Валерий Белов
Книга Есфирь. Поэтическое прочтение Ветхого Завета
Глава 5. Есфирь вошла к царю
На третий день, молиться прекратив,
Одежды смертной горести и скорби
Сняла Есфирь и бросила в утиль,
К царю во двор готовилась войти
Во всей красе, старухою не горбясь.
Призвав на помощь Господа, она
Служанок двух тогда взяла с собою,
Чтоб платья шлейф за ней несла одна,
К другой, как в неге нежностью полна,
Она припасть могла бы головою.
Большую выгоду дают извлечь
Округлость плеч и прочая округлость,
Взгляд томный, чуть струящаяся речь…
Наживку ту проглотит рыба-меч,
Чем бы оно потом ни отрыгнулось.
Есфирь была прекрасна, как вино
Ей пост красы добавил, даже с гаком.
И лице было радостно, оно
Как бы любви исполненное, но
Сжималось сердце у неё от страха.
Вошла туда, где Артаксеркс сидел
Весь в золоте. От царских амуниций
Без кондиционера он вспотел,
От духоты совсем осатанел
И страшен был, с чего – не говорится.
От славы пламеневшее лицо
Следило за двором, что там творится -
Кто смел без разрешенья на крыльцо
Его ступить, какое дерьмецо…
И взгляд остановился на царице.
Был в гневе царь. Царица чуть жива,
Упала бы, да не было лежанки,
И с царской диадемой голова,
Забывшая все нужные слова,
Без чувств легла на голову служанки.
(Подумалось, а если приговор
Карать гостей незваных был бы в силе,
Служанки, что вошли на царский двор,
С царицей разделили бы позор,
Их вместе с нею жизни бы лишили?)
Царица, взяв с собой служанок двух,
Таким вопросом вряд ли задавалась,
Лицом поблекла, взгляд её потух.
Но тут за дело взялся Божий дух
И все у них с царём образовалось.
Да кто их знает этих царских жён,
К каким уловкам прибегут скорее.
Был организм царицы истощён.
Царь обмороком женским был смущён,
А от смущения цари добреют.
Кто знает, что здесь действует сильней,
Дух или плоть? Не мучаясь в догадках,
Что там в душе творится у царей,
Нам суждено узнать не от людей,
А по деяньям благостным иль гадким.
На кротость изменён был дух царя.
С престола встал, пошёл к царице спешно,
В объятья взял, дал ей нашатыря
И в подтвержденье, что пришла не зря,
Пришедшую в себя Есфирь утешил:
«Я брат твой, ободрись, везде и сплошь
Владычество у нас с тобой едино.
Ко мне ты вхожа, как к тебе я вхож,
Не для тебя костёр, топор и нож
И не тебе идти на гильотину».
Свой скипетр золотой царь к ней простёр.
Есфирь его коснулась, стало легче -
Не ей теперь, покинув царский двор,
На плаху лечь, не для неё костёр,
Освенцима и Бухенвальда печи.
Царь ей на шею скипетр положил
(А вот зачем – о том не говорится),
Спросил Есфирь: «Ты с чем пришла, скажи.
Полцарства, что своим трудом нажил,
Готов тебе отдать, моя царица».
(У них, царей – Полцарства за коня -
Слетает с языка, как с горки мячик.
А слово чтоб сдержать – скорей казнят…
Им на словах, понятно для меня,
Отдать полцарства ничего не значит).
– «Пришла к тебе дать верности обет,
Позвать на пир, намеренье имея.
Увидев как бы Ангела в тебе,
Смутилась я и сделалась слабей
От страха перед славою твоею».
Дух Божий Артаксеркса посетил,
На кротость гнев сменив, я помню точно.
Возможно, оттого лишившись сил,
Есфирь чуть не упала на настил,
Спасителя увидевши воочию.
Когда царицу повело винтом
И в обморок она упасть хотела,
Смутился царь, не ведая о том,
Какая сила посетила дом
И что за Дух вошёл в него по делу.
Когда подобное произойдёт,
То с Духом невозможно не считаться.
Царь Артаксеркс совсем не идиот
С ним портить отношенья наперёд -
За просьбы он отдаст до полуцарства.
А у Есфирь – и просьбой не назвать…
В день праздничный ей, женщине приличной,
От дерзости своей живой едва,
Хотелось бы на пир мужчин позвать,
А не простой устраивать девичник.
(По ходу шпильку вставила Астинь,
Хотя на это не было причины).
– Царя желает видеть, вмести с ним
Амана (мы лукавство ей простим),
А прочие, по ней, и не мужчины.
Все яства приготовила сама,
Ведь к сердцу путь лежит через желудок…
О приглашении узнал Аман,
Как сибарит и редкостный гурман
Был рад опробовать любые блюда.
В веселии домой спешил скорей
И предвкушал как славно завтра вмажет…
Лишь вышел из ворот, а там еврей,
Оскомину набивший Мардохей,
Не встал подлец, не поклонился даже.
Аману это – что удар под дых.
Такая наглость доведёт до тика.
Сдержал себя Аман, собрал родных,
Друзей, жену, чтоб вынесли вердикт.
Им рассказал, какой он есть великий,
Как много у него в Москве квартир,
Он у царя на гособеспеченье,
Каменьями расшит его мундир,
Царица лишь его зовёт на пир,
Для них с царём готовит угощенье.
– «Нас ждёт к себе одних к закату дня.
Я государю главная опора.
Но нет в душе покоя для меня,
Покуда Мардохея вижу я
Сидящим у ворот с нахальной мордой».
Чтоб мужу жизнь не портил иудей,
Совет дала жена с друзьями вместе:
Найти берёзу в пятьдесят локтей,
С царём чтоб выпивалось веселей,
Еврея приказать на ней повесить.
Бальзамом на душу легли слова.
Нет человека – нет проблем. Что проще?
Решил Аман, что женщина права,
И ранним утром, но не по дрова,
Послал людей в берёзовую рощу.
Глава 6. Не рой другому яму
В ту ночь не случайно царю не спалось.
Господь его вверг на бессонницы муку.
Слуга царю записей книгу принёс,
Средь прочих там был Мардохея донос
На тех, кто на жизнь царя подняли руку.
Два евнуха царских задумали жесть,
Раз их оскопили ножом перочинным -
Не дом охранять, а в покои залезть,
Тесак прихватить и свершить свою месть,
В несчастье любом оставаясь мужчиной.
Подслушал их трёп Мардохей деловой,
На что посягают два эти уродца -
Есфирь вознамерились сделать вдовой…
Когда не еврей, то совсем не любой
Сдал не состоявшихся народовольцев.
Решил царь отметить поступок такой
Отличием, что не отнимешь обратно.
А тут даже почести нет никакой.
Да это в работе охранки прокол -
Кто ж в будущем станет стучать за бесплатно?
Аман тут по делу пришёл в царский дом
(В недобрую, как оказалось, минуту)
С царём обсудить, что им делать потом,
Как вздёрнут еврея на дереве том,
Что он приготовил ему рано утром.
Царь задал Аману вопрос: "Ты речист,
Ответь – человека в какое убранство
Могу облачить и отличьем почтить,
Чтоб почестью царской его отличить
За то, что им сделано для государства?"
Аман в небесах самомненья витал
И сам на свои же уловки попался.
Он записей книгу дневных не читал,
И то, что другие ему не чета,
Уверен он был – как увидим, напрасно.
Подумал Аман, а кого же ещё
По всем номинациям выделить кроме
Его самого? Кто особый почёт
Царя приобрёл, на успех обречён?
Лишь он, самый лучший во всём царском доме.
– «Так пусть подадут одеянье царя,
И князь, кто из царских всех будет главнее,
Оденет героя в тот царский наряд
И царскую лошадь с ним, как на парад,
На площадь введёт под толпы одобренье».
Сказал царь Аману на это: «Добро,
Тотчас же возьми одеяние, лошадь,
Найди Мардохея у царских ворот,
Всё сделай по слову, не наоборот,
Коня с Мардохеем введи ты на площадь».
В одежду Аман Мардохея облек,
Верхом посадил, лошадь вывел на площадь.
Процессии этой он шёл во главе
И громко кричал: "Вот он тот человек,
Кому Артаксеркс свою выявил почесть".
К воротам царя вновь пошёл Мардохей,
Аман же домой возвратился печальный,
Жене и друзьям о печали своей
Аман рассказал – то, какой для людей
Теперь он властитель и, к чёрту, начальник?
Сказали ему мудрецы: «Господин,
Что из-за еврея упал ты, не странно.
Они кому хочешь добавят седин,
Лишь у иудеев Бог живый один,
А прочие все перед ним истуканы.
Их племя потопит любого, как пить…
Они вездесущи, врагов не прощают…»
И так говорили часов до пяти,
А в дверь уж стучатся на пир торопить
К Есфири… совсем как – На выход с вещами!
Не зря говорят – Не уйдёшь от судьбы!…
И знать бы Аману, что после случится,
Как будет висеть он под крик голытьбы -
Ему бы тогда не повешенным быть,
А впору пойти самому утопиться.
