не о непобедимости немецкой армии, о чем трубят газеты всего мира», – прорычал Сталин. Больше к этой теме военные не возвращались.
Но возможно, Жуков и Тимошенко не оставили свою идею окончательно. В начале первого месяца лета (в выходных данных стоит дата: 5.06.41) большим тиражом вышел «Краткий русско-немецкий военный разговорник. Для бойца и младшего командира», выпущенный издательством Народного комиссариата обороны. В небольшой книжечке содержались выражения, необходимые во время боевых действий, например: «Где находятся немецкие части?» или «Назовите номер вашего полка!».
Разговорник явно предназначался тем, кто собирался действовать и в чужой стране. В нем есть такие вопросы: «Где полиция?», «Где бургомистр?», «Как называется этот лес?», «Покажите дорогу на село!». А вот самая меткая, самая красноречивая фраза разговорника: «Bald kommt die Rote Armee!» («Скоро придет Красная армия!»).
Примерно в то же время вышли еще два военных разговорника – русско-венгерский и русско-финский. Это тоже свидетельствует о многом…
Как же заманчиво представить, что идея военных получила одобрение в Кремле! Красная армия приступает к скрытому сосредоточению войск и боевой техники и на рассвете 15 июня начинает мощное наступление по всему фронту. Краснозвездные танки и артиллерия открывают ураганный огонь по позициям врага, в атаку устремляется пехота. Сталинские соколы уничтожают самолеты люфтваффе прямо на аэродромах. Немцы, не выдержав натиска, в панике бегут, бросая вооружение.
Игорь Градов в книге-фантазии «Пока гром не грянул. На Берлин в 1941 году» писал: «Немцы явно не ожидали такого удара, граница была повсеместно прорвана. На северо-западном направлении танковые дивизии вели наступление на польские Сувалки, чтобы затем повернуть на Кёнигсберг, оплот прусского милитаризма. Западный фронт медленно, но верно двигался на Варшаву, части Юго-Западного разворачивались на сандомирском направлении, ставя под удар германские армии под Краковом и Катовице.
Но самые впечатляющие успехи были на Южном фронте. Румынские войска беспорядочно отступали, венгерские, почти не оказывая сопротивления, откатывались к Будапешту. Создались благоприятные условия, чтобы отрезать Германию от румынской нефти и Балкан…
Сталин подошел к карте Европы, посмотрел на красные стрелки, устремившиеся на Запад. Они пронзали приграничные районы и упирались в Варшаву, Прагу, Вену, Берлин, Кёнигсберг, Будапешт, Бухарест и Софию. Дальше пунктиром тянулись до северного побережья Франции и через Балканы – до Турции. Вождь провел черту от Бреста до Берлина, прикинул расстояние. Если все пойдет по плану, через месяц советские танки будут на Унтер-ден-Линден. Осталось только решить, что делать с Гитлером…»